Российский фигурист Роман Костомаров и его жена Оксана Домнина впервые рассказали о том, как пережили тяжелую болезнь 46-летнего спортсмена в начале года. Они стали гостями передачи «Секрет на миллион» на телеканале НТВ, где поведали детали, о которых молчали до сих пор.
О начале болезни и бане
— В предновогодние дни — Оксана [Домнина] заболела еще 30 декабря, у нее была температура 39,5. Она поняла, что будет трудно выступать. Я был в порядке. Но мы начали выступать, ей становилось легче. Я катаюсь с ней, есть легкий контакт на катке. Вполне вероятно, что я заразился, подцепил вирус. Болело еще плечо, старая травма, но она обострилась. Приходилось делать уколы. Плюс я начал подкашливать. Температура? Я никогда ее не измерял. Само пройдет, всегда так было. Был доктор на катке, я приходил просто за обезболивающими для плеча. Кроме кашля симптомов не было.
8 января мы решили с другом [конькобежцем] Ваней Скобревым поехать в баню, для здоровья. Вполне вероятно, что накопление и забивание моей болезни обезболивающими ослабило иммунитет. Тебе же он не говорит — не надо тебе в прорубь! Думал, пропарюсь хорошенько, хожу в баню 100 раз в году. Я попарился, залез в прорубь, и так несколько раз. Когда поехал обратно в такси, кашель был как из трубы. Наверное, это было воспаление легких. Я ехал 40 минут до дома и кашлял без остановки. Потом была боль в боку, сводило мышцы. Тут я понял, что уже подозрительно, такой боли у меня никогда раньше не было.
Чувствую, что мне ужасно больно, подумали — давай скорую вызовем. Они меня послушали, сделали мазки на ковид. Сказали — надо ехать в больницу сделать процедуры. Я ответил — поехали. Меня привозят, забирают телефон. Я помню палату, где много человек лежит. Кто-то переломанный, кто-то кашляет. Я просился в туалет, за мной приезжали с коляской. Дальше я ничего не помню.
Об ужасах во сне
— Потом меня начали подключать к аппарату. Насколько я знаю, я задыхался все равно. Меня подключили к ЭКМО (экстракорпоральная мембранная оксигенация. - Прим. «СЭ»). И тогда меня доставили в Коммунарку. Тоннеля не видел, были странные сны, когда глубоко под водой ты не можешь найти выход, а чтобы вдохнуть, тебе нужно всплыть. Самый ужасный сон — я стою один на даче, смотрю на себя со стороны в пяти метрах, и кто-то меня снимает. Я в шапке... И тут меня поджигают, будто спичку. И шапка падает на ботинки, я исчезаю, сгорел сверху донизу моментально. До мурашек. И секунд через 30 происходит обратное — и вот я уже стою. Я потом убеждал Оксану, что у меня есть на телефоне видео этого сна. Видимо, я был конкретно близко к смерти и потом вылез. Дважды во сне меня награждал Кадыров, вешал бронежилет и давал автомат, значок Героя России рядом лежал.
Об ампутациях
— Я понимал, что происходит полная ж. Всего ужаса я не осознавал, пока не пришел главврач Коммунарки Денис Николаевич [Проценко], когда они сказали ужасную вещь: «Нам нужно твое согласие». На то, чтобы ампутировать стопы ног, кисти рук, тянуть нельзя, нужна срочная операция.
Реакция? Хотя я был под всеми этими препаратами, но я... заплакал. Я бы зарыдал и закричал, но я не верил в это. Был бы я в трезвом состоянии, как сейчас, может, сказал бы «нет». Это ужасно, что произошло. Больно физически и морально. Это изменило в корне мою жизнь, она стала более тяжелой. Тогда я понимал, что другого выхода нет. Сказал — раз операция, так операция. Я не помню, подписывал я что-то или нет. Мне нечем было подписывать.
Были ли мысли, за что мне это все? Конечно. Это было гораздо позже. Как с осознанием олимпийского золота. Когда все страшное позади и ты видишь, что лежит в кровати... И что я не буду больше никогда кататься. Моя карьера в шоу закончена. Но я сразу представил — как я буду жить в быту? Я видел эти ампутированные ноги, руки — как чистить зубы, умываться? Это был кошмар. Мне всегда было жалко людей с такими травмами, больно и неприятно смотреть, как это все выглядит.
Наверное, все было сделано вовремя. Врачи не только спасли мне жизнь, но и сделали все, чтобы максимально облегчить будущую жизнь, чтобы я мог тренироваться. Помогла сильно моя партнерша Татьяна Навка, чтобы меня перевезли в хорошую больницу. Мне грех жаловаться. Морально от этого не легче. Спасает только семья, общение с друзьями, что я могу видеть своих детей. Я часто плачу, раз в два-три дня, дочка меня за это наказывает.
О болях
— Я не помню процессов, когда мне спасали жизнь. Я был в коме. Вены мои исчезли, повсюду трубки, аппараты. Но все эти страшные вещи я помню. После операции же просыпаешься. Один раз рановато меня вывели из наркоза, думал, меня режут живьем. Я 5-10 минут орал от боли. Какое-то время я ощутил эту адскую боль. Мне сразу отключили ногу, и я перестал ее чувствовать. Но физическая боль ничто по сравнению с тем, что ты чувствуешь внутренне.
Фантомные боли есть. Я чувствую ногу, пальцы ног, которые я могу вытягивать, шевелить ими. Иногда чешется нога, но почесать я ее, естественно, не могу. Руки тоже чувствую. Ночью переворачиваюсь, пытаюсь одеяло взять на себя набросить — нечем. Приходится подцеплять.
После первой части передачи в студии появилась жена фигуриста Оксана Домнина, которая поделилась своими впечатлениями.
О госпитализации
— Помню ли ту ночь? Тогда она казалась абсолютно обычной. Начали переживать, что, возможно, что-то с сердцем, решили подстраховаться. Не могла предположить, что такое произойдет. Я спокойно с детьми легла спать, думала, сейчас отвезут в больницу, там сделают анализы. Утром мне звонят, говорят — Роман Сергеевич в кардиореанимации. Я его маме сразу позвонила.
Диагноз сказали — пневмония с поражением около 90 процентов легких. Потом я узнала, что Романа сразу подключили к ИВЛ. Получается, за очень короткий промежуток времени он дошел до того, что ему уже не хватало воздуха. К утру 10-го числа он был на ИВЛ. Поставили грипп А еще. Как мне рассказали, с такими анализами не живут.
О сепсисе, некрозе и возможной новой операции
Домнина: — В какой-то момент выстрелила бактерия, гнойный стрептококк — из-за него и начался сепсис. Это просто стечение обстоятельств. На тот момент мне никто не говорил, что шансов на выживание 2%. Это я потом узнала. Некоторые врачи говорили — чего бороться, 48 часов осталось.
Костомаров: — Медсестра говорила, что буквально за пару дней я начал чернеть. Будто смола, зола тебя съедает. Да, потом отошло, но отошло до тех частей тела, что я имею сейчас.
Домнина: — Врачи сказали, что пальцы точно не сохранить, еще на третий день. Первые дни я не могла смотреть. Потом помню момент — я ручку его трогаю, а пальцев просто нет. Ощущение такое. Врач сказал — они просто высохли. И это осознание того, что это неизбежно — тяжело. Я увидела будто угли, высохшие косточки. Это невозможно представить. Ты понимаешь — что бы ни вкололи, невозможно спасти.
Костомаров: — Почему оперировали по частям? Сначала ампутировали пальцы. Берцовая кость тоже повреждена, чернуха дальше прошла. И так дальше идут. Старались чистить. Как это происходит — у тебя открытая рана, дыра, торчит кость. Только ты не понимаешь, как из тебя не вытекает кровь. И чистят. Крови тоже много потерял, конечно. Мне еще залили чью-то кровь, брови почернели (смеется). Шутка. Боролись за каждый миллиметр. Язык начал чернеть, ухо, глаза вывалились. То, что не пошел некроз во внутренние органы, очень хорошо. Иначе пришлось бы меня усыплять точно. За ладонь борются до сих пор. Возможно, предстоит еще одна операция.
О шансах выжить
Врач Костомарова Дмитрий Костин добавил, что шансов на выживание у Романа было крайне мало:
— У Романа на момент поступления к нам имелась пневмония, приведшая к сепсису. Это худшее, что может быть в случае инфекции. То есть начали отказывать органы. У Ромы был грипп, он с ним ходил на тяжелую работу, занялся самолечением. Это привело к тому, что та инфекция, с которой обычно справляется организм, привела к тяжелым последствиям. Часто же говорят — когда болеете, лучше отлежитесь. А он больной пошел в баню, в купель, чего не стоило делать.
Мы понимали, что обычная вентиляция легких не справляется. В данной ситуации мы вынуждены были подключать ЭКМО, мы как бы заменяли легкие. Иначе бы мы его потеряли. Все попытки спасти конечности предпринимались, но этого сделать не удалось.
Как сказать фигуристу, что ноги нужно ампутировать? Это было тяжелое решение. Было привлечено много специалистов, лидеров в своей области, на третий день мы уже понимали, что есть проблема с конечностями, а позже уже поняли, что мы их потеряли. Шли операции поэтапно, сразу это не делается. Всего было 16 операций. Почти каждую перевязку можно считать операцией, везде применялся наркоз. Когда Рома приехал, мы давали ему крайне низкие шансы. 9 из 10 погибли бы в первые часы.
Об инсульте
Домнина: — Было начало февраля, казалось, вот-вот, легкие восстанавливаются, трахеостому уберут, начнет разговаривать. Пошла терапия с антидепрессантами. Он стал спокойный, сонливый. Никакого резкого проявления не было. А потом пошли судороги — я сижу рядом и вижу: трясется живот. Начал один глаз закрываться сильнее, чем второй. Врачи сразу пришли, увидели инсульт в левой передней доле. И его ввели в кому.
Костомаров (саркастично): — Мне было хорошо, ничего не могу сказать.
Домнина: — В медикаментозной коме он был дней пять, но он долго выходил, недели две, по чуть-чуть. Первые дня четыре вообще не просыпался. Я уже сидела и думала: «Господи, я рыдала из-за рук, ног, но голова — это совсем другая история». И непонимание, чем закончится... Говорили, что это повлияет эмоционально, а не на опорно-двигательный аппарат. Почему случился инсульт? У человека, который пережил сепсис, может выстрелить такое в течение года.
Костомаров: — У меня глаз один иногда становится тяжелый, спать будто хочет. Так что надо беречь себя.