– Урбан, как вы оказались в горнолыжном спорте?
– Катаюсь с трех лет. Я ведь из Марибора, где женский этап Кубка мира начал проходить почти пятьдесят лет назад. Когда я был маленьким, были хорошие снежные зимы. В шестилетнем возрасте отец отправил меня в горнолыжную школу. Через неделю занятий у нас прошли соревнования, после которых он спросил, хочу ли я продолжать. Сказал: "Да!" С тех пор я стал тренироваться, соревноваться, а потом уже и сам начал тренировать.
– На каком уровне вы выступали?
– Моим лучшим результатом стало 19-е место в слаломе на этапе Кубка мира. Один раз я одержал победу на Кубке Европы. Но потом, когда мне исполнилось 22, решил закончить карьеру и уехать учиться в США. Спорт не приносил мне денег, я по-прежнему жил с родителями, не имея возможности арендовать свое жилье. Однажды мне позвонил знакомый тренер и предложил приехать в Америку. Сказал: "Платим за все". Так я начал изучать "бизнес и администрирование", параллельно выступая за свой университет. Потом еще три года я участвовал в соревнованиях протура как профессиональный горнолыжник. А когда мне исполнилось 28, мой прежний тренер позвонил и спросил, не хочу ли я поехать в Японию.
– Так и началась ваша тренерская карьера?
– Не совсем. Первый опыт у меня был еще в США, я там подрабатывал как тренер на горнолыжных курортах. В Японии я работал с группой ребят в одном из клубов, который известен благодаря своему ученику Кентаро Минагаве – на Олимпиаде в турнире он занял четвертое место. Я приехал накануне Игр в Нагано, тогда в стране случился настоящий горнолыжный бум, проводилось очень большое количество различных соревнований, в развитие спорта вкладывалось немало денег, в том числе и крупными бизнес-корпорациями. Что еще было хорошо для меня – кроме приезжих специалистов там почти никто не говорил по-английски. И у меня оставалось немало времени на то, чтобы читать книги и заниматься самообразованием. В США я ведь изучал не тренерскую специальность, а экономику и бизнес. И во время работы в Японии старался устранить пробелы в теоретических знаниях. Так я проработал два года, а потом получил приглашение в Канаду – для работы с юниорской командой страны. В той сборной было немало сильных ребят, в том числе и Эрик Гэй – на чемпионате мира 2011 года он выиграл скоростной спуск. Потом была Словения, потом снова Канада, снова Словения, а потом уже Россия. Леонид Мельников позвал меня, и я согласился. Кстати, у Мельникова сегодня юбилей, 50 лет, хотел бы воспользоваться случаем и поздравить его!
"Я КРИЧАЛ ПОСЛЕ ЗАЕЗДА КАК СУМАСШЕДШИЙ"
– Что для вас значит российский флаг, который пришит к вашей рабочей футболке?
– На самом деле то же, что и флаг Словении, они ведь так похожи! Одно различие – наличие герба на словенском полотнище. Ну если серьезно, то передо мной вопрос стоит иначе. Когда ты относишься к своей работе профессионально, то тебе не так важно, какой флаг – российский, словенский или канадский. Конечно, со временем ты постепенно изучаешь страну, ее культуру, политическую обстановку. А с новыми знаниями происходит и эмоциональное вовлечение.
– А где сейчас живет ваша семья?
– В Мариборе, как и я сам. Территориально горные лыжи – это в первую очередь Европа. И для всех, кто живет за ее пределами, ситуация примерно одинаковая – и для россиян, и для японцев, и для американцев: большую часть времени с ноября по март они должны проводить именно в Европе. Поэтому переезжать в Россию было совершенно необходимо. Да и сейчас, с развитием современных технологий, достаточно много работы можно делать из дома. И при этом совершенно непринципиально, где этот дом находится. Ты можешь жить на другом конце Москвы и, учитывая московские пробки, добираться до офиса примерно столько же, сколько занимает перелет из Любляны в Шереметьево, то есть два часа 45 минут. Плюс час 15 – доехать до аэропорта. Так что от меня никто не требует, чтобы я постоянно жил в России. Тем более когда сама команда так много времени проводит за границей.
– Ваши дети хорошо катаются на лыжах?
– Сын, ему 14, неплохо, он раньше занимался. Но дочь, которая младше на два года, вставала на лыжи, кажется, всего три-четыре раза.
– Как так получилось?
– Зимой я почти не бываю дома, приезжаю на пять-шесть дней на Рождество. Так что мне просто некогда учить детей. И потом сейчас у нас очень плохие зимы, чаще идет дождь, чем снег. Не лучшая погода для катания. А в марте, когда сезон заканчивается, снег уже сходит.
– Значит, у вас никогда не было желания сделать из своих детей чемпионов?
– Я против того, чтобы смешивать семью и работу. Я ведь не прихожу в офис жены и не сижу там целыми днями. И потом, это будет нечестно по отношению к другим тренерам и спортсменам – брать своих детей с собой. И тем более заниматься с ними, когда твоя основная задача – делать чемпионов из своей команды, а не из своих детей. Когда сын занимался горными лыжами, я только однажды видел, как он соревнуется. К сожалению, так. Но семья относится ко всему с пониманием. Тем более дочь занимается теннисом – это тоже отличный вид спорта.
– А что для вас, как для тренера, значат успехи спортсменов, которых вы тренируете?
– Конечно, для тренеров это очень эмоциональный момент...
– Насколько? Вы когда-нибудь плакали после победы своего спортсмена?
– Только однажды. Я тогда тренировал сборную Словении, и один наш парень (Андрей Шпорн. – Прим. "СЭ") занял второе место в Кицбюэле в 2010-м. До этого ни одному словенцу не удавалось попасть на подиум в скоростном спуске в Кицбюэле. В слаломе – да, но не в спуске. Это, конечно, было удивительно. Когда Александр Хорошилов завоевал свой первый подиум, для меня это тоже был особенный момент. А когда Саша победил в Шладминге... Меня там не было, я уже улетел в США, где вскоре должен был стартовать чемпионат мира, так что эти соревнования я смотрел по телевизору. Но кричал я тогда, конечно, как сумасшедший! И вы знаете, эта победа ведь была важна не только для Хорошилова, но и для всех людей, которые с ним работали. У нас мало кто работает только для того, чтобы заработать денег. Все хотят успеха, видеть результат своих трудов.
"МАЙТАКОВ ПРИШЕЛ И СКАЗАЛ: "СПАСИБО, Я УХОЖУ"
– За счет чего, на ваш взгляд, Хорошилову удалось добиться такого результата уже будучи довольно возрастным спортсменом?
– Еще когда я работал в Словении, то замечал, что Александру удается очень быстро проходить отдельные участки трассы. При том что собрать воедино все сектора он никак не мог и часто просто не попадал во вторую попытку. А потом, когда мы уже начали работать вместе, случился один заезд, который вышел по-настоящему выдающимся. Он стартовал 70-м или 72-м... И квалифицировался. Для слалома – это большая редкость. Когда ты стартуешь под такими номерами, то шансов пройти квалификацию почти нет. Но Саша это сделал и постепенно стал прогрессировать – становился 40-м, 30-м, 20-м. Каждый год он делал шаг вперед и чувствовал себя все более и более комфортно. Он понял, что является полноценной частью Кубка мира, что может соревноваться с такими парнями, как Хиршер, Нойройтером, Лигети. Преодолеть этот барьер для спортсмена на самом деле крайне важно. Когда ты ездишь 30-м, то и близко не испытываешь такого давления, как те, кто занимает самые высокие места.
– Как вы думаете, Саша в его возрасте еще имеет шанс стать не просто хорошим спортсменом, но настоящим лидером Кубка мира?
– Я тоже об этом думал. Считаю, что да. В Словении был похожий случай. Андрей Ерман начал попадать в первую десятку только в 28 лет, тогда же одержал и первую победу. После нее он провел в Кубке мира еще шесть хороших сезонов, периодически заезжая на подиум. Так что у Саши еще есть немало лет в запасе. И надо признать, что в его возрасте есть свои плюсы. Многие совсем молодые ребята, которые оказываются в 21 – 22 года на самой вершине, просто не в состоянии там удержаться. На них сваливается множество испытаний – внимание прессы, деньги, девушки. И они летят вниз. А потом, все осознав, стараются заново забраться на вершину. Я видел подобные случаи очень много раз! А когда ты начинаешь побеждать в тридцать, то вряд ли уже поддашься на все эти искушения. Если ты столько лет провел в этом виде спорта, не получая больших денег, это значит, что ты действительно очень сильно его любишь. Да и вообще, мне кажется, что никто не идет в спорт для того, чтобы заработать денег. Ты приходишь в спорт ребенком и занимаешься им просто потому, что тебе это действительно нравится. И вовсе не думаешь о том, как бы спустя много лет подписать выгодный контракт.
– Победа Хорошилова как-то отразилась на остальной сборной?
– Знаете, я хорошо помню свой первый год работы в России. Тогда самым главным для молодых ребят, с которыми мы ездили на гонки, было просто оказаться впереди всех своих соотечественников. Итоговое место не имело принципиального значения. Чтобы ребята поняли, что борются со всем миром, а не только с другими россиянами, потребовалось время. Помогли изменить отношения и успехи – не только Хорошилова, но и, например, Сергея Майтакова. Он ведь подавал большие надежды и, на мой взгляд, был очень перспективным горнолыжником. Даже выигрывал несколько этапов Кубка Европы – то есть выступал гораздо лучше Хорошилова. Но потом просто ушел.
– Как он объяснил свое решение?
– Не знаю, спросите его. Он просто пришел и сказал: "Я заканчиваю. Спасибо большое, до свидания". Это было в прошлом году, после Олимпиады. Большая потеря для российского горнолыжного спорта. Потому что даже если Сергей решит снова вернуться в сборную, после такого перерыва сделать это будет крайне сложно. Но кроме Майтакова в России есть и другие талантливые ребята. В прошлом году на этапе Кубка мира Павел Трихичев попал в двадцатку. Но чтобы показывать стабильные результаты, ему еще не хватает опыта. Александр Андриенко в прошлом сезоне в Гармише смог пройти во вторую попытку. Это был его шестой старт на этапах Кубка мира. У того же Хорошилова ушло гораздо больше времени на то, чтобы впервые оказаться в топ-30. И, отвечая на ваш вопрос, могу сказать: да, безусловно, нынешние успехи Александра действительно влияют на остальных ребят, помогают им гораздо быстрее прогрессировать. Он настоящий лидер. Остальные видят, как он себя ведет, как он тренируется, как занимается йогой и так далее. Видя перед глазами такой пример, они начинают тренироваться гораздо лучше. Когда я только начинал работать в России, все было совсем не так.