О победе на Олимпиаде-1988
— Наш успех в Сеуле не всех сделал счастливыми даже в родной стране. Кое-кто вдруг заговорил о том, что олимпийский турнир — чуть ли не второго сорта, что в нем мало профессионалов. Знал бы я, когда играл в финале с Бразилией, что мой оппонент Ромарио, оказывается, не профессионал. Наверное, присел бы, сделал перекур, дал бы любителю с пляжа порезвиться... Олимпийская медаль мне дороже, чем любые другие награды.
О Бышовце
— У Бышовца команда была представлена игроками самой широкой географии и разных игровых школ, но он сумел объединить их в сплоченный коллектив. И предолимпийский сбор в Японии был проведен грамотно. И в Корее сборная СССР наращивала свою мощь от матча к матчу, победила команды с игроками-звездами. А вообще за два года команда Бышовца не потерпела ни одного поражения. Соответственно, и все действия Анатолия Федоровича за тот период следует оценивать только со знаком «плюс».
В Симферополе перед отборочным матчем с Болгарией он впервые поставил меня в состав, на позицию опорного полузащитника. Анатолий Федорович так и сказал: это твой шанс, все зависит от того, как сейчас сыграешь. Мы победили — 2:0, я остался.
О слезах при получении олимпийской медали
— А помните знаменитый кадр — где плачет Ирина Роднина? У фигуристки три золота Олимпиады и десять чемпионств мира. «Вот, — думал, — позерство! Плачет перед телевидением!» И вдруг — Сеул. Не рыдал я тогда, но слезы наворачивались. В ту олимпийскую команду к Бышовцу было не попасть: она у него четыре года наигрывалась. Но я попал. Предпоследним.
О премиальных за победу в Сеуле
— Нам дали по пять тысяч долларов. По тем временам — сумасшедшая сумма! Хотя я, помнится, взял ее шампанским — и «погасил» его прямо на корабле.
«Перед Сеулом подошел Лобановский: «Если сборную на Олимпиаду повезу я — станем чемпионом»О Лобановском
— Лобановский — самый успешный наш тренер. Он в нашем футболе с командой добился больше всех побед в чемпионатах СССР и еврокубках, это самый объективный показатель для тренера клуба. А мое личное впечатление — более великого тренера и человека я не встречал.
У него были большие возможности для селекции? Для меня он остается идеалом профессионального и человеческого отношения к футболисту. И в советское время возможности для комплектования команды у некоторых других тренеров были не меньшие — в ЦСКА, в московском «Динамо».
Когда Лобановский вызывал нас на сбор, каждый из игроков знал: выйдет он на игру или нет, это зависит только от того, как он сам покажет себя за последние пять дней сборов — по сумме всех параметров медицинских показателей и своего состояния на тренировках. Реальный шанс был у каждого. Меня он ставил в состав, когда мой «Локомотив» находился на предпоследнем месте турнирной таблицы. Подобное случается нечасто.
О сборной СССР
— Зачем вы иногда в «Спартаке» под спортивный костюм футболки с надписью «СССР» надевали?
— Потому что в СССР, чтобы попасть в сборную, надо было быть вундеркиндом. Там при покойном Валерии Васильевиче Лобановском в основе семь киевлян играли. Но я попадал. Поэтому мне так и дороги были те футболки. Сейчас немного другая ситуация, другое время. Думаю, в сборную к Лобановскому из нынешних футболистов один-два человека попасть смогли бы, не больше. Жирков, например. (Интервью 2009 года)
О Марадоне и Гуллите
— А играть против кого тяжелее всего было?
— В 89-м году я вышел на поле в Эйндховене против сборной Голландии. Ничего более уникального, чем взаимопонимание Гуллита, Райкарда и ван Бастена, я в футболе не видел. Люди чувствовали друг друга затылком. 15 минут метался между ними, не знал, кого держать, только потом чуть пришел в себя. Но все равно проиграли — 1:2.
— Вы же и против Марадоны играли!
— 90-й год, тот самый матч, в котором Марадона мяч из ворот руками выгреб. Я недалеко от аргентинской штрафной стоял, все видел, даже Уваров рассмотрел «божью руку» от противоположных ворот. Про судью и говорить не стоит, невозможно было тот момент прохлопать. Он рядом находился. Быстро чувствуешь, когда судья тебя «плавит».
О «Письме 14»
— Меня в Греции не было. Раньше существовало правило, по которому клуб мог отпускать тебя в сборную только на восемь официальных игр. У меня уже этот лимит был исчерпан. Кроме того, в тот же день мой «Байер» играл перенесенный матч. Поэтому о случившемся я уже узнал потом. И то больше по разговорам, слухам. На меня игроки даже не выходили. Почему? Знали, что не подпишу.
— Почему?
— Не я тренера назначал и не мне его снимать! Я никогда в этих играх не участвовал! Ну почему я должен был определять судьбу Садырина?
«Бышовец, в отличие от Садырина, нас не предаст». «Письмо 14»: хроника скандалаО приглашении в «Спартак»
— Дело случая. Хлестов сломался на мини-футбольном турнире в Германии, команда осталась без защитника. Я как раз собирался на сборы в «Локомотив», тот находился в Штутгарте. В этот момент меня отыскал звонком Есауленко: «Чем занимаешься?» «Послезавтра, - отвечаю, - в Штутгарт лечу. «Локомотив» визу сделал«.
— Что Есауленко предложил?
— Заехать по пути в Карлсруэ, «Спартак» там был. Втроем беседовали — Есауленко, я и Ярцев. Обговорили условия. Я на одном моменте настаивал — чтобы вопрос моего приглашения с Романцевым обсудили, никаких неожиданностей для президента не было. Наутро вопрос решился, и пришлось звонить Юрию Семину из Карлсруэ. Извиняться.
О «Пионеротряде-1996» и Цымбаларе
— Тяжелее всего было в 96-м, когда Романцева на посту главного тренера команды заменил Ярцев. Он тогда сразу ввел в основной состав молодняк из дубля. Удовольствия было мало. Почему?
Да потому что нормально играть в тот период можно было лишь с Цымбаларем и еще двумя-тремя игроками. Остальных приходилось учить и натаскивать. Через два года все, естественно, вышли на совершенно иной уровень. Хотя могли бы быстрее, если бы относились к себе и к работе немножко по-другому. Но такие вещи обычно начинаешь понимать лишь к концу карьеры. Я же прекрасно помню, как в 1987 году в «Локомотив» пришел Юра Гаврилов. Команда тогда играла «как получится». Но за ним вдруг все стали тянуться. И те, кто хотел, научились очень многому.
О Безродном
— Я в «Спартаке» был самый старший. Мне было 36, а всем остальным — по 18, у меня уже дочка была их возраста — вот они и звали меня Дедом. Мы с ними в 1996 году почти дублирующим составом чемпионат выиграли. Ответственность за результат на ком всегда лежит? На главном тренере и опытных игроках...
— Молодой спартаковец Артем Безродный вспоминал, как они боялись вас: лучше пусть соперник сломает, чем «под Горлуковича» попасть...
— Правильно. Почему я в свои годы должен в подкатах стелиться, когда он в 18 будет ноги убирать? Премиальные получают все, но тот ног не жалел, а этот подпрыгивал. За такое наказывать надо. И раньше в раздевалке за это били: подходили и бутсами по лицу. Потому что это — предательство. Если человек ноги убирает, он у меня в команде в жизни играть не будет.
«Ершистый и неуправляемый». Большой талант «Спартака» умер в 37 летО голе «Ростсельмашу» со штрафного
— Без Горлуковича не было бы спартаковского чемпионства-96?
— Да кто сейчас знает — было бы, не было. Если по факту судить — да, забил штрафной «Ростсельмашу» на последних минутах. Если бы там проигрывали, теряли теоретические шансы на чемпионство. Занимали бы третье место.
— Вы же прежде штрафные не били?
— Почему? Бил иногда. На тренировке. А в ростовском матче у нас много было всяких штрафных, но исполняли безобразно. Я подошел, отогнал кого-то — и пожалуйста.
— Не «кого-то» отогнали, а Андрея Тихонова: «Сынок, отойди».
— Да, Тихонову и Кечинову кажется, сказал: «Вы пробегаете, а я третьим бью».
— После этого штрафные забивали?
— Даже не подходил. Но каждый сезон три-четыре мяча забивал.
О нарушениях режима
— С дисциплиной у меня всегда было все нормально. Нужно просто понимать, когда что позволительно. Мне никто не нальет, если я этого не захочу. До работы или во время — любые вольности исключены. Когда сезон закончен — ради бога. Вот и весь принцип.
— Откуда же берутся слухи?
— Могу лишь сказать, что ни один нормальный человек не станет пить, если получает удовольствие от работы.
Об уходе из «Спартака»
— Я ушел именно из-за того, что во второй половине 1998 года все чаще стал сидеть на скамейке запасных. Сидеть на скамейке могу и дома. В футболе для меня главное правило: если тренер мне не доверяет, то не следует нам работать вместе. В «Торпедо» — ЗИЛ в 1999 году я провел 42 матча, забил 5 мячей. Так что я не жалею, что Высшую лигу сменил на Первую.
О грубости
— Никогда не был грубым игроком. Жестким — да. Всегда играл в мяч, даже в том единственном случае, когда сломал футболиста. Матч в Киеве против голландцев, я на бровке выносил мяч. Играл чисто, а голландец мне бил по ноге. Да так неудачно, что сам и получил тяжелый перелом. Этот парень считался надеждой голландского футбола, но потом год лечился. Говорят, так толком и не восстановился. Жаль.
Русский Винни Джонс. Уникальный защитник «Локомотива» и «Спартака» — таких сейчас уже не делаютОб Аршавине
— Ваши современники — Заваров, Мостовой, Добровольский — были сильнее Аршавина?
— Аршавин — футболист своеобразный. В свое время я сам побыл в шкуре легионера — в Германии, брал там серебряные медали. А потому рад за Андрея еще и потому, что он здорово стартовал в Европе и уже переписал кое-какие рекорды «Арсенала».
Вся названная вами тройка тоже пошумела в Европе, и в серьезных клубах. Безусловно, эти мастера мне ближе, чем Аршавин. И, наверное, ему как минимум не уступят. Хотя сравнивать игроков разных времен — большая ошибка. Мне вот тоже иногда кажется, что я даже сейчас многих «порву». А потом поднимаюсь по вашей редакционной лестнице на пятый этаж — и понимаю: прошло уже мое время...
О принципах
— Есть у вас в жизни принцип, который никогда не нарушали?
— Не курю. И никогда не буду, мне не нравится.
— А еще?
— Держать слово.
О себе
— Как бы вы себя сами в двух словах описали? Какой он — Горлукович?
— Мягкий и пушистый. Вы же просили в двух словах.