Объявив о завершении карьеры в апреле на "Гонке чемпионов", Евгений Устюгов на некоторое время сознательно ушел в тень, ограничившись несколькими появлениями на ТВ вместе с партнерами по олимпийской эстафетной четверке. Приехав в конце мая в Москву за очередной наградой от спортивного общества "Динамо", двукратный олимпийский чемпион в эксклюзивном интервью "СЭ" рассказал о планах на будущее, цене мужского слова, капитанской ответственности и радостях обычной жизни.
– Почти два месяца, как вы объявили о завершении карьеры. Как вам на "гражданке"?
– За последние годы, которые были полностью посвящены тренировкам, скопилось очень много дел, до которых раньше просто руки не доходили. Когда оказывался дома в промежутках между сборами, времени хватало только на семью. Правда, за последние полтора месяца успел сделать, наверно, только процентов 50. На самом деле, я до сих пор живу в прежнем ритме – никак не могу привыкнуть, что уже никуда не надо бежать. Остается ощущение, будто все еще куда-то опаздываю, что надо быстрее-быстрее.
– С работой на будущее определились?
– Пока я в творческом отпуске. Рассматриваю разные предложения, ищу наиболее интересное. Соглашаться на работу, чтобы через месяц уйти, подведя пригласивших тебя людей – не в моем характере. Я привык отдаваться делу полностью.
– Есть понимание, чем хотите заниматься, а чем – категорически нет?
– Я большую часть жизни провел в спорте, так что политика или экономика – не для меня. Не потому, что не смогу. Как раз с цифрами у меня очень хорошо. Но резко перестраиваться с одного на другое – не очень правильно. Поэтому все варианты так или иначе связаны со спортом.
– А если позовут в тренеры?
– Есть хорошее выражение: никогда не говори никогда. Но тем не менее я скажу: быть тренером не хочу. Неблагодарная это работа. К тому же, не могу смотреть на то, как человек заставляет себя, когда ему тяжело. Это очень больно. Тем более, если речь идет о детях.
– Сколько времени отводите себе на творческий отпуск?
– На самом деле, как пойдет. Если какой-то вариант понравится по всем параметрам, могу выйти на работу хоть завтра.
***
– Антон Шипулин на "Гонке чемпионов" пошутил, что вот пройдет месяц-другой, Устюгов соскучится по спорту – и тогда мы уговорим его вернуться. Такие попытки уже были?
– Нет. Естественно, я со всеми на связи, в курсе всех событий. Можно сказать, до сих пор выполняю функции капитана, поскольку чувствую ответственность за ребят. А что касается возвращения – я принял решение и не в моих привычках его менять. Если мужчина что-то сказал, то должен держать слово.
– Ни разу за эти месяцы не засомневались?
– Нет! Честно говорю. Настолько сильно устал. За эти три года было потрачено очень много энергии, которую теперь нужно восполнить, прежде чем начать новую жизнь. Я приезжаю домой и готов ложиться спать полдесятого – организм требует сна и восстановления. На данный момент не хочу делать вообще ничего, связанного со спортом. Недавно в Ачинске провел зарядку для публики – так у меня до сих пор все мышцы болят. К силовым нагрузкам я сейчас не готов. Хотя в общем "физику" держу на уровне, иногда бегаю с собакой кроссы.
– По окончании сезона сколько спали? Сутки? Двое?
– Есть такой анекдот: "Сын родился – и теперь мы даже в туалет ходим, когда император прикажет". Так и у нас – во сколько просыпаются дочки, в первую очередь младшая, во столько и встаем. Ни о каком "выспаться" речь, естественно, не идет.
– Со старшей дочерью происходило так же? Ведь тогда папа был действующим спортсменом.
– Она в этом плане молодец. Если я приезжал между сборами и чувствовал себя тяжело, супруга говорила: все, с трех до пяти папа спит. Дочка понимала и не трогала меня. Но как только наступало пять часов, открывалась дверь, она вбегала и начинала меня тормошить. На самом деле, не все так сложно. Мы с супругой даем друг другу отдохнуть, если требуется. Первое время, например, старшая дочка не ходила в садик и везде ездила со мной. Это хорошая семейная жизнь. От этих хлопот устаешь, но они приятные.
– Парни могут позвонить вам посоветоваться, как звонили, например, Ивану Черезову?
– Конечно, могут. И звонят. Но фамилии называть не буду (смеется). Что касается советов, у нас, слава богу, все люди взрослые. Да и вопросы по поводу тренировок должны в первую очередь адресоваться тренерам.
– У вас самого в начале карьеры в национальной команде был такой человек?
– Авторитетами для меня были Дима Ярошенко и, естественно, Иван Черезов. Отношения со всеми были хорошие, но именно они, почему-то, проявляли ко мне наибольшее участие.
***
– Когда вам пришлось принять на себя неформальное капитанство в сборной?
– После того, как от команды временно отошли три наших ветерана – Чудов, Максимов и Черезов. Получилось, что я остался за старшего. Других вариантов, кроме как брать ответственность на себя, не было. Хотя официально капитана теперь не выбирают, кто-то все равно должен отвечать за команду. Иначе будет полная демократия, беспорядок и бардак.
– За то, чтобы завоевать авторитет, пришлось побиться?
– По этому поводу лучше парней спросить. Я не считал себя лидером команды или кем-то в этом духе. Но раз они мне доверяли, значит, я делал все правильно. Это приятно. Не скажу, что это было сплошным удовольствием, но и в тягость мне эта ответственность не была. Шла нормальная работа. И все, что мог, я на этом поприще делал.
– Сложно было находиться между трех огней: командой, тренерским штабом и руководством СБР?
– Местами да. Приходилось порой и голос повышать. Ситуации были разные, особенно в период притирки с тренерами. Но у нас был еще один проводник – наш доктор Александр Чилюмов, царство ему небесное и большое спасибо. Мы могли смело говорить ему, что думаем о тренерах, он приходил к ним – и передавал это все, но, естественно, в более мягкой форме. От них, соответственно, получал ведро разных слов про нас и возвращался обратно. Столкновения лбами удавалось избежать. Не подумайте, что такое происходило каждый день. Но дискуссии – это нормально. На следующий день все снова выходили на тренировку друзьями.
– Когда было сложнее всего? В олимпийский год?
– Нет. Мы каждый год тренировались с полной отдачей. Но в олимпийском сезоне стали ко всему подходить еще более осознанно. Так что в команде было даже спокойнее, чем за некоторое время до этого. Возможно, потому, что долгое ожидание Олимпиады практически подошло к концу – и можно было просто спокойно выполнять свою работу.
– На самой Олимпиаде, которая, особенно по началу, складывалась непросто, капитанские обязанности отняли много сил? Даже Михаил Прохоров признается, что ему до сих пор снится габарит Шипулина, лишивший его медали в спринте.
– Были сложные моменты. Что же касается Антохи, то он стойкий. Не лукавлю – за время Олимпиады он превратился из молодого парня в мужика, настоящего атлета. И тот габарит очень сильно на это повлиял. Я знаю Антона очень давно. Пусть не обижается, но, если честно, раньше он иногда казался большим ребенком. У которого всегда все получалось. Так, по крайней мере, виделось большинству со стороны. На самом же деле он вкладывал много сил, но об этом знали только его близкие и те, кто тренировался рядом. После олимпийской эстафеты я реально взглянул на Антона по-новому. И горд, что с ним знаком.
***
– На ваш взгляд, действительно стоит вернуть в сборной должность главного тренера?
– Откровенно говоря, я не вижу большой разницы: есть она или нет. Ответственность в любом случае несет старший тренер: он пишет планы, дает задания. Логично, что он же должен за это отвечать.
– Объявив о завершении карьеры, вы взяли информационную паузу. Хотя, казалось бы, это самый подходящий момент для интервью. Хотели собраться с мыслями?
– Нет. Дело в том, что вскоре после "Гонки чемпионов" я улетел на отдых, и все телефоны были выключены. Единственный работавший номер знали только родные. Наверное, вы правы – после стольких лет хотелось отдохнуть от всего. Я вообще не сторонник больших интервью и громких высказываний. Можно сказать, закрытый человек. А в тот момент, как никогда, хотелось морального спокойствия.
– Как действующий спортсмен и тем более капитан, вы, по понятным причинам, были вынуждены быть сдержанным в своих комментариях. После завершения карьеры не возникло желания, например, кому-либо ответить на критику?
– Нет. Я не любитель выносить сор из избы. Все, что было – это наше личное, командное, не для публики. Не говорю, что у нас в жизни были сплошные радости. Но зачем людям об этом знать? Большинство ведь начнет додумывать. Если у кого-то есть желание высказываться – пусть. У меня его нет. Я доволен годами, проведенными в спорте, и даже если была бы возможность что-то поменять – не стал бы.
– Но хоть раз желание поспорить возникало?
– Пару раз были такие моменты. Но я сдерживался. Моя принципиальная позиция с детства, спасибо маме за воспитание: нужно быть выше этого. Говорить можно что угодно. Особенно в интернете и сидя на диване. Но ценят человека за поступки, а не за слова. Я убежден, что человек, который понимает, что такое спорт и что такое проигрыш, определенных вещей никогда не напишет.
– А как же Александр Тихонов, от которого вам тоже не раз доставалось?
– Александр Иванович резко высказывается по всем спортсменам. Я не обращаю внимания. Если же брать последнее – как можно было предпочесть семью спорту – скажу просто: это две разные вещи. Так что снова не стал ему ничего отвечать.
***
– Много говорили о том, что после золота Ванкувера-2010 вам было сложно найти мотивацию. В этом была доля истины?
– Нет. Если вернуться назад, за эти годы ни разу не возникла мысль все бросить. После Ванкувера у меня было некое подобие творческого отпуска, но по объективной причине: супруга ждала первого ребенка, нужно было создать условия для семьи. Тогда я действительно начал тренироваться чуть позже. Были и моменты, связанные с физиологией. Но ни разу за эти четыре года я не сказал себе, что не хочу больше побеждать. Совсем наоборот. Когда видел кадры своей победы в Ванкувере, сразу просыпалось желание поскорее начать новый сезон.
– Представьте ситуацию: вам все же звонят с уговорами вернуться, к примеру, через год…
– Без вариантов. В нашем виде спорта, пропустив так много, на прежний уровень уже не вернешься. Лет в 20-22 еще может быть. Но уйти в 28, а в 30 вернуться – точно не выйдет.
– Сразу приходит на ум ситуация Ивана Черезова, пропустившего год после травмы и не отобравшегося в итоге на Игры в Сочи.
– Да. В его случае все усугубило то, что предсезонную работу Иван сделал полностью – а соревновательную, во время которой ты должен реализовывать наработанное и набирать скорость – уже не смог. Вместо того, чтобы соревноваться, ему пришлось несколько месяцев лежать. Руками и верхней частью тела он наверняка какие-то упражнения делал, но это все равно не то.
– Есть мнение, что в том, чтобы завершить карьеру рано, есть свой плюс: так проще преуспеть в новой жизни. Для вас это аргумент?
– (После паузы.) Если честно, не представляю, как уходить из спорта, например, в 35. Чем потом заниматься? Куда идти со всем своим багажом?
– А ведь уходят и в 40.
– Тем более в 40! А так у меня есть эти шесть уловных лет, чтобы чего-то добиться. А ностальгировать буду лет в 60-70, с детьми и внуками. Хорошо, что сейчас и у нас после окончания карьеры спортсменов не бросают на произвол судьбы. Раньше было как: хорошо завершил – в политику. Плохо – вообще никому не нужен. Теперь иначе. Молодые специалисты стали востребованы. Многие ребята моего поколения, например, работают тренерами в регионах. Здорово, что мы к этому пришли.