Из этого интервью вы узнаете:
— Почему Александр Кокорин травмировался в «Спартаке» и как Колесникова уволили из клуба
— Как Станислав Черчесов звал Игоря Денисова переговорить по-мужски в душевую
— Какие машины покупали звезды «Зенита»
— Адвокат, Спаллетти, Манчини — как работали тренеры клуба из Санкт-Петербурга
— Как Владимир Быстров ушел из «Зенита» из-за Властимила Петржелы
— Из-за чего в «Челси» не разобрались с проблемами Юрия Жиркова со здоровьем
— Как Колесников ездил на зону к Кокорину и Павлу Мамаеву
— Множество историй о звездах легкой атлетики — российских, советских и мировых
— Как-нибудь заезжайте ко мне домой. Такое чудо покажу!
Массажист Сергей Колесников принимает, должно быть, последнего гостя в своей спартаковской квартире. Из окон которой виден стадион.
Но со «Спартаком» все позади, вещи собраны. Скоро сдавать ключи. После меня должен заглянуть сюда Саша Кокорин — и я украдкой поглядываю на часы. Зайдет он, впрочем, к вечеру ближе. Время наговориться есть.
Назавтра Кокорин отбывал со «Спартаком» на сбор в Эмираты, и никто еще не догадывался, что уезжать оттуда он будет игроком совсем другого клуба.
Клок от майки Криштиану
Но это будет потом — а сейчас мы сидим с Колесниковым на кухне. Прихлебываем чай.
— Ну и где ваш дом? — радуюсь я приглашению.
— Под Питером. Какая ж у меня там коллекция футболок!
— Самая дорогая сердцу?
— Как-то в Питере «Бавария» играла товарищеский матч. Накануне Толя Тимощук с Клозе ко мне приехали. Отмассировал будь здоров и одного и другого. На следующий день Клозе в первом тайме бац — гол нам!
— Вот несчастье.
— Иду в перерыве через поле к раздевалке, поравнялись. Говорю ему негромко: «Хватит!» Так он во втором тайме еще один кладет — подбегает к нашей скамейке и пальцем на меня указывает!
— Вот и массируй немцев после такого.
— Я отвернулся, будто ни при чем. Хорошо, игра дружеская. Потом Мирослав сам ко мне подошел: «Забрал бы тебя в «Баварию», но сам уезжаю...»
— Это куда же?
— Как раз в «Лацио» его подписали. Вот его майка осталась. Но она, пожалуй, не самая дорогая. Есть парочка поинтереснее.
— Например?
— Андрюше Аршавину говорю — пришли мне майку «Арсенала». Но не ту, которые у вас в магазинах висят, а настоящую, грязную. Чтоб видно было — играл в ней. Привез! Вот она для меня — номер два.
— Так какая же первая?
— Помните, как наши Португалию обыграли — 1:0?
— Кто ж не помнит.
— Игнашевич в штрафной Роналду завалил, тот пенальти выпрашивал. Судья махнул — какой там пенальти, вставай...
— Так что?
— После матча мне Данни эту майку приносит. Игнашевич так Криштиану ухватил, что клок вырвал! Прямо повис обрывок, представляете?
— Данни-то каков. Претендентов на эту майку хватало, думаю.
— А это дружба! Дружить надо уметь... Вот с Бубкой мы дружим.
— Ну и уровень.
— Как-то пригласили в Маврикий самых великих легкоатлетов. Я с ними работал. Ребята интересуются — сколько?
— Так-так.
— Отвечают — денет не будет вообще, зато десять дней проживете как в раю. Отдохнете. Даже Бубка подумал, отвечает — да. Ну и полетели. В самолете объявление: «Мистер Колесников, господин Бубка просит вас пройти в первый класс». Встаю — весь самолет мне аплодирует.
— Зачем звал?
— Сидят Бубка с братом, их поляк-менеджер. Оказывается, у дочки его день рождения. Стоит огромная бутылка. А я только-только от собственного дня рождения отойти успел. Не могу, отвечаю! Не буду!
— Это какую ж отвагу надо иметь.
— Разворачиваюсь — а в спину голос Бубки: «А по...ть [поговорить]?» Что делать? Поговорить-то — святое!
— Так всю бутылку и убрали?
— Ну. Куда-то еще летели через Того. Потом рассказывал: до того помню, после — ничего...
Берлускони в раздевалке «Зенита»
Мы рассматриваем карточки в телефоне. Колесников поясняет через стол:
— Два раза меня в сборную Европы приглашали — в 1998-м и 2002-м... Вот я с Линфилдом Кристи... Вот Майкл Джонсон, а вот Донован Бейли. Со всеми работал!
— Это потрясающе.
— В Подольск приезжает главный тренер сборной СССР по легкой атлетике: «Колесо, я не знаю, что с тобой делать!» — «Что случилось?» — «Канадская федерация просит, чтоб ты поехал на первый старт. Бейли хочет, что ты был рядом...»
— Какая радость.
— А нужно мне это? Я отвечаю: «Так скажите им нет!» Тот задумался: «Да нет... Ты поезжай! Он у американца медаль отберет — нам проще будет». Ну и отправился по маршруту Рим — Дюссельдорф с Бейли! Нормально?
— Не то слово.
— Они за миллион долларов бегут 150 метров в Торонто — а я, русский человек, рядом.
— Так и вы, наверное, давно уже миллионер.
— Эх! Если бы...
— Поверить не могу — неужели и Майклом Джонсоном занимались? Четырехкратным олимпийским?
— У него слава тогда была как сейчас у Усэйна Болта! Как-то в Монте-Карло на банкете стоим, он склоняется к уху: «Сергей, хочу, чтоб ты мной занялся». Нет проблем — делаю Майклу спину, тут прибегает Колин Джексон. Тоже звезда легкой атлетики. С порога во весь голос: «Сергей!» Вдруг видит, кто у меня на кушетке, — и шепотом: «Можно я потом зайду?»
— Видел вашу фотографию с Берлускони. Причем Сильвио радуется гораздо сильнее, чем вы. Что это было?
— Случайность! Мы играли в Милане — он и заглянул в раздевалку «Зенита» поблагодарить. А я же скромный парень — сразу к нему: «Мистер! Позвольте?» — «Не вопрос!»
— Точно не двойник?
— Сто процентов! Стал бы двойник в раздевалку к «Зениту» идти. На фиг ему это надо?
— Вы были единственным из команды, кто решился приобнять Берлускони?
— В том-то и дело!
Эль-Герруж
— Аршавин про вас сказал недавно в прямом эфире: «Колесников — лучший массажист в Европе. А может, и в мире». Слышали?
— Еще бы!
— Вы ж знаете этот рынок. Кто для вас лучший массажист в Европе?
— В футболе мы вообще не видим, как работают коллеги. А про легкую атлетику могу сказать. В Киеве был роскошный массажист, потом попал к президенту. Кстати, и в киевском «Динамо» поработал. Я сразу на руки смотрю. Вот у него — как у фокусника!
— Это ж адский труд.
— У нас в Волгоградском институте физкультуры была группа 12 человек. В профессии остались трое. Еще Александр Рязанцев, которого я потом тоже в «Зенит» перетащил.
— Сколько лет вам надо было этим заниматься, чтоб понять — многое умеете?
— Пять лет.
— Сразу ответили.
— А просто через пять лет меня взяли в сборную СССР по легкой атлетике. Представляете уровень? Значит, что-то умел!
— Сколько ж великих прошло через ваши руки. Страшно представить.
— Виктора Санеева готовил к московской Олимпиаде. А он к тому моменту трехкратный олимпийский чемпион был! Обращаюсь: «Виктор Данилович...» — «Какой Данилович?! Серега, ты что?» В Новогорске был двухэтажный барак — так жили с ним вдвоем.
— Уникальное тело?
— Что-то непостижимое!
— В чем?
— В моей жизни был только один похожий парень, тоже из тройного прыжка. Англичанин Джонатан Эдвардс, его рекорд мира до сих пор не перекрыли, — единственный, кто прыгнул за 18 метров. Удивительно тонкие, но сильные ноги!
— Это редкость?
— У меня были разные «тройники». Видел мощные ноги, огромные. Но эти двое — уникумы! Икроножку можно кистью перехватить, совсем тоненькая... Да вся мировая элита через меня прошла. У Карла Льюиса свой массажист был, а остальные шли ко мне.
— Санеева на московской Олимпиаде обманули, не позволили снова стать олимпийским чемпионом. Видели его на следующий день?
— Нет. Встретились через много лет. На какой-то юбилей русской легкой атлетики прилетел из Австралии. Сразу меня узнал!
— За границу вас звали работать?
— Постоянно!
— Куда же?
— В Москве финал Гран-при. Массажистов и врачей сборной пригласили: «Будете помогать?» Оплачивалось хорошо, мы и согласились. Сразу же привозят ко мне олимпийского чемпиона из Марокко, рекордсмена мира Эль-Герружа!
— Это уровень?
— Не то слово! С ним то ли переводчик, то ли телохранитель. Ножки тоже тонкие-тонкие. Думаю — с этим-то быстро разделаюсь. Бац-бац — и готово. Разминаю ему икроножную — вдруг поворачивается, жалобно: «You kill me?»
— Когда больно — это нормально?
— Когда мышцы подзабиты, всегда будет больно. Вообще-то за границей каждый старается к своему массажисту ходить. У всех свой болевой порог!
— Спортивный массаж — штука болезненная?
— Еще бы! Там мало приятного!
— Не кинулся на вас телохранитель марокканца?
— Смотрел как на врага. Чувствовалось — был готов. А я думаю про себя: бежит парень через день. Если завтра похромает — ничего страшного. Успеет оправиться.
— Трезво.
— Так на следующее утро встречаемся у лифта. Ладони сложил, поклонился: «Мастер! Можно сегодня еще прийти?» Да приходи, отвечаю. У меня прямо от сердца отлегло. Эль-Герруж — такая величина!
— Пришел?
— Конечно. Еще и к старту готовился у меня. Как раз мажу его — тут заходит Света Мастеркова, я с ней индивидуально работал. На все ее сборы ездил. Эль-Герруж голову поворачивает: «Мы Сергея забираем!» Света нахмурилась: «Да хрен вам, а не Сергея...»
— Не шутил?
— Два года подряд присылали приглашения!
Тимощук и филиппинка
— Что ж не поехали?
— А не люблю долго сидеть за границей. Домой тянет. Сколько раз меня в Америку звали!
— Сколько?
— Два. В Италию можно было уехать, там работает Виталий Петров, первый тренер Бубки. Американцы просто говорили: «Сергей, решайся! Будешь миллионером!»
— Сколько в Европе получает массажист вашего уровня — про которого Аршавин говорит такие слова из телевизора?
— В 1990-е все ходил, смотрел за моей работой парень из Швейцарии. Он даже не со спортсменами трудился, а в клинике старичков массировал. Я поинтересовался — сколько ж ему платят?
— Итак?
— Шесть с половиной тысяч франков. По тем временам — четыре с половиной тысячи долларов!
— Над старичками убиваться массажисту не надо?
— 15 минут — и все, до свидания! А если ты в сборной Швейцарии работаешь — там совсем другие расценки.
— Вы-то знаете. Ездили по приглашению Кержакова в Швейцарию, когда тот в «Цюрихе» доигрывал.
— Это я уже пенсионером был.
— Какая у вас пенсия?
— 20 тысяч рублей. С небольшим хвостиком.
— Мы Тимощука вспоминали. Он собирался в «Баварию» привезти собственного массажиста. Не вас?
— Нет. Девочку-филиппинку. Или из Таиланда, не помню...
— Где он ее отыскал?
— Где-то в Питере нашел. Однажды приехал ко мне на массаж, привез и ее. Пусть, мол, посмотрит, поучится. Чтоб икроножные делала так же, как я. Массажистка она была или еще кто — не знаю.
— Так ему нравилось, как работаете?
— Однажды узнал, что «Зенит» в Австрии, прыгнул в машину и промчался 180 километров. Только чтоб у меня помассироваться.
— Что ж в «Баварии» за массажисты, если футболист едет за 180 километров?
— Понятия не имею. Появляется: «Анатольич, сделайте икроножки...» Значит, нравилось ему. Массаж зачем нужен? Помогает мышцам правильно и быстро отвечать на сигнал из мозга. Ноги слушаются! Как-то прилетаю в Уэльс — пригласили в сборную по серфингу. Тренировались там на искусственной волне. Гляжу — всей группой встречают меня в аэропорту!
— Вот это да.
— Спрашиваю: «Вы чего?» А им рассказали, будто я звезда. Поработал с ними, на следующий день победили. Один говорит: «Я упал на десять раз меньше, меня ноги слушаются!» Вот так и в футболе. Вообще-то возможности мышц мы используем на 14 процентов.
— Что-что?
— 14 процентов! Вот почему в экстренных ситуациях женщины переворачивают автомобили руками. Кто-то гвозди узлом завязывает. Человек запрыгивает на крыло самолета с места. Потому что медведь подкрался. Человек немножко вышел за эти 14 процентов.
— Ага, на 25. Не вы запрыгивали на самолет?
— Нет. Летчик с «Ан-2». Потом пробовал повторить — не выходит!
Перелет на 26 часов
— У вас такие ситуации были?
— Я только падал с самолетом.
— Ну-ка, ну-ка. Такие истории я люблю.
— В Волгоград летел на «Ту-134». Как раз с Сашей Рязанцевым, массажистом «Зенита». Чувствуем — кружим над городом. Выглянули в иллюминатор: ага, шасси не выходит... А пилот болтанку устраивает, пытается вытряхнуть колеса-то. То так, то эдак.
— Имели бледный вид?
— Да я спокойно к этому отношусь: да- да, нет — нет. Кому суждено быть повешенным — тот не утонет. Вот только тогда было страшно. Рязанцев рядом кряхтит: уф-ф, уф-ф... Говорю: «Что тревожишься? На Волгу сядем!» Почему-то казалось — это спасение. Не знал, что если на воду садишься с такой скоростью, та превращается в бетон. Мужичок рядом сидит газету читает. Думаю — вот это самообладание!
— В самом деле.
— Пригляделся — а газета вверх ногами. В этот момент и колеса выскочили.
— Тут поймешь Кержакова. У которого в самолетах пальцы белели — так вцеплялся в поручень.
— Это хорошо, если в поручень, — мог и в мою руку!
— Рядом сидели?
— Он зазывал: «Анатольич, садитесь со мной!» Такая же история с Дугласом из «Динамо». Видели, как бледнеет темнокожий?
— Бог миловал.
— Он становится серым! Хе-хе! Вот так вцепится, здоровенный детина, — а-ах! Аж дрожит! Это он еще 26 часов в воздухе не проводил.
— А кто проводил?
— Я!
— Героический вы человек.
— Не верите? Давайте считать. Три часа: Санкт-Петербург — Франкфурт. Десять часов: Франкфурт — Бангкок. Еще десять: Бангкок — Мельбурн. Три часа: Мельбурн — Брисбен.
— Ну и нужен вам был этот Брисбен такой ценой?
— Так Игры доброй воли. Даже медаль не дали, я высказался вслух — а Танюша Лебедева услышала. Раз, и несет свою золотую. Отдала мне.
— При ее-то количестве медалей могла себе позволить. Мы сбились — так довез Тимощук до «Баварии» свою массажистку?
— Нет. «Бавария», может, и не против была, а миграционные власти не впустили. Она жила бы у Тимощука дома — клубу-то какая разница?
— Что-то умела?
— Мне-то сразу стало понятно. Мало что умеет, но дотошная. Могла массировать по два часа в день. Может, что-то и получилось бы. Пыхтит, старается... Повторяла все, что я делал.
— Вопросы задавала?
— Да она по-русски слова не знала!
— Бывало, что смотрите за чужой работой — и приходите в ужас?
— В ужас — нет. Просто понимал, что человек делает совсем не то. При этом на высоком уровне!
— Что за случай?
— Была бегунья из Штатов — Киркланд. Дважды чемпионка мира. «Барьеры» бегала. Приезжаем в Линц. Старт какой-то второстепенный, но хороших спортсменов собралось много. У нее с шеей были проблемы, я все время помогал.
— Но тут появился кто-то третий?
— Вдруг приезжает какой-то, как сказали, лучший в Австрии менеджер. У него группа — 25-30 атлетов. Устраивает их на всякие старты. Футболист зарплату получит в любом случае, а в легкой атлетике надо выступать. Иначе все.
— Так что с массажистом?
— Привезли для нее какого-то мануальщика. Держит за шею, цокает языком: «О-о-о... Надо же!» А мне самому интересно, смотрю — может, научусь чему-то. Нам-то по мануальной терапии давали самые азы. Думаю — когда ж начнет править-то? Манипуляции делать? А он все трогает и трогает...
— Не начал?
— Нет. Киркланд тоже смотрела, смотрела — и мне шепотом: «Сделаешь потом?» Киваю — конечно!
Отти и Бузова
— Вы пришли в «Зенит» в 2004-м. Там толком не знали, что такое настоящий массаж?
— Да там не знали, что тейпы существуют.
— Шутите?
— Точно вам говорю. Вообще не делали! Да и сейчас в редкой команде знают, как правильно тейпом пользоваться. Бинтуют голеностоп. Был в «Зените» тогда румын Кирицэ. Помните?
— Кто ж не помнит старика Кирицэ.
— Нога у него была сломана почти у щиколотки, только оправился. Я ему тейп сделал на голеностоп. После игры приходит в раздевалку — кидается на меня, целует!
— Какой чувственный румын. Что говорит?
— Пошел в подкат, получил в то же самое место. Говорит: «Точно второй раз сломали бы!» Был в «Зените» нападающий Дима Макаров — у того с коленом беда. Туда ему тейп!
— Не сваливался?
— Сваливался, сползал. Нога-то потеет. Потом привык: «Анатольич, мне в нем даже удобнее играть».
— Когда с легкой атлетикой закончили?
— В 2003-м в Париже. Последний мой чемпионат мира.
— Вот вы проводили Кокорина на сбор, возвращаетесь в Питер. В это время обычный человек может записаться к вам на прием?
— Нет.
— Почему?
— Во-первых, хочу отдохнуть. Уже не мальчик! Во-вторых, у меня же не клиника. Никакой частной практики. Нигде не зарегистрирован как частный массажист. Через знакомых может кто-то прийти...
— Как пришла Бузова?
— Да, как Бузова. «Локомотив» играл в Питере, Дима Тарасов позвонил: «Оля тоже приехала. Можно заглянет к вам?» Да пожалуйста! Пригласил ее домой, явилась с папой. Сначала ее, потом и папу подремонтировал. Бузова потом выложила в Instagram фотографию. Как посыпались мне звонки: «Можно к вам записаться?» Да нельзя!
— У папы тоже проблемы со спиной?
— Ну да. Как почти у всех.
— У меня нет.
— Это пока! Всему свое время!
— Ну вы и мастер утешить.
— Это расплата за то, что человек с четырех ног встал на две. От физических нагрузок идет давление на диски. Особенно в поясничном отделе. А все спортсмены поднимают тяжести. Без прогиба. С прогибом могут работать только гимнасты и штангисты!
— Гимнасток-то массировать одно наслаждение?
— На Играх доброй воли в Америке Света Мастеркова привела нашу знаменитую гимнастку, как же ее...
— Хоркину?
— Свету Хоркину! Помогал ей со спиной. Там ужас просто. Спортсмены из Советского Союза даже разминались не как все.
— Это как?
— У нас: «Раз-два-три, руки выше!» А в 1981-м году увидел, как разминаются американцы. Знаменитый матч СССР — США в Ленинграде. Народ ломился! Смотрю, сидят, у каждого кассетный плеер. Думаю — когда ж он будет разминаться? А он уже разминается!
— Как так?
— Он тянется! Без наклонов, без рывков. Сидит, сидит — потом вытянул ногу чуть дальше. Мышца становится все длиннее.
— Так и надо?
— Разумеется! Мы потом тоже научились. А до этого рывками холодную мышцу — хэй!
— Самое безумное упражнение, которое на вашей памяти получил спортсмен?
— Его высотникам давали. Это что-то!
— А что?
— Прыжки в глубину со штангой. Это для позвоночника — все! С возвышенности прыгаешь вниз, потом чуть выше. Упражнение вырабатывает сумасшедшую прыгучесть. Никакое другое так мышцам не помогает. Но убивает позвоночник.
— Надо же, до каких девчонок вы дотрагивались. Самая-самая красотка, которая оказывалась у вас на массажном столе, — Мерлин Отти?
— Угу. Совершенно верно!
— А еще?
— Иоланда Чен. Ланка очень интересная.
— Кайф ощупывать такую девушку?
— Я настолько привык... Еще была невероятная красотка — девочка из Словении Бритта Билач, прыгала в высоту. Выиграла чемпионат Европы. Мне Мевля говорил — сейчас она в правительстве. 25 лет я отработал в сборной по легкой атлетике! Я все думаю — как хватило сил?!
— Вот лежит у вас Отти на столе. Чисто мужской реакции нет? Или вы как старенький доктор?
— Хе-хе. Не буду об этом говорить.
— Затрудняюсь представить себя на вашем месте.
— Знаете, если б я на каждую барышню реагировал... В сборной их миллион! А девчонки понастырнее ребят — все норовили ко мне просочиться. Вот является Люда Кондратьева. Красавица с изумительной фигурой. За ней другая. Третья. Устанешь реагировать!
— Тогда давайте еще про Бузову. Вы ж еще на стадионе как-то за нее вступились?
— Да ну, ерунда. Женам футболистов «Локомотива» выделили в Питере места на трибуне, мне туда же ребята дали билет. Алана Касаева и Диму Тарасова отлично знал. Сижу с девочками, а Бузова такая экспрессивная, кричит судье, болеет... Мужичок, фанат «Зенита», ей грубость какую-то сказал. Началась перепалка — пришлось вмешаться: «Ты что с женщиной-то связался?» — «А что она? Тут все равны!» А меня фанаты «Зенита» все знают — сами его одернули: «Ну-ка сядь...»
— Полюбила вас пуще прежнего?
— Откуда я знаю? Да любой на моем месте поступил бы так же!
Окровавленная бутса Радимова
— В баскетбольной сборной СССР был удивительный человек — великий Сергей Белов. Не признавал массаж вообще. Запрещал прикасаться к своему телу.
— Я тоже таких встречал!
— Это кто же?
— В «Зените» — Бруну Алвеш, защитник. Вообще не массировался! Даже не разминался, не растирался. Обычно в холод теплые мази используют все. Мышцам сразу легче. Алвеш вообще ничего этого не признавал.
— Человек колоссальной физической силы.
— Уникальной!
— Халк массировался?
— Приходил и до игры, и после. В бане его парил. Вот Витсель, Ломбертс редко заглядывали. Андрюша Аршавин за два дня до матча массироваться прекращал. Говорил: «Я после массажа как раз пару дней собираюсь». Кевин Кураньи в «Динамо» ходил к другому массажисту. Потом мне на ушко: «Анатолич, приду?» Накануне игры — только ко мне!
— Хотел пожестче?
— Вот-вот! Говорит: «У меня после твоего массажа ноги совсем другие. Свежие». Вот в «Зените» предыдущего поколения фанатов массажа не было. Кержаков, Влад Радимов — они не приучены были. А молодежь вроде Дани Шамкина совсем другая. Не стесняются. Но по большому счету все идут, когда больно становится. А это неправильно!
— Думаете?
— Надо работать регулярно — как мы занимаемся с Сашей Кокориным. Нельзя доводить до болевых ощущений во время бега! Значит, мышца уже в ненормальном состоянии. Дает тебе сигнал: «Что ж ты делаешь?!»
— Бывало, что человек ходит к вам не потому, что это нужно, а просто нравится?
— Была такая Света Китова. Бегала 800 метров. Замужем за братом артиста Певцова, тоже массажистом. Сборная жила в Подольске. Новый корпус еще не построили, массировали прямо в холле. Так как мы ее разоблачили? Один массажист говорит: «Мне еще с Китовой работать...» — «Как с Китовой? Она и ко мне записалась!»
— Как мило.
— Стали сверять время — она отмассируется у меня и идет к другому. Да еще муж массажист. Любила это дело до самозабвения! А кто-то засыпал на столе, как Сережа Ловачев. Бегун на 400 метров.
— Футболисты не засыпали?
— Им тяжело заснуть — все ноги избитые, в ссадинах. Вот вам случай: обыгрываем «Русенборг» в гостях 2:0. У защитников шипы сзади здоровенные — так один норвежец наступил Владу Радимову в голеностоп. Влад кричит: «Доктор, Анатольич, посмотрите!» Стягиваем бутсу — полна крови!
— Какой ужас.
— Она оттуда бульк, бульк! Пульсирует! Действительно ужас. А Влад нас торопит: «Да нормально. Заклейте скорее», — и пошел на второй тайм.
— Дыру в ноге забили ватой?
— Специальный тампон, пластырь сверху. Затянули посильнее. Утром пришел к Владу в номер поменять повязку — у него вся постель в кровище!
— Он-то не устрашился?
— А ему по фигу. Как и Вовке Быстрову. Тоже ноги всегда перебиты.
— Самый страшный шрам в советском футболе был у Сергея Дмитриева. Говорили — будто фронтовой хирург оперировал затупленным скальпелем. Самый страшный шрам, который видели в спорте вы?
— У Родиона Гатауллина. Он ушел от менеджера, с которым я работал. Вскоре порвался. Оторвал головку двуглавой мышцы. Ему скобу ставили, тянули... Вот это был шрамище!
Как иголкой протыкать ноготь
— Как-то Илья Кутепов сфотографировал свои ноги после матча. Это ужас — ногтей нет вообще.
— Да это у всех футболистов! Прежде-то были кожаные бутсы, хоть как-то защищали. А сейчас у всех тоненькие, из фибры. Еще и берут на полразмера меньше, вытаскивают стельку. Чтоб совсем внатяг было. Лучше мяч чувствуешь. А с ногтями есть фокус.
— Это какой же?
— Пока кровь под ногтем не свернулась — берешь иголку, ввинчиваешь. Чтоб сам ноготь пробуравила. Всё выпускают.
— Меня сейчас вырвет.
— Потом не так больно будет! Вот если упустил момент, кровь не выпустил — картину получишь ужасную.
— Такая работа здорово укрепляет руки.
— Даже не руки — пальцы. Два раза не по назначению пришлось использовать. Один раз в метро гражданин борзел — так я прихватил его за ключицу, сжал. Сразу сел.
— А второй случай?
— Такой же. Только за ухо взял. Вообще-то я миролюбивый человек. Спокойный. Тоже спина больная, врачи тяжести не советуют поднимать.
— Как-то я восхитился мощью 60-летнего бывшего борца Иваницкого. Тот усмехнулся: «Это не сила. Это остатки силы».
— У меня тот же случай! Конечно, остатки силы!
— Здоровье подводило?
— В 1999-м году ехать на чемпионат мира с Мастерковой, а у меня руки отнимаются.
— «Отнимаются» — фигура речи?
— В самом деле отнимаются. Проблемы с шеей — все оттуда. Третий и четвертый позвонки как раз переходят в плечевой нерв. Вот посмотрите, какая у меня здоровая мышца на левой руке. А на правой почти нет ее.
— Ой. В самом деле.
— Нарушена иннервация. Мышца умирает.
— Она ничего не чувствует?
— Все чувствует. Просто скукожилась, не работает. Доставали для меня редкие лекарства, до сих пор езжу каждый год в Кисловодск.
— Неужели помогает?
— Если доработал до 65 лет! Каждый декабрь не на Мальдивы, а туда. Я в ужасе был от того, что происходит. Света готовилась-готовилась, я ей необходим. После ужаса 1992 года любая мелочь может выбить из колеи.
— А что в 1992-м?
— Она была готова так, что Олимпиаду в Барселоне выиграла бы без вопросов! Приезжаем из Подольска на отборочные соревнования, на разминке Света вся горит. Прямо пританцовывает на месте. Готова всех порвать! А я будто чувствовал: «Света, давай еще хрустнем спиночку? Коррекцию сделаем?» — «Серенький, все нормально...» Выходит на финишную прямую — всем привозит по 20 метров! Первая бежит!
— И?..
— Вдруг крик: «А-а-а!»
— Порвалась?
— Да. Не поехала ни на какую Олимпиаду. Зато Настьку родила! У них как только тяжелая травма — сразу рожают. Чтоб зря дома не сидеть.
— В Барселоне она всему миру привезла бы 20 метров отрыва?
— В 1992-м? Уф-ф! Она была потрясающе готова. Если уж в 1996-м на Олимпиаде выиграла две золотые медали — на 800 метров и полтора километра. После родов и травмы.
— Представляю первые минуты после ее травмы.
— Кинулся к ней. Она валялась на дорожке, рыдала. Поняла, что никуда не едет.
— Сразу оценила, что это не растяжение?
— Разумеется! Ох, Света... Как мы в ЮАР ездили — это блаженство! В Сан-Сити!
— Знаю я это «блаженство», там чуть не умер. Отравился.
— А у нас все отлично прошло. Ездил я туда раза четыре. С Мастерковой и ее менеджером, эстонцем, брали автомобиль, мотались куда хотели.
— Куда ехать вообще не хотелось?
— В Мексику. Там тяжело!
— Что такого?
— Больше трех недель надо сидеть. Среднегорье — опасная штука. В той же Австрии, Кисловодске неделю втягиваться надо. Акклиматизироваться. Асят Саитов, знаменитый велогонщик, «горный король», все это знал...
— Вы и с велосипедистами поработали?
— Он муж Мастерковой. Напутствовал: «Серый, ты ей хоть анекдоты рассказывай — но чтоб первую неделю пульс был 150. Максимум 160! Если зашкаливает — прекращайте беготню». Вот первую неделю ходили трусцой, я на ходу анекдоты рассказывал. Идем, смеемся... А потом две недели носимся!
— А если ошибиться со среднегорьем?
— В такую «яму» попадешь — месяц будешь выкарабкиваться. Футболисты на этом часто прокалываются. Приезжают в горы — сразу начинают пахать.
Жива на красном Ferrari
— Три самых уникальных организма, побывавших в ваших руках?
— Первый — как раз Мастеркова. Это что-то уникальное! Второй — Сережа Бубка. Тоже невероятный товарищ. А третий... Господи, кого ж назвать... Пожалуй, тот англичанин, рекордсмен мира в тройном прыжке. Сразу обратил внимание на эти тоненькие ножки. Говорю: «Это что за кузнечик? Как он вообще прыгает?» Великий прыгун Леня Волошин усмехнулся: «Это уникум...»
— Из футболистов к тройке близко никто не подходит?
— Халк. У него ножищи — как у метателя диска.
— При этом говорит, что не качался. Таким родился.
— Думаю, так и было. Дискоболы — они же тоже не качаются. Все от природы. Изначально идет отбор.
— Халк — хороший парень?
— Простой, без всяких заморочек. Никакой звездности. Добрый парень, что говорить. Из фавел. Все ему: «Халк, Халк!» — а я иначе. Звал его Жива.
— Почему?
— Он же Живанилдо. Радуется: «Анатоли, меня так звали в фавеле — Жива!» Вот он мне близок был по духу. Посмеяться любил, пошутить.
— Судя по тому, что развелся с супругой и женился на ее племяннице, — человек довольно непосредственный.
— Весьма! Говорю же — из фавел пацан. Что вы хотите? Парю его веником, глаза вытаращил: «Ты меня убить хочешь?! Больше не могу!» — «Терпи!» Набираю жидкость в огромный шприц, на 20 кубов. Халк увидел, в ужасе: «No, Anatoly, no!» Как перепуганный ребенок. Давай-давай, отвечаю. Быстро! Хе-хе!
— Укололи?
— Вот и он думал — собираюсь колоть. А я снял иголку — он прямо выдохнул, отпустило...
— Зато гонял по Питеру на красном Ferrari.
— Да, был у него Ferrari. У Паши Погребняка — желтый Porsche-911. Маленькая машинка. Но удивлял меня автомобилем другой парень.
— Это кто же?
— Юра Лодыгин!
— Он-то на чем?
— «Rolls-Royce». Купе.
— Господи. Этот автомобиль собирают вручную полтора года.
— Но потом приехали аргентинцы — получили столько денег, сколько не видели никогда в жизни. Вот они накупили фантастических автомобилей. Там и Lamborghini были, и что угодно еще.
— Удивительно.
— Удивительно было в «Динамо». Ведут меня по базе, все показывают. Дошли до подземного паркинга. Комплекс отличный. С полями там не все хорошо, но сама база шикарная. Иду — бац!
— Что такое?
— Красный Ferrari!
— Халк?!
— Замер на ходу: «Это чей?!» А мне рассказывают — уникальный случай. Есть в «Динамо» третий вратарь. Женя, Женя... Как же его...
— Фролов. Критик режима.
— Точно! Вот Жеки Фролова автомобиль! У пацана квартиры нет, живет на базе — зато купил красный Ferrari. Исполнил мечту детства.
— Кто-то из футбольных массажистов поражался мышцам Олега Саленко — настолько тяжелые. Пока промассируешь, руки отвалятся. Но вам-то после Халка никто не страшен?
— Я массировал метателя диска из Краснодара — Диму Шевченко! 135 килограмм! Вот как его промассируешь? Потом появился Сергей Смирнов, бронзовый призер Олимпиады в толкании ядра. Меня Зайка называл.
— Неплохо.
— Заходит в раздевалку, «Беломор» в зубах — все сразу разбегаются. «Зайка, сделай мне плечико и локоточек...» Вот его и еще одного метателя диска, совсем квадратного, клал на пол. Долго-долго ходил ногами. Потом уж только руками доминал. Ноги у них были как у Халка туловище. Но это еще ничего. Были варианты пострашнее.
— Что ж страшнее?
— Знал ребят, которые массировали Василия Алексеева и Юрика Варданяна. С такими я просто не знаю, как работать.
— Это не Володька Быстров, однозначно.
— Наташа Лисовская ко мне приходила — такая машина под два метра ростом! Зачерпывал пригоршню дольпика и столько же финалгона. У меня руки сгорают — а ей хоть бы что!
— Еще таких встречали?
— Таня Анисимова, барьеры бежала. Серебряный призер монреальской Олимпиады 76-го. Руки красные, жжет — а она с сомнением: «Серенький, что-то только к концу тренировки стало немного пробирать».
— Гвозди б делать из этих людей.
— Зато после Лисовской пришел талантливый спринтер Горемыкин. Я руки помыл, так он прямо на тренировке в лужу уселся. Чтоб смыть капельки этой мази — что-то, видно, на руках осталось.
— Кстати, про Быстрова! Вот с кем было проще простого, наверное. Вес-то птичий.
— Мышцы у него сложные, спринтерские. Поэтому часто травмировался. Там не просто! Вот, например, у Крижанаца была больная спина. Он же мощный, здоровенный. Мышцы тяжелые. Надо было закачивать, делать специальные упражнения. Этот момент Володька Быстров сразу ухватил.
— Что делал?
— Понял, что намного меньше травм получает, если стонизирует спину. Прямо перед матчем забегал, ложился поперек кушетки: «Давайте, Анатольич, быстренько! Два разочка!» Эти упражнения разработал мой учитель в Волгограде. Минуту с ним работаю — вскакивает: «Я побежал, нормально!» Недавно с Аршавиным приехали ко мне в пять утра.
— Сюда?
— Да, в эту квартиру. Приезжали на «Матч ТВ», поезд ранний. Куда им деваться?
— В самом деле.
— Чайку попили, сидели вспоминали. Как раз сказал: «Начал спину массировать перед матчем — меньше травм стало».
Зайка и пупсик
— Толкатель ядра вас прозвал Зайкой. А футболисты что-то придумывали?
— Паредес и Дриусси звали — Пупсик.
— Кстати, неплохо.
— Я кого-то из них назвал «Пупсик», а тот не понял: «Сам ты Пупсик!» Ну и привязалось. Как видит: «Привет, Пупсик!» У них в раздевалке был свой уголочек, вроде буфета. Кучковались там, заваривали чай мате. Как-то заглядываю после игры туда, Паредесу: «Хочешь, покажу, как ты играешь?» Тот обрадовался: «Как?»
— Так как?
— Показываю: ты во фраке, в одной руке коньяк, в другой — сигара. Пас получил, затянулся, отхлебнул — и кому-то мячик пнул. Парень просто упал! Потом раза три подходил: «Покажи, как я играю».
— Другим тоже нравилось?
— Ригони выучил слово «катастрофа». Меня окликает: «Катастрофа?» Я киваю: «Катастрофа!» Радуется. Оборачиваюсь — за спиной Манчини стоит. Смотрит на меня, спокойно: «Fenomeno...»
— Действительно, fenomeno.
— Два раза он это произносил. Второй раз — когда увидел, как я в бочку со льдом три раза нырнул. Есть у меня такая тема. Дождался, пока вынырну: «Тебе сколько лет?» Отвечаю. Манчини головой качает: «Fenomeno!»
— Надолго ныряете?
— На несколько секунд — после бани. Нырнул и вынырнул.
— Массировали его?
— Разок. Манчини не понравилось.
— Это что за новости?
— Он любит мягко. Чтоб его прямо гладили, будто подушками. Манчини лично всех массажистов в клубе прошел — остановился на парне, которого взяли из дубля. Тот помягче. Каждому свое!
— Кто любил пожестче?
— Влад Радимов. После первого массажа в Турции встал, почувствовал ноги — и выдохнул: «Ничего себе. Будто и не бегал!» Вот Саша Кержаков не любил, когда жестко. Да все обычно просят пощады.
— Бывало, что работаете совсем легко, а человек все равно умоляет: «Помягче!»
— Такие ко мне не ходили. Искали других массажистов. Вальбуэна как раз был такой. Раз попробовал: «Больно!» — и все. Больше не появлялся. Попробовал одну точку, потом другую — он все равно: «Больно! Очень больно!» Ну и зачем мучить человека? Пусть ходит к другому массажисту. А Кураньи — наоборот.
— Как Кокорин?
— Кокорин нормально переносит. Он вообще терпит любую боль! Ни разу не слышал, чтоб сказал: «Анатольич, потише, помягче...» Лежит — и все. Я уже и сам чувствую, когда у него предел наступает.
— Судя по тому, сколько лет вы вместе, — все устраивает.
— О чем и речь — шесть лет!
— Геннадий Орлов тут говорил: «Мне Манчини не нравился. Он нарцисс».
— Так и есть!
— В чем проявлялось?
— Понятно, что открыто он никому не говорил: «Я великий, а вы все говно». Но чувствовалось по всему: как раз это у него в голове. «Я за сборную Италии играл, а вы кто такие? Шелупонь».
— С Адвокатом было проще?
— Дик совсем другой! Уезжал из Питера — вот такие слезы катились в аэропорту: «Никогда не думал, что так проникнусь...» Стал намного добрее. К русским иначе относился. Сам обрусел. Под конец в баню с нами пошел, вздыхал: «Что ж я ни разу за два года здесь не был?»
— Это колоссальная ошибка.
— Пропарили его, рюмашку опрокинул... «Сколько прелестей тут!» Распробовал. Дик нормальный мужик. Поначалу-то лютовал.
— Что творил?
— Не те шорты надел, без носков на обед явился, в шлепанцах — сразу штраф! Но приучил — все ребята как с иголочки стали одеваться. Во всем одинаковом. Дик стоял и проверял.
— Адвокат крикливый, конечно.
— Все время кричал. Если что не так — со страшной силой! Мог орать до посинения!
— Виталия Леонтьевича не массировали?
— Нет. С ним другая история. Он покинул клуб — а меня как раз взяли. Однажды приходит, а я выглядываю из массажки. В короткой майке. Мутко сразу: «О! Это что у нас за качок?» — «Это наш новый массажист». — «У какой...» А при Семине Влад Радимов с ребятами упросили взять меня в сборную. Их много было из «Зенита».
— Юрия Павловича массировать — мучение? Одни кости?
— Не знаю, не пробовал. Вот дона Фабио я массировал. Потом Низелик, переводчик, подошел: «Анатольич, что вы с доном Фабио сделали?» Я испугался: «А что?» — «Да он счастлив! Это что-то!»
— Крепкий старикан?
— Жилистый!
— Этот дуб еще пошумит?
— Еще как! Да и я тоже. С выносливостью у меня порядок. Помню, уже объявили о приходе Адвоката, но работал с командой его помощник, Корнелиус Пот. Первый кросс — в горах.
— Ну и?..
— А я же знаю, как бегать там, в горах!
— Всех научили?
— Сам прибежал первым. В 50 лет!
— Что Корнелиус?
— Охренел от увиденного: «О! Ничего себе...»
— Ну и подготовка у вас.
— Так я с Мастерковой бегал все ее кроссы — из 8 километров темповухи четыре держался. Это себе представляете?
— С трудом. Я бы метров двести продержался.
— Помню, приехала после травмы Наташа Горелова. Серебряный призер чемпионата мира на полторашке. Побежали по стадиону 10 километров — я привез ей два круга! 800 метров!
— Ничего ж себе.
— Она, бедная, разрыдалась. «Все, меня даже Сережа обгоняет...»
«Какой Чади!»
— Вы сказали — Радимов любит пожестче. Самое время вспомнить Риксена. Мало кто знает — в раздевалке было продолжение их знаменитой драки. Не вас отправили разнимать?
— Что вы — сам Адвокат побежал! А уж мы за ним. Риксен с Радимовым уже никого не видели. Уже всерьез хотели махаться. Влад опомнился — нахватал прилюдно оплеух. Но мы развели. А сразу-то мы все обалдели. Е! Что ж они делают?! Ни хрена себе! Еще и штрафной в нашу сторону...
— Риксен — странный парень?
— Дурковатый. Какой-то сам по себе. Мне говорил с восторгом: «Анатольич, какие же у вас красивые женщины! Это что-то! Я хожу — у меня бок синий».
— Почему бок? А не другой орган?
— Я тоже уточнил. Отвечает: «Я на каждую бабу оборачиваюсь. А жена щиплет». Но все-таки женился на русской девчонке. Голландку свою отправил домой.
— Вот она его и ободрала как шишку. Риксен и сам говорил — мог поддатым приехать в Удельную.
— Это видно было. Мы ж отличаем, кто с бодунища. При этом работал как машина! Этим себя и доконал. Хоть этот боковой склероз убивает кого угодно. Хоть пьющего, хоть трезвенника. О его слабостях Питер узнал сразу — там достаточно пару раз в ресторан сходить.
— Бывают странные легионеры. Помните футболиста Чадиковски?
— О, это самый комичный легионер! Чади, еще бы!
— Едва управлялся с мячом — зато часами мог пересматривать собственные матчи, в которых хоть что-то получилось.
— Вот-вот. Идет двусторонка, обведет кого-то — обо всем забывает, останавливается. Поглаживает себя по животу: «О, Чади! Какой Чади!» А игра продолжается!
— В «Зените» его до сих пор вспоминают.
— Еще бы — умирали от хохота... До сих пор кто-нибудь да произнесет: «Ах, Чади, ах, красавец!»
— Но из-за Чади кто-то сел на лавку.
— В том «Зените» вообще были замечательные ребята. Ни одного говнюка не вспомню! Леша Катульский какой чудесный. А парень, который водителем после футбола работал, таксовал — а сейчас в академию его взяли. Так он свою команду лучшей сделал...
— Это кто же?
— А давайте вспоминать! Даже в сборную его брали.
— Я дрожу от нетерпения.
— Старею — не помню фамилию! Петржела пришел — как раз привел Чадиковски и еще какого-то македонца. Нашего парня посадил. А это мягкий, пластичный, быстрый мальчик был! Как же его? Центральный полузащитник!
— Не Коноплев ли?
— Точно, Конопель! Его и посадил. А парень был хоть куда.
— Зато при Петржеле в «Зените» более-менее начали платить. На вас это распространялось?
— Это самые памятные премиальные в моей жизни!
— Тогда с вас рассказ.
— Первая моя игра — 2004-й год, встречаемся в Питере с «Ротором». После первого тайма проигрываем 0:2. Думаю — ни хрена себе... Сейчас скажут — нефартовый!
— Запросто.
— На второй тайм выпускают Вовку Быстрова — тот сам забивает, пенальти зарабатывает... Выигрываем 3:2! Доктор после матча встречает: «С первыми вас!» — «Вы о чем?» — «А вот столько-то баксов — премиальные за победу!» Вот это да, думаю.
— Вы неизбалованный были?
— Самые большие премиальные в моей прежней жизни — за Олимпиаду в Сиднее. У меня там чуть руки не отвалились. Три тысячи долларов заплатили. А тут за матч, поменьше — но сопоставимо! Вот это футбол, думаю, вот это жизнь пошла. Вот это Петржела.
— Но Петржела умел быть и жестоким. Как друга вашего выставил из «Зенита».
— Вовку-то Быстрова? Это ужасная история. Жалко было до слез. Он же не сам в «Спартак» захотел!
— Столкнулись с Петржелой на почве казино?
— Вот именно. Петржела ночь просидит в казино — наутро появляется вот с такой головой. Вместо него работал Боровичка. А Вова как-то пошутил по поводу сна. Сразу — на выход!
— Так и сформулировал?
— Заявил: «Чтоб завтра в команде его не было!» Вот и продали.
— Петржела мне как-то рассказывал, что выиграл в казино миллион долларов.
— Да ну... Это во сне, наверное.
Как Хаген хоронил собаку
— В Удельной, прямо напротив базы, фанаты запустили на пруду плот, на котором красовалась голова свиньи. Отмечая возвращение в «Зенит» Быстрова. Видели?
— Не видел. Все это быстренько пресекли. Ну глупые! У меня с фанатами был свой разговор. Помните, как Широков забил — и показал жест «Виражу»?
— Еще бы.
— Так после матча сгрудились возле автобуса, голосили: «Где Широков? Подать его сюда!» Я к ним отправился: «Что вы орете?»
— Объяснили?
— Вычислил самого крикливого — к нему обратился: «Вот если тебя назвать *** [геем] - что сделаешь?» Раз — и тишина. Пауза. Продолжаю: «А вы это и кричите! Багама-мама, в жопу *** Широкова Романа...» Была у них такая присказка.
— Услышали вас?
— Постояли-постояли — и разбрелись...
— Мы Удельную вспомнили. Самый памятный момент, связанный с базой?
— Хаген хоронит собаку. Даже не плачет — рыдает! Огромные слезы!
— Что за собака?
— Нашел какого-то щенка, приютил на базе. Ухаживал. Потом собачонку загрызли бродячие псы. Эрик своими руками хоронил и рыдал.
— В Удельной упокоился пес?
— Да. Недалеко от базы. А на поле Хаген выходит — викинг! Убийца!
— Вот и мне так казалось — зверюга.
— А добрее человека я в «Зените» не помню. Такой свирепый на поле — и вдруг превращается в ребенка после матча. Постоянно идет, ищет кого-то: «Я же тебя задел? Прости! Не нарочно!»
— Это ведь Хаген регулярно выносил дверь в зенитовской раздевалке.
— Было пару раз. Все время забывали, что дверь фанерная. По ней и бить-то сильно не надо — чуть двинешь, она вылетала. Рассыпалась. Насквозь могли бутсой пробить. Только заделают, кто-то снова — н-на!
— К слову, про раздевалки. Как рассказывал Петржела, в Казани в раздевалку подбрасывали перед матчем дохлых крыс.
— Было.
— Видели их?
— Видели те, кто приезжает на 2-3 часа раньше команды, развешивает форму. Они и убирали и нам рассказывали.
— Это какая-то ритуальная штука?
— Ну разумеется. Нам было чем ответить.
— Страшусь представить чем.
— Привозили иконы, расставляли. Зажигали свечи. Что нам до этих крыс? В Казани интересная история была! Самый-самый злой перерыв на моей памяти.
— Говорите же, не останавливайтесь.
— 0:2 мы «горели» «Рубину». Дядюн въехал в Малафеева — еще и гол засчитали. Слава встать не мог, шипами все ему разодрали. Такими ребят я больше не видел никогда. Злые, собранные, целеустремленные.
— Это тогда вы на судью накинулись?
— Боковому говорю: «Ты ж глянь! Что творите?!» Видимо, за победу «Рубина» им что-то причиталось. Ломбертса в том же матче покалечили — приходит в раздевалку, нога вздулась. Будто гвоздем от колена до самого низа прорезано. Мясо разъезжается!
— Умеете выпукло сформулировать.
— А так и было! Рома Широков идет на второй тайм, шепчет: «Ну, суки, мы вам сейчас устроим...»
— Устроили?
— 3:2 выиграли! Жестко играли, просто задавили их!
— А про вас что-то черкнули в протоколе.
— Я на поле Карасеву без всякой брани сказал: «Вы что делаете?» А написал он на меня за бокового. Тому притчу рассказал, уже после игры.
— Расскажите и мне.
— История про попугая, который все бранился, а милиционер приходил и штрафовал хозяина. Вот приходит снова, а попугай молчит. Молчит и молчит. Потом говорит милиционеру: «Иди отсюда, ты и так все про себя знаешь...» Кстати, умер недавно этот судья. Лайнсмен из Воронежа.
— Для такого рассказа пришлось заглянуть в судейскую?
— Кто б меня туда пустил? В коридоре! С того момента начальник команды говорил: «Судьи просили передать — пусть ваш активный доктор в беседы не вступает». А я не могу! Все равно выскажусь!
— Больше обид не было?
— Наоборот. С Лешей Еськовым и Юрой Баскаковым в Кисловодске встречаемся каждый год.
— Вы мастер притч и анекдотов. Последнее, над чем смеялись?
— Парень лежит с девушкой, плачет. Девица утешает: «Что ты переживаешь? Подумаешь, маленький...» — «Лучше б у тебя его вообще не было!»
— Это восхитительно.
— Я анекдоты часами могу рассказывать. Почему ребята хорошо относятся — я улыбаюсь всегда! Радимов всегда жил со Спиваком. Говорит: «Что вы ему все рассказываете? Возвращается — хохочет!» А мне надо человека от боли отвлечь.
— Поэтому и прозвища вам такие дают — Зайка.
— В командах-то обычно звали Анатольич. Кирицэ на какую-то румынскую мелодию положил — ходил напевал: «Анатольич, Анатольич...» Потом сын его пятилетний начал петь: «Анатольич!»
В «Челси» не разобрались, почему Жиркову больно
— Самый-самый модник среди футболистов?
— Серега Дмитриев. Сына моего тренировал в питерском «Динамо». Всегда проборчик, аккуратный, так за собой ухаживает... Не так давно женился на нашей барьеристке Свете Лауховой. А номер два — Влад Радимов, пожалуй. Третий — Лодыгин. От него постоянно духами пахло. Футболисты сейчас повернуты на всякой косметике. Смотришь в раздевалке — расставлены флаконы. Как у барышень.
— Кержаков?
— Как раз Кержаков спокойно относился. «А!» — и помчался.
— Чем Лодыгин удивлял — кроме духов и «Роллс-ройса»?
— Да ничем. Хороший парень. Для вратаря немножко экспрессивный, обычно они поспокойнее. А этот как спринтер, взрывной характер!
— Прозвище от вас получил?
— Грек. Был еще Испанец — это Черышев.
— Я поражался — как легко Лодыгин усадил Малафеева. А тот был фигурой.
— Так у Славы травма за травмой!
— Ах вот в чем дело.
— Когда человек стареет — мышцы гораздо дольше восстанавливаются. Малафеев то спину дернет, то ногу. Весь посыпался! Анюков — та же история. Ему надо было отдыхать дольше, чем остальным.
— А Жирков?
— Это случай уникальный!
— У него же плоскостопие, как я понимаю?
— В том-то и дело.
— Как же он играет?
— Рассказываю историю. Он со сборной приезжает в Питер, отправляют делать ударно-волновую. Болят колени, и все! Никто не поймет, в чем дело! На снимках все в порядке. Связки на месте. Но парень-то врать не может. Если говорит, что больно, — так оно и есть. Я в сборной не работал, но история эта до меня дошла. Что-то загадочное.
— Так и не разобрались?
— В «Челси» — нет. В сборной тоже. А потом встречаемся в «Динамо». Первые сборы, приходит ко мне на массаж. Сразу в глаза бросилось — а что это у него с ногами-то? Как-то странно ставит!
— Что такое?
— Взглянул сбоку. Нет, не показалось — стопы просто проваливаются. А значит, идет чрезмерная нагрузка на колено! Все работает иначе, включая связки.
— Это лечится?
— Сделал ему тейп — с тех пор без него не играет. Даже тренируется с ним. Чтоб стопа не просаживалась. Снизу механически подтягивается.
— Я видел фотографию — вы Кокорину делаете то же самое.
— Нет, Кокорину я голеностоп тейпировал. Это совсем другое.
— Стрельцов писал в книжке: «У меня плоскостопие, очень больно бегать. Поэтому много стоял на поле». Это действительно больно?
— Еще как. Все против природы. Пяточная кость, стопа, икроножная мышца, напряжение ахилла... Причем ноет вся нога.
— Как же Жирков доиграл до таких лет?
— Благодаря тейпам! Иначе раньше бы закончил!
— Вас-то он встретил в 32 года. А раньше?
— Терпел. Мучился. Как раз тогда и наступил предел. В «Зените-2» играл молодой парнишка, тоже колени болели. Сделал ему тейпы — после матча счастлив: «Вы что, волшебник? Так можно было?» Потом вдруг всполошился: «А мышцы не ослабеют?» — «Да как работали, так и будут. Просто правильно начнут работать».
Аршавин
— Аршавин со спиной намучился?
— У Андрюхи спина не очень хорошая. Поначалу много с ней возился. Потом потихонечку выправил.
— Это от природы?
— Все приобретенное! Он подвижный, а никогда не закачивал спину. Один раз ударили нерв — этого хватило. Все как с Кокориным недавно. Нехорошо приземлился, на него двое сразу. Потом с задней проблема. Я щупаю эту мышцу — она в порядке, боли нет. Но с реакцией запаздывает. Подвисает немножко. Будто контузия. Игнашевич через это прошел.
— Что у Игнашевича?
— Я в сборной тогда не работал. Андрюша Аршавин звонит из Сочи: «Анатольич, у меня все!» — «Что «все»?! Колено?» Для меня «все» — это колено. Нет, отвечает, у меня шея.
— Хрен редьки не слаще.
— «Пошел в подкат — сейчас даже повернуть не могу...» Я начал было: «Так приезжай ко мне завтра», а Аршавин смеется: «Я ж в Сочи!» — «Ну и прилетай из Сочи». — «Нет, лучше вы ко мне». — «Решишь вопрос с клубом — я сразу вылетаю».
— Решил?
— За полчаса! Это ж Аршавин! Прилетаю, сразу промассировал Андрюхе. Поработал с Быстровым, Денисовым и Славой Малафеевым. Подходит доктор сборной Гришанов: «Не посмотрите стопу Игнашевича?»
— Что было?
— Пощупал — подвисает. Матч через день — точно не выправить. Все, сказал, не сыграет. Вызывают меня к Хиддинку и Корнееву: «Игнашевич должен играть!» Я плечами пожимаю: «Хотите — выпускайте. Но Сережа ни оттолкнуться не сможет, ни поставить ногу правильно, ни пас отдать».
— Сам Игнашевич что говорил?
— Игнашевич потом ко мне подошел: «Они не понимают, что я не могу!» Сам-то чувствует, что стопа не слушается. Такая же канитель была у Кокорина с задней поверхностью. Вот со спиной мы много работали, она у Саши не очень хорошая.
— Не на ваших ли глазах Аршавин излагал про ожидания и проблемы?
— Это самый мой черный день в профессии. Проиграли грекам — и не вышли из группы. Самый хреновый день!
— Так что было дальше?
— Сидел в номере. Вышел в холл — а там как раз перепалка. Андрюха сидит, разговаривает с людьми — вдруг появляется этот депутат Беляев, кто-то снимает... Начинает приставать к Аршавину: «А вы это что? Почему?» Андрей оборачивается и произносит то самое: «Ваши ожидания — ваши проблемы». Я все слышу.
— Но и подумать не могли, какой будет резонанс.
— А кто мог подумать? Мы и не знали, кто этот лысый. А как раздули все!
— Есть объяснение, как можно было проиграть тем грекам?
— До сих пор перед глазами момент: ведем против поляков 1:0, выходим «три в два». Аршавин не дотянул с пасом. Забили бы — да плевать нам было бы на последний матч! А греки никакие были. Но вот выходить на матч, стоим в тоннеле — наши какие-то вялые, безразличные, переминаются с ноги на ногу. А греки злые, собранные: «Ух-х, ух-х!» Смотрю — это что вообще?
— Им же ничего не светило?
— Ничего! В том-то и дело!
— Были еще необъяснимые поражения?
— На этом поражении все сломалось в отношениях со Спаллетти. Третий его год в команде. Два предыдущих сезона мы выигрывали чемпионство. Группу в Лиге чемпионов отбомбили — всех вынесли! Выходим в плей-офф — попадаем на «Осер». С этими-то, думаем, проблем не будет, городочек крохотный... Вдруг — 0:2!
— Причем по делу.
— Как-то безвольно играли. Как во сне, ноль куража. Точно так же, как с греками на «Европе». Вот с того момента что-то в отношениях со Спаллетти надломилось. Пошли странные покупки.
— Прежде-то красота была?
— Все его обожали! Изумительная атмосфера. На сборы ездили с семьями. Сначала на одни съездили — понравилось. Жены рядом, дети... Следующие в Португалии, кто-то робко справляется: можно повторить? Спаллетти пожал плечами: «Да пусть летят. Долго же».
— Он, похоже, тоже неплохо к вам относился.
— Если у каждого от него подарок остался!
— Вроде какие-то медальоны?
— Да-да!
— Свой сохранили?
— У меня от Спаллетти остались часы. Довольно приличные, кстати. Здоровенный хронометр. Это футболистам он медальоны дарил.
— Леонид Слуцкий каждому в ЦСКА вручил часы за 10 тысяч долларов. Включая обслуживающий персонал.
— Наши тоже не дешевые...
Спаллетти думал — нам поражения по фигу
— Видел фотографию — Спаллетти нависает над вами, целует. Что это было?
— Кого-то обыграли — прямо в раздевалке меня расцеловал. Я же говорю — первые два года были фантастикой. Признаки разлада я увидел как-то в самолете. Смешная история! Проиграли «Рубину». Летим назад, в ноутбуке у ребят игра «Кто хочет стать миллионером». Парни-то молодые, импульсивные — Вовка Быстров выиграл и как закричит на весь салон! Спаллетти обернулся на этот возглас — видно было, что ему крайне не понравилось. Потом меня подозвал — и начал: я плачу после поражений, а вы орете, вам по фигу все...
— Он действительно думал, что по фигу?
— Ага!
— Не объяснить?
— Никто не знал, что ему переводчик доносил. Я-то пытался что-то сказать...
— В глазах — непонимание?
— Вот именно.
— Вскоре и между вами состоялся неприятный разговор.
— Это после самарской истории с Гариком Денисовым. Да, ему донесли — мол, Колесников высказался: «Проще убрать одного тренера, чем нескольких ведущих игроков». Спаллетти тут же пригласил к себе. Говорил-то я совсем о другом!
— О чем?
— Если уйдут ребята — развалится команда. Только про это! Не надо их трогать. О том, что стоит убрать Спаллетти, ни слова не было. А как получилось в итоге? И Спаллетти убрали, и команда развалилась. Все! Рома с Гариком ушли, Анюкова перестали ставить...
— После того разговора вы остались в команде. Как удалось умиротворить Спаллетти?
— Тяжело было. С ним же переводчик, Низелик. Вообще непонятно, что он там переводил. Надо на три делить. А не уволили только потому, что после к Спаллетти отправились Толя Тимощук и Аршавин.
— Значит, вам итальянца успокоить не удалось?
— Нет, что вы! Выкрикнул: «Все, до свидания!» Это ребята все сделали, чтоб я остался. Но ненадолго, пробыл четыре месяца и уволился сам. Тот разговор был в августе — а в ноябре я уже работал в «Динамо».
— Ребята убеждали Спаллетти? Или кого-то повыше?
— Самого Спаллетти. Сказали: «Все, Колесников будет молчать, слова от него не услышите».
— Как-то в Самаре вы стали объектом гнева Денисова.
— Он тогда отказался выйти на замену... Даже не на замену! Сказал: «Я не буду играть». Не знал, что случилось, ну и произнес: «Ты что, зазвездился?» А дальше покатилась история со Спаллетти. Всем известная. Самое неприятное в этом — что Гарика выставляли рвачом. До слез обидно!
— Не рвач?
— Даже близко не было! После всех этих историй ему принесли новый контракт в Питере — так он его отбросил: «Да за кого вы меня держите?! Все, убирайте меня!» Я убеждал как мог: «Гарик, не надо уходить, остановись...» — «Анатольич, все! Не могу!»
— Денисов, кажется, благотворительностью занимается?
— А Кокорин что, не занимается? А Глушаков в Миллерове какой стадион на свои отстроил? Он меня Батя называет. Был случай — «Сочи» играет с «Ахматом». Денис подходит: «Бать, посмотри, что-то у меня с ногой...» Я в форме «Сочи», он в майке «Ахмата» — ищем на стадионе укромный уголок, чтоб никто не видел. Прощупал ему спину, ногу. Сказал, что делать.
— Денисов — персонаж интересный.
— Насколько здорово играл в шахматы — вы даже себе не представляете! Не верите мне — спросите у гроссмейстера Свидлера. Гарик с ним вничью сыграл. Правда, по переписке.
— Точно Анюков Гарику не помогал?
— Думаю, нет. Все сам. Почему и играл так — уникального ума парень! Надо видеть, насколько семью обожает. Четверо детей. В последний раз встретились — рассказывает: «Больше ни мясо не ем, ни рыбу. Веганом стал».
— Вы как-то рассказали — Денисов еще и курить бросил.
— Да это меня не поняли! Гарик не курил никогда! Как сейчас говорят — «бросил пить, курить, ***, начал спортом заниматься». Сейчас пытаюсь вспомнить, кто из «Зенита» 2000-х курил, — ни одного вспомнить не могу.
— Дом у него, говорят, особенный.
— У питерских ребят хорошие дома в пригороде. У Андрюхи Аршавина знакомый, бывший легкоатлет-шестовик, изготавливает мебель. Просто шикарную! Вот в той квартире, где Андрей жил с Юлей, от этой мебели глаз не оторвать. Шикарный дом у Денисова. Рубленый такой, большой! Настоящее поместье!
— Это где?
— Под Питером. Маме с сестрой тоже дом построил. Вот я, глядя на Денисова, и себе рубленый дом сделал. Конечно, победнее, чем у Гарика. У него-то и бассейн, и тренажерный зал, и баня. Мастифам его простор.
— Участок что надо?
— Дети на машинках гоняют, уезжают куда-то вдаль — не слышно и не видно...
Анюков сильно изменился
— 2008-й год. В последнем матче перед чемпионатом Европы Погребняк получает травму — и не едет. Хиддинк был уверен, что Паша симулирует.
— Вот Погребняка болью вообще не напугать. Он тогда действительно травмирован был. Кажется, задняя.
— Самые удивительные пожелания в массаже?
— Анюков сам лучше всех знал, какие точки ему массировать. Я сам ему когда-то показал. Как из Самары прилетает в Питер — сразу ко мне на массаж. Из «Зенита-2» приходил. Недавно попал на какую-то передачу, Аршавин с Радимовым вспоминают свои матчи. Влад: «Лежу я на массаже...» Андрюха сразу: «Анатольич по точкам давит?» — «Ага!» Нащупаешь нужную точку — она тебе все расскажет про травму.
— Анюков своеобразный.
— Саша очень поменялся, когда родился первый ребенок. Все! Совсем другой человек. Прежде веселый был, любил погулять с пацанами, там, сям... А тут как отрезало! Еще сильно по нему ударило, когда папа умер.
— Были настолько близки?
— Да. Меня тоже с ним знакомил. Лечил отца как мог. У Анюкова дом в каком-то совсем далеком, тихом месте. Так сам там часовню построил!
— Вы для футболистов больше чем массажист. Подарки от них в вашем доме есть?
— Вот только футболки. Керж именные бутсы прислал с автографом — «Кержаков-Adidas». Ту майку из «Арсенала», которую Аршавин привез, подписал: «Массажисту от бога». Я переспросил — кто бог-то? Ты, Андрюша? Выпалил: «Нет, вы!» Все звал меня за собой.
— В «Арсенал»?!
— В Алма-Ату.
— Уф-ф.
— Уезжал в Казахстан — действительно тянул: «Решайся, Анатольич!» Но далеко очень. Я наездился. Одно дело после каждого матча с Гариком Денисовым в Питер улетать, а тут пять часов в одну сторону!
— Кто-то из хирургов рассказывал — вырубить человека можно легким прикосновением. Достаточно знать точку.
— Мне кажется, это все сказки... Но есть точки, на которые надавишь — и боль отпускает. Это же другое? Вот недавно был случай с Джорданом Ларссоном из «Спартака».
— «Спартак» — это всегда касса. Так что с Джорданом?
— Болит передняя! Я взглянул — ага, все ясно. Дело от спины. Чаще всего так и бывает. Подавил ее, ягодицы. Потом доктор к нему подходит: «Как?» — «Сергей сюда нажал — все прошло...» После этого звал меня «суперстар»!
— Вот это парень.
— У меня со шведами вообще контакт особый. Работал в легкой атлетике — и уколы им делал, и капельницы ставил. Меня Родион Гатауллин всему научил.
— Что-что? Знаменитый прыгун?
— Он же медицинский окончил. Команда едет на Гран-при, денег нет. Надо выбирать — доктора брать или массажиста. Везде ездил и ставил капельницы. Хоть не имел права.
— Толковый массажист способен делать чудеса. На вашей памяти случалось?
— Вот история с Джорданом — это раз. Я с ним работал-то минут двадцать, не больше. Два — история со Славой Малафеевым. Я же выбегал с доктором на поле.
— Что случилось?
— Вижу, что удар приличный получил, ногу ему прихватило. Давлю на нужную точку — а она страшно болючая. Слава: «А-а-а!» Судья глаза выпучил: «Доктор, вы что делаете?!» Испугался! А Малафеев снизу: «Не-не, все правильно, давай, Анатольич...»
— Помогло?
— Встал, попробовал: «Отпустило!»
— Прекрасная история. Помню, доктор Ярдошвили так рванул на поле, что порвался сам. Для вас самый памятный рывок?..
— В Монте-Карло. Когда «Манчестер Юнайтед» обыграли. Кого-то из наших завалили — и я в гущу полез.
— Зачем?
— Разбираться!
— Ах вот оно что.
— Осталась фотка — рвусь в самую жару, а меня кто-то за руку оттягивает: «Анатольич, не надо!» А я уже «завязаться» хотел!
— Лихой вы человек. Кого выбрали в жертву?
— Скоулза.
— Готовы были навернуть?
— Да запросто. Он кого-то из наших уронил. Вот она, эта фотография, у меня в телефоне. Смотрите сами. Вот Руни стоит, вот Нани. А я сбоку. Сурово смотрю, да?
— Не то слово.
— Тот матч в Монте-Карло — вообще на одном дыхании. Помню, идем с Аршавиным под трибуны, а он наизнанку вывернулся. Еле ноги переставляет. Вот главная его черта — целеустремленность! Знал, каким игроком может стать, — и шел, шел к этому. Андрюха — это просто супер. В Лондоне у меня жил товарищ, так сынок его — фанат «Арсенала». Высчитал — Аршавин был лучшим распасовщиком премьер-лиги! Лучше него никто не отдавал!
— Люди из английской премьер-лиги после матчей идут, приподнимают футболку — одни кубики на животе. У Аршавина «кубик» только один.
— Знаете, брюха-то у него никогда не было... Есть факт — Аршавин вообще не травмировался. Ни одной серьезной! Максимум шею прихватит. А которые с кубиками — и падали, и ломались, и валялись. Вы второго такого, как Аршавин, знаете?
— Только одного — вообще не ломался хоккеист Хомутов.
— А футболиста не вспомните. Нет такого. Кстати, вспомнил еще памятный рывок на поле! Это смешно!
— Рассказывайте же скорее. Пока не забылось.
— Всегда выбегали на поле с доктором Гришиным. А тут играли в Испании против киевского «Динамо», Гришин кого-то повез на обследование. Крижанац падает, кричит — бегу на поле, за мной доктор Пухов. Который не выбегал никогда вообще. Несется, пузо вперед. Я-то с напитками — надо всех водой напоить. Пухов за мной. Вообще никакого внимания не обращает на Крижанаца, который выполз за боковую, стонет. Тот ему вслед: «Док, ты что? Твою мать! Я здесь!»
— Смешно.
— Но как красиво бежал — он же тоже из легкой атлетики!
Хрящ о хрящ
— Что за странные травмы Файзулина извели?
— Колено. Еще в юности прооперировали кое-как, и все. Тогда ж сразу мениск удаляли. А если играешь без мениска — хрящ трется о хрящ. Ну и стирается.
— Очень страдал парень?
— Не то слово!
— Что с Селиховым — вы для себя разобралась? Вратарь не играет два года.
— Он очень какой-то... тонкий, что ли. Хрупкий. Если травмировался — эта травма влечет за собой другую. Только вылез — и опять. Все как у Славы Малафеева к концу карьеры.
— Вот приехали вы работать в «Сочи». У Сослана Джанаева таинственная история с шеей — готов был закончить с футболом.
— Не только с шеей. С плечом!
— Так что было?
— Все от позвоночника. Ничего тут таинственного нет.
— Удалось восстановить?
— Мне — не до конца. Потом приезжал еще какой-то специалист, занимался Джанаевым персонально. Говорили: «Такой костоправ, просто волшебник!» Мы до сих пор на связи. Я Сослана потихонечку вытаскивал, делал точечный массаж. Становилось все легче и легче. Каждое утро — коррекция шеи.
— Он действительно готов был закончить?
— Да! Если рука не работает вообще — о чем говорить?
— Вы кого только не массировали. Самая интересная татуировка, которую видели на человеке?
— Мамаев! Просто весь!
— Где ж вы до него добрались?
— Я же ездил к Саше на зону.
— Точно. Кто-то мне рассказывал — на три дня.
— Да, меня пустили помассировать. Ну и Мамаевым занялся.
— Ни одна татуировка вас не озадачила? Чтоб спросить — это что означает?
— Нет. Я ему рассказал: идет пара расписываться в загс. Девушка говорит: «Дорогой, забыла рассказать. Была меня первая любовь. Его профиль я выколола на левой груди». — «Ну, была и была!» Идут дальше. «Я забыла рассказать. Была у меня и вторая любовь. Его профиль на правой груди». Мужик нахмурился, помолчал — и произносит: «Представляю, как их рожи вытянутся через 20 лет...»
— Оценил Павлик?
— Оценил. У него, правда, только орнаменты. Зато на все вкусы.
— У кого-то были лица?
— У Паредеса лев во всю спину! Морда!
— Мне тоже предлагали сделать. 43 сеанса — и лев готов.
— Это ж какое терпение надо иметь? Это жуть! Эта морда еще гримасничает — в такт движениям. У одного бойца видел татуировку простую и хорошую — «Дуся». Когда сам играл в футбол, был у нас в команде взрослый мужичок. На одной ноге написано: «Они». На другой: «Устали». Я поразился: «Миш, в самом деле устали?» — «Какой же я дурачок был...»
Кокорин
— Раз столько про вас говорят «массажист Кокорина» — давайте про Сашу и поговорим. Как познакомились?
— Когда я в «Динамо» пришел. Как раз Жирков, Гарик Денисов, Кокорин возвращались из «Анжи». Денисов меня в «Динамо» и подтянул: «Анатольич, давайте к нам?» В сборной тогда из «Динамо» было человек семь. С такой командой два года занимали четвертое место!
— Черчесов тогда тренировал?
— Ну да, Саламыч. У меня в голове не укладывалось — как с этим составом можно не попасть в медали? Как это вообще может быть?!
— Такой уж состав?
— А давайте вспоминать: слева Бюттнер, Жирков, в центре Самба, Губочан, Вова Гранат, Дуглас. Справа Леша Козлов и австралиец. Как его?
— Уилкшир.
— Точно! Про центр будем вспоминать?
— Будем.
— Денисов, Нобоа, Ванкер, который ушел потом в «Рому», Юсупов, Вальбуэна и Джуджак. Капитан сборной Венгрии. Носился как ужаленный. Как вам полузащита?
— Вот про нападение вспоминать не будем.
— Нет, давайте уж и нападение вспомним — Кокорин, Кураньи, Воронин, Ионов и Федя Смолов. Как вам команда?
— Под чемпионство. Вы убедительны.
— Это с ума сойти!
— Когда убедились в первый раз, что Кокорин — хороший человек?
— Как-то сразу. Он парень без понтов.
— Что вы говорите.
— Да никогда в жизни не покажет, что он какой-то «великий»! Ни разу от него грубого слова не слышал. Чтоб матом высказался? Да никогда! Светлый парень, очень добрый. Всегда с улыбкой. Поэтому и поразился той драке.
— Помните, как это увидели?
— Да обалдел! Думал — что ж этот стоит рядом и стул у него не отберет? Это Сашу надо было сильно разозлить. Сразу понял: скоро жопа будет.
— В какой момент в вас он поверил?
— Когда из «Динамо» перевели его в «Зенит». Сразу позвонил. А я уже нигде не работал, на пенсии был. Произнес: «Анатольич, хочу работать только с вами». Я не навязывался, честное слово.
— Понимаю.
— Жирков его тогда поддержал. Мы и сейчас общаемся. Вот, эсэмэс ему пишу, смотрите: «Юрик, ты, как всегда, красавчик, умничка». Отвечает: «Ты когда вернешься? Без тебя тяжко и тяжко...» Вот так!
— Лучшая оценка.
— Саша Анюков из Самары звонил: «Анатольич, приезжай, сделай мне ноги, спину...» Там не умели, наверное, как я умею.
— Самые памятные слова Кокорина вам?
— Да мы с ним все время с шутками-прибаутками разговариваем. Что-то не выполняет — наезжаю на него. Сашка отмахивается: «Да ладно, Анатольич, все будет нормально...» Когда статьи про меня пошли, тоже махнул рукой: «Не обращай внимания».
— Переживали?
— Не то слово! Просто некрасиво было. Преподнесли, будто я Кокорину навязываюсь. Да никогда в жизни! Мне предлагали новый контракт в «Зените» — но я Сашке не смог отказать. Поехал за ним в «Сочи», потому что он попросил. Получилось-то вообще интересно — зарплату я получал в Питере, а работал в Сочи. Первый случай в нашем футболе, когда в аренду отправили массажиста.
— Действительно интересно. Еще писали, будто в «Спартаке» у вас и Кокорина была особая массажная комната.
— Вот чушь!
— Вообще ничего за этим нет?
— Все кушетки обычно заняты — на выходе есть проходная комнатка. Перетащили одну кушетку туда. Переодевался я там, работал. А кто-то подсмотрел, все понял на свой манер и выдал — «особая комната»! Между прочим, Кокорин там не массировался ни разу. Все время с ребятами. Урунов бывал, Соболев тоже. Но не Кокорин.
— У всякого большого таланта мышцы особенные. В чем необычные у Кокорина?
— У него быстрые ноги — это главный талант. Для футболиста это все! Посмотрите, как играет Мбаппе. В беге Саша не так силен. Ноги у него покороче. Но талант схожий. Кокорин сложен для футбола идеально!
— Проблема?
— Длинная спина. Надо с ней постоянно работать. Коррекцию делать даже в перерыве матча. Вот почему он травмировался последний раз в «Спартаке»?
— Теряюсь в догадках.
— Потому что меня не было. Не пускали на стадион.
— Почему это?
— «65+»! Доктор, наверное, устроил эту канитель: «Вам нельзя, то-се...» Вот Кокорин и травмировался. Я не мог его подготовить. А он привык к определенному ритуалу. Я должен его встряхивать. Чуть перекосило спину — и все.
— Вы рассказывали — пошли у Саши странные травмы. Которых прежде не было.
— Ага.
— Не думали — может, сглаз?
— Думал. Сколько он отыграл в «Сочи»? По 90 минут, без замен!
— Играл, главное, здорово.
— Просто блистательно. Вообще не думали, что травмы бывают. Но тут от доктора многое зависит. Как распределяет обязанности. В «Спартаке» массажист никакой роли не играет, у них все на физиотерапевте. Который все делает электричеством. А я думаю, это не очень хорошо!
— Да?
— Вот посмотрите: пришел Урунов. Травма за травмой. Потом Кокорин — та же история. Я еще в Москву не приехал, а Саша уже дернул икроножную мышцу. Неправильно посмотрели на УЗИ, не сделали укол. Начал тренироваться — вроде все в порядке. УЗИ не показывает проблем. Обычный недосмотр. Все!
— Что «все»?
— Выпустили в общую группу — и дорвался. Вот тогда я и приехал.
На суд не ходил. На зону ездил
— Вы же больше чем массажист для него? Вы друзья?
— Как сказать... Я старший товарищ. Наверное.
— На суды его ходили?
— Нет. Я на работе был, в Питере.
— Были бы в Москве — пошли?
— Уф-ф... Мне было бы тяжеловато все это видеть. Как только Саша попросил — я сразу приехал в Москву. Он находился еще в изоляторе.
— Попали туда?
— Нет. Не пустили. Разрешили только доктору. А в колонии им уже разрешили двигаться, тренироваться. Играли в футбол с местными. Вот там получилось договориться — я тут же приехал.
— Какой же вы молодец. А то Сергей Мавроди делился опытом: «Стоит тебе попасть в тюрьму, на следующий день от тебя отрекутся все знакомые».
— Я не отрекся, как видите.
— Тюрьма меняет любого. Даже если отсидел 15 суток.
— Это правда.
— В чем Александр изменился?
— Серьезнее стал. Задумчивый. Человек с другим взглядом. Но если начнет смеяться — все тот же!
— Перерыв в настоящих тренировках обязательно скажется на организме?
— Должен был сказаться. Но у Кокорина почему-то не сказался. В Сочи заиграл сразу же! До этого сбор прошел с «Зенитом» — все было отлично. Даже капитаном его Семак ставил.
- Может, прав был Лаврентий Павлович — немножко посидеть еще никому не мешало?
— Да ну, бросьте. Отняли у парня год ни за что. Все эти передачи, «Кокорин, нажми на тормоз»... А история с шампанским в Монте-Карло — она вся выдумана!
— Кто-то же снимал.
— Так попали они в тот ресторан случайно. Платили не они. Просто мерзость!
— Вот вы переживаете как. А до самого Кокорина эта передачи доходят? Или его ограждают?
— Конечно, он смотрит! Всегда и везде молодежь в YouTube. Да и читают про себя все. Но Саша — с ироничной улыбкой. Не видел, чтоб он загрустил. Адаптирован к такому накату.
— Когда-то вы сообщили, что уговорили Кокорина отремонтировать нос. Выпрямить перегородку. Кто-то из начальства пришел в бешенство от таких рассказов.
— Это был у нас итальянец, как же его...
— Чинквини?
— О, точно, Чинквини! Он-то и начал возбухать. А что я такого сказал-то?
— Вот и я думаю — что такого-то?
— Я-то видел, как Кокорин бегает у этого румына. Луческу из него сделал вингера. Приезжаю, гляжу — что-то не то. Спрашиваю: «Саня, что с тобой?» — «Анатольич, пока я сбегаю назад, мы со Смольниковым отберем мяч, потом снова добегу до штрафной — уже лежать и отдыхать надо. А мне говорят: «Обостряй, обводи, бей!» А я мертвый!»
— Что делать?
— Мне вдруг идея пришла: «А как ты дышишь? С носом все хорошо?» Это как у лошади. Ей в зубы смотрят — это проверяют не возраст, нет!
— Прикус?
— Да! Если у беговой лошади что-то не так — сразу выбраковывают. Она не может нормально дышать — и уже не побежит. Так и с носом. Я читал, у Кака была похожая история. Способный мальчик. Техничный, быстрый, бьющий. Только уставал быстро. Стали проверять — перегородка и прикус неправильные! Все исправили — Кака заиграл в «Милане».
— У Кокорина та же история?
— С перегородкой нехорошо было. Я уж уговаривал, уговаривал исправить. Он все откладывал: «Да ну, отпуск короткий, еще на операцию его тратить, ну ее...»
— Но решился?
— Когда Даша родила. Все равно ехать никуда нельзя. Пошел и сделал! Потом присылает мне фотографию с распухшим носом: «Анатольич, смотри, какой я теперь...»
— Так что Чинквини?
— Я рассказал про нос Саши журналистам — тот меня вызвал. Господи, как же он орал!
— Поняли хоть слово?
— Ни единого. Орал-то на итальянском, переводчика рядом не случилось. Даже не понял, что ему не понравилось.
— Вроде бы решил, что вы футбольные заслуги Кокорина себе приписываете.
— Серьезно? Да ладно! Не может быть! Этот Чинквини еще в сборной был серым кардиналом. При Капелло. В «Зените» при Манчини все решал.
— Самый болезненный в вашей жизни уход из команды?
— Вы удивитесь — особенно жалко было из «Сочи» уходить. Такой коллектив! Тренер спокойный, работяга. Все его слушают. Никакого крика. Пацаны отличные — любой в этот коллектив вольется. Кокорина моментально приняли. А уж когда забивать начал...
— Федотов славный человек.
— Вот, смотрите, эсэмэс от него. Поздравил с Новым годом: «Анатольич, позитивнее человека, чем вы, в жизни не видел! И такого мастера!»
Как увольняют в «Динамо»
— С «Динамо» расставание у вас было непростым.
— Обвиняли, что «Воронину шею сломал». Доктор Резепов высказался. Прошло два года, я уже со сборной работал — он снова вспомнил ту историю!
— В каком-то вашем интервью вычитал — этот доктор писал на вас докладные начальству. Неужели такое возможно?
— Да!
— Как узнали?
— Вызвал меня Аджоев и говорит: «Так и так, вот бумага». Меня уж увольнять собирались! Все, на выход! Почему ребята письмо и написали. А Денисов прямо Ротенбергу позвонил. Гарик же правдолюб такой!
— Что Аджоев?
— Подошел ко мне, говорит: «Черчесов о тебе такого высокого мнения как о специалисте...»
— Это замечательно.
— Потом еще раз подходит: «Что с этим будем делать?»
— С Черчесовым?!
— Да ну вас! С каким Черчесовым?! С доктором! Увольнять его? А мне шепнули до этого — у доктора-то четверо детей. Отвечаю: «Да ладно, пусть работает. Главное, чтоб не мешал». Но все равно от него потом избавились.
— Встретились вы с доктором на следующий день после того, как узнали про его письма. Ну и как?
— Там же целое собрание было — доктор восклицал: «Ты не должен делать то, что не должен!»
— К такой мысли непросто прийти.
— Вот была у него идея, будто я не умею что-то делать. Поговорить с ним пытался: «Как это не умею? Нас в советское время обучали и мануальной терапии, и всему. По тейпированию все американцы показывали».
— Он говорил, будто нет у вас образования.
— Как это нет? Ни фига себе! Я все документы ему показывал. Даже сертификат, подписанный Хуаном Антонио Самаранчем! Лично, рукой!
— Что за сертификат? Я тоже такой хочу.
— Международный сертификат. Что я работал, проходил курсы на Олимпиадах.
— Ну и как вы дальше работали с этим человеком?
— Да просто не замечал его, вот и все.
— Даже не здоровались?
— Не-а. Мы и до этого не очень-то здоровались. С самого начала не заладилось.
— Есть ответ — почему?
— Это понятно было. Его друга, массажиста, задвинули в дубль. Со мной должен был в «Динамо» прийти Эдик Безуглов. Но что-то в последний момент отказался.
— Доктору показалось — пришли на «живое» место?
— Вот именно. Поэтому сразу и началось. Думали, я блатной.
— Вы не блатной?
— Я из маленького шахтерского городка на Донбассе. В 4 километрах от украинской границы, Гуково. Никто меня не толкал — сам вылез! Прилетаю в Ворошиловград — встречает олимпийский чемпион Витя Брызгин на своей «Волге». Идем в ресторан. Потом жене звонит: «Не могу же я Серегу бросить? Мне что, трудно 100 километров проехать? Отвезу друга в Гуково!» А жена, между прочим, трехкратная олимпийская чемпионка.
— О боже. Меня в шахтерских краях встречал самый сильный человек ХХ века Василий Алексеев. Говорил с гордостью: «Край наш дал больше маньяков, чем весь мир. Начиная с Чикатило».
— Да ну, это совпадение... Я-то маньяком не стал!
— Нам всем на радость. Все эти слухи бьют по вашей репутации?
— Бьют, конечно.
— Одного не понимаю — почему под тем письмом футболистов не было подписи Воронина.
— Потому что его не было в Москве. Как раз в Швейцарии оперировался. Потом в интервью Воронин говорил: «Я массажиста не виню». Он же вышел, еще отыграл! Можете себе представить, как бы он играл со сломанной шеей? Это же из серии «бесшумно убери часового». Раз — и все.
— При вас Черчесов звал Игоря Денисова переговорить по-мужски в душевую.
— Ну да, было...
— Мне-то казалось, Гарику два раза предлагать такое не надо.
— Гарик все понимает! Просто накипело у всех — опять проигрываем, не попадаем в призы... Ну и выплеснулось. Еще и Юсупова не поставили. Гарик вскипел: «Я выхожу играть на уколах, а Юсуп здоровый сидит — лучший полузащитник!» Ему отвечают — ты ничего не понимаешь, Юсупов уже подписал предварительный контракт с «Зенитом». А Гарик действительно не понимал — и что такого? Он же еще сильнее выложится — чтоб «Зенит» знал, кого берет!
— В самом деле.
— Левандовски подписал предварительный контракт с «Баварией» — но в «Боруссии» никто не собирался его сажать. Выпустили против той же «Баварии» — он два гола ей отгрузил!
— Вскоре, как вы рассказывали, Станислав Саламович приобнял вас: «Ты же понимаешь, что тоже на выход?»
— Ну да. Да и его самого через два месяца попросили.
— Обидно вам было?
— Помню то состояние — вообще ничего не хотелось. Все не мое вокруг! Обстановка тяжелая, еще и Гарику сказали: «Освобождай комнату на базе». Ну и что мне там делать? Хотя оставались Жирков и Кокорин.
— Зная характер Денисова, могу себе представить его реакцию.
— К тому моменту все у него перегорело. Спокойно отнесся.
— Если Черчесов что-то решил — уже не переубедить?
— Это да! Невозможно!
— Пытались примирить их с Денисовым, когда полыхнуло?
— Один раз я залез в эти дрязги — пытался примирить Гарика со Спаллетти. Все, больше никогда! Не моя тема. Я массажист. Все.
Как готовить Гуся
— После истории с Ворониным никто из футболистов не отнесся к вам с подозрением?
— Да что вы! Видите — Джанаев пишет, зовет назад! В «Спартаке» Селихов постоянно ходил, занимались его шеей. Футболисты-то все общаются между собой. Их не обманешь.
— Что Джанаев пишет, можно посмотреть?
— Вот его сообщение, глядите: «С праздником, Тольич! Давайте возвращайтесь». Снял дорогу в Сочи — солнышко, благодать! Небо синее-синее. Чайки летают. В конце приписал: «Всб». Это «всех благ», наверное?
— Наверняка. Что ответили?
— Слушай, отвечаю — сам хочу! Прислал Сосику рецепт приготовления гуся. Ох какой гусь получается...
— Так и мне пришлите.
— Да я вам надиктую, у меня все рядом. Хорошо промытого гуся уложить на дно посуды. Добавить гвоздику, корицу, несколько капель лимонного сока.
— Так-так.
— Заливаем гуся стаканом белого вина. Потом стакан красного вина.
— Вы уверены?
— Пишите-пишите! Добавляем 100 миллилитров джина, столько же коньяка, 50 граммов белого рома, 150 — текилы.
— Водку пропускаем?
— Отличный вопрос! 200 граммов водки. Блюдо не разогревать. Гуся выбросить, он лишний. А вот соус — пальчики оближешь!
— Ну и ну.
— Да, главное забыл. Гусь должен быть мертвым. А то выпьет.
— Это прекрасно.
— А в заметках пишут: «Колесников токсичный». Да меня все любят и уважают! Даже охранники из «Зенита» приветы шлют: «Анатольич, без тебя так скучно...»
«Спартак»
— Когда вас убрали из «Спартака», Тедеско что-то сказал?
— Я его не видел. К команде последние недели две не приближался. Если приду — бочком, бочком, чтоб никто меня не видел... 65+! «Спартак» же получил втык от Роспотребнадзора — больше народа напустили на трибуны, чем могли. А может, это уловка доктора, чтоб отправить меня домой. Ну и сел дома.
— В этой самой квартире?
— Да. Выйду в магазин. Саша придет — посмотрю его. Потом стал ближе к стадиону подбираться. В большой раздевалке мелькну. Где можно сквознуть куда-то, если что. Спрятаться. Но где команда тренировалась — там меня не было.
— На играх вас не было вообще?
— Нет. Поэтому Тедеско я не видел. Поначалу-то он ко мне здорово относился.
— Газеты писали — вы и массировали его.
— Газеты иногда ошибаются. Тедеско никогда не массировал.
— Вы опытный человек. Чувствуете, когда сгущаются тучи. Когда почувствовали в «Спартаке»?
— Когда появилась первая заметка против меня — будто Кокошу рвут на куски. А я прохвост. Эта статья меня просто убила! Думаю — как это? Я прошел четыре Олимпиады, 42 года работаю — и прохвост?!
— Неприятно.
— Не то слово. До слез! Тем более, я не сам на эти заметки попадал. Сын присылал.
— Понятно стало, что идет какой-то слив на вашу тему?
— Именно так. Это все от врачей идет. Потому что и с футболистами, и с массажистами у меня отношения отличные. Со всеми!
— С другими массажистами недоразумений не было?
— Только в «Динамо». Начал физиотерапевт, аргентинец, какую-то свою идею двигать. Я ему жестко сказал: «Не надо! Не мешай!»
— С Кокориным пытался работать?
— В том-то и дело!
— «Спартак» не пытался запретить Кокорину работать с вами?
— Нет.
— Даже не намекали?
— Насколько знаю — нет. Мне Саша не говорил. Шесть лет мы с ним работаем, душа в душу — что ему можно сказать? Чему он поверит? Да невозможно! Если б взялся ему помочь и сломал — тогда да.
— Как в «Спартаке» обставляется увольнение?
— Пригласили к генеральному — написал заявление. Все!
— Не написать было нельзя?
— Мог и не писать. Кто бы меня уволил? Даже юридически не имели права — тут бы я вспомнил про «65+»! Так бы и числился.
— То приглашение на разговор — неожиданность для вас?
— Пожалуй, да.
— Шли в этот кабинет — не догадывались, зачем зовут?
— Доктор мне уже сказал, зачем зовут. Да я к тому моменту догадывался, что он имеет отношение ко всему этому давлению. Как только появилась первая заметка. Потом он подошел: «Почему вы интервью даете?» — «Меня попросили — я дал. С пресс-атташе все согласовано». Надо ж мне было ответить на эту галиматью!
— Разумеется.
— Потом Аршавин здорово выступил в мою защиту на «Матче»: «Все эти глупости говорят дилетанты, которые не знают рук Анатольича».
— Вы написали заявление и пошли своей дорогой?
— Да. Написал и пошел.
— Убитым уходили из того кабинета?
— Да вообще не убитым! Жалеть особо не о чем. Зарплата была такая, что даже говорить смешно. Символическая.
— Тысячи две долларов?
— Да вы что? Откуда?! Только одна мысль: как будем дальше работать с Саней? Как на сборы ехать? Он поедет — я останусь в Москве? Каким он вернется с этих сборов? Я переживал! Для меня очень важно было, чтоб Кокорин заиграл в «Спартаке».
— Не казалось во время спартаковских мучений, что лучше б для Кокорина и вас вернуться в «Сочи»? Где все получалось?
— Да сколько мы говорили на эту тему! А что толку? Решают-то другие люди.
— «Спартак» отправлялся на сборы. Вам тоже хотелось?
— Надо было ехать! Есть такое слово — «надо»!
— Вариант поехать в Эмираты, поселиться недалеко от команды и заниматься только Кокориным не рассматривали?
— Нет. Это вызвало бы большое раздражение в «Спартаке». Как будет — так и будет. С «Зенитом» Саша тоже без меня летал на сборы. Там массажист Рязанцев был, а у нас с ним одни учителя. Парень Кокорин стойкий. Сами футболисты сразу понимают, какого класса игрок рядом с ними. Рома Зобнин говорил: «Это что-то невероятное!» Под Александра бы хорошего полузащитника вроде Нобоа. Он и сам в пас здорово играет. Это такая связка!
— Луческу про Кокорина говорил — «все умеет».
— Так и есть. Бьет с двух ног, отдает здорово. Такой пас я только у Аршавина видел. Мяч тебе в ноги укладывается — не надо подстраиваться.
— С агентом его ладите?
— Я даже не знаю, кто у него агент. По-моему, вообще нет.
— Что с людьми происходит в «Спартаке»? Приходят Широков, Еременко, Кокорин — и теряются...
— Это необъяснимо. Все же видели Широкова в «Зените». Еременко в том же «Ростове». Настолько умные ребята! Но в «Зените» рядом с Широковым были Зырянов, Гарик и Тимощук...
Коррекция таза
— Последнее ваше открытие в профессии? Чему научились?
— Понял, как много значит правильная коррекция таза. Сразу на ногах сказывается. После ударов тазовые кости смещаются.
— Как у Ларссона в «Спартаке»?
— Нет, с Ларссоном я работал по точкам. О коррекции таза я задумался, когда работал с Людой Нарожиленко.
— Вы и с ней успели?
— А как же?! Индивидуально! В Стокгольм, аэропорт «Арланда», как к себе домой летал. Люду же признали после одного случая самой популярной женщиной Швеции. Популярнее королевы. Настоящая звезда!
— Это что ж за случай?
— В финале Олимпиады 1996 года камеры берут ее крупным планом — а у Люды каждый ноготок выкрашен под цвет шведского флага. Маникюр — сине-желтый крестик. На весь мир. А через 12 секунд становится олимпийской чемпионкой!
— Все ясно.
— Все! С того момента — только Gold Mila. Самая популярная женщина страны. Куда только нас не приглашали. Я сидел в королевской ложе на бегах — а Людмила там же вручала кубок. В Швеции я Карлссона ставил на ноги.
— Того самого?
— Знаменитый спринтер, выбежал из десяти секунд. На каком-то подарке было написано: «От самого быстрого Карлссона на свете». Это Йохан Энквист, тренер и муж Милы, подошел: «Есть у нас прекрасный мальчик, а никто в Швеции ему помочь не в силах. Посмотришь?» Посмотрю!
— Какой авторитет.
— По два месяца с Милой и Йоханом сидели на испанских сборах. У них там дом.
— Жили прямо в доме?
— Нет, снимали мне отель. Шикарные двухкомнатные апартаменты. Бассейн под окном. Все хорошо, но два месяца без семьи! А дети еще маленькие были!
— Тут взвоешь.
— Мила говорит: «Йохан все продумал. Можешь привезти сюда на две недели семью, все оплачиваем. И дорогу, и проживание». Такие фотки остались — сафари!
— Йохан вас возил?
— Зачем? Йохану достаточно было для меня арендовать автомобиль — 2 тысячи баксов на два месяца. Катайся куда хочешь. Но утром, с побудкой, должен быть возле Милы — встряхиваю ее, делаю коррекцию!
— Других массажистов к себе не подпускала?
— С ней работал шведский профессор. Куда-то уезжал — меня научил: «Смотри, Сергей, после барьерных бегов у Милы таз гуляет туда-сюда с ногой вместе. Перекашивается. Таз поднялся, поддавил позвонки. Надо корректировать». Показал, как именно. Я запомнил, стал чаще использовать.
Три массажиста на 128 спортсменов
— Говорили, на сиднейской Олимпиаде чуть руки не отвалились.
— Это факт.
— Почему?
— Когда пришел в сборную СССР, на тучу спортсменов было два массажиста. Не представляю, как выдерживал! А потом стало еще тяжелее: едем на чемпионат мира или Олимпиаду. 128 спортсменов. Три массажиста! Спали по два с половиной часа в сутки. Все время работали, работали и работали! Представляете?
— С трудом.
— А сейчас на 25 футболистов те же три массажиста. Последняя моя Олимпиада — в Сиднее. Поставил бутылку — а сам работаю. Народ приходит, махнет стопку: «С днем рождения!» — «Спасибо...» Как на поминках.
— В самом деле.
— Освободились в час ночи. Выходим с доктором сборной на улицу, а там батюшка из русской церкви в Сиднее. Совсем очумел — обычно пять человек приходит, всех знает наперечет. Вдруг такие толпы соотечественников!
— Можно понять.
— Днями и ночами был в олимпийской деревне. Тут видим — идет к автомобилю. Заметил нас: «Подвезти?» — «Да ладно, дойдем». — «Нет-нет, садитесь!» Ну, пусть. Едем, покосился на меня: «А сегодня праздник большой». Да, удивляюсь, откуда знаете, что у меня день рождения?
— Откуда?
— «Нет, сын мой, — улыбается. — День рождения Пресвятой Богородицы! А ты, значит, тоже Божий человек». Как раз доехали, говорю: «Батюшка, у нас хороший коньяк есть. Может?..» Он заинтересовался: «А что за коньяк?» — «Hennessy!» — «Где брал?» — «В Москве, в дьюти-фри». — «Должен быть настоящий. Выпью, что ж не выпить...» Так бутылочку и убрали.
P.S. Поговорили и про Флоренцию, как без этого.
— Съездил ненадолго, — рассказал Колесников. — Пообщались с Сашей — и сразу назад.
— А здесь газеты писали — «Фиорентина» офигела, узнав, что за Кокориным тянется и личный массажист.
— Да они знать не знали! Полная ерунда! Сейчас и не наездишься туда с этой эпидемией. Так что Саня там, а я дома сижу. Под Питером.