СПОРТИВНАЯ ГИМНАСТИКА
Серебряный призер Олимпийских игр, двукратная чемпионка мира Ксения Афанасьева рассказала "СЭ", почему решила не завершать спортивную карьеру после в Лондона.
Ксения Афанасьева собиралась завершить спортивную карьеру после Игр в Лондоне. Та Олимпиада была для нее уже второй в карьере, и оказалась она намного удачнее, чем пекинские Игры. Вместо "деревянной" медали образца 2008 года из Великобритании Афанасьева привезла командное серебро. Но вопреки ожиданиям с гимнастикой Ксения не завязала и осталась в расположении сборной России. В прошлом году она выступила на чемпионате Европы и Универсиаде, после чего у гимнастки обострились старые травмы. Сейчас она находится в Германии, где проходит реабилитацию после третьей операции на голеностопе.
– Первую операцию мне сделали в прошлом году, сразу после Универсиады, вторую – в декабре. Третья прошла вот уже почти две недели назад. Проблема одна и та же – оторвана связка. Но сначала врачи решили не браться за сложную операцию, говорили: "Вдруг мы обойдемся более легкой?" Но ни после первой, ни после второй серьезных улучшений не было, нормально прыгать я по-прежнему не могла. Поэтому после чемпионата России я обратилась к обеим Валентинам Александровнам (гостренеру сборной Родионенко и вице-президенту ФСГР) с просьбой направить меня на консультацию в Германию. На этот раз мой врач честно признался, что не специализируется на проведении той операции, которая мне все-таки была нужна. И перенаправил меня в другую клинику.
– Вы не могли попросить провести "сложную" операцию сразу?
– Если честно, у меня тогда было много вопросов. Но не на все вопросы я могла получить ответы. Для меня сказать профессору, что я не хочу делать эту операцию, делайте мне другую, то же самое, как если бы ко мне подошли зрители и сказали: "Нам не нравятся такие вольные, делай другие". Поэтому я соглашалась на то, что предлагал врач. Перед второй операцией я все-таки спросила: может быть, сделать сразу сложную. Но врач мне сказал: "Если бы ты была моей дочкой, я бы тебе сначала попробовал сделать все-таки легкую". Но, как видите, не помогло…
– Как прошла третья операция?
– Ее сделали хорошо. В клинике, куда меня направил прежний врач, очень хороший реабилитационный центр, здесь обследуются многие известные футболисты и хоккеисты. И доктор Бухорн, который мне делал третью операцию, специализируется как раз на голеностопах, работает в основном со спортсменами. Он сразу сказал, что надо делать пластику связки.
– И насколько продолжительным может получиться период восстановления?
– Пока я не разговаривала об этом с врачом, но перед операцией он называл намного менее серьезные сроки, нежели другие. Если до этого речь шла о восьми месяцах, то доктор Бухорн сказал, что через три месяца я уже смогу прыгать. Но он это говорил, еще не зная о воспалении кости. Я очень долго прыгала с травмированной ногой, поэтому кость воспалилась, что и выяснилось во время проведения операции. Поэтому-то я и задержалась в клинике. Сейчас делают лимфодренаж, физиотерапию. Надеюсь, что скоро пойду на поправку.
– Вы собираетесь возвращаться в большой спорт после восстановления?
– После первых двух операций я действительно много думала о том, когда наконец смогу вернуться к полноценным тренировкам. Сейчас же, если честно, я больше всего хочу почувствовать себя полноценным человеком, которого не беспокоит постоянная боль в ноге. Хотя прошло уже, получается, два года с тех пор, как я получила травму, и, конечно, за это время я успела привыкнуть к боли.
– Что произошло два года назад?
– Это было во время чемпионата России, который проводили перед Олимпиадой. Я выступала в финале вольных упражнений, делала вторую связку – два темпа, три винта. Неудачно приземлилась с трех винтов – с этого момента и начались проблемы с ногой. Вольные я тогда доделала, видимо, из-за адреналина не чувствовала особо острой боли. Но сделать брусья в тот день уже не смогла – поняла, что элементарно не смогу поставить ногу на жердь.
– Как же вы выступали с такой травмой на Олимпиаде?
– Сейчас я тоже задаю себе этот вопрос! До сих пор не знаю. Помню, что были чуткие боли, помню, как за месяц до Олимпиады мы разговаривали с тренером. Решили тогда, что если не смогу делать вольные, поедем на бревно и прыжок. Ну, или вообще не поедем. Тогда мне делали ударно-волновую терапию, которая притупляла боль. Других вариантов не было. Зато я смогла снова прыгать – через боль, но эта боль была терпимой.
– Почему вы раньше не рассказывали о всей серьезности травмы?
– Я вообще не вижу особого смысла рассказывать о своих проблемах. Мне не хотелось бы прикрывать травмой неудачи на соревнованиях. Также я сомневаюсь, что мое выступление станет лучше от того, что все будут знать о том, как у меня болит нога. Но тренеру я, конечно, жаловалась. Все уши прожужжала! Но я понимаю, что у каждого человека свои проблемы, почему кого-то должны волновать мои? Когда я могла прыгать – прыгала. Когда поняла, что больше не могу и настал пик, подошла и сказала об этом.
– Перед Олимпиадой вы говорили, что этот старт может стать последним в профессиональной карьере. Почему тогда все-таки не ушли из спорта?
– Из-за неудачи на Олимпиаде. Я очень непросто ее переживала, была депрессия всех депрессий. Сначала вообще не хотела возвращаться в зал. Думала, что меня, видимо, не оценивают свыше, что все тренировки, та боль, которую я терплю, напрасны. Но тренеры тогда меня уговаривали хорошенько подумать, не горячиться и не отчаиваться. Я подумала… И решила остаться.
– Не пожалели?
– Нет. Конечно, в те моменты, когда я только прихожу в себя после операций, я, наверное, проклинаю весь профессиональный спорт. Но потом, уже окончательно оклемавшись, чувствую себя значительно лучше. Я понимаю, что спорт – моя жизнь, и после стольких лет работы хочется все-таки уйти на хорошей ноте.
– Серебряная медаль Олимпийских игр оказалась недостаточно хорошей нотой?
– Конечно, это был успех! Но не мой личный.
– Насколько тяжело было возвращаться к тренировкам после Лондона?
– Очень тяжело, в голове постоянно вертелись мысли о бессмысленности этих тренировок. Помню, в квалификации многоборья на чемпионате Европы меня сорвало с брусьев. И тогда у меня случилась настоящая истерика. После соревнований я рыдала на всю трибуну, моя мама и тренеры успокаивали как могли. Это была настоящая трагедия: я тогда очень серьезно готовила многоборье, усердно тренировала свои нелюбимые брусья. И, наверное, если бы не выиграла золото на вольных, точно бы плюнула на все и ушла из гимнастики. Но после награждения, счастливая, пришла к маме. Она спрашивает: "Ну что, заканчиваешь?" "Нет, еще потренируюсь".
– Ваша мама тоже занималась гимнастикой?
– Да, она мастер спорта. Сейчас преподает гимнастику в институте. Кстати, изначально мама как раз была категорически против того, чтобы я стала гимнасткой. Хотела, чтобы я училась и была обычной девочкой. Но к нам в детский сад пришли набирать группу. Тренер, проводивший отбор, маму и уговорил. Продолжили с ней "работать" и мои первые тренеры. Мама говорила так: "Научишься подъемам разгибом – и уйдем". Научилась. Потом пошли разговоры: "Выполнишь первый разряд – уйдем". Затем: "Кандидата выполнишь – и уходим". Я тогда подросла и уже сама начала жаловаться на то, что тяжело и хочу уйти. Теперь уже мои мама с бабушкой подначивали: "Мастера выполнишь – и закончим". Так и дошли до Олимпиады… Правда, после Лондона мама уже молчит, говорит – сама должна решать, можешь или нет. Она очень переживает за мое здоровье. Недавно звонила ей: сижу после капельницы вся опухшая, бледная, показываю ногу. Мама смотрит таким испуганным взглядом, а я спрашиваю: "Ну что, все, больше не хочешь, чтобы я гимнастикой занималась?" Отвечает: "Не хочу". Я и сама понимаю, что здоровье действительно намного важнее. Я для себя решила, что убиваться для того, чтобы покорить мир, не буду. Все-таки я женщина, мне надо рожать детей, а не сидеть в тридцать лет на коляске. Но если я буду чувствовать в себе силы, смогу прыгать и бегать, тогда, конечно, продолжу тренироваться столько, сколько получится.
– Где вы видите себя после завершения спортивной карьеры?
– Я очень хочу стать ветеринаром, очень давно болею этой идеей. Еще думала о том, чтобы заняться психологией. Человек ведь хоть может сказать, какая у него проблема, а собака не признается, где у нее болит. Но, с другой стороны, я в своей-то голове не могу порой разобраться, столько мыслей – и все давят. Не уверена, что готова брать на себя еще и чужие проблемы. А животных я очень люблю, постоянно их завожу, а потом раздаю из-за разъездов и нехватки времени. Недавно вот во дворе потерялась собака. Я ее, конечно, забрала к себе. Развесили объявления, и хозяева нашлись. Мама постоянно ругается, но я не могу ничего с собой поделать. Прохожу мимо зоомагазина, вижу, как звери сидят в этих тухлых маленьких клетках, и становится их ужасно жалко.
– В спорте, получается, вы себя не видите?
– Я не могу сказать, что я очень большой фанат спорта. И быть тренером я никогда не хотела, потому что понимаю, что не готова всю жизнь провести в гимнастике. С другой стороны, на учебу нужны деньги, а если со спортом дальше не сложится, надо будет искать работу. В своей сфере ее найти, конечно, намного проще, но мне бы действительно хотелось попробовать себя где-нибудь еще. А вообще если бы мне удалось достойно завершить карьеру, закончить ветеринарную академию и впоследствии открыть свою клинику, я была бы, наверное, самым счастливым человеком на земле.