На мой вопрос: "Чем занимаетесь?",- заданный при встрече на отчетно-выборной конференции Российской федерации фигурного катания (ФФККР), бронзовый призер Олимпийских игр в Ванкувере Максим Шабалин ответил, пожав плечами: "Отдыхаю". Но уже через сутки, когда мы встретились для интервью, статус Шабалина принципиально изменился - он стал членом исполкома ФФККР. С этой темы и начался наш разговор.
К БРОНЗЕ ВАНКУВЕРА ОТНОШЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИВОЕ
- Максим, на конференции вы имели возможность наблюдать квинтэссенцию процессов, которые происходят в закулисье фигурного катания. Вы хотели бы стать в этой среде своим?
- Для того чтобы ответить на ваш вопрос, нужно какое-то время в этой среде покрутиться. Я присутствовал на конференции как зритель. Это было захватывающе. Тем более, что все мне было в новинку: до выборов я даже не знал, кто претендует на должность президента и как могут развиваться события.
- Вас не смущает тот факт, что в руководстве федерации нет ни одного молодого или хотя бы относительно молодого человека?
- Теперь уже есть. Мы с Оксаной Домниной - члены исполкома. О том, что мою кандидатуру намерены туда выдвинуть, я тоже заранее не знал. Но когда уже на конференции меня спросили, интересна ли мне будет такая работа, я ответил утвердительно.
- Вы уже смирились с положением человека, у которого большой спорт остался в прошлом?
- Да. И довольно легко. Могу даже сказать, что наслаждаюсь: у меня появилось много свободного времени, и я могу заняться тем, на что раньше этого времени не хватало. Много хожу по театрам, например. Продолжать цепляться за спорт имело бы смысл, если бы оставались хоть какие-то шансы. Но при том состоянии коленных суставов, которое я имею, говорить о шансах - абсурд.
- Мысль о том, что ваша партнерша, возможно, продолжит карьеру с другим человеком, вас не тревожила?
- Разве что совсем мимолетно.
- Олимпийские игры вам не снятся?
- Нет. Отпустило уже. Сразу после Игр было тяжело. Оттого, что не знаешь, как и что будет дальше. Оттого, что никто не звонит. Оттого, что не нужно никуда спешить. К этому ведь тоже нужно привыкнуть.
- Точно так же, как и к результату Олимпийских игр. Я до сих пор, если честно, не могу четко сформулировать отношение к вашим с Оксаной медалям. Понимаю, что с учетом состояния ваших ног бронза - это тот самый максимум, который был возможен, а с другой стороны, ведь не за бронзой же вы в Ванкувер ехали?
- Не за бронзой. Поэтому отношение к этой медали у меня... противоречивое. Она далась очень тяжело. С этой точки зрения наше выступление на Играх, безусловно, победа. Но ехали-то мы за золотом. И боролись за золото.
- Даже так?
- Да. То, что не сможем этого добиться, стало понятно после оригинального танца.
- Возможно, адекватно оценивать свои шансы, находясь в гуще борьбы, сложнее, нежели глядя на эту борьбу со стороны. Но рискну заметить: то, что в танцах первые два места будут разыграны между канадцами Тессой Вирту/Скоттом Моиром и американцами Мэрил Дэвис/Чарли Уайтом, для сторонних наблюдателей было очевидно еще до приезда в Ванкувер.
- Не соглашусь. Канадцы - да. Они гениальны, и это видно всем, хотя лично я не в восторге от их программ. Если бы мы с Оксаной не были вынуждены менять свои программы по ходу выступлений с учетом состояния моей ноги, не думаю, что у Вирту/Моира был бы шанс нас победить. А вот то, что показали американцы, для меня вообще не очень похоже на танцы. В этой паре я вижу лишь детей, которые очень быстро бегают по льду и хорошо выполняют акробатические поддержки. Если бы я судил обязательный танец, точно оставил бы этот дуэт за пределами тройки.
- Я правильно понимаю, что в Ванкувере у вас с партнершей и тренерами был такой же расчет, как на чемпионате Европы в Таллине: постараться как можно дальше оторваться от соперников в обязательном танце, а потом удержать преимущество?
- В какой-то степени да.
ЕВРОПЕЙСКАЯ МЕДИЦИНА ПРОГРЕССИВНЕЕ АМЕРИКАНСКОЙ
- За все то время, что вы мучились с травмами, хотя бы изредка думали, что выступление на чемпионате Европы-2008 в Загребе - через считаные дни после операции на колене - было чудовищной ошибкой с вашей стороны?
- Тысячу раз думал. И жалел страшно. Но было уже бессмысленно что-либо обсуждать.
- Во всех своих интервью вы подчеркивали, что решение выйти на лед и выступать принадлежало вам. А я до сих пор не могу поверить, что вы приняли его без участия окружающих.
- У меня ведь это была не первая операция. Первую я перенес на другой ноге годом раньше. Та операция прошла вполне удачно, но поскольку у меня не было подобного опыта, я понятия не имел, насколько серьезная штука - мениск. С большим опозданием пришел к заключению, что разрабатывал колено после операции не так тщательно, как следовало бы. Да и не очень представлял себе, как это делается. Поэтому восстановился только через полгода после операции - осенью, когда сезон уже начался.
О том, что при травме одного колена нагрузка на другую ногу резко возрастает, я тоже не имел ни малейшего понятия. Но тогда довольно быстро столкнулся с последствиями: в финале "Гран-при" в Турине, который мы с Оксаной выиграли, у меня полетел второй мениск. Меня вновь положили в клинику, и после операции мне показалось, что нога ведет себя несравнимо лучше, чем в первый раз: уже через неделю я мог спокойно наступать на нее, ходить. Поэтому, собственно, и встал на коньки так рано.
- Неужели ни один человек не пытался вас остановить?
- Вы, наверное, думаете, что меня держали за руки, а я вырывался, отбивался и бежал на тренировку? Это было совсем не так. Единственным, кто говорил мне, что нагружать ногу следует постепенно, был врач, который меня оперировал. Но я как-то не отнесся к этому всерьез. Сначала мне казалось, что все в порядке, а потом, когда нога стала сильно болеть от нагрузок, было жалко потраченных сил. К тому же я был уверен, что дотерплю, и ничего страшного с суставом не произойдет.
- Мне почему-то казалось, что к идее выступить на том чемпионате Европы вас подтолкнул Алексей Горшков - ваш тренер. И что именно поэтому у вас начались разногласия, вследствие которых вы с Оксаной приняли решение уехать в Америку к Наталье Линичук. А еще мне казалось, что лично вы совсем не хотели уезжать...
- Мы приняли такое решение совместно с Оксаной. Это было тяжело. Я прекрасно понимал, как воспримет это известие Горшков. Знал, что он сильно обидится, что не примет никаких наших аргументов, не захочет вообще как-то контактировать и общаться. Но при этом я четко понимал, что не хочу оставаться в России. Интуитивно чувствовал, что нужны какие-то перемены. Какие-то свежие решения. После того как меня прооперировали в третий раз и я вернулся на каток в Одинцово, вдруг понял, что не могу видеть этот лед, эти стены. Все это было связано в моем сознании с постоянной болью, проблемами, неприятностями. Вот мы и уехали.
- С надеждой на что? На всемогущую американскую медицину?
- Были такие надежды. Но быстро развеялись. Я довольно быстро убедился, что европейская медицина все-таки прогрессивнее. В США врачи сильно запуганы тем, что пациент в любой момент может обратиться в суд. Поэтому никогда не идут ни на какие инновации. Ждут, пока другие их коллеги наберут определенный опыт, и только после этого решаются на эксперименты. У меня по крайней мере сложилось именно такое впечатление.
- Врачи российской сборной были не очень довольны тем, что за пару лет до Игр в Ванкувере вы изменили привычный образ жизни. Да и все ваши травмы, насколько мне известно, связывали с тем, что с переходом на вегетарианство у вас просто ослабли кости и связки.
- Думаю, это преувеличение. Я увлекся йогой и соответственно вегетарианством, уже после первой операции - поехал летом на Эльбрус на семинар по йоге, информацию о котором нашел в интернете. Правда, вегетарианцем я был всего три месяца. Потом попал в больницу с аппендицитом, а когда выписался, то почувствовал, что организм "захотел" мяса. Да и к советам врачей прислушался.
ОТ ПАРТНЕРОВ И ТРЕНЕРОВ ИНОГДА УСТАЕШЬ
- Что дало вам двухлетнее пребывание в США?
- Прежде всего, представление о стране в целом. Я сильно подтянул английский язык и понял, что не хочу и никогда не захочу жить в Америке.
- Почему?
- Это сложный вопрос. Скажем, своего ребенка я отправил бы учиться в Америку. Это - полезный опыт. Более того, я не стал бы убеждать его в том, что жить в Америке - плохо. Дал бы возможность составить свое представление о стране. Но мне там было некомфортно. Например, оттого, что нет тротуаров. Выходишь из дома - и понимаешь, что идти некуда.
Трудно было привыкнуть к тому, что люди ходят по улицам в тапках и непонятных балахонах. Коробило от манеры общения: вроде человек с тобой разговаривает, а на самом деле прячется за дежурной улыбкой и общими фразами. И не дай бог тебе на вопрос: "Как дела?" ответить: "Плохо". Это вызывает у американцев абсолютное непонимание, внутренний диссонанс, даже панику: как это - "плохо?"
- С другой стороны, было, наверное, непросто постоянно находиться в очень узком русскоговорящем коллективе?
- Нас с Оксаной часто спрашивали: в чем секрет наших с ней хороших отношений? Я отвечал так: секрет в том, что после тренировок мы расставались и имели возможность отдохнуть друг от друга.
- То есть состояние, когда партнера становится слишком много, вам известно?
- Конечно. Точно так же иногда устаешь от тренеров. Кстати, когда мы только приехали в США, встретились с Натальей Линичук и ее мужем Геннадием Карпоносовым, то сразу обсудили форму наших взаимоотношений. Геннадий предупредил, что они не будут нам друзьями. Потому что между тренерами и спортсменами должна быть определенная дистанция. Это необходимо. Тренеру ведь довольно часто приходится заставлять спортсмена переступать через себя. Когда отношения дружеские, ты подсознательно ждешь поддержки. И обижаешься, когда этой поддержки нет.
- Ваши отношения с Горшковым были иными?
- Более дружескими, безусловно.
- Кризисные периоды, когда хотелось вообще оставить спорт, у вас случались?
- Постоянно. Особенно в первый год нашего пребывания в США. Нога постоянно болела, мы приехали в таком состоянии на чемпионат Европы в Хельсинки, и я упал в обязательном танце. Нас тогда все успели похоронить. И в прессе, и везде. Был тяжелый период.
- А что говорила тогда Линичук?
- Поддерживала. Убеждала, что все это ерунда, что мы - самые лучшие.
- И с этим ощущением вы поехали на чемпионат мира в Лос-Анджелес?
- Скорее со злостью. И с желанием доказать, что хоронить нас рановато.
- Кто из вас более злой в этом отношении - вы или Оксана?
- Я бы сказал, что Оксана более целеустремленная. Во всем. Для нее спорт имел более серьезное значение. В целом же между нами всегда было взаимопонимание. За все время выступлений мы поссорились всего один раз, когда только начинали кататься вместе. Точнее, даже не поссорились, а вплотную подошли к этой грани. Просто когда ситуация стала совсем критичной и было понятно, что мы вот-вот просто начнем друг на друга орать, кто-то из нас - уже не помню, я или Оксана, - повернулся и ушел. С тех самых пор мы не ссорились ни разу.
- Даже когда кто-то один откровенно ошибался на льду?
- В такие моменты - особенно. Хотя могу признаться: когда ты сам делаешь ошибку, ощущения ужасные. Я падал на ответственных соревнованиях два раза, и мне хватило этого, чтобы понять, какой это кошмар.
БОЛЬШИХ ИЗМЕНЕНИЙ В ТАНЦАХ НЕ БУДЕТ
- Вы когда-нибудь пробовали самостоятельно ставить программы?
- Нет, но хотел бы попробовать.
- А что представляется вам наиболее интересным в танцах в будущем сезоне?
- Думаю, что больших изменений не произойдет. Судя по тому, как судили две первые пары на чемпионате мира в Турине, приблизиться к ним не сможет ни один дуэт. То есть первое и второе места на чемпионате мира практически определены уже сейчас.
Мне хотелось бы увидеть, что может получиться из пары Яна Хохлова/Федор Андреев, тем более что я никогда не видел этого партнера. Точно так же не имею ни малейшего представления о молодых российских дуэтах. Когда катаешься сам, обращать внимание на другие пары бывает просто некогда.
- Но ведь на что-то вы все-таки обращали внимание, когда пересекались на турнирах?
- Безусловно. Когда речь идет о соперниках, стараешься оценить скольжение, программы. Насколько хорошо эти программы исполняются с эмоциональной точки зрения. Опытные пары вполне способны "убить" конкурентов уже на тренировке.
- Вы с Оксаной тоже этому учились?
- Конечно. Ведь все просчитывается заранее: что показать на тренировке, как показать. Мы, например, брали внешней уверенностью. Хотя моя нога была уже мало на что способна.
- Как же вы тренировались в таком состоянии?
- Как ни странно, в Америке мы тренировались больше, чем в России. И более интенсивно. Плюс - постоянная конкуренция с американцами Танит Белбин и Бенджамином Агосто, а потом еще и с итальянцами Федерикой Файелла и Массимо Скали. Работать в такой компании было тяжело, но для результата, безусловно, лучше.
- Двукратная олимпийская чемпионка в танцах на льду Оксана Грищук в своем выступлении на конференции ФФККР сказала, что надо вернуть в Россию всех тренеров, работающих за границей. Как вы относитесь к заявлениям подобного рода?
- Если бы вернуть этих тренеров в Россию было в моих силах, я бы обязательно постарался это сделать. У сильного специалиста всегда учатся все те, кто находится рядом. И мне жаль, что Наталья Линичук, Игорь Шпильбанд, Марина Зуева работают не в России.
- Почему вы сами не хотите начать тренерскую карьеру?
- Возможно, когда-нибудь приду к этому. Просто сейчас мне больше всего хочется вообще забыть о тренировках на льду. Не приходить на каток. Не надевать коньки. Слишком больно это было в последние два года.
Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ