«Война отпустила не сразу. Год еще нормально спать не мог. Кошмары мучили». Истории легенды «Динамо»
В его жизни была только одна команда — московское «Динамо», с которым Савдунин четыре раза выигрывал чемпионат СССР (1945, 1949, 1954 и 1955 годы), пять раз серебряные медали (1946, 1947, 1948, 1950, 1956), по разу бронзовые (1952) и Кубок страны (1953). Был участником легендарного турне динамовцев по Великобритании в ноябре 1945-го.
Если летом он играл за «Динамо» в футбол, то зимой — в хоккей с мячом, где тоже добился успехов: двукратный чемпион СССР, восьмикратный обладатель кубка и лучший бомбардир чемпионата 1954-го.
Спортивных званий и наград у Савдунина много. Но главную победу он одержал 9 мая 1945-го.
— Застала меня война прямо на футбольном поле. 22 июня 1941-го «Старт» из моего Лефортова играл с испанскими беженцами, представлявшими завод «Каучук». Матч доиграли, после чего большинство его участников разбрелись по военкоматам.
Меня в 17 на фронт, разумеется, не взяли. Пошел на завод — помогал собирать авиационные двигатели для штурмовиков. Была бронь, но я от нее отказался, только 18 исполнилось. Неудобно себя чувствовал. Едешь в трамвае, и кажется, что весь народ на тебя с упреком смотрит: мол, здоровый малый, а не в армии.
Мечтал летчиком стать — отказали. В пехоте, объяснили, люди сейчас нужнее. И послали в военное училище под Ярославль. Я был хорошо подготовлен физически, выделялся выносливостью, вот меня и определили в разведку, где, случалось, мы больше марафонцев за день пехом покрывали — километров по 60.
Разбили нас в первом же бою прилично. Те, кто уцелел, отошли к Воронежу. Там формировали новые части. Меня назначили в разведроту 50-й танковой бригады. Комбриг Коновалов иногда использовал нас как десантников на танке. Узнав об этом, командир второй танковой армии генерал Богданов пришел в ярость и снял Коновалова с должности со словами: «Разведчиков надо беречь! Они особые задания выполняют. А десантников у нас и без того хватает».
Беда первых отечественных танков была в том, что они прямой наводкой били метров на 500. Немецкие же — на два с половиной километра. Смекаешь? Пока наши подъедут, один фашистский танк успевал их еще издалека спокойно расстрелять. Да и остальные орудия — пушки, минометы, пулеметы — прежде всего против танка направлены. А горит он, знаешь как? Будто коробок спичек! Запас-то снарядов огромный. Взрыв достигал такой силы, что танковая башня отлетала на 20-30 метров.
Как-то я с ребятами за ней на броне сидел во время контрнаступления. Попадает снаряд. Хорошо, что куда-то между гусеницами. Спрыгиваем на землю, отползаем. На второй танк лезем — его тоже подбивают. И снова под гусеницы.
Атака захлебнулась. Пополз по-пластунски обратно. Нейтральная полоса. До наших окопов — километра полтора. А в кустах на высоком обрыве засели немецкие корректировщики артогня. Я у них как на ладони. Пули все ближе и ближе. Делать нечего, вскочил и думаю: «Будь что будет». Петляя, помчался во весь дух. Повезло. Не попали. Сам поражаюсь, как ноги унес. «Ну ты, парень, и бежал!» — встретила меня пехота. А я рухнул в окоп и натурально отключился.
Отдышавшись, пошел к начальнику штаба. Тот с ходу заявляет: «Ты где шляешься? Надо срочно «языка» достать!» Возвращаюсь я в тот окоп и говорю солдатам: «Вон бугор видите? Стреляйте туда не переставая, чтобы эти корректировщики даже головы от земли поднять не могли. А я покамест в гости к ним наведаюсь».
Состояние было шоковое. Мысленно, если честно, приготовился к худшему. Однако никто из немцев меня не засек. Юркнул я в обход с фланга, подполз к обрыву, смотрю — там два окопавшихся фрица. По дальнему дал очередь из автомата, а тому, что поближе, по морде прикладом врезал и поволок к нам. Скатились вниз. Немцам из-за этого холма нас не видать. А наши, меня с «языком» заприметив, выслали в подмогу танк. На нем и доехали.
Привожу пленного к начальнику штаба, который «по-доброму» так ко мне отнесся, докладываю... И тут рядом разрывается мина. Офицеру осколок попал в голову — погиб на месте. А мы от него в двух шагах стояли — и ни царапины. Опять везуха.
Приключения мои на этом не закончились. Велели мне «языка» в штаб фронта отвести. Так сначала в поле за нами вражеский истребитель гонялся, а на обратном пути меня свои же по ошибке чуть не пристрелили. Нет, удача мне в тот день определенно благоволила.
На следующее утро поехали хоронить наших бойцов. Навстречу машина с пленными немцами. Среди них обнаружился и мой вчерашний знакомец. Узнал меня, черт, рукой машет, улыбается: живой все-таки остался. «Что за фрукт?» — спрашивают бойцы. «Да приятель один», — отвечаю...
Разведчиков обычно забрасывали на передний край. Мы брали «языков», выясняли обстановку. Помню, на Украине искали брод на Днестре для наших танков. Вдруг с пригорка кричат то ли узбеки, то ли киргизы: «Вы русские?» — «Русские». — «Скажите, когда наступать будете. Мы не станем по вам стрелять, на дно окопа заляжем». Это были так называемые национальные батальоны, воевавшие на стороне Гитлера. Состояли они в основном из представителей республик Средней Азии и Кавказа. Некоторые, вроде тех, что нам кричали, опосля нашим в плен предпочитали сдаваться.
Предатели и дезертиры попадались в то время нередко. К примеру, под Курском накануне наступления заняли в лесу позиции. Просыпаемся утром — на деревьях плакаты развешаны: «Смерть СССР!», «Смерть Сталина спасет Россию!» — ну и в таком духе. Откуда взялись? Позже выяснилось, что это проделки переодетых в нашу форму солдат, которые перешли к немцам.
Или вот случай. В украинской деревне на бывшего немецкого старосту наткнулись. Он выдрессировал своих овчарок так, что клал им за ошейник записки со сведениями о дислокации советских войск, и псы по определенному маршруту бежали к фашистам. Во как! Бывает голубиная почта, а у него собачья была.
В начале марта 1944-го, когда отбили Киев, нашу часть перебросили к реке Буг. Требовалось захватить переправу у села Джулинка. Было нас три танка да 15 разведчиков. Ночь, пурга лютая, видимость почти нулевая. Мы мчались вперед, обгоняя по дороге отступающих немцев. Они, как ни странно, по нам даже ни разу не выстрелили. Может, не признали в темноте? Встали мы у моста, дали залп по деревне. Поднялся переполох, фашисты рванули к мосту, а мы их там с автоматами уже ждали.
Затем получаем приказ: переправиться на другую сторону Буга. Въезжает наш танк на мост, а он заминирован. Слава богу, высота небольшая была. Карабкаемся из воды, на нас по льду бегут немцы. Спасло лишь то, что на противоположном берегу находились румыны, которые из пулеметов начали по ним палить.
Я выбрался на лед. Огляделся, вижу: из реки на мгновение показался командир танка Николай Егоров и вновь под воду ушел. Нырнул я, вытащил его. Отнесли Егорова в ближайшую хату. Тут наши войска подоспели. Вовремя. Нас-то всего пятеро осталось. На рассвете вышли на улицу и оторопели: все село было усыпано трупами полуголых немецких солдат, с которых местное население за ночь поснимало почти всю одежду.
Спустя много лет, уже игроком «Динамо», я приехал на матч в Ленинград. И на стадионе неожиданно встречаю... Егорова. Мать честная, вот это сюрприз! Коля рассказал, что его, раненого, выходила хозяйка того дома. Потом она стала его женой. После войны Егоров осел в Ленинграде. Гулял по городу, увидел футбольную афишу, мою фамилию в составе «Динамо» и решил узнать, не тот ли это Савдунин, что вытащил его из ледяного Буга.
А меня в мае 1944-го под Яссами ранило осколком в третий раз. Самым серьезным, правда, было предыдущее ранение: немец, зараза, в бедро и руку засадил. Ничего, оклемался. 15 сезонов за «Динамо» отыграл, причем не только в футбол, но и в русский хоккей.
Из госпиталя отправили на лечение в Москву. Я жил в одном районе с Костей Бесковым. Столкнулись. Костя предложил сыграть за его полковую команду с «Фрезером» на Кубок Москвы. В том матче я забил аж семь голов, и меня моментально перевели служить в 7-й полк НКВД. Оттуда чуть позже Якушин забрал в «Динамо». Началась новая жизнь.
Но война отпустила не сразу. Год еще нормально спать не мог. Кошмары мучили. То снится, что в бой вступаю, то танк немецкий на меня прет. Каждую ночь в холодном поту просыпался...
