Я ЗНАЮ СПОСОБ, КОТОРЫМ ВСКРЫВАЛИСЬ ПРОБИРКИ
– Вы обещали передать в международные федерации имена спортсменов, которые, по вашим данным, замешаны в манипуляциях с допингом. Это уже сделано? И если да, как быстро могут последовать санкции?
– Найденная нами информация касается девяти международных федераций. Я уже передал все сведения в ВАДА, и дальнейшая работа с ними является зоной ответственности агентства. Напрямую с федерациями я общаться не собираюсь. Все свои вопросы, если они будут, федерации адресуют в ВАДА, и в случае необходимости, ВАДА может запросить помощи в выяснении обстоятельств каждого конкретного дела у меня и моей команды.
– Почему, несмотря на обещание затереть имена спортсменов, в документах Родченкова обнаружились фамилии лыжника Легкова и волейболиста Мусэрского? Это просто ошибка?
– Нет, это не ошибка. Мы оставили открытыми некоторые имена, которые так или иначе уже появлялись в публичном поле.
– Но Легков и Мусэрский никогда ранее не получали официальных обвинений в допинге.
– Где вы нашли их имена – в самом докладе или на сайте?
– На сайте, в переписке Родченкова.
– Пока я не могу ответить на ваш вопрос.
– На пресс-конференции в Лондоне вы не стали показывать метод, которыми, по вашему мнению, россияне вскрывали банки для сбора проб фирмы "Берлингер". В докладе написано, что ни один свидетель не видел этого процесса от и до. У вас есть точные сведения, как именно вскрывались пробирки – или только догадки?
- Нет, я знаю, как вскрывались банки. Наш эксперт полностью продемонстрировал способ, как это могло происходить. Он использовал инструмент, при помощи которого крышка была снята без видимых повреждений. Затем мы исследовали пробирку под микроскопом и нашли царапины внутри крышки и с внутренней стороны стекла, которые выглядели точно так же, как те, которые мы обнаружили на некоторых пробах.
– Тогда возникает вопрос: если банки "Берлингер", на самом деле, можно вскрыть, не ставит ли это под удар всю мировую систему борьбы с допингом? Ведь теперь любой спортсмен, далеко не только российский, может заявить, что его пробы вскрывали и производили манипуляции с ними без его ведома.
– Мне так не кажется. Вы правы в том, что теоретически любой спортсмен может сказать, что сданную им пробу впоследствии вскрыли. Но есть метод, который позволяет под микроскопом исследовать каждую конкретную банку на предмет повреждений. Если следов вроде царапин нет, тогда слова спортсмена будут бездоказательны. Более того, все пробы, сданные после середины июля 2016 года, когда вышла первая часть моего доклада, уже были помещены в пробирки другого дизайна. Повторить на них метод вскрытия, о котором я говорил выше, уже невозможно.
У МЕНЯ НЕТ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ЧТО МУТКО ВСЕ ЗНАЛ
– В своем докладе вы пишете, что тогдашний министр спорта Виталий Мутко "сознательно" вернул Григория Родченкова к руководству лабораторией. Как в свете этого утверждения вы относитесь к тому, что Мутко недавно получил повышение до вице-премьера?
– У меня нет четкого представления, что значит это повышение и каков будет круг его обязанностей. Знаю, что он продолжит в той или иной степени нести ответственность за спорт, но без каких-то деталей.
– Мутко, на ваш взгляд, был замешан в допинговых схемах?
– У нас нет доказательств, что он все знал. У нас есть сведения о некой корреспонденции, адресованной ему. Но это подтверждает только то, что он мог знать некую часть того, что происходило, но не знать деталей. Хотя как человек, несущий ответственность за все министерство, он должен был иметь как минимум некое понимание. Могу сказать, что мы встречались с мистером Мутко еще во времена, когда я работал в независимой комиссии Ричарда Паунда. На вопросы по этой теме он не ответил.
– В процессе подготовки доклада вы имели длительную встречу в Цюрихе с главой Независимой общественной антидопинговой комиссии Виталием Смирновым. Вы верите, что ему под силу переломить ситуацию в российском спорте?
- Мне показалось, что мы со Смирновым поняли друг друга, у нас была хорошая встреча. Он рассказал мне о шагах, которые предпринимаются в России, в том числе и о тех, которые еще в процессе выполнения. Мне хотелось бы сказать, что вы движетесь в правильном направлении, но для этого все-таки нужно подождать, пока весь процесс завершится. Я, кстати, знаю, что Смирнов критиковал меня в пятницу после выхода доклада – за то, что я не упомянул о той работе, которая проводится у вас в стране в последнее время.
– Да, он сказал, что ваш доклад устарел.
– Я хочу еще поговорить с ним лично, но могу объяснить и вам. На мой взгляд, имеет место непонимание моих функций. В мои задачи входило проведение расследования по поводу того, что имело место в России ранее. Меня не просили оценивать действия Смирнова и его комиссии. Это просто не моя задача. Поэтому я и не упомянул о них в докладе. В общем-то я понимаю позицию Смирнова и думаю, он поймет мою.
ГОТОВ НА ЛЮБОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО
– Пожалуй, один из ключевых моментов, который не принимает в вашем докладе никто из российских чиновников, это утверждение о "государственной системе манипуляций с допинг-пробами". Есть ощущение, что мы с вами просто не понимаем друг друга: вы имеете в виду под государственной системой одно, а мы – другое…
– Во время нашей встречи мистер Смирнов очень убедительно говорил мне, что под государственной системой он и другие высокопоставленные российские чиновники имеют в виду некие договоренности, достигнутые в узком кругу. А то, что описываю в своем докладе я, никакой государственной системой не является. Поэтому, если вы внимательно прочитаете вторую часть доклада, я изменил терминологию. Теперь я не использую слово "государственный". Я называю эту систему централизованной, организованной, координируемой через Министерство спорта и включающей ряд других структур и отделов РУСАДА и Минспорта. На пресс-конференции в Лондоне я уже сказал об этом: я представляю вам факты, а как именно вы их назовете – уже не мое дело. Я услышал то, что говорил мне Смирнов, но не изменил своего мнения по поводу происходившего в России в описываемые в докладе годы.
– Вам не кажется, что описываемое вами похоже скорее на захват российского спорта преступной группировкой во главе с Родченковым во имя извлечения финансовой выгоды, чем на государственную систему?
– Нет, на мой взгляд, это невозможно. Система была слишком велика, требовала слишком большой координационной работы и включала множество людей.
– В процессе подготовки второй части доклада у вас были иные свидетели помимо Григория Родченкова? Например, в российской прессе называлась фамилия его заместителя Тимофея Соболевского...
– Для защиты свидетелей я не могу подтвердить вашу информацию. Естественно, мы общались с доктором Родченковым, но остальные мои свидетели конфиденциальны. Все фамилии, которые фигурировали в прессе, могу назвать не иначе как спекуляциями.
– В докладе вы пишете, что часть информации была восстановлена с жесткого диска Родченкова. Это значит, что ваш ключевой свидетель более не хотел сотрудничать и даже пытался удалить доказательства?
– Там нигде не написано, что жесткий диск принадлежал именно Родченкову. Могу сказать только, что при помощи экспертов возможно извлечь даже удаленный материал. Человек может думать, что все удалил, а на самом деле информацию можно восстановить. Мы реализовали это.
– Что вы собираетесь делать дальше? Будете сотрудничать с двумя комиссиями Международного олимпийского комитета, которые продолжают свою работу в отношении России?
– Вообще мой мандат закончился, и расследование завершено. Что касается двух комиссий, я готов помогать им. С мистером Шмидтом, который сменил Ги Каниве, я почти не знаком, мы только общались по телефону. В принципе я всегда говорил, что готов на любое сотрудничество, но только после того, как мое собственное расследование будет окончено. Иначе было бы невозможно помогать им в ущерб работе, которую я обязался выполнить.