Когда разговариваешь с Магомедом Оздоевым, его едва слышно. 28-летний полузащитник, который давно завоевал и в «Зените», и в сборной России полноценное право голоса, говорит настолько тихо, что даже с социальной дистанции в полтора метра некоторые слова приходится только угадывать.
Но вслушиваться в них очень даже стоит. Когда-то Андрей Макаревич пел: «Чем у человека меньше слов, тем громче будет он кричать». У Оздоева слов много, речь для футболиста, я бы сказал, нехарактерно хорошая. А главное — человек он сколь скромный и нераспиаренный, столь и глубокий.
Другой не построил бы в ингушском городе, в котором вырос, полноценную футбольную школу с двумя полями на несколько десятков детей. Другой не стал бы расспрашивать тренеров о сути каждого тренировочного упражнения и регулярно смотреть чемпионаты Бельгии, Голландии, Турции, поскольку ему все это интересно. Он и не скрывает, что хочет стать тренером — редко такое доводится слышать от действующего футболиста в 28 лет.
На Мальту Оздоев не полетел из-за мышечной травмы ноги.
— Получил ее еще месяц назад на сборах, — рассказывает полузащитник. — Ее лечили, играть при этом мог. Но после матча с ЦСКА боль усилилась, и мы с медицинским штабом сборной решили взять небольшую паузу, чтобы полностью восстановиться. Загадывать, получится ли это уже к матчу со Словенией, не хочу. Просто делаю то, что говорят врачи.
Посмотреть эту публикацию в Instagram Публикация от FSC Magomed Ozdoev (@ozdoev_school)
Построил футбольную школу в родном городе на свои деньги
— Магомед, мало у кого из действующих игроков есть собственная футбольная школа. Расскажите о ней.
— Она существует уже шестой год в городе Сунжа, где я вырос. Школой занимаются и мой отец, и старший брат, тренируют там люди, вместе с которыми я начинал играть в футбол и которых знаю как самого себя.
Сейчас там 30 детей. 23 их них тренируются там все эти шесть лет, другие — два-три года. Двоих последних взяли год назад. Одна группа — с 2004 по 2006 год рождения, другая — с 2007-го по 2009-й. У нас школа не такого масштаба, чтобы набирать группу каждый год. Какая-то разница в силе и скорости между ребятами разных годов, конечно, неизбежна, но все-таки не настолько велика, чтобы заставлять их играть только со своими одногодками.
Для нас самое важное — воспитание хороших, добрых людей и уже во вторую очередь — спортсменов. Потому что спортсменом можно не быть, а вот достойным, воспитанным, уважающим старших человеком нужно быть обязательно.
— Какова ситуация с полями в школе?
— Построил базу. Она функционирует уже третий год. Два естественных поля, раздевалочный комплекс. Все, что нужно, для ребят есть.
— Кто-то помогал в финансировании?
— Нет.
— Во сколько все обошлось?
— Этого говорить не стану. Да и, честно говоря, не закладывал определенную смету. Если ты любишь это дело — сделаешь так, как надо.
Зелимхан Бакаев младше меня почти на пять лет, поэтому постесняется сесть со мной за один стол. Такова наша культура
— Ваши первые годы жизни пришлись на войну в Чечне, где вы родились. Родители рассказывали, как они ее пережили, были ли страшные моменты, как увезли вас с братом в Ингушетию?
— В семье это мало обсуждалось. Война — не то, о чем хочется много говорить. Да, времена были тяжелые. Я многое видел своими глазами, когда уже подрос. Видел беженцев у нас в Сунже и понимал, что люди прожили реально тяжелую жизнь. Некоторые знакомые дети теряли родителей, других близких. Всегда считал, что обсуждать это, выспрашивать какие-то подробности — не мое дело, потому что такими расспросами можно сделать людям больно.
— Футбол был для вас маленького единственным вариантом будущего?
— А какие варианты могли быть в Ингушетии в начале 2000-х? Там были мяч и парк. Ничего другого. Да и сейчас особо ничего не изменилось. Дети как любили футбол, так и сейчас любят, как тогда пропадали на улице, так и теперь бегают все время с мячом. Это свойственно всему нашему региону.
— Почему не так много ингушей в большом футболе, как, допустим, осетин?
— В Ингушетии тоже начали понимать, что любой спортсмен, который чего-то добился, продвигает имидж региона, где его воспитали. В последние 5-7 лет у нас пошел скачок. Многие дети начали уезжать в большие клубы и там вырастать в мастеров — те же братья Бакаевы, один из которых сейчас в «Спартаке», другой — в «Рубине». А до того действительно было тяжело. Потому что не было полей, центров, где тебе могли что-то дать в футболе. Думаю, пройдет еще несколько лет, и вы увидите на хорошем уровне и детей из моей школы.
— С Бакаевыми хорошо знакомы?
— Общаемся, переписываемся. Знакомы не настолько близко, поскольку у нас в любом случае есть субординация. Зелимхан моложе меня почти на пять лет, Солтмурад — еще младше. Есть определенные вещи в нашей культуре, которые я не могу позволить себе с людьми старше меня, и то же самое — у более молодых.
У нас воспитание и менталитет совсем другие. Если человек старше меня на 4-5 лет, я многие вещи вообще не могу при нем обсуждать. Из уважения. Ты держишься чуть в стороне, стесняешься садиться со старшим за один стол.
— Даже так? А не стесняешься, когда какая разница в возрасте?
— Год максимум. Больше — уже дистанция.
В Киеве играть запретили. И тогда Семин с Игнатьевым порекомендовали меня в «Локомотив»
— Самая загадочная для меня строка в вашей биографии — как вы в 2009 году оказались в молодежной команде киевского «Динамо». Путь от Грозного до столицы Украины не выглядит таким уж быстрым и легким.
— Он короче, чем до Москвы! (Улыбается.) Доезжаешь до Ростова, а оттуда до Украины уже рукой подать. Мы с папой так и поехали — до Ростова на автобусе. Потом таким же образом попали в Донецк. Ехать всего четыре часа. Изначально-то мы должны были оказаться в «Шахтере».
— Вот как!
— Договорились, что меня просмотрят в Донецке. Мне было 16 лет. Приехали после Нового года, позвонили тренеру молодежки «Шахтера». Он сказал, что они уже уехали в Крым и нам теперь надо туда. Но одновременно папа звонил в Киев — чтобы посмотрели в обоих ведущих клубах Украины. У динамовской молодежки сбор был дома. Мы сели на поезд и наутро уже были в Киеве. Просмотр я прошел.
— Знаю, что определенную роль в вашей жизни сыграл Юрий Семин, пусть вам с ним и не довелось поработать на взрослом уровне.
— Юрий Палыч тогда возглавлял первую команду киевского «Динамо». Она как раз в том году выиграла чемпионат Украины и дошла до полуфинала Кубка УЕФА. Помощником у Семина был Борис Игнатьев. Тренер молодежки Владимир Мунтян сказал им: у нас парень есть из России. Меня познакомили сначала с Борисом Петровичем, потом с Юрием Палычем. Они пригласили меня на тренировки основной команды, я даже участвовал в двусторонках.
Но мне пришлось уехать до окончания чемпионата, поскольку был наложен запрет на мою игру за границей. Я не знал, что до 18 лет подписывать контракты с зарубежными клубами нельзя. С Украины еще летал в «Шальке», селекционеры которого увидели меня как раз в Киеве. Поехал на официальный просмотр, провел даже за молодежную команду «Шальке» товарищеский матч против ПСВ. Тоже все прошел — и абсолютно та же ситуация. Невозможно было оформить документы.
В Гельзенкирхене предложили остаться на два года, до 18-летия, после чего подписать контракт. Но я не мог столько времени не играть официальные матчи. Мы переговорили с Семиным, и он сказал: в 16 лет такой простой недопустим. Вернулись с папой в Россию, и я оказался в «Локомотиве».
— Семин вас и порекомендовал в молодежку «Локо», Ринату Билялетдинову?
— Да. Игнатьев был на связи с Билялетдиновым и сказал, что на тренировку молодежки придет парень. Ринат Саярович сначала был злой — подумал, что по блату кого-то пытаются засунуть в команду. Но после 30 минут первой тренировки он сказал, чтобы завтра все документы принесли. (Улыбается.) Спустя годы мы с Билялетдиновым и в Казани поработали вместе — теперь уже как с главным тренером «Рубина». У нас сложились хорошие отношения, мне всегда нравилось с ним работать.
— Затем его сменил Валерий Чалый, при котором у вас был в Лиге Европы один памятный матч на культовом английском стадионе.
— Да, мы на заполненном «Энфилде» сыграли в Лиге Европы вничью с «Ливерпулем» — 1:1. Провел на поле все 90 минут против Коутинью, Милнера, вышедшего на замену Фирмину... Больше тайма в меньшинстве играли — выстояли!
— Скажу вам больше: это был первый домашний матч «Ливерпуля» под руководством Юргена Клоппа.
— Да? Не повезло ему — не смог выиграть, более того, отскочил от нас! Если бы не удаление при счете 1:0 в нашу пользу, мы бы довели игру до победы. А Чалый, который сейчас живет в Крыму и, по-моему, возглавляет федерацию футбола Севастополя, может вспоминать, что сыграл вничью на выезде с самим Клоппом.
Вырос в семье, где сыну разрешается жить отдельно только после свадьбы
— Сейчас с отцом о футболе так же много говорите, как в юности?
— Все время. Если есть за что критиковать — всегда выскажет. Когда мы после игры созваниваемся, разбор всегда начинается с тех моментов, которые я неправильно сделал.
— Кто строже — ваш папа или Черчесов? Семака в этом списке даже не упоминаю.
— Думаю, папа.
— Несильно удивлен вашим ответом, поскольку читал одно ваше совместное с отцом интервью. Когда вы начинали в «Локомотиве», в вашу съемную московскую квартиру пришли сотрудники пресс-службы клуба, и отец сообщил, что пока запрещает вам, 19-летнему, покупать машину.
— В этом плане он сейчас уже стал спокойнее (смеется). Папа всю жизнь был очень строгим и требовательным к нам с братом. И до сих пор таким остается. Это нам в жизни только помогло. При этом заботой и любовью он нас никогда не обделял.
— Когда он разрешил вам купить первую машину?
— Когда понял, что мне уже тяжело ездить на тренировки в Черкизово по два-три часа каждый день на общественном транспорте.
— Долго вас родители контролировали?
— Я вообще никогда не жил один. Сначала — с родителями, причем не только в Москве, но и потом, в Казани. А затем уже с женой. Мне так комфортно, поскольку я вырос в такой семье, в которой тебе разрешается жить отдельно только после того, как ты женишься.
— Родители сейчас все время в Ингушетии?
— Да. Не могу сказать, что они держались за ту же Москву, когда я там играл. Папа вообще две недели терпел — и потом все, разрыв начинался. Когда он принимался нервничать, злиться, говорил ему: «Пап, время ехать домой».
Болезнь ребенка
Небольшое авторское отступление. Одна история, связанная с Оздоевым, стала для меня — а может, и для кого-то из коллег — уроком. Мы очень мало знаем о важных вещах, которые происходят с игроками за пределами поля, но категорично их судим лишь по тому, что происходит в игре. Наверное, так и должно быть. Но, вынося хлесткие оценки, мы всегда должны помнить, что все они — живые люди. И неудачные периоды могут объясняться чем-то очень серьезным, что случилось в их жизни.
Перейдя из «Рубина», Магомед начинал в «Зените» невыразительно, многие не понимали, зачем его взяли. Но с зимы 2019 года все вдруг наладилось. И лишь спустя длительное время полузащитник рассказал, что в то время, когда у него не шло, его мысли были далеки от футбола из-за болезни ребенка. Затем все благополучно разрешилось — и с этого момента с плеч Оздоева свалился тяжелейший груз. И после этого — основа «Зенита», возвращение в сборную, место в стартовом составе в отборочном турнире Евро...
— Жизнь — такая штука, что какие-то вещи мы всегда держим в себе, — рассуждает Оздоев. — У каждого человека бывают проблемы, которыми он ни с кем не делится, потому что это его личное и, кроме тебя самого, никто тебе не поможет. Когда речь идет о здоровье твоих родных, ты думаешь только об этом. На остальное времени не хватает. Сыну пришлось проходить долгий курс реабилитации, на что повлиял климат в Питере и много других факторов.
Я всегда приходил на тренировки и выкладывался на сто процентов. Что бы со мной и моей семьей ни было, это моя работа, и я не могу на ней халтурить. И вообще так воспитан, что, каким бы делом ни занимался, должен отдаваться ему целиком, чтобы честно смотреть себе в глаза. Но когда твои мысли и до и после тренировки совсем о другом, это не может не сказываться на том, что происходит на поле.
— Футбол не может быть полностью отделен от остальной жизни.
— Да. Проблемы с ребенком начались почти сразу после моего переезда в Питер, весной (еще при Роберто Манчини. — Прим. И.Р.). На тот момент мы не знали, что происходит, — диагноз долго не могли поставить, хотя симптомы были очень серьезные. Болезнь проходила в тяжелой форме, и врачам все-таки удалось установить, что это аллергия.
Тренерский штаб был в курсе того, что у меня происходит. И когда сложилась критическая ситуация, я за два тура до конца чемпионата уехал из Санкт-Петербурга и находился с семьей в Москве. Сейчас, слава богу, все под контролем. Мы знаем, как с этим бороться, и нет того жуткого ощущения неизвестности, которое было тогда.
Промес не Месси. Игру в атаке у «Спартака» ведет Ларссон
— «Зенит» — без пяти минут чемпион?
— Не сказал бы. Игр еще предостаточно, и нельзя терять концентрацию. Опасны все — «Локомотив», «Спартак», ЦСКА, «Динамо», «Сочи» подтянулся...
— «Спартак» — ваш ближайший конкурент. В декабре вы его завозили по полной программе, но в одном тогда «Зениту» повезло — Промеса еще не было.
— Не сказал бы, чтобы завозили. А Промес все-таки не Месси. Не считаю, что один футболист может очень многое поменять в общекомандной игре.
— Но он может стать той самой недостающей деталью, которой команде не хватало.
— Это да. Но все станет ясно на большом отрезке, а не в двух-трех матчах. Вот с «Рубином» «Спартак» сыграл. Был же Промес!
— Это был его первый матч. Освоиться еще не успел. И использовать его потом стали иначе.
— Мое мнение — сейчас в «Спартаке» игру ведут другие люди. По тем играм, которые я смотрел, думаю, что в атакующей линии погоду там делает очень мобильный Ларссон. Плюс Соболев добавляет той пробивной силы, которой не хватает шведу. А Промес просто правильно использует свои сильные стороны. И добавляет колорита.
— Когда-нибудь жалели, что перешли в «Зенит»?
— Таких мыслей никогда не было. Все мои серьезные шаги в жизни были осознанными. Каждый переход тщательно обдумывал, особенно последние, когда мне было уже далеко не 15 лет. Карьера у меня одна, и длится она не так долго. Тот период сложился так, что я должен был решиться на этот шаг. «Зенит» был и остается большим клубом, и мне хотелось попробовать себя, узнать, насколько смогу не просто быть в нем, а быть полезным ему.
Еще когда я был в отпуске, позвонил знакомый и сказал, что есть интерес «Зенита». Тогда я ответил, что не готов это обсуждать, поскольку у меня действующий контракт с «Рубином» и меня все устраивает. Мы только полгода как начали работать с вернувшимся в Казань Курбаном Бекиевичем (Бердыевым. — Прим. И.Р.), мне все нравилось.
Прошел два сбора с «Рубином», после чего вокруг меня началась серьезная активность. После этого я уже разговаривал с самим Бердыевым и руководителями клуба. Услышал от него, что «Зенит» — большой клуб и можно попробовать, тем более что там тренер — Манчини. Понял, что со стороны Казани возражений нет, и тогда уже согласился на переход.
— Фанатский Питер до недавних пор считался городом расистским и ксенофобским. «В цветах «Зенита» нет черного», отсутствие в клубе чернокожих игроков и все такое прочее. Вас когда-нибудь обижали там по национальному признаку?
— Никогда. Болельщики «Зенита» хорошо ко мне относятся — и я к ним тоже. Слышал об этом, но сам, честно скажу, не заметил. А заметил только то, что меня тепло приняли с первого дня.
— На поле никогда с провокациями не сталкивались?
— Тоже нет. Думаю, такие люди понимают, какой я на поле. Там ответить всегда легче.
— В какой момент поняли, что способны стабильно играть в стартовом составе «Зенита»? И насколько комфортно чувствуете себя в питерском клубе сейчас — с игровой, контрактной, бытовой точек зрения?
— С первого дня. По тренировочному процессу видел, что понимаю структуру игры, держу скорости и могу играть на этом уровне. В бытовом плане чувствую себя прекрасно, все устраивает. Семья рядом, дети ходят в садик.
По части игры вопросов нет — работаю, доказываю, есть доверие тренеров. У меня остался год контракта.
— Четыре года у вас был «Локомотив», четыре — «Рубин», и вот заканчивается четвертый сезон в «Зените»...
— (Улыбается.) Жизнь непредсказуема. Я не любитель загадывать наперед. Но ощущения, что пора снова менять обстановку и город, у меня нет.
— За границей нет желания себя до конца карьеры попробовать?
— Есть. Но все зависит от того, есть ли желание у зарубежных клубов меня пригласить.
— Расспрашиваете Головина, Миранчука, Кудряшова, пусть у Федора и не самый топовый чемпионат, как оно все там?
— Да, всегда интересуюсь. А про чемпионат Турции не соглашусь — смотрю его и считаю очень хорошим турниром. Не сказал бы, что он слабее чемпионата Франции — если не считать «ПСЖ». Там и игроки качественные, и болельщики живут футболом. До пандемии стадионы были забиты.
— Чувствую, вам самому было бы интересно там поиграть.
— Почему нет? Посмотрим, в жизни всякое бывает. Погода хорошая, соответственно, поля... А то представляете — часто играть на таком поле, как недавно в нашем матче в Казани? Это же не игра. Ты пытаешься что-то сделать, но невозможно. Ставишь ногу — она уходит. Как будто на пляже по песку бегаешь.
— Тем более невероятным кажется победный гол Макарова с рывком через полполя, кучей ложных замахов, перекладыванием мяча с левой под правую и обратно...
— Да, Макаров сыграл хорошо, и его за такие действия можно только похвалить. Когда игрок на последних минутах такое исполняет и его команда в результате этого гола выигрывает — даже если это соперник и мяч влетел в наши ворота, не сказать об этом добрых слов нельзя.
Но мое мнение — ему фартануло. Выпусти его еще десять тысяч раз вот так — он даже до створа не добежал бы! В тот день так звезды сошлись. Один наш игрок подумал, что Макаров не сможет такое сделать, у другого, наверное, были мысли, что он с ним справится — а в итоге получилось вот так.
Семак просит бить. Но всегда лучше отдам пас, если увижу игрока в лучшей позиции
— К Сергею Семаку, при котором у вас пошел серьезный прогресс, у вас какое-то особое отношение?
— Это человек, с которым можно пообщаться, обсудить любые проблемы. Ты всегда осознаешь, что он может тебя понять, войти в твою ситуацию, — и благодарен ему за это. Это дает результат, поскольку тренер — это в первую очередь психолог. Семак может эмоционально разгрузить тебя, что очень важно. Мне есть с чем сравнивать, и бывали другие тренеры, которые этого не понимали. Но я никогда ни на кого не держал обид, потому что от тренера требуют результата. Он делает свою работу.
— Семак — сторонник индивидуальных бесед с игроками?
— Могу судить по себе. Он готов общаться в любом месте. В неформальной обстановке — допустим, после тренировки или во время ужина — это лучше, чем в кабинете. И так у него происходит со всеми.
— Геннадий Орлов сказал, что Семаку, по его мнению, не хватает плетки. Действительно нет той жесткости, которая иной раз любому коллективу и игроку нужна?
— Если человек дает результат — значит, его работа правильная. В России тяжело три года подряд доминировать, а Семаку это удается. У каждого свой стиль, и если бы он ходил с этой условной плеткой, все бы, наоборот, говорили, что ему не хватает человечности. Это очень тонкая грань, которую нелегко поймать.
— Вам нравится играть в полузащите ромбом, что Семак часто практикует в последний год, или традиционная расстановка больше по душе?
— От расстановки на поле при схеме с четырьмя защитниками наши действия с Барриосом не меняются. Другими они становятся только в том случае, если команда играет в пять защитников. Тогда приходится подниматься выше.
— Кстати, о Барриосе. Многие заметили, что резкий прогресс в вашей игре произошел после его прихода в «Зенит». Колумбиец развязал вам руки для более активных действий в атаке. И верна ли, как считаете, теория, что вам рядом нужен этакий бультерьер, который будет перегрызать все атаки соперников?
— Барриос — прекрасный игрок, мы друг друга понимаем. Мое мнение — мы дополняем друг друга. На момент его прихода так совпало, что все жизненные ситуации, о которых мы говорили раньше, улеглись, и стало намного легче. Я полностью сконцентрировался на работе.
— Вендел, судя по матчу с ЦСКА, уже полностью освоился в «Зените»?
— Думаю, да. Ему было тяжело — он перешел по ходу сезона. Зимой он лучше понял требования тренерского штаба и то, чего хочет от него команда.
— Крутой игрок?
— Крутые забивают за сезон по 20 голов. Дай бог, чтобы Вендел дальше так себя проявил!
— Почему вы в последнее время перестали бить издали? Колотушка-то у вас будь здоров, что вы доказывали и в последнем Суперкубке, и в отборочном матче Евро Россия — Шотландия. А в этом чемпионате у вас ни одного гола.
— Я перестроился — больше голевые передачи хочу отдавать. (Смеется.) На самом деле «Зенит» всегда играет очень глубоко на половине поля соперников, и не хочется просто так бить издалека. Вероятность попасть все равно меньше, чем из пределов штрафной. Да, когда перед тобой есть свободное пространство, ты бьешь. Но когда явно есть игрок в лучшей позиции, которому ты можешь отдать, — я всегда лучше сделаю пас, чем пробью.
— Семак просит бить чаще?
— Просит. Всегда говорит: «Почему ты не бьешь? У тебя же была возможность — все равно отдал!» Отвечаю: «Мне показалось, что он был в лучшей ситуации. Посмотрите на повторе!»
— Требования, которые предъявляют к игрокам вашей позиции в клубе и сборной, сильно различаются?
— Нет, они практически одинаковы.
Игроки предъявляют претензии партнерам только в том случае, если те пешком ходят. С Турцией я ошибся, но хотел сделать как лучше
— В прошлом ноябре вы допустили серьезную ошибку в матче сборных Турции и России. Черчесов позже сказал, что ничего вам о ней не говорил. Потому что иногда тренеру лучше молчать, а игрок и без него все понимает.
— Там произошла такая ситуация, которую поймет каждый игрок, — когда хочешь сохранить мяч, а не просто выбить наобум. В жизни бывают такие моменты, когда желаешь как лучше, а получается ошибка. Все понимаю: мое игровое действие привело к удалению Андрея Семенова, и мы проиграли матч, в котором вели в счете. Но не могу убивать себя этим. Надо жить и играть дальше.
Конечно, я был расстроен, что так получилось. Но сделал это не со зла и не из-за разгильдяйства. Мне никто не предъявлял в раздевалке — и сам я не стал бы предъявлять, если бы партнер так же ошибся. Мы одна команда. Каждый когда-то ошибается. Кто-то зарабатывает удаления, кто-то — пенальти, кто-то не забивает верные голы. Претензии к кому-то с нашей стороны могут быть только в том случае, если этот человек халтурит, недобегает, пешком ходит. Но не когда человек хочет сыграть лучше, а получается хуже.
— А вообще бывали у вас с Черчесовым очень жесткие разговоры?
— Нет. Мне кажется, в общении с игроками Саламыч не такой жесткий, как многие об этом думают. Очень требовательный — да, но это только хорошо. Даже если ты ошибешься, он может объяснить, но не будет пихать.
— Вы были одним из тех игроков сборной, кто публично «вписался» за Черчесова после его хлесткого ноябрьского интервью «Матч ТВ» вслед за 0:5 в Сербии. Не побоялись пойти против общественного мнения.
— А чего там было бояться? Я просто высказал свою точку зрения. Каждый человек вправе иметь и высказывать мнение — и я тоже. Кому-то нужно было нагнетать обстановку вокруг сборной и ее тренерского штаба.
— Тех, кто нагнетал, можно понять. 0:5 — не рядовой случай.
— Никто не пытался вникнуть в ситуацию, почему сборной было так тяжело в последних играх прошлого года. Даже если провести элементарный математический подсчет, то все игроки национальной команды, начиная с выхода из карантина, провели больше всех игр во всем мире. К тому моменту, как мы приехали на ноябрьский сбор, футболисты были реально истощены.
Да, ты проделываешь работу, которую тебе предлагают. Но ты психологически не готов, уставший, ноги не бегут. Это показали и еврокубки. У нас в «Зените» между доигровкой прошлого чемпионата и подготовкой к новому было три дня выходных. Три! А перед этим мы сыграли десять матчей буквально за месяц, то есть уже выходили на поле каждые три дня.
— Вы были одним из немногих игроков основного состава сборной времен отборочного цикла, которые были здоровы и смогли сыграть в Сербии. Но все равно чувствовали себя выхолощенным?
— Во многом да. Ты так же стараешься бежать, бороться, но тебе не хватает эмоций. А сколько основных игроков у нас выбыло! Когда вы регулярно играете одним составом, то ты хорошо знаешь партнеров, понимаешь, кто из них куда побежит в той или иной ситуации. Там сложилось иначе — мы играли фактически с листа. Думаю, в тот период сборную надо было понять и поддержать, а не закапывать. Но все получилось наоборот. Такова жизнь.
А что касается моего комментария — никого по жизни не боялся и не боюсь. Когда меня обсуждают в интернете, никогда это не читаю и никак на это не реагирую. Меня это абсолютно не беспокоит. Главное, чтобы не переходили на личности моей семьи. А на меня — пожалуйста. Думаете, в испанских или аргентинских соцсетях теми же словами не обсуждают личность Месси, когда у него что-то не получается? Когда он «ПСЖ» пенальти не забил — на него столько вылилось! Футбол — он везде один. И эмоции у людей вызывает одинаковые.
— Бывало, что в комментариях звучали хамские выпады в адрес вашей семьи?
— Бывало. Вот в таких ситуациях я включался. Нет, не заводился, но просил объяснить, чем человек недоволен, что позволяет себе такие слова. 99% людей извинялись и говорили, что погорячились. Когда человек что-то пишет в интернете, он хочет, чтобы на него обратили внимание. Ради этого все и происходит. Ведь на спокойные, взвешенные высказывания бурной реакции не будет.
«Зенит» живет на шутках Дзюбы!
— На днях все обсуждали конфликт во время флеш-интервью в перерыве матча «Спартак» — «Урал» между журналистом Александром Неценко и игроком уральцев Игорем Калининым. Вы что об этом думаете?
— Есть аспект, о котором никто не говорит. Таким интервью можно спровоцировать игрока на то, чтобы он вышел на второй тайм заведенным и нанес кому-то травму. Мое мнение — можно было подобрать более корректную формулировку, чем «крутить позвонки». С другой стороны, это в какой-то мере работа журналиста — где-то спровоцировать, подлить масла в огонь. Я это понимаю и уважаю все профессии.
— Как отнеслись к тому давлению со стороны болельщиков и журналистов, которому подвергся Артем Дзюба после ноябрьского скандала?
— Никогда не лезу в личную жизнь других людей. У меня своя есть, она меня и волнует. Я поддержал Дзюбу как партнера по команде и моего друга. Он ничего плохого в той ситуации никому не сделал.
— Его шутки — то, без чего любая команда с участием Дзюбы давно уже немыслима.
— Скажу честно: «Зенит» живет на этом! Потому что в какой-то напряженный момент его шутка расслабляет команду. В коллективе всегда должен быть человек, который разрядит обстановку.
— Однажды Дзюбу спросили, кто из сборной России мог бы стать политиком. Он ответил: «Железно — Оздоев. Вот кто прямо политиканище был бы!» Вы потом с Артемом это обсуждали? И что он имел в виду?
— Не знаю, что он хотел этим сказать. Наверное, просто пошутил. Потому что более далекого от политики человека, чем я, трудно представить. И обсуждать это не люблю! Другой мир, другое пространство, другие люди.
— То есть в Госдуме себя точно не представляете?
— О нет! Абсолютно. Госдума не мое!
— Продолжение фразы Дзюбы: «Магомед знает все, но не все точно. Поэтому он прямо политик».
— Ага. Он всегда по этому поводу прикалывается. А кто в «Зените» больше всех любит политику — это Лунев.
— А сам Дзюба?
— Дзюба Marvel любит. На самом деле парни больше обсуждают сериалы, футбольные или другие спортивные новости, чем политику. О хоккее много говорят, о теннисе. Вот эти два вида спорта — «коронка» Дзюбы. Он от них прямо фанатеет.
Почему мы не говорим, что «Лейпциг» с «Лионом», которые вышли из нашей группы, затем дошли до полуфинала Лиги чемпионов?
— А вы?
— Я — от футбола. Постоянно его смотрю, и самый разный. На хоккей могу сходить, но многих тонкостей правил не знаю. На СКА ни разу не был, а вот играя в Казани, ходил на «Ак Барс». Баскет больше люблю — несколько раз был в Петербурге на «Зените».
— Насчет разного футбола — читал в одном из ваших интервью, что вы смотрите даже не самые топовые чемпионаты вроде Бельгии или Голландии.
— И продолжаю их смотреть. Интересно знать уровень, а заодно и видеть заранее футболистов, которые потом перейдут в топ-чемпионаты и станут звездами.
— Если вы смотрите эти первенства, то, наверное, сможете объяснить, почему мы проиграли в последних еврокубках бельгийцам и даже австрийцам, а Голландия опередила нас в таблице коэффициентов УЕФА.
— Думаю, так сложились обстоятельства. Тот же «Зенит» в прошлом сезоне, считаю, выступил в Лиге чемпионов хорошо. Да, из группы мы не вышли, но набрали семь очков — столько же, сколько «Бенфика», — и лишь очко уступили «Лиону».
В этом сезоне, конечно, было иначе. Но с «Брюгге» мы дома случайно проиграли, хотя должны были в том матче побеждать. Так же как два тура назад в Казани. Да мы там в четыре мяча могли выиграть! В первые полчаса имели три стопроцентных момента. А потом, как Азмун любит говорить, «один удар — два гола».
Еще с Дортмундом дома не повезло, с «Лацио». Потеряли очки там, где не должны были терять. А в Брюгге вы видели, какой у нас был состав, сколько игроков мы потеряли.
— Все равно одно очко в шести матчах, притом что ты посеян из первой корзины, — это недопустимо.
— Согласен, так нельзя. Но очень много факторов совпало. Теперь мы можем сказать, что ЦСКА отлично сыграл с «Динамо» из Загреба — хорваты «Тоттенхэм» выбили! 3:0 у себя команду Моуринью грохнули. А почему не обсуждаем, что «Лион» с «Лейпцигом», которые вышли в прошлом сезоне из нашей группы, до полуфинала Лиги чемпионов потом дошли? Слабая группа, говорите? Результаты показали обратное.
А в этом сезоне, считаю, на очень многое повлияла пандемия. Тем не менее и «Краснодар» в осенней части своей дебютной ЛЧ неплохо выступил, у «Локомотива» были хорошие матчи. Год тяжелый, безусловно. В еврокубках в целом сыграли плохо. Но не надо кричать «караул» и паниковать, что у нас больше нет футбола. Это не так. И такие неудачи дадут пищу для размышлений, чтобы дальше команды двигались вперед. Уверен, что уже в следующем сезоне все изменится.
Будущий тренер
— С Черчесовым вы стали работать только в сборной. Но читал, что он и в «Динамо» хотел вас пригласить.
— Такая ситуация была, когда я в «Рубине» играл. Помню, Ринат Билялетдинов мне сказал, что есть интерес. В клубе поработать с Саламычем так и не довелось, но по сборной могу сказать, что это сильный, требовательный тренер. И у него отличный штаб, который работает на результат.
— На тренировках заметно, что Черчесов ведет себя спокойнее, а Ромащенко комментирует буквально каждое движение игроков.
— Типичная картина! (Смеется.) Юрьич всегда пихает всем. Некоторые игроки даже боятся, уходят в другую сторону, где его нет. А я, наоборот, люблю с ним работать. Он начинает объяснять, голос при этом повышает. Но ты улыбнешься — и он сразу сам смеется. С Ромащенко интересно работать, он очень сильный специалист. Его подсказки, работа в целом дают результат.
— Мне рассказывали, что вы всегда любознательны по части упражнений, которые вам предлагают тренеры: подходите к ним и уточняете, для чего-то или иное задание.
— Так и есть. По тренировочному процессу мне всегда все интересно. На каждом занятии хочу досконально понять, что от меня требуют. Смотрю, наблюдаю, анализирую. После чего в играх бывает намного легче, потому что ты уже понимаешь требования и предвидишь ситуацию. Делаю так и в клубе, и в сборной.
У меня всегда были высокие требования к себе. Оказываясь, допустим, где-то в запасе, я всегда спрашивал тренеров, какие именно у них претензии к моим действиям на поле, в чем мне надо прибавить, чтобы меня хоть как-то видели в составе. И еще ни разу не было такого, чтобы тренер говорил мне: «Я тебя вообще не вижу у себя в команде». Если бы услышал такое — сразу попросил бы о возможности уйти. Но такого еще никогда не случалось.
— Исходя из вашего интереса к сути тренировочного процесса, вряд ли ошибусь, если предположу, что вы сами подумываете о тренерской карьере в будущем.
— Подумываю. Мне это на самом деле интересно. Все будет зависеть от того, как все сложится в жизни. Загадывать можно что угодно, но самое главное — определиться с приоритетами в тот момент, когда настанет время заканчивать карьеру игрока.
— Пока она в разгаре, и начинается отборочный цикл чемпионата мира. Как вам наша группа?
— Хорошая, сбалансированная. Думаю, будет очень интересно. Тем более что у матчей и со Словенией, и со Словакией, и с Хорватией есть история. Все вспоминают Марибор. Я смотрел оба тех стыковых матча. Помню, как в Москве при 2:0 пропустили нежелательный гол, и в Мариборе была уже другая игра. Расстроился, конечно, очень переживал, потому что я фанат нашего футбола, нашей сборной и всегда им был.
Бывают такие матчи — то же поражение от Словакии на групповом этапе Евро-2016. Таких ситуаций в карьере не избежать. Их надо проходить, извлекать уроки и идти дальше, как бы ни было обидно.
— Что вы должны еще сделать в карьере, чтобы в ее конце посчитать свою миссию в футболе выполненной?
— Хочется добиться такого результата со сборной, чтобы все сказали: «Вау!» Это — большая мечта.