Анатолий Карпов: «В СИЗО к Каспарову милиция меня не пустила»

Telegram Дзен
Откровенное интервью обозревателю "СЭ" дал легендарный советский и российский шахматист, 12-й чемпион мира.

Игорь РАБИНЕР

Мы беседовали в депутатском кабинете Анатолия Карпова в Госдуме, где он работает в комитете по международным делам. Дело было после блиц-турнира на Кубок ГК "Регион", который патронировал великий шахматист. Когда разговор закончился, подошли к огромной карте Тюменской области, которую он в Думе представляет.

"Скоро организуем по интернету шахматный матч между малолетними преступниками из Тюменской области и Швейцарии", – поразил Карпов, показывая на карте, трудные подростки из каких городов будут в нем участвовать. Я попытался представить. Воображение подводило. Но что только не под силу человеку, с которым когда-то считали за честь пообщаться советские – и не только – вожди. Не думаю, например, что в каком-то другом уголке России можно найти больше тех 250 школ из Тюменской области, где благодаря Карпову шахматы преподают как обязательную или дополнительную дисциплину.

Человеком он оказался очень общительным, доброжелательным и совершенно не заносчивым. Ну а об остроте его памяти и говорить излишне. Несмотря на то, что каждые несколько минут его отвлекали каким-нибудь важным звонком, Карпов неизменно возвращался к тому месту в разговоре, на котором остановились, и продолжал свой увлекательный рассказ. В итоге проговорили два часа – и я все равно чувствовал, что этого разговора изрядно не "доел". Несмотря даже на то, что искренне признался своему собеседнику: в 80-е, будучи типичным подростком бунтарского типа, в их великом противостоянии с Гарри Каспаровым болел за последнего...

Гарри КАСПАРОВ. Фото Алексей ИВАНОВ, "СЭ"

В КАМЕРУ КАСПАРОВА НАМ НАДО БЫЛО ПОСТАВИТЬ ДОСКУ С ЧАСАМИ

– На меня большое впечатление произвела история, как вы в середине 2000-х пришли в СИЗО к Каспарову, куда его посадили на пять суток за организацию "Марша несогласных". Что заставило вас это сделать, и как милиция могла вас, Карпова, туда не пустить? – спрашиваю Карпова.

– Не пустили, потому что на время моего прихода Москва осталась без милицейских генералов. Наказание Каспарова мне казалось чрезмерно жестким. Я шел убедиться, что у Каспарова там хотя бы по условиям все нормально.

– Он был удивлен?

– Да. Но узнал об этом я уже после, поскольку меня к нему не пустили. Просто глупость! Надо было, наоборот, запустить – да еще и доску с часами поставить. Представляете, шахматная встреча двух чемпионов мира в камере? Это на телеэкранах всего мира показали бы!

Мы пришли туда с Владимиром Рыжковым, он тогда был действующим депутатом, а я – нет. Его тоже не пустили в камеру к Каспарову, но позволили зайти, по крайней мере, в административное здание на Петровке. А мне сказали: "Депутата мы не пропустить не можем, а вы, извините, не имеете права". Хотя смешно – я в этом здании если не сотни, то десятки раз бывал. В мое время там почти в каждом кабинете имелись и шахматы, и часы. А тут совершенно неожиданно – такие препоны.

Дальше ко мне вышел какой-то полковник. Сказал, что обеспечить встречу не в его полномочиях, и будут решать. Минут через 20 - 25 он же выходит вместе с Рыжковым: "Пытались связаться с руководством, но не смогли". Поэтому и говорю, что по крайней мере на 20 минут Москва осталась без генералов. Он сжалился: "Что вам здесь стоять? Пройдите в комнату ожидания". Мы с Рыжковым прошли. Там была Клара Шагеновна, мама Каспарова. Немного с ней пообщались...

– После чего, как сказал Каспаров в интервью, он "сильно смягчил все оценки в книге, которую тогда писал".

– Буквально через 10 - 15 минут пришел тот же самый полковник и сказал: "Знаете, не удается найти начальство. Если хотите – ожидайте еще". Но я понял, что даже если просижу там до вечера, то генералов в Москве все еще не будет. И решил не лишать столицу милицейского генералитета (смеется).

– Вы же и на "Эхо Москвы" с Каспаровым спустя несколько дней вместе пошли. Был у вас с ним откровенный разговор?

– А мы и до этого общались, и достаточно много. Играли же за одну команду на шахматной Олимпиаде. Какого-то одного разговора не было, но контакта было достаточно.

– Когда в США приезжаете – с Каспаровым, который теперь там живет, не видитесь?

– Я был у него в апартаментах в Нью-Йорке, они замечательные. Сейчас в Америке бываю мало, у меня больше дел в европейском офисе ООН. Встречаемся редко, потому что и он, и я на шахматные мероприятия выезжаем нечасто. Последний раз виделись в Норвегии на шахматной Олимпиаде (2014 года. – Прим. "СЭ").

– Вам жалко с творческой точки зрения, что он ушел из шахмат в политику?

– Вообще, он рано оставил шахматы. Хотя недавно сыграл в одном турнире – и неплохо, даже хорошо. Но у Каспарова такой энергетический стиль, что, видимо, он понял, что ему уже не хватает энергии играть в шахматы на высшем уровне. А уровень ниже его не устраивал. Поэтому он шахматы и покинул.

Последний чемпионат России, который Гарри при большом везении выиграл (в 2004 году. – Прим. "СЭ"), потребовал у него массу сил. По крайней мере, борьба была очень острая, и помню, что Цешковский ему проиграл в совершенно выигранной позиции. Так что его выбор, может, оказался и вынужденным.

Хуан Антонио САМАРНЧ. Фото "СЭ"

ПРИ САМАРАНЧЕ УЖЕ ПОЧТИ ДОГОВОРИЛИСЬ О ШАХМАТАХ НА ЗИМНЕЙ ОЛИМПИАДЕ

– Давно заметил, что непримиримые соперники с годами начинают друг к другу тянуться – быть может, осознав величие соперничества. Так в футболе произошло между Константином Бесковым и Валерием Лобановским. Возникло ли у вас с Каспаровым такое ощущение, и с ним ли связано потепление в отношениях?

– У нас и в самые тяжелые времена было понимание общих задач. Иначе мы бы не играли в одной команде на шахматной Олимпиаде. Мы могли преодолеть или на время отставить наше противостояние борьбы за шахматную корону и вместе добиваться командного успеха.

А в последнее время – причем даже до того, как я пытался посетить его в СИЗО, – у нас было и остается одинаковое понимание того, что в шахматах делать можно, а что – нельзя. Вообще, это мы виноваты в том, что в шахматном мире возникла такая ситуация. Потому что чемпионы мира всегда были гарантами качества. И били по рукам всех, кто пытался влезть в профессиональные шахматы и нарушить систему проведения мировых первенств. Испокон веков чемпионы мира занимали такие позиции!

Чемпионы мира не узурпировали власть, чтобы переделывать какие-то правила в свою пользу. Особняком стояло противостояние Алехина с Капабланкой. Капабланка ставил серьезные финансовые барьеры к матчу, но Алехин их преодолел и стал чемпионом мира. После чего выставил Капабланке такие же барьеры, и матч-реванш не состоялся.

По инициативе Ботвинника, когда он стал чемпионом мира, система была выстроена четко и ясно. Мы стояли на ее страже, развивали и улучшали. К нашему матчу с Корчным в 1978 году свод правил к матчу на первенство мира едва умещался в сто страниц. Там было прописано все – обязательства участников, организаторов, условия. А затем из-за моего противостояния с Каспаровым сначала Кампоманес (бывший президент ФИДЕ. – Прим. "СЭ") влез с изменениями, правда, финансово-косметическими. А потом Илюмжинов влез уже по полной программе. Только из-за того, что, во-первых, у нас просто не было времени этим заняться. Да и воспользовались нашими разногласиями, отсутствием единой позиции. Потом уже она появилась. Сейчас у нас с Каспаровым одинаковое понимание. В шахматах, конечно. В остальном-то мы абсолютно различные.

– И в чем ваше одинаковое понимание ситуации в шахматах состоит?

– Мы понимаем, что случайные чемпионы никому не нужны. Если относительно слабенький человек прорывается к титулу чемпиона мира, то урон наносится всему шахматному движению. Потому что на неизвестные имена невозможно найти деньги и спонсоров.

Не хочу сказать, что Рустам Касымджанов (чемпион мира по версии ФИДЕ 2004 года. – Прим. "СЭ") – совсем плохой шахматист. Но он не должен был, став чемпионом мира, позволять себе залезть в открытый турнир в Германии и оказаться на 45-м месте. Не уверен в себе – не выходи на старт. И какие деньги можно собрать на матч Касымджанова со следующим претендентом, если ты – 45-й в мире?

– Вхождение шахмат в программу зимней Олимпиады все еще возможно?

– При Хуане Антонио Самаранче это уже было почти гарантировано. И если бы Илюмжинов поторопился, мы бы, наверное, успели. Зимние Игры не перенасыщены так, как летние, в которых сейчас, насколько знаю, участвует 6 с лишним тысяч спортсменов. В зимних – чуть более тысячи, туда легко вписаться.

Но при Жаке Рогге эта идея была убита. Если бы не Россия, Рогге никогда не стал бы президентом МОК – но, став им, не выполнил и половины обещаний, которые нашей стране давал. Рогге, считаю, многое сделал против российского спорта. При Томасе Бахе ситуация получше, но шансов все равно намного меньше, чем было при Самаранче.

Сергей КАРЯКИН и Магнус КАРЛСЕН. Фото AFP

СЧИТАЛ, ЧТО КАРЯКИН УЖЕ ВЫИГРЫВАЕТ МАТЧ У КАРЛСЕНА

– Почему вокруг матча Карлсен – Карякин был ажиотаж, не сопоставимый ни с чем как раз с ваших с Каспаровым времен?

– Он больше обычного был у нас, потому что мы соскучились. Потому что давно не участвовали в матчах за корону, даже когда они проводились в России. А когда Крамник играл с Анандом, как раз пошел спад интереса из-за реформирования системы чемпионатов мира. С середины 90-х годов ФИДЕ нанесла развитию шахмат огромнейший урон. Например, введя идиотскую олимпийскую систему для определения звания чемпиона мира.

Мы сразу начали говорить: давайте проводить Кубок мира по олимпийской системе, с ним делайте что хотите. Но чемпион мира – это исторически самое почетное и важное звание в шахматном мире, его нельзя разыгрывать в лотерею! Чехарда была такая, что не то что любители шахмат – даже я не всегда помнил, кто сейчас чемпион мира!

– Карякин считает, что Карлсен сильнее Каспарова в его лучшие годы. Согласны?

– Не думаю. Не знаю, достиг Карлсен пика или нет, но мне кажется, что Магнус пока не достиг того уровня, на котором играли мы с Каспаровым.

– Многие воспринимают недавний матч Карлсен – Карякин как новый виток вашего противостояния с Каспаровым. Ведь вы оказывали определенную помощь россиянину, а Гарри – норвежцу. Согласны с такой трактовкой?

– Отчасти. Когда-то Каспаров с Магнусом работали вместе, но думаю, что сейчас он уже не так нуждался в его помощи. И у Сергея свои взгляды на подготовку. Другое дело, что мы с ним встречаемся и играем – пока я еще нахожусь на таком уровне, чтобы оказывать сопротивление. Хотя он работает над шахматами каждый день, а я – только от нашей встречи к встрече. Раньше виделись где-то раз в месяц, теперь – раз в два-три.

– Бывает, что обыгрываете его?

– Конечно, бывает. Иначе ему было бы неинтересно, и мы бы не встречались (улыбается). Еще не так давно мы играли в блиц практически на равных. Кстати, он молодец, что вскоре после матча с Карлсеном собрался и выиграл чемпионат мира по блицу. Я этого не ожидал. Думал, что он в этом виде один из лучших, но не лучший.

– Допускаете, что Карякин упустил шанс, который может стать для него единственным, и он окажется Корчным нового поколения?

– Шанс был, конечно, потрясающий. Я вообще считал, что он уже выигрывает матч. Во-первых, Карлсен играл не очень уверенно. В двух партиях, 4-й и 5-й, он имел выигрыш, в одной из них – форсированный. Но не воспользовался этим и, видимо, расстроился. В этот момент Сергей перехватил инициативу. И как не увидел вечный шах в 10-й партии – если честно, не понимаю.

– Это похоже на то, как вы в Севилье в 1987-м в последней партии не увидели выигрышного хода, и благодаря этому Каспаров сохранил титул? И в чем природа этих ошибок?

– У меня был сильный цейтнот. И страшная усталость. Это же была 24-я партия. При том что на доигрывание 23-й я потратил столько сил! Был длительный анализ, я почти не спал. Произошло серьезное истощение. У них же этого быть не могло, поскольку матч намного короче.

Наверное, Карякин просто на какой-то момент потерял концентрацию. Хотя, если бы чуть задумался – то, наверное, увидел бы этот вечный шах. Потому что Карлсен ему практически подсказал, что ничейный вариант есть. В какой-то момент Магнус задумался минут на 40, что для него очень долго. И не нашел ничего лучшего, чем сделать естественный ход. Тут Карякин должен был сообразить – зачем чемпиону думать 40 минут над естественным ходом и сделать его? Значит, что-то есть. А он очень быстро отреагировал. И...

– Карякин в редакции "СЭ" сказал, что перед его отъездом в Нью-Йорк вы дали ему советы, которые помогли. Какие?

– Зачем я буду их раскрывать? (улыбается) Он ведь надеется еще выйти на Карслена. Кстати, задача непростая. Думаю, и для него, и для любого из пяти-шести примерно равных шахматистов выйти на чемпиона примерно так же тяжело, как обыграть его.

Бобби ФИШЕР. Фото REUTERS

ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ С ФИШЕРОМ НА МЕНЯ ОТКРЫЛИ ДОСЬЕ В КГБ

– Читал, что благодаря вашему содействию Виктору Корчному в 1975 году открыли выезд за границу, после того как он год был невыездным. Не перепало ли вам потом от КГБ, когда он в Голландии попросил политическое убежище?

– Он потом объяснял, что Карпова не подвел, поскольку остался в ходе не первой поездки, когда я за него поручился, а второй (смеется). Но приятных минут было мало. Тем более что у меня на тот момент возникли свои проблемы.

– Какие?

– Я несанкционированно для нашего руководства, через Кампоманеса, встретился с Фишером, мы попытались договориться об организации матча. И так получилось, что наша встреча и решение Корчного случились одновременно. Причем, похоже, вплоть до минут. Потому что я пообщался с Фишером в семь вечера в Токио, а Корчной в 10 утра попросил политическое убежище в Амстердаме. Так что ко мне появились более важные вопросы, чем бегство Корчного.

– На Лубянку вызывали?

– Не вызывали, но досье открывали.

– А почему с Фишером не договорились?

– Думаю, он внутренне не был настроен и готов играть.

– Он нормально с вами общался – учитывая, что был идейным антикоммунистом?

– Абсолютно нормально. Мы говорили по-английски. Я сразу понял, что с ним две темы нельзя затрагивать – большевики и евреи. Все остальное – нормально.

– К XXI веку он совсем обезумел, если вслух хвалил "Аль-Каиду" за разрушение "башен-близнецов"?

– Он говорил, что американцы заслужили это. Помню, что Фишер написал статью на восемь-девять страниц, после того как его в Пасадене полиция арестовала и продержала в участке целые сутки. Им было чихать, что перед ними великий чемпион. Ему это ужасно не понравилось, и он разразился об этом статьей.

– Правду ли рассказывал президент Шахматной федерации России Андрей Филатов, что, когда Фишера за матч со Спасским в Югославии во время санкций против этой страны спустя время посадили в тюрьму в Японии, Спасский предложил посадить себя с ним в одну камеру? А Фишер на это отреагировал так: "Не надо мне Бориса. Лучше пришлите Александру Костенюк"?

– Честно, не знаю. Сначала Фишер жил в Венгрии, потом его забросило в Японию. Насколько знаю, японские власти перепутали его с каким-то рецидивистом. Американцы сами были не рады, что японцы Фишера задержали. Потому что это как горящий уголь – не знаешь, что с ним делать, и есть риск сильно опалиться (улыбается).

– Но Спасский действительно был готов сесть с ним в одну камеру?

– Спасский к Фишеру очень хорошо относился. И это было взаимно. Так что, вполне возможно, Борис Васильевич такие заявления делал.

– Если бы Фишер вернулся в шахматы позже, в 80-е годы, он мог бы выиграть корону? Или невозможно сохранить силу, долгое время ни с кем не играя?

– Кто знает? Фишер силен был. Шансы бы у него были.

– Виделись с ним в последние годы его жизни?

– Нет. Но как-то был в Будапеште, и в последний момент, перед самолетом, меня затащили в турецкие бани. Плавал, потом сел на ступеньки бассейна, разговаривал с приятелем. Тут какой-то венгр проплывает мимо. Узнал, поприветствовал. Говорит: "Вы сидите на интересном месте. Вы здесь еще час будете?" – "Нет, минут через 15 - 20 надо уходить". – "Через час встретились бы с Фишером. Он в это время сюда приходит". Но не довелось.

Игорь РАБИНЕР и Анатолий КАРПОВ.

ДОГОВОР С КОРЧНЫМ: ОН МЕНЯ НЕ ОБКУРИВАЕТ, Я НЕ ЗАХОЖУ К НЕМУ ЗА СПИНУ

– Знаменитая фраза из "12 стульев": "Ласкер дошел до пошлых вещей – он обкуривает своих противников сигарами", говорят, была правдой. А вы с этой проблемой сталкивались?

– В 70-е годы в международных соревнованиях было разрешено курить. У нас была странная система: в трехлетнем цикле два чемпионата страны мы играли с запретом на курение и один – с разрешением. Потому что это первенство было отборочным в системе чемпионата мира и игралось по международным правилам. С нашими пожарными очень тяжело было решать вопросы – но как-то решали.

Самым большим курильщиком был Таль, он мог выкуривать до двух пачек в день. На втором месте – Корчной. Но с ним мы легко договорились. Корчному не нравилось, когда к нему заходили за спину во время игры. Я тоже не очень это любил, но относился спокойно и не сильно высказывал протесты. А Виктору Львовичу не нравилось активно. Мне же не нравилось, когда меня обкуривали, потому что я никогда в жизни не курил и даже не пробовал. Так вот, даже когда у нас с Корчным были тяжелейшие отношения, мы ударили по рукам: я не захожу к нему за спину во время партии, а он уходит курить в свою комнату. И эта договоренность всегда соблюдалась.

– У Корчного к старости прошла вражда по отношению к вам?

– Конечно, если он за мою южноуральскую команду три года играл. А еще мы однажды устроили дружеский матч в Казани. В преддверии юбилея города организовали встречу сборных Европы и Татарстана. Я стал капитаном сборной континента, и Корчной был в нее включен. Но замешкался, в последний момент пошел получать визу – а ему не дают.

– Так и не приехал?

– Пришел в консульство и говорит: "Меня Карпов пригласил, а вы мне визу не даете". Со мной связались, я послал в посольство письмо, и тогда сразу разрешили. В тот же день Корчной успел на самолет. Наши отношения с ним нормализовались, как только ушла острота соперничества за корону. Когда-то в Ленинграде мы были приятелями. Мы уже упомянули тот факт, что я выступал гарантом его выезда, снимал те штрафные санкции, которые федерация и Госкомспорт против него приняли. Время все сгладило.

– Говорят, вас пытались отравить на матче против Корчного в Багио. Каким образом?

– Это не было таким уж серьезным сюжетом. Все-таки мы предпринимали все меры предосторожности. У нас был свой повар, и закупали мы продукты всегда в разных местах, чтобы нельзя было просчитать. Но подсыпать что-то могли. К счастью, не удалось.

– К Спасскому заехали на 80-летие поздравить?

– Да.

– Правда, что он живет в маленькой однушке на Рязанском проспекте?

– Он сам устроил все эти переезды. У него здесь была квартира побольше. Они ее продали, уехали в Рыбинск, там пожили, сейчас вернулись.

– Правда, что Спасский был открытым диссидентом, живя в СССР?

– Диссидентом он стал, потому что познакомился со своей будущей женой Мариной, сотрудницей французского посольства в Москве, дочкой полковника царской армии из Ревеля. Их отношениям препятствовали... Вообще, Спасский на многое жалуется, но значительная часть его проблем возникала от лености.

– То есть?

– В Союзе была система планового хозяйства. И были требования, чтобы где-то в ноябре все ведущие шахматисты, тем более чемпион мира, представляли планы участия в соревнованиях и тренировочных сборах на следующий год. Они утверждались в Госкомспорте и шахматной федерации. Спасский никогда этого не делал. Потом его припекало, и он прибегал: вот, вы мне не организуете сборы. Ему говорят: "Вы же план нам не представили – когда нужно, где".

Я вот никого никогда ни из каких турниров не выбивал. В отличие от того же Спасского, который в 1970 году выбил меня из турнира в Голландии. Мне его обещали, когда я стал чемпионом мира среди юношей. Спасский в последний момент сообразил, что ему там надо сыграть. А когда его туда все-таки включили, заявил, что на него надвигается гроза в лице Бобби Фишера, и ему нечего ехать в Голландию с молодым шахматистом Карповым, а нужны его спарринг-партнеры – Геллер и Полугаевский. И меня в одну минуту из этого турнира вышибли. Надо же вовремя все делать, а не создавать себе неправильный имидж!

– Кто для вас самые светлые и самые тяжелые люди из числа чемпионов мира?

– Из чемпионов не так просто самых светлых найти. Из тех, кого я знал, назову Макса Эйве. Он был очень коммуникабельным еще до того, как стал президентом ФИДЕ, и на высоком посту таким остался.

В свое время время Спасский был совершенно нормальным. Пока с Фишером не сыграл. Почему? Я не анализировал развитие личности Спасского. Но, поскольку много с ним пересекался, знаю, что изменения произошли серьезные. Тяжелые... Это ясно – Ботвинник, Фишер, Каспаров.

Михаил БОТВИННИК. Фото Анатолий БОЧИНИН

БОТВИННИК НЕ УВИДЕЛ МОЕГО ГЛАВНОГО КАЧЕСТВА

– В детстве вы занимались в школе Ботвинника, но, когда вам было 12 лет, мэтр сказал: "Очень жаль, но из Толи ничего не получится". Когда стали чемпионом мира, не возникло желания сказать: "Михаил Моисеевич, вот видите, как получилось?"

– Он сам к тому времени уже изменил мнение. Когда спустя восемь лет, в 1971-м, я выиграл очень сильный турнир памяти Алехина в Москве, Ботвинник сказал: "Запомните этот день. Появилась новая великая звезда на шахматном небосклоне".

А дело было в том, что, когда я попал в школу Ботвинника, то был самым юным, и у других ребят теоретические знания были гораздо глубже, чем у меня. В таком возрасте даже год разницы много значит, а, например, Саша Дубинский был старше меня на семь лет.

Но Ботвинник не увидел другого. Того, что у меня есть особое качество – упорство в защите. Это выявляется, уже когда начинаешь работать, а незнание теории – на виду. И когда Ботвинник увидел, что приехал вроде бы и талантливый мальчик, но теорию он не знает, тогда об этом и сказал. Странно, что он не проанализировал: если я играю почти на одном уровне с ребятами старше, то у меня есть какие-то достоинства.

– Вас эта оценка ранила?

– Не могу сказать, что особенно. Я тогда вообще не знал, буду ли играть – не говоря уже о том, что буду чемпионом. Трагедии не было. Мне просто нравилось играть в шахматы – я и играл. Сказал Ботвинник – и сказал. Вот если бы я с детства нацеливался стать чемпионом мира и для меня чрезвычайно важным было мнение Ботвинника – то, может, и не стал бы чемпионом.

– А в каком возрасте вы нацелились на высшие задачи?

– Да ни в каком. Даже будучи студентом, не знал, что сосредоточусь на шахматах. Даже когда стал самым молодым гроссмейстером в мире в 70-м году – тоже не знал! Может, поэтому и учился неплохо (улыбается). Только когда уже вошел в круг претендентов на корону, понял, что шахматы будут основным направлением.

Но никогда не бросал ни учебу, ни науку, ни свои связи с университетами – я же учился и в ЛГУ, и в МГУ. Я всего лишь один из трех почетных профессоров обоих университетов – и московского, и петербуржского. Точнее, почетный профессор МГУ и почетный доктор СпбГУ.

Важность учебы понимаю до сих пор. Помню, в школе не понимал, зачем в изложении требуют писать план. Всегда говорил учителям: "Да я знаю о чем писать!" Память у меня хорошая, мог чуть ли не дословно привести все, что прослушал. А потом понял: в тех же шахматах без плана делать нечего! Без него, считайте, вы даете фору в два разряда.

Вторая часть интервью Анатолия Карпова.