Не люблю задавать вопросы на пресс-конференциях, особенно после боев: обстановка не располагает к откровенности. Не стал ничего спрашивать и Владимира Кличко сразу после победы над Александром Поветкиным. Вместо этого мы на днях встретились в крайне неформальной обстановке – в прекрасном киевском ресторане, и весь разговор прошел за то недолгое время, пока несли наши блюда. Но сказано было на удивление много.
Александр БЕЛЕНЬКИЙ
– На боксерских форумах чуть ли не все твои (мы знакомы больше десяти лет и давно перешли на "ты". – Прим. А.Б.) поклонники и противники в равной степени задаются одним вопросом: почему в Москве ты так мало бил правой рукой?
– В некоторых боях не так просто бывает сразу выкинуть свой "стальной молоток". В качестве примера приведу свой второй поединок против Брюстера. Почему-то он очень хорошо видел мою правую руку и все, что я ею делаю. С этим ничего не поделаешь: некоторые просто видят твою правую руку. Брюстер блокировал все удары, которые я ею наносил. Но он совершенно не видел мой джеб. Я тогда еще в первом раунде сломал левую руку. Тем не менее мне пришлось работать почти исключительно ею. И в конце концов именно своим джебом, и только джебом я заставил его отказаться от продолжения боя.
– А как было с Поветкиным?
– В бою с ним правая рука была эффективна, но не настолько, как левая. Потому я использовал прежде всего левый джеб и левый боковой. Поветкин сокращал дистанцию, уходил вниз и упирался в меня головой, которая уходила чуть ли не на уровень пояса. В таком положении у меня не было возможности разогнать правую руку. При этом Поветкин, находясь в таком положении, мог бить под любыми углами, а у меня зона для атаки оставалась никакая. Он держал голову столь низко, что там ничего, кроме апперкотов, нанести было нельзя.
Вообще, во время поединка было много разных вещей. Тут вот Михаил Задорнов выразился, что я в этом бою как пальто на вешалку вешал. Но для того, чтобы повесить пальто на вешалку, нужна вешалка. Если ее нет – пальто упадет. С другой стороны, если есть вешалка, то на ней должно висеть хотя бы то же самое пальто. Это из той же серии, что для того, чтобы танцевать танго, нужны двое. Исходя из того, что делал Поветкин, по-другому действовать в этом бою было просто нельзя. И клинчи – это, кстати, тоже часть бокса.
Что касается работы рефери, то ее можно трактовать по-разному. Со своей стороны, я тоже могу выдвинуть претензии. Например, что он позволял моему сопернику наносить удары после команды "стоп". Кроме того, заходить головой так низко, как делал Поветкин, – это тоже против правил. Нырять, как он делал в бою с Хуком, тоже нельзя.
Но с моей стороны никаких претензий нет. В любом реальном поединке все складывается не так, как должно было быть в идеале. И каждый боксер в такой ситуации пользуется тем, что ему дано от природы, – габаритами, например. В бою ты вообще должен быть осторожен каждую секунду и быть готовым к чему угодно. Как там говорит рефери перед боем? Be careful all the time. Или Protect yourself at all times. В бою только ты сам можешь о себе позаботиться. Вот это и надо делать. Надо быть готовым ко всему, что может произойти в ринге.
***
– На тебя как-нибудь действовали крики в зале? Ты их вообще слышал?
– Абсолютно никак не действовали. Я слышал, что происходило в углу Александра, голос его тренера слышал. Мешало это мне? Нет, наоборот, я их слушал, так как это подсказывало мне, к чему быть готовым.
– А какие-то оскорбления, которые доносились из зала, на тебя действовали?
– Нет, когда я нахожусь в ринге, я абсолютно хладнокровен.
– Ты и за пределами ринга всегда хладнокровен.
– Это выработанная годами привычка. В ринге ведь нужно знать не только то, что нужно делать. Еще важнее знать, чего не надо делать. Вот и на оскорбления реагировать не надо.
В этом плане, кстати, бывают ситуации куда хуже. Ты можешь себе представить, какое у меня было желание влепить этому подонку Чисоре, который плюнул мне в лицо и дал оплеуху моему брату за день до того на взвешивании? Стоило неимоверных сил ему не ответить. Но я понимал, что это не мой вечер. За мной стоял мой брат, и это был его бой. А этот подлый тип хотел только одного: чтобы его дисквалифицировали и он избежал этого поединка.
Мне было невероятно тяжело ему не ответить. Мое эго было, скажем так, помято. Тут все сложно. С одной стороны, мне жаль, что я поборол свое желание ему ответить. С другой, рад тому, что в той экстремальной ситуации справился со своими эмоциями. Но по-любому то, что я сдержался, стоило мне колоссального куска моего эмоционального здоровья.
– А что ты можешь сказать о Поветкине как о сопернике? То, что он настоящий герой, – это понятно и не обсуждается. А вот в техническом плане? Ты тут недавно говорил, я слышал, что он далеко не так прост, как многие думают.
– Я наблюдал за поединками Поветкина, еще когда он был любителем. По большому счету его стиль не изменился и тогда, когда он перешел в профессионалы. Все ребята, у кого была хорошая любительская карьера (а какой еще может быть любительская карьера у олимпийского чемпиона?), очень подкованные в техническом плане. И к Поветкину это относится в первую очередь.
Он очень активен, постоянно идет вперед. Знает, как войти в ближнюю дистанцию. Сокращает ее мгновенно. Голова тут же уходит в сторону. Он показал это еще в бою с Вавжиком. Поэтому я знал, что моя задача – контролировать его голову, потому что его голова – это его баланс.
Вот он пропускает или не пропускает джеб, мгновенно заходит поближе – тут же смещает голову и уже готов наносить мощные удары. Его голову надо было зафиксировать, чтобы она не уходила ни влево, ни вправо. Когда он был любителем, у него были соперники такого же роста, как я. И в кикбоксинге тоже были, и он всегда так работал. Я видел много его боев, в том числе и в "ютьюбе".
Он очень духовитый, смелый парень, и в его работе есть постоянство. Можно случайно выиграть один бой, ну два, а он выигрывал все эти годы. Такого случайно не бывает. Значит, это закономерность. Значит, он очень хороший боксер и заслуживает большого уважения.
Как он там про меня сказал? Что я не пирожок с маком? Ровно то же самое я могу сказать и про него. Он тоже не пирожок с маком, то есть человек, которого можно было прийти и нокаутировать. Я был абсолютно уверен, что после всех пропущенных ударов, раунду к седьмому-восьмому, он устанет. Так обычно и бывает: нахватают джебов, устанут, потеряют бдительность, и становится гораздо легче нанести им точный мощный удар.
Поветкин же после восьми раундов сохранил и силы, и агрессивность. После пропущенных ударов он быстро восстанавливался, бежал на меня и сам выбрасывал удары. И так до самого конца. Мне нужно было следить за ним, чтобы не пропустить ни одного удара, настоящего удара, и я не пропустил. У меня фингал под глазом, но это не от удара. То ли он локтем меня задел, то ли предплечьем, то ли головой, то ли еще что-то было. Надо будет пересмотреть запись и понять, как это получилось. Там куча ударов пролетела буквально в миллиметрах от меня. Их надо было увидеть и уйти от них.
***
– Давай теперь немного поговорим "за жизнь". Победа над Поветкиным – это еще одна вершина в твоей карьере. Сколько их еще будет? Может быть, и не одна, но все мы не становимся моложе... Вот ты не боишься в один прекрасный день оказаться без бокса? Ведь когда-то это все закончится.
– Я занимаюсь боксом с 14 лет. И наверняка сам еще не понимаю, насколько для меня жизнь без бокса будет сложной. А с другой стороны (причем к этой мысли я пришел уже давно), когда закончу, я в бокс возвращаться не буду. И особо скучать по нему тоже не буду.
Может быть, я ошибаюсь и пока не отдаю себе отчета в том, что сейчас говорю. Может быть, надо сначала потерять, чтобы понять, что ты потерял и как это для тебя важно. Конечно, все эмоции, которые переживаешь перед выходом на ринг и вообще в боксе, – их трудно заменить. Это и ощущение от хорошо выполненной работы. И радость от успеха, наконец. И даже огорчение от того, что ты понимаешь: что-то мог сделать лучше. Это все то, что дает бокс, и это очень интересно.
Ты понимаешь, что отказаться от всего этого будет очень сложно, что после этого для тебя откроется совсем другой мир. Но я буду рад открыть этот другой мир для себя. Меня всегда привлекало что-то новое. И я понимаю, что поначалу не буду добиваться в этом новом мире таких уж больших успехов. Мне будет трудно начинать новый путь, чем бы я ни занялся. Это будет очень сложный путь. Но я отдаю себе отчет в этом, а значит, я к этому готов.
– Оскар Де Ла Хойя еще далеко не стар, богатство свое, после того как закончил карьеру, только приумножил. Вроде бы все в порядке, а человек спивается, "снюхивается", "скалывается", скуривается или что он там еще делает? Или был такой Джин Тани, чемпион мира в тяжелом весе 1926-1928 годов, победитель Джека Дэмпси. Был поклонником здорового образа жизни. Ушел из бокса миллионером, удачно женился, богатства свои еще приумножил… И стал спиваться. Не сомневаюсь, что ты не будешь спиваться, но тебе не станет просто скучно без бокса?
– Подозреваю, что может стать скучно. Но не сомневаюсь и в том, что найду способ сделать жизнь интересной, что найду что-то. Вот Виталий нашел себя в политике. Он теперь будет ею заниматься до гробовой доски. С этого крюка он уже никуда не спрыгнет. Ему там адреналина хватает, наверное, его там даже побольше, чем в спорте. Нужно быть бдительным, дисциплинированным, гибким. Мне тоже надо будет найти себе что-то столь же интересное, и я надеюсь, что это найду и что меня не ждет разочарование.
***
– Лет десять назад вот так же, в ресторане, я брал у тебя интервью. Это было вскоре после твоего боя с Корри Сандерсом. После поражения все всегда ищут виноватых: тренер виноват, жена накрутила, ну что угодно, а ты оказался единственным на моей памяти, кто во всем винил только себя. Говорил, что зарвался, и нежных слов для себя не подбирал. Помню, сказал, что упал ниже плинтуса. А ведь после этого было еще поражение в бою с Брюстером. Тем не менее после таких ударов судьбы и соперников ты восстановился и над тем самым плинтусом поднялся очень высоко. Как тебе это удалось?
– Этот вопрос всегда для меня актуален. 2003-й и 2004-й – это была та еще полоса в моей жизни. Я знаю, почему тогда проиграл Сандерсу. Я к тому времени наелся этих поединков выше крыши. Не мог не драться, потому что у меня был контракт, был промоутер, но я помню, как сегодня: шел в ринг и думал об отпуске. Думал: сейчас уложу его в первом раунде – и отдыхать.
То есть поединок был проигран еще до того, как я зашел в ринг. А с таким взрывным бойцом, как Корри Сандерс, это было смерти подобно: я тогда просто в ножницы влетел. А потом был еще и Брюстер. В течение одного года я проиграл два боя. Меня это просто растоптало.
Меня все критиковали. На мне все поставили крест. В меня брат перестал верить – это уже было после боя с Уильямсоном. Но я-то знал, что тот, кто проиграл Сандерсу и Брюстеру, – не я, не настоящий я. То, что произошло, – отчасти случайность, отчасти закономерность, но я знал, что способен быть совершенно другим, способен на гораздо большее.
Я тогда уволил всю свою команду. Все изменил. Это было очень тяжело, но я благодарен этим двум проигрышам. С их помощью я стал тем, кто я есть сегодня. Я лучше узнал себя. Я стал сильнее. Перед каждым боем обязательно пересматриваю два этих поединка – с Сандерсом и с Брюстером. Это меня мотивирует. А тогда это был ад, и это для меня всегда как вчера.
У меня не было ни контракта, ничего. Я все потерял. Кругом слышал, что мне надо заканчивать с боксом. Меня топтали все кому не лень. Бой с Брюстером комментировали Лэрри Мерчент, Рой Джонс и, кажется, даже Формен. Найди в "ютьюбе" и послушай, что они говорили. Что подбородок Леннокса Льюиса по сравнению с подбородком Кличко – это гранит. Что теперь ясно: у такого боксера, как Кличко, нет никаких шансов в тяжелом весе. У него нет ни характера, ни подбородка. Точнее, есть, но стеклянный. Удар был да сплыл. Короче, он уже никакой. Бывает любопытно послушать, что они говорят обо мне сейчас. А тогда я был один, и я понимал, что если, как Мюнхгаузен, сам себя из этого дерьма не вытащу – никто этого не сделает.
Это было очень тяжело, но одновременно все эти комментарии были для меня как соль и перец в супе. Мне это было нужно. Они мотивировали и придавали вкус моей работе и моей жизни. Как-то парень из американского журнала "Ринг" брал у меня интервью и сказал, что он был одним из тех, кто в меня не верил, а я ему ответил: "Я тебе благодарен за это".
Неверие в меня придавало мне силы. Если бы у меня не было тех поражений, я очень многого не узнал бы о жизни и о себе, не знал бы жизнь с одной из ее самых неприятных сторон, и у меня не было бы того характера, который у меня есть сегодня. То, что я имею сейчас, – это payback за то время. (Владимир как человек, свободно говорящий на нескольких языках, выбрал самое точное слово в них во всех. Payback – это расплата в положительном смысле, то есть что-то вроде "отплаты", воздаяние, нечто заработанное раньше, что пришло к тебе потом. – Прим. А.Б.)
Я тогда вывел формулу: путь на вершину очень долгий и сложный, путь с вершины – это один шаг. Ты вспомнил, как я сказал тогда, что оказался ниже плинтуса. Так вот это чувство плинтуса я не теряю никогда. Помню ощущение от того, как этот плинтус упирается мне в лицо. Даже то, как я оказался под ним. Этот привкус во рту остался у меня до сегодняшнего дня. Я помню запах этого плинтуса, и это останется со мной навсегда. Можно назвать это чувством плинтуса.
Знаю, что этот плинтус может в любой момент оказаться под носом у абсолютно любого человека, как бы успешен и удачлив он ни был. И он всегда может снова оказаться под носом у меня. Но чем лучше человек об этом помнит, тем меньше шансов, что с ним это произойдет.
Киев – Москва