Выйдет Александр Михайлович в свой дворик на юго-западе Москвы, пройдет по улице Крупской — кто-то его узнает? Кто оглянется вслед?
А стоило бы!
Это он забивал за «Спартак» «Милану» и «Атлетико». Это он с юниорской сборной СССР выиграл чемпионат мира — немыслимое достижение!
Но русский Карлос Билардо идет по улице Крупской, никем не узнанный. Нам жаль, честное слово.
Следующий юниорский чемпионат мира для русского Билардо закончился если не трагедией, то драмой — сборная России отдала матч Гане. И эту тайну мы сегодня раскроем. Чуть помявшись, Александр Пискарев рассказал все. Сломавшись на аргументе: «Что таиться — 30 лет прошло!»
Паршивлюк
В его квартире мы разглядываем кубки всех калибров. Один — просто копия старого Кубка чемпионов, «ушастого».
— Какая прелесть, — не выдерживаем. — Можно потрогать?
— Да берите... — пожимает плечами Пискарев.
На табличке читаем — Internazionale, октябрь 1989.
— А сколько вымпелов у меня на даче! — улыбается наш герой. — Все стены увешаны. Называю «стена плача».
В пустой квартире Александр Михайлович рассказывает, как тоскует по умершей жене. Лекарства не излечили ее, а время — его, оставшегося в одиночестве.
— Рак почки у нее был. 43 года прожили. Такая красавица...
— Вы-то себя как чувствуете? Видим — хромаете.
— Ой, ребята. Операция за операцией. Что левая нога, что правая. Нормально наступить не могу. По дому еще ничего, а как на улицу выйду — караул! Только автомобиль выручает. Витька Папаев удивляется: «Слушай, у тебя же вообще травм не было!» Зато теперь расплачиваюсь.
— Сколько стоят операции?
— За замену коленного сустава запросили 400 тысяч. Можно по ОМС — но там очередь на годы...
— Последнее ваше место работы — «Сибирь» в 2012-м?
— Верно. Мне и выехать никуда нельзя было — жена болела! Я постоянно при ней. Больницы, анализы, рентгены, КТ...
— Намучались вы.
— Так — четыре года! «Химия» на почку не действует, как оказалось. Боли никакой. Когда обнаружили — уже опухоль была в семь сантиметров. А умирает человек в полном сознании. Даже в последний день все было нормально. Вдруг вечером кашель, кровь... Марину похоронил и выяснилось — у меня те же проблемы. Друзья помогли, вытащили с третьей стадии.
— До «Сибири» вы восемь лет отработали в спартаковской академии.
— С 2005-го по 2011-й. Хорошие были выпуски. Мои ребята до сих пор в РПЛ играют!
— Это кто же?
— Серега Паршивлюк, Андрюша Семенов... Оба 1989-го. Когда пришел в академию, дали мне их команду со словами: «Потерпи, Михалыч. Этот год у нас вялый. Нужно просто до выпуска довести». В «Спартаке» на пацанов уже махнули рукой. А я возился с ними, объяснял, показывал, проводил теоретически занятия, функционалку подтянул — и мальчишки раскрылись! Уже в следующем сезоне мы выиграли и первенство Москвы, и чемпионат России.
— В Паршивлюка верили? В его карьере столько «вопреки».
— Меня очень удивил его перевод на позицию крайнего защитника. Это Ромащенко в дубле «Спартака» придумал. Не знаю, что ему в голову взбрело. Как фланговый хавбек Паршивлюк интереснее. Работоспособность есть. А в защите-то скорость нужна!
— Паршивлюк тихоход?
— Не самый быстрый. Остался бы правым хавом — карьера была бы поярче. А вот из Семенова я защитника сделал!
— Кем был?
— Центральным хавом. Смотрел я на него, смотрел... Дай-ка, думаю, в обороне попробую. Семенов наотрез: «Да что вы, какой я защитник?!»
— Уговорили?
— «Попробуй!» — «Не буду! Нет, нет, нет!» — и в слезы. Мать приходит. Тоже против: «Он не хочет!» — «Да не волнуйтесь. Не получится — вернем...» Вышел в центре обороны и сразу понятно — его место! Наверху снимает всё. В передачах хорош. Даже длинную делает. Сохранилось мышление хавбека. Потом говорю: «Играл бы ты в средней линии — что было бы? Выстоял бы в конкуренции? А центральным защитником до сборной дошел!»
— На Костю Советкина были большие надежды.
— Да, ярко начинал. Но травма на травме.
— Юный Дзюба рос у вас на глазах?
— Нет, он был у Жени Сидорова в команде. У него же и Саша Козлов тренировался. Вот это талантище! Невысокий, юркий. Умер прошлым летом в 29 лет.
— Кажется, тромб?
— Да. Эту штуку не просчитаешь. У меня-то чудом поймали. Вдруг нарушение сердечного ритма пошло. Начал проверять, врачи охнули: «Да у вас тромбик в ушке левого предсердия — три миллиметра». Болтался там, в любой момент мог оторваться...
Миранчуки
— Кто еще из ваших воспитанников до премьер-лиги дорос?
— Моя боль — Пашка Яковлев. Какие были надежды! Казалось — звезда растет! Начал в «Спартаке» здорово. Потом р-раз — и все. Женился и покатился вниз. Даже не в курсе, где он сейчас.
— В Казахстане.
— Вот как? Обидно!
— Неудачно женился?
— Не знаю. Но факт есть факт. Такое часто бывает. Сашка Зотов тоже лихо начинал. Со временем сник. Вы не поверите — у меня же в спартаковской академии и Миранчуки тренировались!
— Надо же.
— Играли в составе постоянно. Антон центрального хава, Лешка — левый. Худющие — с мизинец! Но «нарядненькие». Техничные, поляну видят. С изюминкой.
— По таланту они разные?
— Совершенно одинаковые. Очень одаренные. Просто позднего развития... Потом я ложусь с грыжей на операцию. Выхожу — как раз 60 лет исполняется. Меня из «Спартака» на пенсию выпроваживают: «Михалыч, давай...» Да ради бога, отвечаю. Написал заявление — и до свидания. Команду взял Бодров. А это ниже плинтуса!
— Он избавился от Миранчуков?
— А кто же? Сам кивает на Геннадия Морозова, который тогда был директором академии. Но я-то знаю — Бодров их отдал в «Локомотив». Вся ситуация разворачивалась при моем друге. Решающий разговор.
— Что за разговор?
— Бодров братьев не ставит: «Они хиляки, что в них такого...» Да, хиляки. Но голова-то светлая! Вот однажды прямо во время матча отец Миранчуков с тренером из «Локомотива» подходят к Бодрову. Тренер этот говорит: «Раз не ставишь — отпусти!» Отец поддакивает. Бодров с матом — махнул рукой: «Да и *** с ними! Забирайте!» Фьють — и отдал.
— Как думаете, Бодров это сделал бескорыстно?
— Доказательств у меня нет. Слухи ходили разные. Зная его натуру — ничего не исключаю. Он мог всё! Потом оправдывался: «Это не я, а Морозов их отдал». Еще чью-то фамилию приплел.
— Как сложилась судьба Бодрова? До сих пор в «Спартаке»?
— В ФШМ работает. Я вам еще одну историю расскажу. Был у меня друг — Володя Приходько. Болельщик «Спартака», но дружил с динамовцами. Говорит: «Стою с Сашкой Новиковым, подходит Бодров...»
— И что?
— Бодров, работавший тогда в динамовской школе, сообщает — зовут в «Спартак». Там генеральный директор Дмитрий Попов, а они вместе за «Шинник» играли, дружат. Ну и продолжает: «Стану старшим тренером академии — всех уберу». Мне это пересказывают: «Одну фамилию называет, вторую, третью. Твою тоже!»
— Так и случилось?
— Да. Пришел, начал расчищать.
— Чтобы поставить своих?
— Чтобы убрать тех, кто что-то понимает — и не заглядывает ему в рот! Вот начальник плохо разбирается — а люди ниже по рангу разбираются хорошо. Он перед ними теряется. Ну и увольняет.
— Генеральным директором «Спартака» в то время был Валерий Карпин. С ним разговаривали?
— Да. А сначала ему докладную написал.
— Стреляли из всех орудий.
— Изложил — при Бодрове тренеры боятся работать. Лишены самостоятельности. В конце приписка: «Если хотите поговорить — вызывайте, я готов».
— Вызвали?
— Звонок: «Карпин вас ждет». Прихожу. Все ему рассказываю. В том числе про слух — будто ребят за деньги в спартаковскую академию берут. Валерий задумчиво: «Сейчас едем на сборы, потом будем разбираться». А я на операцию лег. Оклемался — меня вызвал Кожуткин.
— Это кто?
— Был до Морозова директором академии: «Саш, ситуация сложная, тебе лучше уйти».
— Открытым текстом?
— Нет. Витиевато. «Был у Смоленцева, собралось руководство...» Я мог бы и не уходить. Послать их подальше, никакого заявления не писать. Так и работал бы. Но зачем унижаться, навязываться? Не хотят — ну и не надо.
— Это была последняя встреча с Карпиным?
— Да. Он высоко. Думаю, только из-за Попова меня не поддержал. Сейчас, может, так и не поступил бы. А тогда Валерий тренерскую работу не знал. Я вообще поразился, когда ему предложили «Спартак» возглавить!
— С Федуном вы знакомы?
— Нет. У нас в академии он ни разу не был. Из ветеранов с ним лишь Серега Шавло общался.
Генич
— В 2000-м вы были главным тренером «Химок».
— Вторая лига. Всего не расскажешь, грязь не хочется выносить...
— Грязь не надо, расскажите одну историю. Как покинули клуб из-за футболиста Генича.
— Ведем 1:0, Костя в полном порядке. Я вижу, что заряжен, летит в подкатах. До конца минут 15. Думаю: надо его сохранить для следующего матча. Вдруг рубанут — останемся без нападающего. Убираю Генича с поля. Так он шагает к скамейке — и матом меня кроет!
— Вы уверены, что именно вас?
— Конечно! Как тут не понять? Я сразу отвечать не стал. Зато уж в раздевалке сорвался. Не выдержал.
— Живописно было?
— Сказал ему: «Я положил на тебя крупный! И на президента, который тебя поддерживает! Мне по ***, могу и уйти...»
— Кто был президентом клуба?
— Юрий Кораблин. Мэр Химок, потом «Венецию» купил.
— Генича поддерживал?
— Да! Костя парень-то скользкий, влезет куда хочешь. Везде найдет своих людей. Вот вторая часть спича мне дорого обошлась.
— Про президента?
— Да. Это моя ошибка! Остановись я на середине своей речи — все было бы нормально. Работал бы и работал. Без последствий.
— Кораблину донесли сразу?
— Моментально. Доброхотов вокруг много. Было, кому «стукнуть». На следующий день пришлось уйти.
— Вызвал вас президент?
— Нет, мы не встречались. Передали зарплату через его помощника прямо на стадионе. Был такой «Коля-Ваня».
— Это как «Мария-Антуанетта»?
— Что-то вроде. Полубандит, Николай Иванович. Крест на груди в густой шерсти. Рубаха расстегнута до пупа. Хотя мужик неплохой.
— Сколько в «Химках» платили главному тренеру?
— Три тысячи долларов.
— Негусто.
— Потом помощник Кораблина удивился: «Что ж ты просить ничего не стал? Он бы и пять дал!» — «Да ну, еще торговаться...»
— Генич уверял, что после увольнения ваш сын Андрей, тоже игравший в «Химках», на тренировках летел ему в ноги. Говорил: «Отец тебя проклинает, без работы остался».
— Ерунда полная! Андрюха не такой!
— Рады слышать.
— Ездил со мной в клубы, где я работал. Никогда не рассказывал, что в команде творится! Ни-ког-да! Чтобы подошел, шепнул: «Пап, знаешь, там...» А уж чтобы я Генича проклинал?!
— После ухода из «Химок» встречались с Константином?
— Нет. Не хочу. Но и телевизор не выключаю, когда его комментарий слышу. Вспоминаю!
— Он футболист-то неплохой был?
— Для второй лиги — вполне. При условии, что в хорошем функциональном состоянии. Если снижал требования — сразу скисал. Но в РПЛ точно не потянул бы.
— Почему?
— Медленный. Мышление не то.
— Зато удар классный.
— Ребята, вы о чем? Я-то помню людей с ударом. Здорово бил Паша Богоделов из киевского СКА. Сам худенький, но мяч пулял как из пращи. Я стал работать над ударом — тоже бил будь здоров. С 25 метров частенько залетало. Это ж целая наука!
— То есть?
— Многое зависит от маха. Бить надо расслабленной ногой — и в последний момент закреплять голеностоп. Это как щелчок в хоккее.
— Кто еще так бил?
— Коля Осянин. Володя Ларин в «Динамо». Он вообще сетки рвал. В Ташкенте — Гена Красницкий. В последних поколениях — Юрка Никифоров. Тот с обеих ног лупил. Махом — хоть с левой, хоть с правой! Мяч зигзагами идет от такого удара!
Сдача
— Читали в одном из прежних ваших интервью, как вы в 2003-м замещали Гаджи Гаджиева в «Анжи». А тот «соскочил» с двух проданных матчей.
— Так и было.
— Давайте в подробностях. Это история занимательная.
— У меня с Гаджиевым были великолепные отношения, когда он работал в РФС и отвечал за косилки.
— Официальная история говорит, что Гаджи Муслимович был научным работником. А не ответственным за косилки.
— Я вам рассказываю, как было на самом деле. Не нашлось для него места, кроме вот этого! Поставили на косилки. Формально. Контакт у нас сложился. Потом я тренировал минское «Динамо», он — «Анжи». Как-то созвонились, говорит: «Давай ко мне помощником». Я согласился. Но быстро понял, я — не второй тренер! Просто не второй!
— Характер не тот?
— Да. Мне всегда хочется что-то изменить. По-своему сделать... И вот предстоят две выездные игры — в Липецке и Воронеже. Бежит доктор. Он всегда за Гаджиевым, как шнурок бегал: «Тебя Муслимыч зовет. Хочет пригласить с собой!» — «Куда?» — «В гости. К одному миллионеру, содержит ансамбль «Лезгинка».
— Поехали?
— Да. Там столы накрыты. Миллионер говорит: «Давайте выпьем за Муслимыча!» Гаджи негромко: «Саша-то за меня выпьет». Я пригубил. Утром тренировка для тех, кто не играл в предыдущем матче. У основы — баня, массаж. Стоим с Гаджиевым около сетки, переговариваемся. Слышу: «Съезди с ребятами в баню». Хорошо, уезжаю. Возвращаюсь — врач навстречу: «Гаджиева увезли в больницу, что-то с сердцем...»
— Вот несчастье.
— Меня начинают уговаривать, чтобы стал главным. Раз Гаджиев в больнице.
— Пока ничего криминального.
— Но как-то очень уж настойчиво: «Он же взял тебя помощником!» Приехал его друг: «Гаджи тебя брал, ты должен...» Я еще задумался: что так навязывают-то? Странно! Ладно, отвечаю. Проведу эти игры. Дальше Гаджиев прямо в палату вызывает одну группу игроков, вторую, третью.
— Вас тоже?
— Меня последним. Произносит: «Саш, ребята готовы, всё знают, всё сделают. Состав такой-то».
— Даже состав назвал?
— Ну конечно! Я в растерянности. Что-то происходит — не пойму, что. Вот что они «сделают»? Что «знают»? И начинаются чудеса.
— Как выглядело?
— Выходим играть — Тетрадзе пролетает мимо мяча. Другой тоже. Что творится-то? Бах — один нам забивают, второй... Впечатление, будто игроки «Анжи» впервые друг друга видят. Я глазам поверить не могу!
— Понимаем вас.
— Залетели в Липецке 1:2. Едем в Воронеж. Будунов несколько раз один на один с вратарем выскакивает. Уже бить надо — а он с мячом за поле убегает! Исполняй!
— Снова сгорели?
— 1:3. Возвращаемся в Махачкалу. Приходит в мой номер руководитель клуба: «Надо тебе уехать. Закончена наша работа».
— Гаджиев оставался в больнице?
— Да. Директор «Анжи», лысоватый такой, везет меня в аэропорт — и не выдерживает, раскалывается: «Михалыч! Тебя развели, как пацана!» — «А что такое?» — «Эти игры-то проданы уже. За прошлый год...» Ё! Тут-то голове у меня все и встало на место. Но я-то здесь при чем? На меня же свалили — что провалил эти матчи, с нулем вернулся!
Гаджиев
— Вас отцепили от «Анжи» с формулировкой — «по состоянию здоровья».
— Я и не вникал, что они там писали. Но ситуация, а?
— Значит, вы понадобились Гаджиеву, чтобы вот так о вас ноги вытереть?
— Именно. «Восток — дело тонкое»...
— Гаджи Муслимович вам хоть позвонил?
— Через месяц!
— Что говорил?
— «Саша, хочу с тобой встретиться» — «Муслимыч, я на даче...» — «Тогда в следующий раз». Проходит время — снова звонок. Гаджиев: «Давай увидимся». Ну, давай. Называет мне место.
— Как встреча прошла?
— Сидим. Ни он ничего не говорит, ни я. Наконец произносит: «А почему ты с Тетрадзе не поздоровался?»
— Вот это вопрос.
— Я поразился: «Когда?» — «Ты спускался по лестнице — и не сказал «доброе утро». Думаю: что за пургу он несет? Поздоровался, не поздоровался...
— А дальше?
— Посидели-посидели. Так и не понял, для чего он меня приглашал? Сказать что-то? Но только вот это — про Тетрадзе — услышал.
— Может, что-то хотел сказать, но не решился?
— Не исключено. Извинений тоже не прозвучало. Естественно, больше с Гаджиевым никаких контактов не поддерживал. Раз подставляет людей — зачем он мне нужен?
— Он-то понимал — что вы знаете правду об этих матчах?
— Полагаю, догадывался. Все расходится по футбольному миру. Справа в защите играл... Как же его, будущий тренер...
— Акаев?
— Вот Акаев, по-моему, порядочнее всех!
— Отличный парень.
— После Липецка разбор был — я как начал на ошибки указывать: «Почему?!» А эти что-то в ответ жестко. Тут Акаев поднялся: «Ребята, успокойтесь! Все нормально! Александр Михайлович, продолжайте, пожалуйста». Порядочно поступил.
— Так кто справа-то играл?
— Вспомнил! Андрей Гордеев! Вот лиса! Все передавал! Все до копеечки, как говорится!
— В палату Гаджи Муслимовичу?
— Туда тоже. Гордеев в том «Анжи» — глаза и уши Гаджиева. Как и Тетрадзе. В южных командах — везде экстрим! Одно слово скажешь — так переиначат...
Миллионер
— Яркие приключения у вас были и в Литве. Как с Романовым познакомились?
— Романов? Кто это?
— Хозяин «Хартса», «Каунаса». Озорной миллионер.
— А-а... Этот Романов сам мне позвонил. Я был в Сочи. Прилетай, говорит, принимай «Каунас». Я визу оформляю — и туда. У нас были неплохие отношения. Сразу перешли на «ты».
— Неожиданно.
— Почему? Мы же ровесники. Но в какой-то момент начали вылезать странности. Смотримся отлично — вдруг появляется Романов: «Да что это за игра?!» Руки в брючки — и пошел. Как будто блатной. Даже и не поймешь. Позже выяснилось, что-то он напортачил с деньгами, скрывался. Всё повесили на президента-банкира.
— Так на чем вы с «Каунасом» разошлись?
— Оказалось — деньги не платят!
— Вот этого не простить.
— Несколько месяцев слышу: «Дадим, дадим...» Один из руководителей клуба при Советском Союзе в комсомоле работал. Я ему про зарплату — а он в ответ: «Михалыч! Держись за комсомол! С комсомолом не пропадешь!» Ха-ха!
— Романов — миллионер. Что ж на зарплату вам не наскреб?
— Наверное, были другие люди, на которых он работал. Сами посудите: из таксистов — в бизнесмены! Где это видано?
— Романов говорил — вас на второй день в команде прозвали «Пискаревское кладбище».
— Вот это фантастика у человека в голове! Ой, ё! Ему не понравилось, что я сам решил уйти. Плюнул на все — раз не платят. В очередной раз спрашиваю: «Когда?» — «Перед игрой принесут!» Ничего нет. Снова предлагают за комсомол держаться. Я сажусь в поезд — и будьте здоровы.
— В итоге-то рассчитались?
— Пришлось!
— Это как же? Научите!
— Помог Серега Базанов, агент — написал жалобу в ФИФА. Заставили «Каунас» расплатиться. Из клуба звонят: «Вы деньги получили?» — «Да, спасибо. Вот надо было доводить до этого?»
— Если бы не нажаловались — заплатили бы?
— Едва ли. Хоть сумма чепуховая — 12 с половиной тысяч евро. Из-за этого говна устроили представление!
— Это ваша зарплата за несколько месяцев?
— Еще и с премиальными.
— В Шотландии Романов имел привычку надиктовывать состав. Закончилось тем, что потребовал самого себя выпустить на товарищеский матч с «Барселоной».
— Вот она — мания величия-то! Этих маленьких прет изнутри. Хочется быть выше. Случай вам расскажу. Принимаем «Ливерпуль» в еврокубках. Завтра игра. Приступаем к разминке, краем глаза вижу — Романов идет. Ох, думаю. Сейчас начнет...
— Начал?
— Окинул взглядом: «А где Сириюс?» Еще кого-то второго вспомнил. Кажется, Лапидуса. Я ответил: откуда мне знать? Что я, смотрю за ними? Другие люди есть! Свита зашушукалась — говорят: «Сейчас найдем».
— Это два игрока «Каунаса»?
— Вроде бы. Я их не видел ни разу. Один оказался строителем. С отцом дома выстругивал в Финляндии. Другой вообще непонятно кто. А нам с «Ливерпулем» играть!
— Привезли этих футболистов?
— Одного, Сириюса, где-то отыскали. Романов на него смотрит строгими глазами: «Ты выйдешь завтра на поле?» — «Не, не, не! — перепугался тот. — Я не могу! Я долго не тренировался!» — «Ну на пятнадцать-то минут можешь выйти?!» Это против «Ливерпуля»!
— Какой-то анекдот.
— Представляете мышление человека? Дурдом!
— При всех проектах Романова тогда ошивался Бышовец. С ним пересекались?
— Бышовца называли «Летучий голландец». Ха! Только бабки из Романова выбивал, да мозги ему засирал. Больше ничего. Мобильник Бышовцу выдали — наговорил на шесть тысяч евро. Романову счет предъявил.
Безбородов
— До того поработали в литовской «Кареде».
— Да, в Шяуляе. Одна из криминальных столиц.
— А вторая, простите?
— Паневежис. Главное, всё — под присмотром полиции. Но со мной эти бандиты нормально обращались.
— Чем занимались?
— Понятия не имею. Встречались-то мы на стадионе. Хотя один из них нас с Мариной в гости приглашал. У него прямо на участке было стрельбище. Дли-и-нное! Потом возле дома его и завалили.
— Это хозяин «Кареды»?
— Нет, он был другом и советником Эгидиуса Шимкуса, владельца клуба. Ко мне-то в Литве хорошо относились. Раз с трибуны что-то выкрикнули — так охранник Шимкуса поднялся и громко этому парню: «Еще раз заорешь — тебя не найдут». Все закончилось!
— Милые нравы.
— Мне Шимкус рассказывал, как в Литве один брат другому отправил заминированную посылку. Тот открывает — и взрывается.
— Давайте о другом. С удивлением узнали, что в минском «Динамо» у вас играл Владислав Безбородов. Что за футболист был?
— Чем-то напоминал Генича. Ха! Тоже нападающий, сложения одинакового. Привез его агент из «Вентспилса». Там был тренер англичанин, он Безбородова зачехлил. Да и я ставил Влада мало. Не вытягивал!
— Как судья Безбородов вам нравится?
— Мне кажется, ангажированный бывает. Вот честно говорю! А уж если «Спартак» судит — обязательно напортачит. Гляжу и думаю: ну как можно его на «Спартак» назначать? Он же из Петербурга! Неужели никто не понимает?
— В вашем личном рейтинге — самый жуткий судья?
— О, это я сразу скажу! Работал в «Красной Пресне» и был моим начальником такой Курганов. В прошлом арбитр. Отвратительнее человека я не встречал. 1937 год по нему плачет!
— Что-то мы и не слышали про такого.
— Он в основном первую лигу судил. Мерзкий тип. Может с вами махнуть по рюмочке — и на вас же телегу накатать: «Пьет, дебоширит, бранит Советскую власть...» «Красная Пресня» принадлежала таксомоторному парку. Мужики собирались — бильярд, баня, выпивают. Тут же и футбол идет. Курганов проходит мимо — ему: «Юрий Федорович, давайте с нами? По 50 грамм? Игра-то какая хорошая!» — «Нет-нет». Сразу к телефону — и в Краснопресненский обком партии: «Здесь сидят и пьют, а их команда играет!»
— Судья, надо думать, тоже противный.
— Сам рассказывал, как брал взятки: «Еду на выезд — в кармане уже есть. Боковой поднимает флаг не как надо, я бегу к нему: «Я тебе, ***, подниму!»
— Судьи в Союзе были яркие.
— Одного ассирийца помню. Прозвище — Копыто. Я еще за ивановский «Текстильщик» играл, одновременно прилетели в Ставрополь. Его не встречают, добирается до гостиницы с нами. Шепчет так злобно: «Я вам устрою, вы меня запомните...» Думаю: что ж устроит-то?
— Ну и что?
— Удар по воротам издалека, вратарь ловит. Этот — фьють! На центр! Что такое? «Вы приняли мяч за линией ворот!» Засчитал.
— Из нынешних арбитров — кто для вас номер один?
— Лысый неплохо судит. Карасев.
— Лучше, чем Безбородов?
— Да-а! Может напортачить. За очень хорошие деньги, наверное. Но так, что особо не подкопаешься. Все от квалификации зависит! Умный так прибьет, что и карман будет полный, и никто претензий не предъявит.
Мат
— Игорь Волчок нам рассказывал — как-то не выдержал, начал избивать свою команду в раздевалке. Вы хоть раз были близки к тому, чтобы собственному игроку навернуть?
— Нет. Ругать — ругал. О-о-очень сильно! Об одном случае до сих пор жалею. «Химки» побеждают 2:0, но игра — просто тягомотина. Захожу в раздевалку, начинаю на ребят баллоны катить.
— После победы — нельзя?
— Ни в коем случае! Надо было сдержаться — и на следующий день обсуждать. Был случай с Гешкой Костылевым в Сухуми. Мы идем на стадион — а он с игры: «Ген, как?» — «Полная фигня! Играли безобразно!» Вечером встречаемся на ужине. Костылев произносит: «Знаешь, я пленку посмотрел — вроде бы ничего. Что-то проклевывается». А наутро он прямо светится: «Так хорошо вчера играли!» Один матч, один человек — и три взгляда.
— На ваш крик команда как отреагировала?
— Все молчали. Но, думаю, ребятам было обидно. Мне даже жена выговор устроила: «Как так можно?!» Вы же Волчка вспомнили?
— Вспомнили.
— Вот вам история: его «Локомотив» проигрывает, Волчок приходит в раздевалку и своему нападающему: «Пискунов! Я тебе сейчас как ****!» Ударю — в смысле. А тот глаза поднял: «Я тебе так **** - ты у меня волчком крутиться будешь!» Впрочем, это все детский лепет по сравнению с тем, что устроил года два назад в раздевалке своей команды Григорян. Видели ролик в интернете?
— Кто ж не видел.
— Я посмотрел и ужаснулся! Сильные слова должны быть к месту. А тут... Мат через слово! И этот человек называет себя тренером? Его еще на телевидение приглашают. Сидит с умным видом в студии, рассуждает о футболе. Эксперт, мля!
— А в РФС работал тренер, которого подозревали в педофилии. Ваш коллега Александр Гребнев рассказывал в интервью Sports.ru: «У Олега Юзвинского, возглавлявшего юношескую сборную России, были проблемы с законом. По поводу ориентации. Мальчиков любил очень, в бане с ними отдыхал».
— Было.
— «Но позвольте, как же он служил в очистке?» — восклицаем мы.
— Сам обалдел, когда узнал, что Юзвинскому доверили сборную. Слушок-то о нем давно ходил. Из РФС к тому времени я уже ушел. Звоню Мосягину: «Что у вас творится?! Как такого человека на работу взяли?!»
— А Мосягин?
— «Главное, он деньги дает на сборы, экипировку, команда ни в чем не нуждается. А остальное... Да это слухи!» Но родители заподозрили неладное, написали письмо, которое дошло до Колоскова, и Юзвинского по-тихому убрали.
Касымчик
— Какой матч вспоминать для вас — особенная боль?
— Финал юниорского чемпионата Европы во Франции. 1987 год. Играли с Италией. Олег Матвеев не по уму подкатился. Поехал — а итальянец его обошел и спокойно расстрелял вратаря. Сколько раз я Матвееву говорил: «У тебя с этими подкатами вся задница зеленая — а толку-то?!»
— Действительно, обидно.
— Обидно, что во втором тайме полностью соперника переиграли! Бьем, бьем, бьем... Не идет мяч, и все. Так 0:1 и закончили.
— Зато через полтора месяца выиграли юниорский чемпионат мира в Канаде.
— Вот там с первой игры все пошло как надо. Выходим против нигерийцев — видно, что те старше. Просто лошади!
— У вас таких нет?
— У нас пацанята самые натуральные. Коля Русин вот такой тонюсенький. Юра Макаров, Толя Мущинка, Касымчик. Здоровяков двое — Сережа Беженар да Юрка Мороз... Вничью сыграли — 1:1. А Боливию 4:2 вынесли, Мексике семь нащелкали. Думал, в полуфинале на Кот-д'Ивуаре споткнемся. Там огромные негры! Тоже наверняка переростки.
— Но победили вы.
— 5:1! Касымов с углового забил! Вратарь только руками всплеснул — а мяч уже за спиной.
— Главная фигура в вашей сборной?
— Самый корневой — Касымов! Это что-то! Работоспособность, пас, все видит. А удар какой? У Мирджалола плоскостопие, широкая лапа. Штрафные как лопатой бил.
— Финал-то у той же Нигерии выиграли по пенальти.
— Тяжелейший матч! Жара — 35. Невозможная! Поплыли!
— Но устояли?
— На силе воли, на зубах. Я думал, не выдержим. Пришли после первого тайма — разве что не попадали в раздевалке. Следом заходит Колосков. Говорю: «Не вытянем. Все мертвые». Африканцы-то живут в этом климате, им проще!
— Вы просто с языка сняли.
— Еле-еле докатили до серии пенальти, а уж там Юра Окрошидзе выручил! Три удара отразил! Пеле его отметил: «Какой вратарь!» Юрка как лоза был. До этого на «Европе» против французов тоже три пенальти потащил. Но после таких подвигов ни в одном клубе себя не проявил. Мне не понять — почему?!
— Версии?
— У него психика очень подвижная. Мог обидеться на ерунду какую-нибудь! В нашей сборной с ним работал Валентин Ивакин. Говорил: «Вы Юру не трогайте. Не хвалите и не ругайте. Мы с ним сами разберемся». Так и делали.
Группировки
— В любой команде бывают драки. В той случались?
— Нет. Больше скажу — у этих ребят и с режимом проблем не возникало. Никто не нажирался, ни барагозил. Вот в следующем поколении, команде 1973 года рождения, был перекос. Пьянки, группировки...
— Кто был в той сборной из заметных?
— Саша Каратаев, Дима Ананко, Юра Петров, Денис Клюев, Максим Боков... Сложнейшая ситуация! Удивительно, как мы вообще прорвались на чемпионат мира-1993 в Австралию. Ужасно, ужасно.
— Иллюстрация к определению «ужасно»?
— Собираю команду перед чемпионатом Европы. Вратарей нет! Ребята усмехаются: «Да Серегу Александрова из команды отчислили, на бензоколонке работает». А он у меня в списке, все утверждено УЕФА!
— Другого заявить нереально?
— Уже нет. Вытаскиваю Александрова с бензоколонки. Деваться некуда. Второй вратарь — Валера Чижов из спартаковской школы. Пришли разобранные. За две недели их как-то подтащили. Прорисовывается что-то похожее на форму. Говорю Ивакину: «Гаврилыч, я съезжу домой переночевать, завтра утром прямо к автобусу приеду». В 8.00 отбываем в аэропорт.
— Кажется, дальше случится что-то интересное.
— Утром появляюсь — вроде все нормально, парни на месте. Прилетаем в Германию, разминка перед матчем с Норвегией. Никакие! Ни-ка-кие! Я не выдержал сам с ними начал в «квадрат» играть. Подгоняю — а они мертвые!
— Что стряслось?
— Уже после возвращения в Москву Ивакин признался: «Прости, не уследил. Лег спать, а ребята с базы дернули. Полночи в баре куролесили».
— Вся команда?!
— Основная обойма — Каратаев, Петров, Ананко... Вот поэтому и оказались в таком состоянии.
— Ну и как играть?
— Еле двигаются, брак за браком. Кричу Мише Мурашову: «Клюеву не давай! Он всё порет!» — «Михалыч, да кроме него никто не открывается». Мы забиваем — Чижов тут же пропускает. Падает, сам себе ноги заплетает...
— Счет?
— 4:4! Потом серия пенальти. Я уже понимал — ловить нечего. И точно! Чтобы попасть в шестерку, выйти в финал чемпионата мира, надо в следующем матче обыгрывать Венгрию.
— Так сложно?
— Да венгры нас ненавидят после 1956 года! Их тренер просто свихнулся на этой теме. Так парней настропалил! Симонян говорит: «Не надо Чижова. Ставь Александрова!» Я и поставил. Он как начал тащить! Это что-то! Еще приехал Володька Бесчастных. Венгры на нем висели, за майку, за трусы хватали — он вырывался... 90 минут ребята убивали друг друга! Бросались, как под шайбу!
— Кто выиграл?
— Мы — 2:0. Дальше такая же битва с Чехословакией — 3:3. Ничьей нам хватало, чтобы выйти. Удаления, Мурашову голову пробили... Вскоре в Москву приходит бумага: «Ваша федерация оштрафована за грубую игру».
— Вот как?
— Меня вызывает Колосков, начинает строгать. Думаю: видел бы ты матч! А Вячеслав Иванович постановляет — наказать нас на премиальные. Я что-то объясняю, он с усмешкой: «А давай соберем всех тренеров из федерации, пусть они решат».
— Это ход.
— Колосков не предполагал, как все повернется. Пришли Бышовец, Игнатьев, Кузнецов, Костылев, Сальков, Морозов... В один голос: «Вячеслав Иванович, ребята бились! Завоевали путевку на чемпионат мира! Нельзя лишать премиальных!» Он красный сидит — а сделать ничего не может. Проиграл партию.
— Что за группировки были в той команде?
— Самая тяжелая — Каратаев, Петров, Ананко. Ростовские. Предыдущая команда, 1970 года рождения, была как кулак. Все за одного! С норвежцами играем за выход из группы на «Европе», за второй тайм четыре им накидали. Последняя минута, Мущинка несется по левому флангу. Бьет — и падает замертво! Лежит, отплевывается и шепчет: «Больше не могу...» Тут свисток раздается. А в команде 1973-го все иначе! Ко мне «нейтральные» ребята подходят: «Что-то сложный коллектив, Александр Михайлович. Одни туда тянут, другие — сюда...» Жаловались!
— Кто не входил в группировки?
— Клюев. И ленинградские — Боков, Игорь Зазулин...
— Ананко-то, казалось, вполне вменяемый.
— А он такой... Тихушник. Хотя игрок очень неплохой! Это же его, Каратаева и Петрова я привел в «Спартак». В прошлом году после столетия клуба идем с Димкой, говорит: «Александр Михайлович, спасибо вам большое, указали мне жизненный путь».
Петров
— Та сборная прославилась яркой историей. Мы даже пересказывать не будем — все написал за нас агент Абрамов в книжке. Если коротко — взяли деньги от подпольного тотализатора и отдали игру Гане в четвертьфинале чемпионата мира.
— Я в этой ситуации оказался в роли обманутого мужа. Все узнал последним! Уже турнир прошел, приезжаю в Москву — и мне говорят: «Что ж твои игру отдали?» — «Как отдали? Кому?!»
— Сказал-то вам Борис Игнатьев.
— Совершенно верно. Прихожу домой, ставлю кассету...
— Что видите?
— Гляжу — Александров прыгает за мячом, вроде дотягивается и внезапно ручку убирает! А защитник Альберт Осколков поджимает ножки, из-под него второй забивают. Хотя Осколков — это машина для убийства! Просто выжигал! Самоотверженный до умопомрачения. А тут... До 72-й минуты все было чисто, 0:0. И вдруг три гола подряд!
— Ваша реакция?
— Поражен. Раздавлен.
— Досмотрели кассету — и? Кому звоните, что делаете?
— Никому! Что доказывать? Только Боре Игнатьеву набрал: «Что-то в твоих словах есть». Обвинять кого-то конкретно не хотелось. А потом посыпались новости. Петров в «Локомотиве» поддал и начал выкладывать подробности. Я Ананко спрашиваю — он говорит: «Нет! Михалыч, ничего не было!» Задаю вопрос другому футболисту — тот отвечает: «Да, мы собрались все вместе и решили...»
— Ну и ну.
— Я одного понять не могу: как до них не дошло, что деньги-то поганые они еще заработают в клубах — а чемпионата мира ни у кого может не быть?! Эти матчи не повторятся — ты должен сыграть как никогда! Что их заставило?
— В самом деле.
— Вообще это был очень странный чемпионат. Руководил делегацией Симонян, тренеры — я и Женя Кучеревский. Тяжело играли с Колумбией. Здорово забил Леха Савченко — с лету поймал мяч на углу штрафной, в касание в дальний угол! Каратаев вышел с температурой. Где-то в Пакистане подцепил гепатит. Ананко тоже фокус выкинул со зрителями...
— Это какой же?
— Задницу показал! С того момента как получит мяч — сразу свист. Да, эта команда могла выкинуть что угодно...
— Неужели Петров ничего не выкинул?
— Мне месяца полтора назад журналисты звонили: «Где найти Петрова?» В Голландии, отвечаю. Под забором.
— Петров бомжом стал. А в конце апреля умер в хосписе, где жил последний год.
— Десять лет отыграть в Голландии — и стать бомжом? Вот как это?! Игрок хороший, злой! Но пьяница — просто сумасшедший.
— Вы не удивлялись — как можно в 20 лет так плотно сидеть на бутылке?
— У него отец алкоголик был. Я говорил: «Ты закончишь, Петя, под забором». В Японии на турнире так напился — стыдно вспоминать! Двери нараспашку, голый разлегся на кровати...
— Вот это да.
— Мимо себя ни одну пьянку не пропускал. Я его все время хотел выгнать. Не вызывать на следующий турнир.
— Что останавливало?
— А лучшего не находится! Петров — агрессивный, несется на все мячи, землю роет. Защитникам жизни не дает. Не технарь — но вот этой агрессивностью любого загонит. На себе фолы собирает, сам бьет. На чемпионате мира вратарю в первом же матче чуть яйца не оторвал...
— Здоровья хватало и пить, и бегать?
— Да! Я поражался — как это возможно?!
— С Семиным потом обсуждали — как в «Локо» Петрова держат в узде?
— Не говорили. Но Юру из «Локомотива» быстро отправили. Семин понял, с кем имеет дело. А Каратаев каким футболистом мог стать!
— В «Баварию» человека взяли.
— Да! Что еще нужно? Старайся, работай! Немцы как раз чемпионами мира были — одни звезды рядом. Тренировался с основным составом. А все равно поддавал.
— Каратаев сейчас мальчишек тренирует?
— Да, в Ростовской области. Я кому-то рассказываю — вот, мол, Каратаев звонил. А мне в ответ: «Ты знаешь, что он отсидеть успел?» Ого, думаю.
— Игрок был классный?
— Очень хороший. Похож на Касымова. С ударом, разбирался в ситуации. Комбинационного стиля. Футболист для высшей лиги.
Премиальные
— Агент Абрамов в книжке пишет, что за отданную Гане игру заплатили сборникам по две тысячи долларов. От РФС премия за выход из группы была скромнее?
— 300 долларов. Еще 100 — если пройдем Гану в четвертьфинале. Чем дальше продвигались — тем меньше платили. А ребята уже в высшей лиге — знают, что такое деньги! Мы тогда собрались — Симонян, Кучеревский и я. Решили — отдаем команде свои премиальные.
— Кто это придумал?
— После выигранного матча подходит ко мне Ананко: «Почему деньги не дали? У нас выходной был!» — «Дима, я вообще к деньгам отношения не имею. Сам ничего не получал — и даже не думал об этом...» Но вот после той беседы озадачился. Кучеревского вызываю: «Пошли к Симоняну решать вопрос». Там и договорились — сбросимся. Чтобы хоть из группы выйти. А дальше нам попалась Гана.
— Про историю с продажей мы слышали еще такую версию — решили играть честно до первого пропущенного.
— Я тоже об этом слышал. Годы спустя один футболист проболтался. Именно так и сформулировал.
— Это и Харлачев подтвердил в интервью.
— Да? Мне-то не Харлачев говорил, другой парень.
— Что вы ответили тому игроку, который все вам раскрыл?
— А что ему говорить? Поезд ушел! Совести у них нет. За деньги продать такой матч! На хрен они вам нужны? Прошло 30 лет — а история выплывает и выплывает.
— От чьего слова в той команде зависело особенно много?
— Ананко и Каратаев. Вот они — наиболее авторитетные. Еще и потому, что были в сборной с самого создания. Как говорится, «старички». Ну и диктовали всем свои условия.
— В атаке у вас играл Владимир Бесчастных. А Михаила, его брата-близнеца, рассматривали?
— Нет. Они разные. Миша — полузащитник. Худенький, маленький. Володька и выше, и быстрее. На сборы вызывал его регулярно, а вот в старте выпускал не всегда. Там выходили Петров и Вова Лебедь. Оба уже в 17 лет забивали за «Днепр» в чемпионате СССР! Бесчастных ворчал, обижался на меня. Но в тот момент выиграть у них конкуренцию ему объективно было трудно.
— Лебедь с юности мучился лишним весом?
— Ой, это кошмар! Родители закормили. Куда бы мы на сбор ни приехали, вскоре обязательно появлялась мама Лебедя. Или папа. С гостинцами. Я говорил: «Ну что вы делаете? Вовка и так толстенький, а тут еще вы с булками, пирожками...» Сам он ограничивать себя не умел. Отсюда и травмы, сломавшие карьеру. А Бесчастных, кстати, благодаря мне из ФШМ в «Спартак» попал.
— Каким образом?
— Лето 1991-го, приходит помощник Старостина. Одноглазый...
— Валентин Покровский?
— Точно! «Николай Петрович желает Чудина в «Спартак» пригласить...» — «Рад за Сережу. Но есть у меня и второй хороший форвард — Бесчастных. Тоже возьмите».
— А Чудин тогда в нападении играл?
— Да. Это уже Романцев его сначала в опорную зону перевел, а потом в центр обороны. Покровский поморщился: «Не надо Бесчастных. Старостин сказал — только Чудин». Еле-еле убедил взять Володьку на просмотр в дубль.
Гинер
— Почему в Австралии первым номером сборной считался Александров, а Филимонов на лавке сидел?
— Филимонов в 1993-м — «чудо», а не вратарь! Даже ребята не хотели, чтобы я его в заявку на турнир включал.
— По человеческим качествам?
— По игровым. На тренировках выглядел крайне неуверенно, пропускал нелепые мячи. Никакущий!
— Так зачем взяли?
— А не было других вариантов. Данные-то у Саши великолепные — рослый, мощный. Этим подкупал. Но все время чего-то не хватало. А спустя три года оказался в «Спартаке», там выдрессировали — и получился неплохой вратарь.
— Александров на высоком уровне потянул бы?
— Конечно! Главный козырь Сереги — невероятно устойчивая психика. Вообще по барабану, где играть — на чемпионате мире или с друзьями на первенство проселочных дорог. Никогда не волновался! Мандража — ноль! Но...
— Что?
— Шпана! Бандитская закваска. Приедет на сбор — лицо разбито. Ребята смеются: «Это ему на танцах доской дали!» А в Молдавии склеил девчонку, она забеременела. Потом через РФС разыскивала папашу: «Где Александров? У него сын родился!»
— В 1993-м на чемпионате мира в состав российской делегации входил Евгений Гинер. Каким боком?
— Меня с ним познакомил Кучеревский. Вот, говорит, славный парень, обожает футбол, будет спонсором. У РФС с деньгами было туго, а Гинер нам финансово помогал, сборы в Европе проплатил. Включить его в делегацию попросили Колосков и Симонян.
— У Гинера была какая-то цель?
— Хотел войти в футбол. Надо же с чего-то начинать...
— Матч с Ганой с ним обсуждали?
— Нет.
— Знаете, что до ЦСКА Гинер пытался купить «Спартак»?
— Наслышан. Жаль, что сделка не состоялась. «Спартак» только выиграл бы, если бы обрел такого владельца. Гинер — о-о-очень деловой.
— Каким он был 30 лет назад?
— Активный, не мог усидеть на месте, не выпускал из рук спутниковый телефон. Тот был огромный — как чемодан. Гинер без конца вел переговоры — то с Америкой, то с Израилем, то с Германией. А жил в скромной однушке возле метро «Спортивная». Его сын Вадим учился в той же школе, что и мой Андрей, они дружили.
Бышовец
— Хоккейные тренеры юниорских сборных нам говорили: как выезд за рубеж, повторяется картина. Наши мальчики начинают чистить заграничные лавки. Технология отработана. Сталкивались?
— Еще как! Турнир в Италии, городочек на море. Приходят люди: «Ваши футболисты украли...» А тащат-то по мелочи! Кто зажигалку, кто ремень. Еще и не сознаются. Но я делал так, чтобы все вернули. Откровенного вора у нас не было. Вот торпедовский вратарь Елизаров лавки чистил профессионально. Лапа, как у медведя, мог убить одним ударом. Левую руку показывает — а правой подгребает. И пошел. Где-то мы в сборной соприкоснулись.
— Когда олимпийская сборная Бышовца победила в Сеуле, Лобановский прокомментировал: «Обыграли парикмахеров». Когда вы взяли золото чемпионата мира, кто-то пытался успех принизить?
— Явно-то — нет. Но, думаю, многие были обескуражены. Не ожидали! Например, я так и не получил «заслуженного тренера СССР».
— Не может быть!
— Один большой начальник сказал: «Вот выиграет Пискарев второй раз чемпионат мира — тогда дадим». Присвоили звание поскромнее — «Заслуженный тренер РСФСР».
— Откуда такое отношение?
— Зависть! Другого объяснения нет. Никто даже не вспомнил, что в тот год мы еще и серебро с чемпионата Европы привезли.
— Сегодня в России тренера с такими результатами носили бы на руках.
— Это точно! А с той сборной получилось как? Изначально часть пути с командой 1967 года рождения прошел Бышовец, потом должен был передать ее мне. Но он убедил Колоскова, что сам доведет сборную до конца. А меня только-только взяли в Управление футбола — еще и разрешения не имел на выезд за рубеж. Надо было полгода отработать.
— Так что вам Вячеслав Иванович предложил?
— Говорит: «Раз ту команду оставляем Бышовцу, создавай сборную 1970 года рождения». Начал я мотаться по турнирам. Иногда брал жену с собой. Касымова разглядела она! Сидим, смотрим какой-то матч на турнире «Переправа». Кажется, в Воронеже. У узбеков команда слабенькая, я взгрустнул. А Марина толкает в бок: «Посмотри-ка на этого мальчика. Везде успевает!» Касымчик!
— Так и сколотили команду чемпионов мира?
— Да. Приезжаю на Украину — встречает Евгений Котельников, гостренер: «Знаешь, Бышовец попросил, чтобы тебе не показывали игроков. Пусть, дескать, сам смотрит, кто хороший, кто плохой». А я уже отобрал — Беженара, Мороза, Мущинку, Мокрицкого. С Федором Медвидем из Киева стали лучшими друзьями — он в школе «Динамо» работал. Вот кадр был! «Это я, Фидор Медвидь!» — и бьет себя в грудь.
— Почему же Бышовец так говорил? Он-то другой возраст вел.
— Да Бышовец — завистник и поганый мужик!
— Если бы ваши интересы пересекались — мы бы поняли. А так...
— А зависть-то куда денешь? Прет из него! Чтобы был он один — а все остальные поодаль. Ну, натура такая! Где бы ни работал — везде за Бышовцем мерзкий шлейф. Еще и людей сталкивал между собой. Интриган!
— Вы и раньше об этом знали?
— Конечно. Когда Бышовец появился в киевском «Динамо», мне он очень нравился. Сразу было видно — игрочина! Быстрый, техничный, забивной. На такого хотелось равняться. А потом ребята, близко соприкасавшиеся с ним в клубе и сборной, рассказали, что он как человек — полное дерьмо. Лобановский его ненавидел! Я давно понял: с Бышовцем дел лучше не иметь и держаться от него подальше.
— Ясно.
— Бышовец мне когда-то и в Сухуми подсуропил. Он там со своей командой проводил сбор. Моя заезжала следом. Накануне вылета встречает в федерации, отводит в сторонку и говорит: «Есть неплохой местный мальчишка. Тебе по возрасту подходит. Посмотри его».
— Согласились?
— Думаю — почему нет? И вот папа приводит пацанчика: «Мы от Анатолия Федоровича...» Давай, говорю, переодевайся — и на поле. Начинается разминка с мячом. Минут через десять парень вдруг поворачивается ко мне: «Нэ магу!» Спрашиваю: «Что случилось? Травма?» Мотает головой: «Просто нэ магу...» Папа у заборчика стоит, подлетает к нам: «Не волнуйтесь, завтра все будет в порядке».
— И?
— Наутро картина повторяется. Разминка, десять минут — и скулит: «Нэ магу». Через пару дней решил дать в двусторонке последний шанс. Выпустил, тот сразу задохнулся, ногу свело. Слышу уже знакомое: «Нэ магу».
— Хорошего игрочка вам сосватали.
— Растренированный абсолютно! Но хотел в футбол играть, и папа с помощью Бышовца попробовал решить вопрос. За бабки? Или за ужин в ресторане? Не знаю! Но что-то, думаю, хватанул. Мне и ребята, работавшие с Бышовцем в «Локомотиве», много интересного про его методы рассказывали.
Переростки
— С «переделанными» как тренер юношеской сборной сталкивались часто?
— Регулярно. А ведь не подкопаешься! Документы-то чистенькие. Запросы делаешь — тебе присылают метрики. Уже и не знаешь: верить, нет? Идешь к Колоскову. У него ответ один: «Подавай запрос. Все равно виноваты будете вы, если что...»
— Нам Ахрик Цвейба признался — он на год старше. Вас чей случай сразил?
— Парень играл в ЦСКА, уже на сходе... Дзагоев!
— Вы серьезно?
— Сами ребята из ЦСКА говорили, что Алан не в 1990-м родился. Я видел его в пацанах. Там Дзагоев просто разбрасывал соперников, уходил спокойненько. Сил-то больше. Народ хлопал: «Какой футболист растет!» А он года на два старше всех.
— В спартаковской академии ваших времен такое было?
— Нет. Разница бросалась в глаза в юношеской сборной. Там нужна сила — чтобы противостоять африканцам. Те-то какой хочешь, такой состав и выпустят. Среди них полно липачей. В той же Австралии на чемпионате мира смотрю на сборную Ганы — а там футболисты по виду старше тренера! Здоровенные лоси! Как с ними биться? А у нас на Кавказе и в Средней Азии могли любую метрику выправить. Многие приезжали с дубликатом свидетельства о рождении.
— Дубликат — первый признак «переделанного»?
— Конечно. Сразу подозрения. Там договариваются с загсом — хлоп: дубликат!
— Александр Кузьмичев в «Разговоре по пятницам» вспомнил вашу чемпионскую сборную 1987-го: «В той команде почти все переростки. Кому-то год приписали, кому-то два. Вот Владислав Кадыров, мой друг. Он из Баку, после «Нефтчи» мы пересекались в нижегородском «Локомотиве» и тульском «Арсенале». Я говорил: «Ты ж подставной!» Влад отшучивался. Но в какой-то момент раскололся: «Да, на самом деле я 1969 года рождения».
— Читал это интервью. Сразу позвонил Кадырову в Баку. Тот в ярости: «Зачем он это рассказал?! Я ему уже напихал...» Попер на своего дружка.
— Правда-то всплыла.
— Это к разговору о дубликатах. Ну и что сделаешь в такой ситуации? Как проверишь?
— Насчет Кадырова вы догадывались?
— Нет. По фактуре он не переросток. Наоборот, щупленький, невысокий.
— Кто еще попадает под подозрение?
— Я, конечно, спросил у Влада — имен он не назвал. Да и у меня версий нет, честно. Не было в том составе машины, явно превосходившей всех с точки зрения функционалки. Когда ребята еще на первой скорости, а тот уже на третьей.
— А Беженар и Мороз? Оба здоровяки.
— Ну, не настолько. Беженар вообще такой ранимый... По отцу он — Дрищ. Но папа ушел из семьи, и парень взял фамилию матери. Когда впервые вызвал его в сборную, коснулись этой темы, развода родителей. Сережа заплакал. Я даже растерялся. С того момента общался с ним очень аккуратно.
— В Никифорове сомнения есть?
— Ни малейших. Он же не из киевского или луганского интерната, где собирали лучших со всей Украины. Юра из Одессы, занимался в обычной футбольной школе. Где-то его приметил мой помощник. Говорит: «Интересный пацан. Вызови, посмотри».
— Вызвали?
— Сначала набрал Котельникову, который на Украине о детско-юношеском футболе знал все. Слышу в трубке: «Тю! Видел я этого Никифорова. Пустышка, ничего в нем нет». Но я все-таки рискнул, пригласил на сбор. После первой же тренировки мысленно послал на хрен Котельникова и прочих селекционеров, которые мне советовали игроков. Понял — доверять можно только своим глазам.
Медаль
— В 1987-м на чемпионате мира Никифоров забил пять голов в шести матчах и стал лучшим бомбардиром турнира. Пеле рассыпался в комплиментах, прочил мальчишке большое будущее. Что ж вы из него защитника сделали?
— Сезон закончился, отправились на восстановительный сбор в Сухуми. Была товарищеская игра. Вдруг осенило: «Юр! Попробуешь центрального защитника?» Он даже рассмеялся: «Александр Михайлович, ну какая защита? Шутите?» — «Да ты попробуй!»
— Попробовал — и сразу пошло?
— А вот и нет. Это ж время надо. Но перспектива чувствовалась. Еще и сам игрок должен убедиться, что позиция его. Дальше Юра переходит в олимпийскую сборную к Салькову. Максимыч тоже его ставит центральным защитником!
— Так и покатило?
— Втянулся. Головой играл превосходно, верх весь снимал. Если подключался — бил со второй линии атаки. Форвард из него получился бы неплохой. А центральный защитник выдающийся!
— Из той команды вы со всеми на связи?
— Звонят ребята, с праздниками поздравляют. Никифоров, Беженар, Мороз, Кадыров... А как мне Касымчик несколько лет назад помог!
— Это что за история?
— Загремел я в больницу, удалили желчный пузырь. Счет выставили приличный — сто тысяч рублей. У меня такой суммы не было. Звоню в Ташкент Джалолу, объясняю ситуацию. Говорит: «Михалыч, завтра от меня приедет человек, всё привезет. Вам в какой валюте?» — «В рублях».
— Привез?
— Да. Я эти деньги отдал врачу. В другой раз с аритмией в больницу положили, РЧА делали...
— Что-что?
— Радиочастотная катетерная абляция. Снова сто тысяч потребовалось. Здесь уже Базанов подключился.
— Агент Семенова?
— Ну да. Сам Андрюха и другие пацаны, игравшие у меня, скинулись, передали через Базанова конверт. Спасибо, что не забывают, помогают.
— От РФС вам пенсия полагается?
— 13 с половиной тысяч.
— А от «Спартака»?
— При Федуне ветеранам раз в год выплачивали по 100 тысяч.
— Всем?
— Кто провел за команду не менее ста матчей. А с этого года Симонян и Романцев у нового руководства «Спартака» пробили ветеранские стипендии.
— Хорошие?
— Нормальные. Сумму называть не хочу. Выплачивают раз в квартал.
— Почему медаль за победу на чемпионате мира вы подарили спартаковскому музею?
— Решил, что так будет лучше.
— Жалеете?
— Ни секунды! Музей замечательный. С директором, Алексеем Матвеевым, отношения прекрасные. Ну, висит медаль дома — кто ее увидит? А мне и фотографии в телефоне достаточно. Перед тем, как Алексею отдать, заснял на память. Могу вам переслать.
«Спартак»
— Молодежь и не в курсе, что вы пять лет за «Спартак» отыграли, в двух сезонах становились лучшим бомбардиром команды.
— Как раз от Матвеева недавно узнал, что мне принадлежит еще одно достижение.
— Какое?
— Оказывается, я рекордсмен «Спартака» по количеству победных голов за всю историю клуба! Вот бы не подумал...
— Так давайте вспомним три самых памятных ваших гола за «Спартак».
— «Милану» в Кубке Кубков хороший забил. Ударом из-за штрафной — прямо в «девятку»! До этого засадил сумасшедший голешник «Атлетико»...
— Это когда вы в Мадриде 4:3 выиграли?
— Да! Подача с фланга, меня с двух сторон защитники подпирают, плюс вратарь выскакивает, пытается кулаком вынести мяч. Но я успеваю сыграть на опережение. Тюк головой — и в ворота. Повезло, что кулак рядом с ухом просвистел. Попал бы в висок — я бы как Перхун закончил...
— Гол номер три?
— Киевскому «Динамо». Ка-а-к дал издали — Рудаков даже руки не успел поднять! С ростовским СКА еще интереснее получилось. Судья назначает штрафной метрах в 30-ти от ворот. Кудасов командует: «Двое в «стенку». Кто-то из полевых отмахивается: «Лева, на хрена? Отсюда не забьют». А я разбегаюсь и с подъема бу-бух — в «паутину»! Кудасов смотрит ошарашенно на мяч, поворачивается к защитнику Могильному: «Твою мать, я же говорил — ставь «стенку».
— Как вообще вы из «Текстильщика» в «Спартак» попали?
— О, это история! В 1970-м в Сочи сборная РСФСР проводила товарищеский матч с поляками. Я забил и отдал голевую. Вскоре арбитр Лукьянов, судивший игру «Текстильщика», вручил мне записку от Коршунова, который в «Спартаке» за селекцию отвечал. Тот просил позвонить. Я набрал, быстро обо всем договорились. И вдруг в Иваново приехал Николаев, главный тренер ЦСКА.
— Валентин Александрович?
— Он самый. Прямиком ко мне домой. Мама, не разобравшись, с порога затараторила: «Да-да, Саша готов к вам перейти...» Николаев тут же вытащил из портфеля бумагу: «Отлично! Пиши заявление».
— А вы?
— Написал. Скрепя сердце. Когда Николаев ушел, высказал маме: «Ну что ты заладила — «да-да, да-да». Он же из ЦСКА!» — «Ой, а я и не поняла».
— Влипли.
— Я тоже так думал. Но в Москве Коршунов успокоил: «Не переживай, все решим. Пиши заявление в «Спартак» и отказ от перехода в ЦСКА». Николаев годы спустя говорил: «И все-таки зря ты к нам не пошел. Вон, Копейкин и Кузнецов, твои приятели, сегодня уже подполковники, солидную пенсию получают...»
— А Ольшанский до полковника дослужился.
— Да, Серега — молодец. И за «Спартак» здорово играл, и в ЦСКА хорошую карьеру сделал. Защитник был изумительный. В раздевалке перед каждым матчем бинты разложит, голеностопы потуже затянет, как в коньках — и вперед!
— Профи.
— Его было очень тяжело пройти. Да тот «Спартак» в принципе мало пропускал. На моей памяти только раз нас порвали как Тузик грелку.
— Где? Кто?
— «Гамбург». Февраль 1974-го, приехали в ФРГ на товарищеский матч. До этого в Сочи грязь месили. А тут поляна шикарная, огромная — сто на сто!
— Ничего себе.
— Я стою у одних ворот и понимаю — другие без бинокля не разглядишь. Старостин выходит, начинает шагами мерить поле. Приговаривая: «Ох, любил я большие поля!» А я думаю — где ж ты у нас такие видел?
— Значит, вынес вас «Гамбург»?
— 6:0! У немцев сезон в разгаре, с первых же секунд закружили-завертели. Мы вообще никуда не успевали! Не могли ни отдать, ни принять — моментально накрывали! Но кое-как держались, к перерыву горели 0:1. В раздевалке Старостин поднял кулак: «Терять нечего — все в атаку!»
— Это и сгубило?
— Ага. Подраскрылись — и отгрузили нам полную кошелку. Мы были просто не готовы к таким бешеным скоростям. Ольшанский вздыхал: «Елки-палки, во втором тайме я об одном думал — когда же он закончится?!» Нетто кипел: «Бараны! Играть не умеют! Всех отчислить!»
— Он уже тренером был?
— Да, помогал Гуляеву. Чихвостил будь здоров. А следующий матч у нас в Англии, с «Дерби Каунти». Это сейчас команда в глубокой заднице, а в тот год стала чемпионом.
— Ого!
— Но мы победили — 3:1. После «Гамбурга» встряхнулись, почувствовали темп, сами заиграли быстрее — уже англичане за нами не могли угнаться. Два Мишка Булгаков забил, один я. Подхожу к раздевалке, в дверях Нетто. Подмигиваю: «Ну что, всех отчисляем?»
— А он?
— Буркнул: «Пискарев, иди отсюда...» Игрок великий был, вопросов нет, а вот в тренерской профессии себя не нашел. Когда какие-то упражнения отрабатывали, ничего не объяснял. Ограничивался фразой: «Делай как я!» Но чтобы тренировать, этого недостаточно.
Шизофрения
— Про Гуляева спартаковцы вашего поколения рассказывали: «С ним мы выиграли чемпионат и взяли серебро, но на установки к Николаю Алексеевичу как на концерт ходили».
— Так и есть. Мы даже приносили магнитофон, клали под стул, прикрывали цветочным горшком и записывали установки, разборы матчей. Потом слушали, хохотали. Столько перлов! «Штрафные у нас бьют Пискарев и Папаев. Но в основном Кокарев». «Теперь по Пискареву. Андреев, ты почему пас ему не отдал?» Выходим на разминку, голос Гуляева: «Бегите между собой».
— Это как?
— Змейкой, ё! «Попрыгали головами» — значит, шлифуем удары головой. Папаев запускает «свечу» над полем и спрашивает: «Николай Алексеевич, что делать?» — «Как что? Укрощай!» Или играем с «Араратом», ведем 3:0. За десять минут до конца матча Гуляев на бровке вдруг складывает руки рупором и голосит: «Минаев, передай ребятам — пусть включают морально-волевые!» На полном серьезе!
— Феноменально. А звали Гуляева Гундос.
— Потому что голос гнусавый.
— Кто Булгакова Самоцветом прозвал?
— Валерка Андреев. Из-за штанов. Разного цвета они были. Как и трусы.
— Ой.
— Миша не отличался бдительностью в смысле гигиены. У него же шизофрения была, в периоды обострений переставал за собой следить. Мог без всякого стеснения ходить в перепачканных трусах. Вот Андреев и выдал: «Изюм самоцветов».
— Изюм-то почему?
— Это из-за Старостина. Часто про Мишку говорил: «Есть в нем какая-то изюминка...»
— В чем еще проявлялась шизофрения?
— Впервые я с этим столкнулся перед матчем в Ростове. У Булгакова внезапно начались панические атаки. Кричал: «Я задыхаюсь! Не могу глотать!» Врач посмотрел горло — все нормально. А Миша: «Да вы ничего не понимаете!» Когда в Москву вернулись, его в психиатрическую больницу положили.
— Надолго?
— Через месяц вышел, приехал в Тарасовку, я приобнял. Он взбрыкнул: «Убери руки! Мне трудно дышать!» Странностей в поведении хватало. Например, в самолете садился между Володькой Петровым и Славой Амбарцумяном и три часа песни пел. Ребята поражались: «Ни разу не запнулся!» Но все равно не думали, что Миша так закончит. В 32 года выбросился из окна.
— Удивительно, как футболист с диагнозом шизофрения девять лет в «Спартак» провел.
— В другом клубе игрока с такими закидонами сразу бы отчислили. А Старостин и Мишу пригрел, и Федю Черенкова. Жалел их, оберегал. Он и к пьющим по-доброму относился. Врезалась в память его фраза про Ваську Калинова: «Пьяницы, как правило, — хорошие люди».
— О похождениях Калинова мы наслышаны.
— В том «Спартаке» без тормозов были двое — он и Колька Абрамов. Как-то в Ереване сидим в ресторане, ужинаем. Подходит армянин с бутылкой коньяка: «Ребята, хочу вас угостить». Все: «Спасибо, у нас режим...» Только Коля берет со стола вазочку, цветы вынимает и говорит: «Наливай!»
— Силен.
— Хлоп — залпом! Я думал, через пару минут рухнет, а он нормалек. Абрамов даже на игру водяру с собой брал. После матча заходил в автобус, садился в хвосте — и потягивал из горлышка. Не закусывая! Как при таком образе жизни до 55 лет дотянул, не представляю.
— Калинов в 48 без вести пропал в родной Балашихе.
— Никто не знает, что случилось в тот день. Возможно, в пьяной драке двинули по башке, а труп в лесу закопали. Это ж 90-е, в стране был полный беспредел... Жалко Ваську. Исключительно хороший парень! Беззлобный, юморной. Когда появился в «Спартаке», болельщики говорили Старостину: «Кого вы взяли? У Калинова же скорости нет». Николай Петрович отвечал: «Да вы что! Быстрее ветра!»
— Как отчисляли Калинова?
— До поры ему все прощалось. Симонян в Ваське тоже души не чаял. Мог на собрании пропесочить, а потом в Тарасовке вместе шли к станции. Там ресторанчик, бильярдная. Шары катали. «Палыч, получи «свояка» — «Давай, Вася, давай...» Со стороны посмотришь — лучшие друзья!
— Забавно.
— Как-то в раздевалке Симонян выговаривал: «Вася, опять тебя в пивной видели!» А тот простодушно: «Палыч, так свеженькое завезли!» Если Абрамов в любом состоянии на тренировку приезжал, то Калинов срывался — и на неделю пропадал. После очередного загула вернулся чистенький, свеженький, в белой рубашечке. Вышел в Кубке против «Локомотива», отыграл блистательно. Финтил, минимум брака, победный гол забил. Симонян в восторге: «Вася, ты сейчас в порядке. Ну, не бери больше водку, я тебя прошу!» Тот кивнул. И снова исчез на неделю. Все, отчислили!
Девицы
— Был в том составе уникальный голкипер — Александр Прохоров. Которого дважды признавали лучшим вратарем Советского Союза. А ведь росточка небольшого.
— 176! Сегодня такого даже в первую лигу не возьмут. А тогда на росте не зацикливались. Играл-то Прошка здорово. Быстрый, прыгучий. Как и Кавазашвили, который всего на два сантиметра выше. Тот вообще пахал, как черт! На тренировке бросался за каждым мячом. Отбивал, мгновенно вскакивал, кричал: «Давай!» Обычно вратари не любят, когда их в упор расстреливают. Анзора же это только раззадоривало. Никогда не обижался — наоборот, требовал: «Бей! Бей!» Вот Юра Дарвин в подобной ситуации мог не прыгнуть за мячом, ныл: «Ну что ты лупишь? Я еще не готов...»
— Был у Кавазашвили в «Спартаке» и другой конкурент — Йонас Баужа. Из-за чего они разругались?
— Понятия не имею. Конфликт произошел в аэропорту. Кончилось тем, что обозвали друг друга похабными словами. Баужу сразу посадили в запас, через год уехал в Одессу.
— А Прохоров метался между киевским «Динамо» и «Спартаком». Причем у Лобановского успел вырвать квартиру на Крещатике, а у Старостина — на улице Горького.
— Прошка от «Спартака» еще и «Волгу» получил! Парень непростой. Жадненький. Из тех, кто 20 копеек даст — и обязательно назад потребует. Хотя сумма смешная, особенно для футболиста.
— Ловчев и Кавазашвили рассказывали, что в 1970-м «Спартак» сдал матч одесскому «Черноморцу». В ваши времена такими вещами баловались?
— Нет. Иногда в каких-то городах уговаривали сдать игру, большие деньги предлагали — по 500-600 рублей...
— Каждому?
— Разумеется. Мы отказывались. Симонян и Старостин были в курсе, на установке говорили: «Ребята, понимаем, что не можем заплатить вам столько же, сколько соперник. Но вы — спартаковцы! Играйте честно!» Все, никаких вопросов. Потом Николай Петрович мог разве что по стольничку накинуть.
— Тоже неплохо.
— Когда в Алма-Ате не взяли деньги от гонцов из «Кайрата», те пригрозили: «Ну, держитесь! Отдадим эти бабки судьям, точно вас хлопнем!» Не помогло, мы все равно победили. В том «Спартаке» договорные матчи не играли.
— Похвально.
— Зато киевскому «Динамо» из года в год отдавали очки украинские команды. «Днепр», «Шахтер», «Металлист», «Черноморец», «Карпаты»... Киевляне и не скрывали. Говорили нам: «У нас всегда задел есть. А вы в своей Москве месите друг друга до кровавых соплей!»
— Вы Алма-Ату вспомнили. От Серебряникова и Кавазашвили мы узнали невероятные подробности. Пока футболисты «Кайрата» готовились на базе к матчу, накануне их жены принимали у себя дома игроков команды соперника. Старались за ночь так укатать, чтобы те по полю еле ползали. Всё ради премиальных.
— Это правда.
— Вас тоже «принимали»?
— Ну-у... Было. Я молодой, холостой. А девиц целая орава. Во главе с «мамкой», которая их и объединила. Жили они в доме напротив гостиницы, где останавливалась приезжая команда. Заходишь в номер — сразу звонок: «Ждем в гости!» Там все побывали.
— На следующий день играть не мешало?
— Абсолютно. У молодых сил вагон. Например, в 1973-м мы 2:1 в Алма-Ате выиграли, я забил победный. Через год там вообще 4:0 «Кайрат» вынесли, я два положил.
Старостин
— У вас есть объяснение — как Ловчев в 1972-м стал лучшим футболистом СССР?
— Вот это для меня загадка! Он же защитник, а «Спартак» тогда занял 11-е место. Да и за сборную на чемпионате Европы-1972 Ловчев не играл. Футболист, конечно, сильный, но лучшим в Союзе в тот год точно не был.
— Кто его Вонючка прозвал?
— Прохоров. Раньше у Женьки то ли с желудком были проблемы, то ли с зубами — изо рта попахивало. Впрочем, он и в переносном смысле Вонючка. Скандальный, вечно чем-то недоволен, все кругом плохие... Таким же в игровые годы был.
— Курили в вашем «Спартаке» многие?
— В этом деле чемпионы Логофет и Осянин. С утра до вечера — смоук, смоук, смоук. Но Гешка-то крепкий, выносливый, а у Коли здоровьишко слабенькое. Симонян в день игры даже на зарядку его не будил. Говорил: «Пусть выспится, силенок подкопит».
— Жил затворником?
— Да. Осянин — скромный, непритязательный, лишнего слова не вытянешь. Папаев такой же. Трудно раскачиваемый, не очень общительный.
— Вы застали в «Спартака» чудо-доктора Барсукова, который зубами двигал мебель?
— Да. Сам этого не видел, но ребята в красках расписывали. Мужик могучий, в прошлом штангист. Поддал, поспорил с кем-то, вцепился зубами в стол — и приподнял. А в Африке Барсуков с питоном боролся. Но не знал, что тот выделяет слизь. Через руки попала в рот, и бедный доктор так траванулся, что рычал от боли.
— Выжил?
— Откачали.
— Старостин каким вспоминается?
— Я не был его любимчиком. Отношения складывались непросто, еще и с Егоровичем меня сталкивал.
— Как?
— В Тарасовке перед матчем зайдет к нему в комнату: «Славка, соберись! У тебя всё есть! Ты лучше Пискарева, должен быть в составе!» Затем идет ко мне: «Сашка, мы так на тебя надеемся! Какой Егорович? Он же ничего не может, ты намного сильнее...»
— Егорович — тоже центрфорвард?
— Да. Защитник Вадим Иванов рассказал мне, как Егорович в «Спартак» попал. Играли в Запорожье халтурку. Вадик с бодуна, по полю еле передвигается. После матча Симонян спрашивает — мол, как тебе местный нападающий? Толковый? Иванов кивает — вроде ничего. А мне говорит: «Представляешь, я его вообще не помню! Весь матч — словно в тумане».
— Этим нападающим оказался Егорович?
— Ага. Но ему тяжело было в высшей лиге. Здоровый, бьется, пыхтит, а скорости-то нет. Бег семенящий, бедро не поднимается, оттолкнуться нормально не в силах. Года два в «Спартаке» провел и вернулся в Запорожье. А Старостин... Пересказывали мне, что происходило на скамейке во время матча с ЦСКА.
— Так-так.
— Счет 1:1, Николай Петрович сидит рядом с Гуляевым и весь второй тайм ему на ухо: «Меняй Пискарева! Бу-бу-бу...» Тут у ЦСКА вместо сломавшегося Астаповского в ворота становится Шмуц. Я получаю пас от Редина, и в касание метров с 25-ти сильно бью под штангу — гол! Андрей Петрович Старостин, в отличие от брата относившийся ко мне с теплотой, поворачивается — и произносит: «Никола-а-ай! Он тебя цветами — да по морде!»
Хищники
— Был в вашей жизни удар по ногам, после которого поразились — как кости выдержали?
— С него моя карьера началась — с дублем «Текстильщика» приезжаю во Владикавказ. Бью с подъема, а защитник ставит «педаль». Боль сумасшедшая! Из глаз искры! Голеностоп раздуло. Через много лет доктор взглянул: «Да у тебя давным-давно связки полетели!»
— Всю карьеру так отыграли?
— В том-то и дело! Правую бутсу стаптывал на пятку. Жена поражалась: «Что это у тебя нога странно встает?» А когда со связками беда, начинаешь косолапить.
— Самый злой защитник того времени?
— Бубнов и Серега Никулин. Хищники!
— И Бубнов?
— Уф-ф! О чем вы говорите! Один подбрасывал — другой бил. Жестче я никого не встречал.
— Новикова по прозвищу Автоген не забыли?
— О! Точно! Кстати, сначала у него другое прозвище было — Нетцер. Вот это тройка страшная. Косили всех! Была история — играем с «Динамо» в Лужниках. Никулин — персональщик, сзади лупит и лупит. Локтями, снизу, постоянно в стык идет.
— А вы?
— Молчу. В перерыве приходим в раздевалку. Сажусь — а сверху надо мной нависает Старостин: «Ну что это ты? Не можешь даже мяч принять?!» Я голову поднимаю: «Николай Петрович, мне Бубнов с Никулиным всю спину отбили!» Знаете, что отвечает?
— Боимся предположить.
— На ногу свою показывает: «А ты ему **** коленом по яйцам!»
— А говорят еще, Николай Петрович матом не изъяснялся.
— Вообще-то не употреблял. Но в исключительных случаях — мог.
— В «Спартаке» было, кому ответить за динамовские проделки?
— Чтобы свой такой же? Логофет! Играем с киевлянами — Блохин от Гешки пытается убежать по левой бровке. Тот сразу встречает: ба-бах! Второй раз мяч принимает — снова ба-бах! И Блоха, ковыляя, уходит на противоположный фланг. А у Логофета такой скорости нет, чтобы Блохина опережать — спокойненько играет.
Гаденыш
— Вы покинули «Спартак» в конце 1975-го. Чувствовалось, что вылет в первую лигу не за горами?
— В 1975-м на базе «Спартака» создали олимпийскую сборную, которую возглавил Бесков. Кто-то в нее попадал, кто-то нет, футболисты мотались туда-сюда. Вместо полноценного тренировочного процесса начался раздрай. От прежней сыгранности ничего не осталось. Развалили команду! Это и привело к вылету.
— Вы с Бесковым ладили?
— Не особо. Тяжелый у него характер. Утром с тобой обнимается, а вечером может отчислить. Но если в команде это был деспот, то дома — подкаблучник.
— Неужели?
— Да-а! Валерия Николаевна с ним что хотела, то и делала. Ребята уже знали: если что-то стряслось, надо действовать через нее. Вот был в «Спартаке» защитник — Сергей Базулев. Провинился, Бесков объявил об отчислении. В команде шепнули: «Иди к Лере».
— Помогла?
— Пришел. Выслушала и сказала: «Завтра к 11 приезжай в Тарасовку. Все будет нормально, я с Костей поговорю». На следующий день Бесков встретил Базулева так, словно ничего не случилось.
— Как вы уходили из «Спартака»?
— Чувствовал, что на меня уже не рассчитывают. Собрался в московское «Динамо». Думал — заодно вопрос с армией закрою. Сейчас понимаю — поспешил. Нужно было перетерпеть. Остался бы в «Спартаке» — вся карьера сложилась бы по-другому...
— До «Динамо» вы не доехали.
— Ни с московским, ни с минским не срослось. В итоге забрали в смоленскую «Искру».
— Эту армейскую команду тренировал Лев Платонов, которого вы назвали «мерзопакостной личностью».
— Платонов вел себя как гаденыш. И Миневич, помощник, ему под стать. Пример хотите?
— Разумеется.
— Спортрота, заходит Миневич в казарму. Бросает кусок вареной колбасы, давит каблуком, удаляется. Через секунду залетает Платонов, указывает на ошметок — и в крик: «Что за бардак? Никаких увольнительных! Всех на учения отправлю!» А еще моей беременной жене звонил. Запугал, нагрубил... Гнида!
— Где в это время были?
— На гауптвахте.
— За что?
— История такая. Одесса, первенство Вооруженных сил. Встречаю Всеволода Боброва. Он очень хорошо ко мне относился. Говорит: «Тебя в ростовский СКА переводят» — «Слава богу! А то с Платоновым работать невыносимо. Постоянно орет, мат-перемат, грозит за Можай загнать». Бобров отвечает: «Тогда нечего тянуть. Сегодня же улетай». Подозвал майора, который должен меня сопровождать, я с сумкой перелез через забор, и мы помчались в аэропорт.
Гауптвахта
— В «Искре» об отъезде знали?
— Нет. Бобров уверял, что приказ о моем переводе из одного округа в другой уже готов. Думаю, так и было. Но Платонов решил бумагу придержать.
— Зачем?
— Чтобы мне отомстить за побег. Ну и в назидание остальным. В Ростове я потренировался неделю, потом говорят: «Нет приказа. Возвращайся в «Искру». Тем временем Платонов позвонил моей жене: «Ваш муж пропал. Самовольно покинул территорию части, ему грозит трибунал!» Марина перепугалась, все бросила, прилетела в Севастополь, где «Искра» проводила сборы.
— Туда же поехали вы?
— Да. Сразу на «губу». Платонов настаивал, чтобы влепили 15 суток. Но начальник комендатуры меня узнал: «Пять — максимум». Еще поинтересовался: «Ты какую камеру предпочитаешь — общую или одиночку?»
— Какое разнообразие.
— Пожимаю плечами: «Откуда мне знать? Я ж никогда не сидел». В ответ: «Советую одиночку. Там ничего не подбросят. А если в общей у тебя найдут сигареты или спички — накинут срок. Могут месяц продержать». Выбрал одиночную.
— Трезво.
— Камера крохотная, кругом бетон, отопления нет. Вместо кровати — два козла и настил. Читать запрещено. Днем либо бродишь по этой клетушке взад-вперед, либо сидишь на табурете, впаянном в пол. К стене не прислонишься — холодина жуткая! А на мне тоненькая армейская рубашка. Только на ночь выдают шинель. Но спать все равно невозможно. Лампочка горит круглосуточно, укрыться с головой нельзя. Часовой всегда должен видеть твое лицо.
— Кормили-то как?
— Вот с этим проблем не было. Гречка, макароны по-флотски, компот. На убой! Правда, часовой, когда в туалет выводит, дверь в кабинку не закрывает. Глаз с тебя не спускает. Не самые приятные ощущения...
— О чем подумали, когда выпустили через пять суток?
— «Как же хорошо на свободе!» Вышел на улицу, глотнул свежего воздуха — кайф! На следующий день меня перебросили в ростовский СКА.
— Кто был тренером?
— Сначала Юрий Мосалев, через год его сменил Николай Самарин. Просто отмороженный! Матом крыл на весь стадион! В раздевалке стаканы в стену швырял, орал: «Я вам лампасами, да по морде!»
— Вот это тренер.
— К счастью, недолго с ним проработал. Потом поиграл в Калуге, Рязани, «Красной Пресне» и в 1980-м закончил. Началась новая жизнь.