Мы встречаемся на Ленинградском проспекте. Оглядываемся на бывшего комсорга баскетбольного ЦСКА не мы одни, а все вокруг. Высокий, могучий!
Верим и не верим, что ему серьезно за 70.
— Да, — подтверждает с усмешкой Петраков. — 76! Но мне часто говорят, что молодо выгляжу. Поэтому бороду отпустил.
Нам странно думать, слушая этого богатыря, что из его команд, ЦСКА и сборной СССР 70-х, почти никого не осталось в живых.
За бодростью и выправкой — череда пережитых трагедий. Внезапных прощаний.
В 90-е Петраков стал президентом ЦСКА. Президенты из 90-х — наши любимые герои. Ни один как герой интервью не подвел.
А еще он — отец знаменитой Ани Петраковой. Пожалуй, самой красивой баскетболистки, которую мы знаем. Девушки очень неформальной судьбы.
Мы спрашивали вкрадчиво, на многое не рассчитывая. Но Виктор Степанович не ушел и от зыбких тем.
«Открываю сумку — сверху лежит пистолет. Подкинули, чтобы меня дискредитировать». Истории звезды советского баскетболаКардиостимулятор
— На пенсионера вы не похожи, — заключаем мы. — Даже с бородой.
— А я не ощущаю себя пенсионером. С Ниной, женой, по паркам гуляем, на дачу ездим, еще куда-то. Без автомобиля жизни не представляю. У меня Toyota Highlander, но вот сейчас беда подкралась. Что-то с коробкой, отправился в сервис. Счет — 214 тысяч!
— Никакого бизнеса у вас нет?
— Абсолютно. Только полковничья пенсия. 53 тысячи. Жить можно — если не ремонтировать коробку. Я давно уже перешел на уровень, когда деньги мало тревожат. Волнует лишь здоровье — мое, жены, детей и внуков.
— Раз говорите про здоровье — был момент большого испуга?
— Да. Это случилось 6 марта 2020-го. Просыпаюсь утром — Нина: «Ты что-то бледный. Давай-ка давление померяем». У меня 100 на 50, пульса нет!
— Пульса нет — фигура речи?
— Вообще не прощупывается — двинуться не могу! Предыстория такая: решил сбросить килограммов десять. Чтобы за ветеранов забивать сверху. Качался, делал зарядку. Как идиот, прекратил ужинать. В беге соревновался с 50-летними пацанами. Вот сердце и подсадил.
— Ох, Виктор Степанович.
— Дальше — скорая, реанимация. Чувствую — все, кирдык. Но повезло, попал к хирургу — просто золотые руки. Мгновенно поставил кардиостимулятор. Правда, российский, и он через четыре года накрылся медным тазом. Теперь немецкий вшили. Этот, говорят, 10 лет отработает с гарантией.
— Кто из вашего великого ЦСКА жив?
— Едешко, Еремин, Женя Коваленко, Ястребов... Мышкин с Таракановым помоложе. А-а, Ковыркин остался. Но он уже плох. А так... Все ушли, все! Белов, Жармухамедов, Милосердов, Серега Коваленко, Дьяченко, Иллюк.
— Жармухамедов так внезапно...
— Рак поджелудочной. А это все, приговор. Сгорел месяца за три. Как услышал диагноз — лег и прекратил общаться. Я на фотографии игровых времен даже смотреть не могу. В ЦСКА попал в 1971-м, закончил в 1982-м. Через основной состав прошло человек 30. Беру в руки снимки — одни покойники.
Белов
— Мы что понять не можем. Сергей Белов так за собой следил. Вдруг умирает, не дотянув до 70.
— Вот, смотрите сюда — что должен был Белов сделать (показывает на кардиостимулятор). Он был страшный противник любых лекарств. Помню, на Олимпиаде-80 игрокам в обязательном порядке прописали «Инозие-Ф». Японские таблетки. Из Токио прислали как стимулятор сердечной мышцы. Так Белов отдал их мне.
— Что сказал?
— «Такой ерундой не занимаюсь. Лучше пойду в зал. Мой организм сам справится». Был уверен, что, когда качаешь мышцы на руках, параллельно качается сердечная.
— Заблуждался?
— На превышении сердечного пульса она убивается! Ее надо кормить сильнее, чем трицепс.
— Значит, штанга во вред сердцу?
— В его возрасте — разумеется! Он же умер, не дожив четырех месяцев до 70. Конечно, нужно было сойти со штанги. А он качался до последнего дня. Считал, это от болезней убережет. У себя в пермской квартире брился, упал — и все.
— Ничто не предвещало?
— Понимаете... Белов был невероятно терпеливый, замкнутый, ни с кем не делился ни секретами, ни планами. Сам по себе. Очень близко с ним не сойтись. Никто в стране не мог сказать: «Я на короткой ноге с Беловым».
— Ни одного друга?
— Ни единого.
— А Паулаускас?
— Да какой там! Где Паулаускас — и где Белов? У него с Модей даже конкуренция была. Вроде в приятельских отношениях, два лидера сборной. Но Белов слишком умный, чтобы конфликтовать с кем-то в открытую. Просто держал дистанцию.
— Но с вами, говорят, был близок?
— На выезде мы всегда жили в одной комнате. Потому что у нас были общие интересы.
— Это какие же?
— Белов был помешан на индивидуальной подготовке. Вылез из своего Томска за счет «физики». Понял, что его, 190-сантиметрового, в мировые звезды может вывести не ведение, не передача. Только старт с места, прыжок и бросок. Вот это он себе поставил. Еще когда играл в «Уралмаше», качался. Я приехал в ЦСКА в 1971-м. Мы сразу сошлись.
— Именно с Беловым?
— Я объясню. Он с пиететом относился к Геше Вольнову. Которого за год до этого Гомельский убрал из ЦСКА. Почувствовал в нем конкурента.
— Вольнов, играя, уже претендовал?
— Еще как! Геша был надо всеми. Немногословный, говорил тихо, всегда в точку. Его слушали с открытым ртом. Даже Белов. Тут появляюсь я — и Вольнов как-то проникся. Мы и роста одного с ним, и веса. Приобнял: «Вот тебе, Витя, мой 13-й номер. Давай прорывайся. Дружи с Сергеем. Он — будущее ЦСКА». Думаю, то же самое сказал Белову. Потому что с первой тренировки Серега стал ко мне лояльным.
«Музыка, танцы до упаду, девчонки». Как начиналась карьера автора золотого броска Олимпиады-72 баскетболиста Белова— Это удивительно.
— Да, обычно он молодых страшно гнобил! А ко мне идет с подсказками. В гости приглашает. Попили чай, вывел меня на балкон. Там штанга, гантели, станочек.
— Вот это человек.
— Я восхитился — сам ведь играл на позиции, где штанга нужна, как тайцу рис. У него была небольшая, килограммов на 50. Хотя при весе в 80 кило Серега приседал со штангой в 160. На балконе я стоял оцепеневший. Долго расспрашивал, какие он схемы использует. Белов рассказал про станционный метод.
— Что за метод?
— «Пять подходов на одном снаряде — перехожу на другой». Отвечаю: «Я тоже!» После того разговора в зал тяжелой атлетики ЦСКА зачастил. Вел журнал тренировок. За мной увязался Ястребов. На лето в отпуск все едут отдыхать — я беру Серегу во Фрунзе.
— Там что?
— В моем институте физкультуры старший преподаватель Ли. Этот 48-килограммовый кореец был чемпионом Союза в наилегчайшем весе. Умнейший мужик! Набросал нам с Ястребовым план. Ввинтил в голову: «В баскетболе стучать три часа мячом по паркету бессмысленно. Ставьте «физику», и обязательно со штангой! Закачиваете спину, пресс — дальше ничего не страшно. А если спина слабенькая, через пару лет будете калеками в своем ЦСКА».
— Ну и?
— Серега загорелся, а я уже давно болел этим делом. За месяц так прокачались! Вернулись в Москву — на предсезонке всех затоптали. Володя Андреев кричал, что боится идти с нами в стык. А он здоровенный, рост 215! Начинается сезон — чувствую, из меня силы выходят, как воздух из камеры. Ноги устают, спину ломит. Говорю Ястребову: «Пойдем».
— В тренажерку?
— Да. Качаемся, качаемся. А в ЦСКА администратор Коля Озеров. Глаза и уши Гомельского. Все докладывал! Засек нас в зале, доложил шефу.
— Так не в пивной же спалил.
— Лучше бы в пивной. Из-за качалки Александр Яковлевич разъярился. Вызывает нас, играет желваками: «Я шутить не люблю. Штанга и физические упражнения с отягощениями мешают броску. Вы перестанете думать, потеряете координацию. С сегодняшнего дня запрещаю. Если узнаю — накажу!»
— Надо же. Запрещена качалка!
— Я к Белову — тот усмехается: «Все это Гомельский мне давно сказал. Почему я на балконе-то штангой занимаюсь?» Ага, думаем. Стали с Ястребовым тайком ходить на стадион «Октябрь», в подвал. Там все время болтались Блик и Сидякин, динамовцы. Ну и наши друганы.
— В квартире штангу поставить не могли — как Белов?
— У меня квартиры еще не было, жил в пансионате на Песчаной. Лежанку сварили из двух кроватей. Ну какая штанга? Тихонько бегали с Ястребовым к толкателям ядра в ЦСКА, добирали нагрузок. В декабре 1973-го опять Озеров подсек!
— Снова «стукнул»?
— Разумеется. Гомельский в ярости: «Вы меня не слушаете! Лишаю вас зарплаты на два месяца!» Продолжает назидательно: «Баскетболист должен входить в лучшую форму через выносливость». Хотя она уменьшает силу и скорость. Это закон. Чем ты выносливее — тем слабее физически. Развиваешь легкие и пути кровоснабжения, все остальное гасишь.
— Об этом сообщили Гомельскому?
— Конечно. А он — нет!
— Обосновывал?
— Рядом с ним был профессор Портных, руководил научной бригадой. Его кандидатская диссертация как раз на эту тему: «Баскетбол через выносливость». Гомельский к нему прислушивался. Вот и мне тогда высказал: «Кто ты — а кто Портных?!»
Жар
— Был в том ЦСКА человек, который на всякое слово Гомельского отыскивал свое?
— Белов. Обычно споры касались распределения ответственности в комбинациях. Серега настаивал: любая должна завершаться им. А он уже решит, что делать.
— Бросать или отдавать?
— Да. До 1974-го Белов вообще не пасовал. Никогда!
— Почему?
— На своем балконе тренировал левую ногу, первый шаг. За счет него все и делал. Левая-то была феноменальная. У классного боксера никто не видит начало удара. А у Белова не видели начало выхода — поэтому и не могли сдержать. Серега сам ловил момент старта защитника, тут же набирал сумасшедшую скорость. Соперники на нем концентрируются. Ну, Белов же! А он дает резкий тормоз на две ноги, вылетает на метр — и по большой траектории бьет.
— Что же случилось в 1974-м? Гомельский внес коррективы?
— Нет. Белов сам дошел. Ему исполнилось 30 лет — повзрослел. Выходит на щит, на него трое бросаются. Значит, наши двое свободны. Отдает либо Жару, либо Жене Коваленко. Уже все очки набирают, а не один Белов.
— Гомельский к нему прислушивался в спорах?
— Да. А когда тот начал скидывать мячи, у ЦСКА совсем другая игра пошла. В 30 лет Белов стал в три раза более классным баскетболистом, чем был. Правда, в защите отдыхал.
— Гомельский в разговорах с ним был выдержан?
— Даже осторожен в возражениях. Ясно, что Белов доказывал действиями свою правоту. А у Жара помню два-три жестких конфликта с Гомельским. С турнира уезжал, хлопал дверью: «Играй сам!» У Едешко та же история. Ваня сильно возражал.
— Удивительно. Такой добрый, славный человек.
— Едешко говорил Александру Яковлевичу открытым текстом: «Да вы же мало что понимаете в баскетболе, давайте я нам защиту поставлю». Как Гомельскому реагировать?
Честность, уникальность... и много фантастики. Каким мы запомним Алжана Жармухамедова— А Жар как конфликтовал?
— Был момент — Гомельский пригласил из Узбекистана Авдеева. У этого Гриши бросок с «усов» феноменальный. Качнет два раза — и с отклоном, с вытянутых рук все туда, туда! Поселили в общаге, а он уже женатый человек. Зарплата — 250 рублей. Приходит в кассу, а дают 120.
— Почему?
— Слышит: «Это распоряжение — в интересах команды выдать вот столько». Гриша в шоке: «Как мне жить? Я семью в Москву перевез! Мы же договаривались о другом!»
— Распорядился Гомельский?
— Ну а кто же? В ЦСКА эти моменты он разруливал. Куда идет Гриша?
— К Александру Яковлевичу?
— Нет. Еще молодой к нему по таким вопросам ходить. К Жару! Тот закипает, отправляется к Гомельскому сам. В ответ слышит: «Жар, это не твое дело». — «Как?!» — «А вот так! Мне надо привезти подарки туда, сюда, в спорткомитет министерства обороны, в гостиницу... Вы же этого ничего не знаете!»
— Что Жар?
— Возмущен: «У вас должен быть другой фонд, не за счет игрока, который делает результат!» Разругались вдрызг, Жар уехал. Он в то время еще побухивал. Ка-а-к налег на это дело — в знак протеста! А кончилось тем, что Авдеев вернулся в Узбекистан.
— Жармухамедова Гомельский простил?
— А как его не простишь? Жар как игрок раза в полтора эффективнее Белова. По пользе для команды!
— Это для нас новость.
— У Жара всегда 18-20 очков, 3 блок-шота, 8-10 подборов, 5-6 отрывов, в которых его никто догнать не мог. Это фантастика — такая скорость у человека ростом 207!
Шофер
— Мы чуть отвлеклись. После второго разговора с Гомельским вы к штанге больше не прикасались?
— Как это?! Я уперся рогом! Ходил качаться в «Октябрь». Там Озерову следить было сложно. Тем более в выходные. Больше Гомельский не ловил.
— Две зарплаты вы так и пропустили?
— Да. Оклад у меня был 400 рублей. 800 потерял.
— Кто-то их за вас наверняка получил. Тоже пошли в «фонд Гомельского»?
— Наверное. Я разбираться не стал.
— Может, после сезона вернули?
— Да что вы... Никто даже не интересовался, как я без зарплаты живу. Были минимальные накопления — на них и протянул. Перед этим машину купил, вторую модель «Жигулей». Начал таксовать. 25 рублей в день!
— Владимир Ткаченко в «Волге» переднее сиденье снял, ездил на заднем. Вы тоже?
— Ничего Тканя не снимал. Я видел его конструкцию — он переварил салазки, переднее сиденье словно лежало на заднем. Вова весил 170 кило и рост — 220! А мне родных жигулевских полозьев хватало. Только рычаг переключения скоростей обрезал. Еще Белов подарил спортивный руль, маленький. Штатный трудно вертеть с моим ростом, по коленям ерзает.
— Рост у вас — 202?
— Два ровно. Я был фанат автомобиля. Мне и кликуху дали — Шофер!
— Казалось, людям такого роста автомобиль доставляет сплошные неудобства.
— У меня наоборот. Я и Гомельскому машину чинил, и ребятам. Жили на базе в Архангельском. Зима, минус 20. У многих автомобили не заводятся. Сразу ко мне: «Шофер, помогай!»
— Ваш всегда заводился?
— Да. Я ставил особенный аккумулятор, мощный. А парням эфирчиком в воздухофильтр пшикал. Или туда же немного бензина. Главное, чтобы машина два оборота дала.
— Таким любителям автомобилей дорога дарит приключения в большом количестве.
— Сколько их было — у вас пленки не хватит...
— У нас с запасом.
— Поехали мы с Вовой Гомельским в Киев на первенство вооруженных сил. Он упросил — не поездом, а на моей «шестерке». Не проблема. Восемь часов страха — и ты там. До этого я ему с правами помог, был у меня знакомый в ГАИ. Где-то на полпути Гомельский говорит — пусти за руль, попрактикуюсь. Дорога прямая, как стрела. Ни одной машины. Ну, садись. Вова едет тихонечко. Внезапно начинается дождь. Навстречу грузовик, а его сороковой «Москвич» обгоняет. Куда Вова смотрел, я не знаю.
— Шоссе-то узенькое?
— Две полосы. Вове бы чуть подвинуться, пропустить. Я даже крикнул: «Правее!» А он как ехал — так и продолжил. Втемяшился в «Москвич».
Самые знаменитые советские баскетболисты-гиганты— Вы-то ноги не переломали?
— Успел их на торпеду забросить. Оба пристегнуты были. Машина в клочья. Вова тормозил — но дождик поверх пыли словно масло. Выходим, смотрю на него: «Что ж ты?» — «А я его не видел...» Может, в самом деле не видел. Стекло-то мокрое. Это я опытнее. В «Москвиче» какой-то дед. Из грузовика выскакивают военные. Мы документы показываем: «О, ЦСКА, свои!»
— Дед не пострадал?
— Только морду раскроило осколками. Через час приезжают менты. Даем показания. Смотрят в документы, к Вове: «Ты сколько ехал?» — «98». — «Неделю назад права получил, у тебя предел — 70! Ты и виноват». Хотя на встречку вылетел дед. Тут вмешивается майор из грузовика: «Вы что творите?!» Мы ментам заплатили немножко. Все на деда повесили.
— А «шестерка»?
— Он ее в свой поселок забрал, за три месяца починил. Был еще случай — я в машине переворачивался!
— Расскажите-ка.
— У нас играл Серега Коваленко. Большой такой, из «Строителя». Выезжаем из Львова, собрались к нему в Киев. Конец октября, 6 утра — вдруг метель!
— А у вас летние колеса?
— Нет. Тогда была модная резина — «снежинка». Как оказалось, по живому снегу вообще не держит. Под Ровно передо мной едет пазик. Дымит, пыхтит. Решил его обойти, возвращаюсь в свой ряд — видно, сильно дернул руль. Карусель — «задница» обгоняет «морду», один оборот, два... Тр-р-р, медленно сползаем в кювет — и становимся на крышу.
— И?
— Я в прострации был секунд 20. Потерял сознание. Даже не от удара, а от напряжения. Встряхнулся — вроде бензином не тянет. Коваленко рядом живой. Треснуло лобовое стекло и крыша продавилась. Мужики собрались вокруг. Говорю: давайте на колеса поставим. Р-раз — завелась!
— Поехали дальше?
— Да. Повезло! Ну и третью историю расскажу. Как-то Жару дал покататься...
— С учетом его зрения — поступок опрометчивый.
— Очень! Перед этим я откуда-то привез панорамное зеркало заднего вида, из гнутого стекла. А жил Жар в Банном переулке.
— Возле проспекта Мира?
— Верно. Первая его квартира от ЦСКА — она же и последняя. Это Белов выбил три, а Жар всю жизнь в маленькой двушке. Пригласил на Новый год. Пока жены готовили, вышли на улицу. Жар попросил ключи от машины.
— Водить-то умел?
— В Ташкенте учили. На проспект Мира я его не пустил, по Банному катается туда-сюда. И с таксистом лоб в лоб — ба-бах! Панорамное стекло разлетается на миллион частей, как елочная игрушка. У Жара все лицо посечено. Поднимаемся в квартиру — Лариса, жена его, чуть в обморок не падает: «Что с тобой?!» — «Катался».
— Вы сидели рядом?
— Меня в машине не было. На улице стоял. Что-то Жар потом таксопарку выплачивал...
Тук-тук
— Белов в книжке написал, что были приключения с продажей автомобилей. Дрались с какими-то жуликами.
— Не раз. Это был наш бизнес — как становишься чемпионом, Гомельский приходит: «Вот тебе открытка на автомобиль». Едешь на улицу Вешних Вод, за свои покупаешь машину.
— Молодежь не знает: открытка — разрешение на покупку.
— Смотришь на открытку — о, супер! А моей «шестерке» всего полгода. Звоню в Грузию. Но чаще — в Узбекистан. Это самая богатая республика была, там денег не считали. Приезжают бабаи, берут с полуторной наценкой. 5500 стоила вторая модель «Жигулей», «шестерка» — 7300. Отдаешь за 12. С пробегом две тысячи километров.
— Были специальные люди, через которых толкали все это?
— А как же? Мы же за границу мотаемся. Перед выездом к тебе делегация из Тбилиси, привозят каталог: нужны джинсы, комбинезоны, куртки, сапоги. Ставят галочки и пишут сумму, за которую возьмут.
— Ваш навар — раза в три?
— Мы считали: покупаешь доллар один к четырем.
— За четыре рубля?
— Да. С каждого потраченного выручаем в Союзе десятку. Два с половиной выходит? Вот эта арифметика всегда срабатывала. Так как мы с Беловым автомобили продавали? Получили открытки. Серега: «Ну что, пойдем?» — «У меня денег нет». — «Зови бабаев своих!» Прилетают, едем с ними в комиссионный магазин. Но не в московский, строго в Кубинку. Там оформляем. А однажды на цыган нарвались, хотели нас кинуть.
— Как в то время кидали?
— Предложили через сберкассу заплатить номинальную стоимость, в которую машину оценивает комиссионка. А вершок — наликом. Мы с Беловым опытные: «Сначала дайте вершок!» — «Нет, потом». — «Ах потом? Все, ничего вам не продаем».
— Они?
— Полезли в бутылку!
— Драться пытались?
— Начали, да. Пришлось их немного помять.
«Вынесли тарелку со стеклянным колпаком. На ней лежало сердце Александра Белова»— Цыгане-то наверняка ниже вас. На три головы.
— Еще и легче на 40 кило, медленнее в два раза. Баскетбол — тот же бокс, только бьешь не по морде. Работа рук такая же быстрая.
— Чем закончилось?
— Отметелили. Не стали им ничего продавать.
— С ножом на вас выходили?
— О, хорошо, что напомнили! Было. Раз очень прилично задрались в Вильнюсе. Завтра игра со «Статибой». Вечером все в гостинице легли. Сан Саныч Кузнецов, доктор, делает обход. Мужик замечательный. Интеллигентный, в очках, ни одного матерного слова не знает. А рядом со Стасом Ереминым, в соседнем номере, какие-то армяне.
— Напряжение растет, беспокойство множится.
— Не знаю, что они привезли в Вильнюс продавать. Но в гостинице врубили музыку на всю дурь. Нам отдыхать, а стены ходуном ходят. Стас юморист. Выбрал самого тщедушного: «Сан Саныч, скажи им, чтобы заткнулись». Это доктора-то послать! Ха-ха! Он культурненько в дверь: тук-тук. «Можно к вам?» — «Чо?» — «Сделайте потише, ребятам спать». Ему без разговоров: на! В табло!
— Ох, беда.
— Сан Саныч вылетает, очки нащупывает на лице. Кавказцев в комнате четверо. Мы с Ястребовым уже спать ложились. Вы представляете Ястреба? Это же страшно! Его основное упражнение — жим гирь. Плечи, бицепсы! К нам прибегает Еремин: «Шофер, наших бьют!» — «Кто?!» — «Да вон...»
— Подрываетесь?
— Выскакиваем. Армян уже не четверо, а человек шесть. Один раскрывает нож: «Сейчас рэзать, мама клянусь, рэзать будэм вас!» А чуть поодаль в этой же гостинице живет СКА Киев. Из номера выглядывает Боря Дербенцев, тоже как шифоньер.
— С ножом-то как быть?
— Я прям на нож кидаюсь. Пока парень замахивался — раз, в торец ему! Я не хвастаюсь, не подумайте. Но все как в замедленном фильме. Я нормальный, а он — в рапиде. Нож у него одного был.
— Сразу лег?
— Да конечно. Нож отлетел. Ястреб раскидал остальных. Дербенцев заинтересовался, подошел. Взял стул, сел и смотрел. Вообще не вмешивался, нокауты считал.
— Чем дело закончилось?
— Вызвали ментов, армян выселили из гостиницы. А доктора я годы спустя взял на работу в женский ЦСКА. Постоянно ему припоминал: «Тук-тук. Можно потише?»
КГБ
— Был еще эпизод с «куклой» вместо денег. Белов описывал в книжке: «400 рублей нормальные, остальное в пачке — бумага».
— Я несколько раз на «куклу» нарывался. Знаете, что спасало?
— Что же? Может, и нас спасет.
— Привычка взлохматить пресс. Один раз Серега Тараканов мне подогнал грузин, которые ковры покупали. Я в Венгрии служил. Привез под заказ огромный ковер, красивый. Три на четыре метра. Раскатали, эти два грузина посмотрели — остались в восхищении: «Берем!» Суют деньги в руку — и одновременно будто пожимают: «Спасибо тебе...» — «Э-э, подождите». Взлохматил, а там бумага. «Вы что?!»
— А они?
— «А-а, извини. Сейчас, сейчас, это не то...» Достают пачку из другого кармана. Тут уж я уперся — ничего вам продавать не буду. Духарились, духарились, но ушли. Ребята, я такие истории могу до вечера рассказывать!
— Истории-то что надо.
— Тогда вот вам самая веселая. Едем с Беловым на игру. Из Архангельского в УСЗ ЦСКА. Мою машину как раз продавали, я взял у Сидякина его «Жигули». По правой полосе МКАД идут грузовики, забито до упора. Нос не просунуть. Мы в левой.
— Еще две полосы было?
— Конечно. Вдруг мне в бампер бьет красная «копейка». Сигналит, светит фарами. Чтобы вы понимали — мы тоже себя ценили. Немножко борзыми были. Он сигналит? Да пошел на хер! Не видишь, мне подвинуться некуда? Ехали так с километр. Но я, как воспитанный человек, в первый же зазор нырнул. А эти перед мной останавливаются — вылезай!
— Ну и нарвались.
— Их трое. Сзади мелкий. А вываливается здоровый амбал, килограммов на 130. Ростом за 190. За рулем такой живчик, тоже высоченный. В руке нагайка. На меня надвигается — сейчас вроде как башку расколю.
— Нам дурно.
— Подождите! Впереди будет веселее! Главный монстр сбоку ко мне подходит. Я вообще никого не боялся в то время. Начал с громилы.
— Вы же с Беловым были в машине. Он-то кого выбрал?
— Я вышел, Серега сидит. Дерусь со здоровым. Опять то же самое — замедленная съемка. Он в рапиде. Даже руки поднять не успевает. Второй, который с нагайкой, видит, что мы крутимся, подойти не может. Ясно, что нагайку отберу — ему худо будет. Так начинает бить стекла в машине!
— А Белов?
— Вылез из «Жигулей» и отошел метров на 20. Скрестил руки на груди, стоит. Но я и не просил помогать. Если нас двое — это слишком много для такой компании.
«Кондрашин взял книгу Гомельского и кинул ее в стену». Невероятные истории от многолетнего ассистента героя Олимпиады-1972— Что было дальше?
— Здоровяк упал, потом я у второго нагайку отобрал. Долго у меня в гараже валялась.
— Третий из машины так и не появился?
— Вылезает и этот шнурок. Беру за шиворот. А задняя дверь их «копейки» не закрыта. Он выворачивается, туда ныряет. Успеваю схватить за ногу, туфель его у меня в руке остается...
— Тоже в гараже валяется?
— Нет, отбросил в сторону. Хозяин нагайки тащит здорового, запихивает на переднее сиденье и стартует так, что у машины двери сами на ходу захлопываются. Мы с Беловым отряхиваемся — и тут менты.
— Вовремя.
— Говорят: «Следуйте за нами». Приезжаем в Тушино, отделение милиции. Трое побитых там сидят. На меня указывают: «Совсем озверевший. Мы ехали, никого не трогали, на нас напал...» — «Как напал? На ходу?» — «Мы притормозили, что-то спросили — а он начал избивать». Ложь откровенная! А Белова менты узнали. Сразу полковник выходит, главный человек в этом отделении.
— Вы еще полковником не были, надо думать.
— Я был то ли капитан, то ли старший лейтенант. Растащили нас по кабинетам. Белова спрашивают и меня. Показания совпадают. Но «пострадавшие» выводят полковника — и начинают козырять документами. Здоровый оказался кагэбэшником, внедренным в Италии на завод «Фиат». Прилетел на месячную побывку в Москву. Который с нагайкой — тоже из КГБ. Замполит атомной подводной лодки. И третий из органов. Они когда-то вместе учились и вот теперь встретились. Поэтому борзые такие!
— Ну и поворот.
— Полковник меня отзывает в сторонку: «Что ж ты натворил? У большого перелом ноги и челюсти. У второго разбита голова. Третий — в одном ботинке». Уже открыто говорит: плохи ваши дела. Они поехали в свое ведомство жаловаться. Отвечаю: «Я пойду к маршалу Гречко. У них свой шеф, у нас — свой». Все это в один вечер — мы даже успели на матч!
— Неужели сыграли?
— Чуть опоздали. Белов докладывает Гомельскому: вот такая история произошла. Как быть? Александр Яковлевич бледнеет: «Пока на площадку, а там видно будет». Я отыграл плоховато, попасть почти не мог. Зажатый! А Серега отгрузил как обычно. После матча Гомельский нас вызывает в тренерскую: «Ну, рассказывайте...»
— Как отреагировал?
— Только договорили — вскочил: «Еду к министру обороны!» Я написал объяснительную, Белов тоже. Дня три проходит — Гомельский объявляет: «Витя, расслабься. Все окей, Гречко за нас». Вскоре звонок от того милицейского полковника: «У пострадавших претензий нет».
— Такое ЧП могло дорого обойтись.
— Трое суток я как на ноже жил. Не ел, не спал. С комитетчиками подраться — в то время!
Милый
— Много удивительного в этой истории. Мы думали, вас за три дня до матча сажали на сбор — и в зал строго всей командой.
— Ничего подобного. Мы ездили на своих машинах. Кто хотел — мог на автобусе.
— Еще странное. Белов стоит, скрестив руки, в сторонке. Пока вы деретесь с тремя.
— Он вообще в драки не вступал. Сколько их было на площадке — не сосчитать. Регулярно острые конфликты переходили в махач, особенно в Грузии и Прибалтике. Как мордобой — Белов в стороне.
— Были еще в ЦСКА такие?
— Капранов. Тоже — никогда. Сам спровоцирует драку: кого ущипнет, кого обматерит. На него лезут — мы встаем, а Вадик отходит.
— Белову-то вы напихали?
— Нет. Он сам сказал: «А что мне там делать? Вижу — ты справляешься».
— Это трусость?
— Скорее сохранение себя. В драке или по башке дадут, или руки сломают. Была же история: Милосердов в сборной Белова очень сильно избил. А тот стоял по стойке смирно. Даже не сопротивлялся.
— За что избил?
— Они вечно конфликтовали. Милый претендовал на роль лидера, а Белов его гнобил.
«Музыка, танцы до упаду, девчонки». Как начиналась карьера автора золотого броска Олимпиады-72 баскетболиста Белова— Однажды Милосердов не сдержался?
— Вот-вот. У Сереги все лицо было синее, невозможно смотреть. Но сразу замяли. Белова потом спрашивают: «Имеешь претензии к Милосердову?» — «Нет». — «Ты имеешь, Милый?» — «Нет». — «А откуда синяки?» — «Белов с лестницы упал!»
— После этого уже не гнобил?
— Да, больше Серега к нему не лез.
— Как объяснить, что нелюдимый и капризный Белов превратился в хорошего тренера?
— Именно поэтому и стал!
— ???
— Вот Гомельский в нюансах не копался. Все только криком и авторитетом. К примеру, на мне сфолили. Иду штрафные бросать. Шлеп — один мимо. Гомельский орет на всю площадку: «Забивать надо!» Еще матом добавляет. Поворачиваюсь: «Я что, хочу промазать?» — «Я тебе сказал — забивай!» Злой и без того, а тут совсем меня повело. Бью «от забора». Представляете, что это — в тяжелой игре, когда очко в очко играешь?
— Что Гомельский?
— Аж рубаху на себе начинает рвать: «Ты что?!» Но я-то знаю, что «от забора» не промажу. А Гомельского прямо вывернуло: «Ты мне назло?» — «Вы же орете, я не могу сосредоточиться».
— Уже отвечали?
— В 1977-м — да. Не то чтобы мы на равных были, но право голоса появилось. Это не 1974-й!
— Вы огрызались — Александр Яковлевич нормально реагировал?
— Стал мириться. Была у него хорошая черта — признавал правоту того, с кем спорит.
— Нам рассказывали баскетболисты того поколения — Петракова привезли из Фрунзе с большим творческим потенциалом. Но Гомельский превратил вас в подносчика снарядов.
— Так и есть. У меня бросок был один из лучших. Силовая работа под щитами. Гомельский все запрещал: «Перед тобой Белов, Жар и Женя Коваленко. Играешь на них!»
— Ваша задача — таскать рояль?
— Исключительно. Импровизация запрещена!
Гомельский
— Жармухамедов говорил в интервью: «Гомельский был слабым тренером».
— Очень слабым! Вот вам история — в игре всем руководил Белов. Что-то не получается, не работает план Гомельского. Допустим, Паулаускас рвет нас «один в один». Серега сразу: «Ребята, в зонку! Подстраховываем!» Встаем в зону — а Гомельский этого не замечает! Орет на того, кому поручил держать Модю: «Ты чего упускаешь?!»
— Странно.
— Да-да, не видит, что на Паулаускаса уже выходит не тот, кому поручали, а висят трое. С зонной-то защитой это проще.
— Как такое можно не увидеть со скамейки?
— А вот представьте себе — не видит...
— В чем тогда сила тренера Гомельского?
— Это великий менеджер. Умел нащупать и надавить на самые глубинные чувства. Так скажет перед игрой, что меня трясет. Пусть покалечат, пусть умру от перегрузки — но выиграю!
— Настолько тонкий психолог?
— Я сильнее не встречал.
— В чисто тренерских моментах сравнивать с Кондрашиным трудно?
— Невозможно. Кондрашин как тренер на голову выше!
— А с примером?
— Кондрашин великолепно ставил защиту — а Гомельский не ставил вовсе. Кричит: «Держи!» — и точка. А как держи? Там же микроскопические нюансы в подстраховке!
— Кондрашин это все чувствовал блестяще?
— Вы не представляете как. Вот завоевала его команда в Мюнхене олимпийское золото. Приезжают наши из сборной. За полтора месяца до этого я в проходе обыгрывал Жара как стоячего. Возвращается от Кондрашина — уже хрен обойдешь. Как и остальных.
— Так натаскал?
— Да! Нюансы перемещения, подстраховка — все это кондрашинское... Еще момент: до 1977 года Гомельский запрещал «физикой» заниматься. Вы можете представить, чтобы главная команда страны не уделяла внимания функциональной подготовке?!
— С трудом. Вообще не было упражнений на силу?
— Я вам расскажу, что было. Жили мы в Архангельском, рядом — хоккеисты ЦСКА. Гомельский отправлялся к ним на тренировку с блокнотом. Все фиксировал, что касалось физподготовки.
— При Тарасове хоккеисты таскали друг друга на спине.
— Вот! Занимались с блинами, гирями. На пляжах ворочали камни. Но Гомельский взял только таскание на себе. В Архангельском то ли 86, то ли 68 ступенек к усадьбе Юсупова. Я сажаю на плечи Леху Шукшина, его призвали к нам из минского РТИ. Он несет меня, потом я — его. Во мне 105 кило, в Шукшине 110.
— Как у вас спина жива после такого?
— Закачивал! Если бы не это — хана. А РТИ — команда умненькая, но над «физикой» не работали. Так, побегают, чуть-чуть побросают, и все. Шукшину хотелось играть в ЦСКА. Здоровый парень, привлекается в сборную.
— Но?
— Эту предсезонку прошел — и на ногах вены вспухли, превратились в огромные шишки. Варикоз от нагрузок! После каждой тренировки Леху рвало. Когда в очередной раз проблевался, сказал: «Ни за какие деньги в ЦСКА не останусь». Написал заявление.
Александр Гомельский. Легенда, которая живет— Александр Яковлевич легко отпустил?
— Взглянул на эти вены, охнул — и не стал удерживать. Но один случай перевернул отношение Гомельского к физподготовке.
— Что стряслось?
— В 1977-м сборная СССР отправилась в Америку. В Аризоне играла с командой «Уайлдкэтс». Там под кольцом клетка, в ней сидит рысь. Скалится. Зал шикарный. Ходим, озираемся. Ага, коробка будто из-под телевизора. Заглядываем — это носки! Новые!
— Охапки?
— Ну! Мы охренели. Начали хватать. Мы-то в обычных бегали. Сами стирали. А у этих перед каждым матчем кубометр свежих носков, рядом кубометр полотенец, чуть поодаль — тоник, вода. Идем дальше — в рядок штанги, гири. Все из той команды качаются. Гомельский чуть на пол не сел.
— Крах всех идей.
— С нами ездил Вова, сын его. Он хорошо говорит по-английски. Александр Яковлевич посылает на разведку: «Сходи-ка расспроси — может, они с ума сошли? Завтра играют — а сейчас у них штанга!» Вова приводит американского тренера, тот рассказывает: мало того что сегодня, мы и завтра будем штангой заниматься. Никто не уйдет в раздевалку, пока не поднимет 5-6 тонн. Потом отработка бросков.
— Это рядовая тренировка?
— Да! У Гомельского глаза из орбит. Вове говорит: «Попроси методички». Американец обрадовался такому интересу. Притащил целую пачку. Разложил, объяснил — эта как ставить «физику», эта по технике, эта по тактике...
— А Гомельский, главный тренер сборной, будто школу начинает проходить?
— Словно в первый класс пошел! Получает баскетбольное образование! Уже в Москве Вова ему каждую брошюру перевел.
— После этого в подготовке изменил все?
— Да, именно тогда. Я на себе прочувствовал. То в подвалах прятался, качался украдкой. А теперь Гомельский говорит: «Ох, я это пропустил...» Уже по полчаса готовил зал перед тренировкой. Видим — появились скамейки, гантели, гири. Хотя и здесь чудил.
— Как?
— Ставил в пару Ткаченко и Еремина. Упражнение с одним и тем же весом. Мы с Беловым смотрим, просто в шоке от этой картины. Гиря 32 килограмма. Для Ткани это тьфу, ничто. А для Стаса?
— У него же рост 190?
— Да какой там? 180 нет! Вес — 70 кило. А у Ткаченко 170! Прыжок с гирей в 32 килограмма для Стаса катастрофа.
— Прыгали с такой гирей?
— Да, со скамеек. А для Ткаченко эта гиря — комар. Кстати, он никогда штангой не занимался, у него все природное.
— Потом Гомельский догадался, что не стоит усреднять нагрузки?
— Что-то понял — и взял тренера по физподготовке. Уже к каждому подходили, спрашивали: «Что предпочитаешь? Какой твой вес?» Тот же Еремин жаловался: «У меня болят колени, плечи. Если сейчас начну качаться, завтра не смогу играть». Постоянно ныл. Выходит на тренировку — первая фраза: «Можно я сегодня вполсилы?» — «Почему?» — «Плохо спал. Спина...» Без Стаса играть нельзя, это ясно. Все время ему поблажки.
— Еще кому?
— Мышкин тоже вполсилы тренировался, за штангу не брался: «Я худой, меня она сломает».
Неробол
— Никаких анаболиков в вашей жизни не было?
— Были. Раньше ведь не существовало допинг-контроля. Когда еще в Киргизии увлекся штангой, подсел на неробол. Покупал в аптеке. Мышечная масса уменьшалась. А сила росла.
— Кто-то вам посоветовал?
— Сам додумался. Сосед был культурист, выписывал польский журнал «Спорт для всех», где эти рецепты печатались. Предупреждал: «Только не перебарщивай. Одна таблеточка перед едой — и дело пойдет».
— Вскоре поняли — что-то здесь не так?
— Когда занимаешься физкультурой, тут же поднимается половой фон. Тестостерон растет. Сделал усилие там — выросло и здесь. Это закон! А что такое анаболики? Они все полезные вещества перекачивают с гормонального фона на физический.
— Проще говоря, настигла половая слабость?
— Да. У нас в институте врачебный контроль вела толковая женщина. Сразу поняла, в чем дело: «Витя, прекращай. В 30 лет будешь импотентом».
— Сами этого не понимали?
— Откуда? В голове одно: присесть 200, от груди толкнуть 140. Цель заслоняла все! Нарисовал в уме цифры — и иду к ним. Меня вызвали в молодежную сборную. Значит, скоро окажусь в ЦСКА. А я от груди лишь 90 жму, приседаю со штангой 140. Кому я там нужен?
— Настолько четко знали, что будете в ЦСКА?
— Сто процентов.
— Нам-то казалось, вас чудом заметили на спартакиаде.
— Нет. Юрий Бирюков еще до спартакиады увидел меня на чемпионате педагогических вузов. Доложил главному тренеру ЦСКА Алачачяну, что есть во Фрунзе такой Петраков, здоровый, два метра ростом. Надо брать. Алачачян загорелся: «Вези!»
Жизнь на капитанском мостике— Значит, разглядел вас не Гомельский?
— Нет. Пока я добирался до Москвы, Гомельский Алачачяна сместил. Снова возглавил ЦСКА. Позже Алачачян приходил на наши тренировки, отзывал меня — и шепотом: «Вытя, Вытя, это я тебя вызывал. Не он — я!»
— Настоящую армию вы не попробовали?
— В Киргизии отбарабанил курс молодого бойца в полку имени Фрунзе. Сидел в казарме — ни гимнастерку на меня не нашли, ни сапоги, ни штаны.
— У вас какой размер обуви?
— Тогда был 49-й, сейчас — 50-й. Поэтому сидел в спортивном костюме и войлочных ботах. Подобрали для меня только шинель 1942 года с длиннющими рукавами. В ней принимал присягу.
— Намучились в жизни с обувью?
— Особенно со спортивной. Мама ездила по командировкам, привозила из Литвы какие-то калоши 49-го размера. Два раза прыгнешь — пятку отбиваешь. Подошва совсем тонкая.
— В них и доигрались до ЦСКА?
— Да. Там выдали «Конверс». Это другой уровень.
Тканя
— Самая огромная нога, которую видели в баскетболе?
— У Ткани 56-й размер!
— Больше, чем у Сабониса?
— У Сабаса 54-й. У Сизоненко был 60-й.
— Сизоненко рос до конца жизни — и умер, вымахав до 250 сантиметров. Попал в книгу Гиннесса. На площадке с ним пересекались?
— Конечно. Я его держал. Баскетболист он никакой. Начинаешь бодаться — падает. Его поднимают всей командой. Смех!
— Функционально не готов?
— «Физика» нулевая. Сердце осталось на уровне 10-летнего ребенка. Как нам говорили, совсем маленькое. Когда ленинградцы нашли Сизоненко, обрадовались. Думали — сейчас порвут всех в мире. Начали нагружать, а у него обмороки.
— По общему развитию был нормальный?
— Вполне. Добродушный, увалень такой. Тренироваться ему вообще было противопоказано по менталитету. «Да ну... Что они меня гоняют?» — «Тебе же платят». — «Это да. А что я еще могу? Библиотекарем идти, с верхних полок доставать?»
— Ткаченко — что за человек?
— Тканя очень хороший. Добродушный, не завистливый, не жадный, не эгоистичный... Ну, чуть наивный.
— Кто-то говорил — обидчивый.
— Да. Но не злопамятный! Тканя — недовоспитанный человек. Не было рядом никого, кто бы ежедневно направлял. Родители его совсем какие-то...
— Деревенские люди?
— Деревенские-деревенские! Мама ростом 150. Папа такой же.
— В кого ж он — 220?
— Дед у него вроде 210. Ткаченко рос в своем Сочи как грибы в лесу. Бегает пацан — ну и бегает. А парень замечательный! Белостенный такой же — но похитрее, себе на уме.
«Сабонис ударил кулаком по столу министра: «Это мой ахилл — еду на Олимпиаду!» Великому советскому баскетболисту — 60!— С Ткаченко сейчас на связи?
— Нет. С ним никто не общается. Только Серега Тараканов. Все из-за скромности Ткани. Я не скажу «забитости», но... Стесняется! Не хочет появляться на людях.
— А в игровые времена считался компанейским.
— Да. Истории преследовали. Про грабителя знаете?
— Мы что-то помним. Но молодежь рада будет прочесть.
— Тканя меломан. Да какой! Все джинсы возили, стереоприемники, парики. А Тканя — пластинки! Rolling Stones, Pink Floyd... Тащит к себе в Киев. Сам наслушается, перепишет на магнитофон — и продает.
— Как нам говорили знающие люди, возить пластинки — бизнес довольно убогий. Много не наваришь.
— Потому что пластинки изначально дорогие. Но у Ткани хорошая аппаратура, он все это дело ловко размножал. Ребята приходили, забирали записи. Получил квартиру на Крещатике — в ней ничего не было, даже холодильника. Голые стены. Только кровать, кассетник и проигрыватель.
— Так что с грабителем?
— Сборная откуда-то вернулась. Весь Крещатик знает, что Тканя привез сумку пластинок.
— Сотню?
— Штук 20. Еще на таможне что-то отобрали. Тканю любили, разрешали провозить чуть больше положенного. Но без наглости. Пришел он домой, уселся на толчок. Вдруг шорох. Заходит шкет, озирается. Заглядывает в комнату — никого. Начинает пластинки сваливать в сумку.
— Магнитофон взял?
— Его не может упереть, это здоровенный Telefunken. А Тканя так и сидит на горшке, штаны спущены. Из-за приоткрытой двери наблюдает.
— Жутковатая картина.
— Шкет поворачивается, сталкивается с ним лицом к лицу. Тканя, не вставая: «Ты че, парень?» Тот чуть не обделался! «Вова, прости, гадом буду».
— Знал, в чью квартиру лезет?
— Конечно! Осмысленно шел за пластинками к Ткане домой. Тот натягивает штаны — и манит пальцем: «Иди к дяде». Приподнимается — и вор, увидев, что Ткаченко затылком упирается в потолок, бросает сумку. Выскакивает на балкон и орет: «Милиция! Помогите!» Тканя даже бить его не стал.
Таможня
— За границей команду всегда сопровождал комитетчик?
— Да, постоянно был сотрудник КГБ. Как правило, Миша Грошев. Замечательный парень. Заступался за нас, помогал таможню пройти. Однажды меня спас.
— Что случилось?
— Куда-то ЦСКА отправился без сборников... Дай бог памяти... Да, в Иран! Шах Пехлеви пригласил.
— По Ирану еще ходили полуголые девки?
— Да. Абсолютно светское государство, никаких религиозных перегрузов. Я в сумку напихал столько вязаных кофточек, что весила килограммов шестьдесят. Красивые такие буклешечки. Нас в Иране встретила армянская диаспора. Мы им икру — они тут же отцокали бабки. Получилось, вполовину удешевили товар. Прилетаем в Шереметьево — начинается ор: «Еще одни! Всем строиться!»
— Шмон?
— Стоим офигевшие. Сумки выгрузили. Кто-то тихонько спрашивает: «А что такое?» — «Да вчера сборники из Америки вернулись, так они оружие везли. У Жармухамедова было и у Александра Белова».
— Легендарная история.
— А тут мы приезжаем! Разводят всех по отсекам. Я стою у колонны, готовлюсь сбрасывать. Замечаю, какой-то парень окликает Грошева: «Миша, ты откуда здесь?» — «С баскетболистами ездил». — «Ну, докладывай, кто что везет». Тут Миша и произносит: «Никто и ничего. Отвечаю! Я с каждым по магазинам ходил. Все в рамках разрешенного, по три штуки». Тот оглядывается — и видит меня с огромной сумкой. Сразу: «А это что за хряк у него?»
— Перепугались?
— Грошев нашелся: «У Виктора ребенок родился, ковер везет». — «А-а, ковер... Ладно». Мужик уходит. Через две минуты нас без всякого осмотра отправляют: «Свободны!» Я перекрестился.
— А если бы тормошили — что грозило?
— Мне бы ничего не грозило. Сбросил бы. Не мое — и все.
— Белов описывал в мемуарах гору мохера в вашем номере. Быль?
— Да. Ничего не придумал. Как он сформулировал — напомните?
— Мы выписали: «Розово-сиреневая гора, заслонявшая весь номер, подступала Вите практически к горлу».
— Если гипербола — то небольшая. Мне пришлось весь этот мохер утрамбовывать так, что по крепости был как кирпич. Скотчем перехватывал. Я почему развернулся-то? Потому что Гомельский сказал: «Ребята, затоваривайтесь, ноу таможня».
— Была какая-то дикая история — будто Гомельский просек там облаву, спускал золото в унитаз. Слышали?
— И с валютой его ловили, и с золотом. Как-то встречает в аэропорту жена, он ей букет в руки: «Олечка, здравствуй!» Через загородку. Тут же чекисты: «Дайте-ка нам эти цветы...» Хоп — там скрученные доллары. Моментально Александра Яковлевича отстранили. Но как-то отбился. Он же непотопляемый. Даже Олимпиаду-80 проиграл — а его не уволили!
«Он столько раз со смертью разминулся...» Тренер, сотворивший главное баскетбольное чудо в историиПистолет
— Был кто-то в баскетбольном мире, принципиально ничего не покупавший на продажу?
— Нет.
— Говорят, Кондрашин возил только какие-то учебники.
— Так за него возили все остальное Саша Белов, Макеев и Зяма, Арзамасков.
— По просьбе Владимира Петровича?
— Разумеется. У Кондрашина сын-колясочник! Зарплата в «Спартаке» 300 рублей. Жить-то надо. Когда к нам в ЦСКА перешел Арзамасков, все мне рассказал.
— У Арзамаскова смерть какая-то чудовищная.
— Сбросили с восьмого этажа гостиницы.
— Вычитали, что после баскетбола он связался с криминалом, «ломал» чеки, кинул воров в законе.
— Я точно эту историю не знаю. Зяма — хороший парень. Но ушлый.
— Многие говорили — на редкость противный персонаж.
— Может, для кого-то противный. Для меня — замечательный. Я ему в Москве помогал, свел с продавцом автомобилей на улице Вешних Вод. Зяма мгновенно вошел в курс дела, освоился. Раз в месяц там машину покупал — и переправлял в Тбилиси.
— В той же книжке Белов поражался, как в 1973-м вы с Ястребовым купили по 100 пар сапог. Приходит в ваш номер Сергей — и спрашивает: «Как перед Гомельским все это будете обосновывать?»
— Было!
— Выкрутились?
— Сказали Гомельскому: «Деньги нужны!» Александр Яковлевич в тот момент сам просил что-то для него перевозить. Не разведясь с Ольгой Павловной, уже жил с Лилей, стюардессой.
— Ставшей его второй женой?
— Да. Говорил: «Витя, вот сумка, забирай. Когда скажу, принесешь». Он мне доверял — я не кину, не разболтаю.
— А Жармухамедов рассказывал вам, как вообще пришло в голову привезти из американского турне пистолет?
— Объяснял так: он лежал в прикроватной тумбочке, в нижнем ящичке. Мужики любят оружие. Вот Жар и кинул к себе в баул. Причем не ПМ какой-нибудь, а мелочь. Что-то вроде «бульдога». Знаете, в чем проблема? В том, что уже ездили без таможни. Разбаловались!
— А в тот раз кто-то «стукнул»?
— Да. «Стучали» всегда либо Гомельский на Кондрашина, либо Кондрашин — на Гомельского. Раз тренером сборной был Владимир Петрович, значит, доложил Александр Яковлевич.
— Гомельский не подозревал, что сгорят игроки его же ЦСКА?
— Да. Хотя нас предупреждал: «Ребята, уезжая со сборной, не борзейте». Мы же знали, что Арзамасков, Макеев и Саша Белов возят за всю Европу.
— Все — из ленинградского «Спартака».
— Да. Мощнее их возил только Миша Коркия. У него красных линий не было.
— Где Коркия, там и Саканделидзе?
— Нет, Сако осторожный. А Миша — такой кутаисский понтярщик. Все рекорды бил! Специализировался на магнитолах. Разрешены к провозу две. Могут закрыть глаза на третью. Миша притащил 15!
— Конфисковали?
— Да. Но потом в каждую поездку Миша что-то у таможенников изымал. Все же лежит на сохранении. Как едет сборная — одну возвращают.
— Кстати, в истории с Жармухамедовым мы слышали другую версию. Будто в Штатах команду повезли в тир. Александр Белов получил пистолет в подарок от хозяина как самый меткий, Жармухамедов — как слепец. Не попавший ни в одну мишень.
— Допускаю! Но я вам озвучиваю версию, которую слышал от самого Жара. Якобы кто-то живший до него в номере оставил пистолет в тумбочке. Говорил: «Открываю — лежит».
— Вы-то верите в эту версию?
— Никто не верит. Главное, в КГБ не поверили. Поэтому Жар лишился звания «заслуженного», год был невыездным.
Сердце
— Как Александр Белов умудрился избавиться от своего пистолета перед досмотром?
— Он в этом смысле соображал. Видит шмон — и сбросил. А как иконы сбрасывал? Еще что-то? Хотя на иконах в итоге и попался.
— Сгорел Александр за какие-то месяцы. Видели его больным?
— Да, он пришел к нам в раздевалку ЦСКА. Худющий, прямо восковой. Кожа прозрачная. Никто не представлял, что с ним. Никаких КТ еще не было. Понимали: болеет — но думали, что-то излечимое. А у него рак сердечной сумки.
— Вдова Кондрашина рассказывала — пригласили на какую-то медицинскую конференцию. Вынесли на сцену тарелку со стеклянным колпаком. На ней огромное, просто бычье сердце недавно умершего Александра Белова.
— А почему оно такое раздутое? Потому что слабые кровеносные сосуды! Каждая перегрузка — они лопались, кровь стекала в сердечную сумку. Дошло до воспаления, которое переросло в саркому. Но с Беловым я не контачил. Хотел даже морду ему набить.
— За что?
— Гнилой парень. Что говорить — два класса образования! Его подобрали как высокого. Он не учился, только тренировался. Вот мы играем со «Спартаком» — Белов начинает подличать. То локтем двинет, то руками придержит. Сам ударит — тут же отскакивает, орет на весь «Юбилейный»: «А-а-а! Мама, он меня бьет!» Дословно! Зал свистит. На меня фол вешают.
— Значит, фейр-плей — это не про Александра Белова?
— Смеетесь? Могу рассказать, как ЦСКА проиграл «Спартаку» чемпионство в 1975-м. Решающий матч в Ленинграде. 12 очков ведем. До конца минуты три. Пять наших сидят за перебор фолов. 5 из 12! Любое касание в защите — сразу свисток.
— У «Спартака» не сел никто?
— Двое — из ненужных. Все главные — на площадке: Павлов в самом соку, Белов, Большаков, Кузнецов, Арзамасков. Команда такая — палец в рот не клади. Уже съехали до четырех очков разрыва. Садится Жар. Гомельский берет тайм-аут, говорит Еремину и Едешко: «Играйте через Петрака». Саша Белов только под дыркой хорошо защищается. В прессинге — никакой. Ждет, когда ты придешь, — и накроет.
Уголовка, суды, дисквалификации, страшная болезнь. Трагическая история легенды советского баскетбола Александра Белова— Что дальше?
— Стас мне мяч отдает, я веду. Саша Белов делает вид, что меня держит. Нам главное перевести под чужое кольцо — и там отпасовать Сереге Белову. Да и меня, если разгонюсь, Саша не остановит. Вдруг в центре площадки налетает Большаков.
— На вас?
— Да. Хватает за руки, просто раздирает. Внаглую, не по мячу! Тот падает. Павлов подхватывает — а Большаков стоит улыбается: «Ну что ты, Петрак?» Я не выдержал. Ка-а-к засадил ему в табло!
— Кулаком?
— Да. Большаков валится, кровь, меня удаляют. ЦСКА доигрывает вчетвером. Или впятером, но запасными. Уступаем 77:78.
— Если бы не ударили — чемпионом был бы ЦСКА?
— Уверен, мы бы игру не отдали!
— Что творилось в раздевалке?
— Подходит шеф, Гомельский. Произносит вдруг: «Правильно сделал!»
— А команда?
— То же самое. Ни от кого плохого слова не услышал! Самое интересное, поражение принесло ЦСКА в материальном плане гораздо больше, чем все выигрыши до этого. Вот в чем сила и гениальность Гомельского!
— Как пробивал?
— Пошел в министерство обороны: «Нам надо обновляться, нужны дополнительные ресурсы». Разве Гречко или руководство Генштаба откажет? Все администраторы получили квартиры — я не говорю про игроков!
— Один удар кулаком — и разверзлись небеса.
— Что машины все поменяли, это ясно. Поездки стали выписывать — ГДР, Венгрия, Чехословакия. Каждый месяц на заработки.
— Вы тоже получили новую квартиру?
— Да, двухкомнатную. Гомельский сказал: «Витя, что ты молчишь? У тебя же дочь родилась, живешь в однушке...» Никаких прошений я не писал. Но раз выходишь в старте — все у тебя будет. В этом плане Александр Яковлевич достойно себя вел.
Кондрашин
— Как же при таком административном ресурсе Гомельский допустил, чтобы его команду судьи «убивали» в решающем матче?
— Потому что Кондрашин — тренер сборной. Назначения по зарубежным поездкам идут от него. Владимир Петрович выбирает судей на разные турне. Их было-то человек пять: Костин, Григорьев, Давыдов, Мухамедзянов... Все лизали задницу Кондрашину.
— Вы с Владимиром Петровичем не ладили?
— Один раз чуть морду ему не набил. Уже все, готов был. Только врожденная интеллигентность не позволила. История такая: начало 70-х, я еще не в ЦСКА. Приезжает Храповицкий, помощник Кондрашина: «Петрович хочет с тобой поговорить».
— О переходе в «Спартак»?
— Естественно. Прилетаем в Ленинград, Кондрашин встречает, водит по своему хозяйству: «Вот наш зал, вот стадион, где тренируемся. Вот общежитие. Как тебе?» Да, отвечаю, неплохо. Хотя зальчик хреновый был. Почти школьный. Изредка им давали «Юбилейный». Напоследок подсовывает мне бумагу. Диктует: «Пиши: «Прошу предоставить место в общежитии, в двухкомнатном номере...» Заканчивается спартакиада — и все, ты наш».
— Написали?
— Да. Кондрашин сложил листочек: «Отправляю этот документ начальству. Приезжаешь в Ленинград — общежитие тебя ждет». — «А квартира?» — «Ой, для квартиры нам надо выиграть чемпионат. Тогда пойду в горсовет, буду доказывать, что нужно выделить. А пока с Арзамасковым поживешь в общаге». Впрочем, я и не претендовал, мне 20 лет.
— Но тут вмешался ЦСКА?
— Да. Маршал Гречко прислал телеграмму: «Забрать Петракова в Москву». Приезжает за мной патруль на мотоцикле. Сажают в люльку, доставляют в военкомат: «Или в ЦСКА, или три года за дезертирство. Потом все равно отслужишь». Я, конечно, в Москву.
— Кондрашин обиделся?
— А вот слушайте. Начинаются игры. Гомельский говорит: «Пиши заявление на лейтенанта». А офицерское звание — это уже все. Ты на 25 лет в армии. Два года в Ленинграде меня подождали бы.
— А так — шансов нет?
— Да. Кондрашин узнал, разозлился. С того момента он и Храповицкий каждую игру ходили за мной вдоль боковой. Я бегу в отрыв — они рядом шипят: «Ты мудак, дурак, подлец...» Я промажу — тут же голос Кондрашина: «Ну ты и говно!» Ладно Храповицкий, чмо какое-то. Но Кондрашин — взрослый человек, тренер сборной СССР!
«Если человек брал трехлитровую банку двумя руками, он сразу понимал, что это не баскетболист». Воспоминания о Владимире Кондрашине— Невероятно.
— Однажды игра закончилась — я их ухватил двоих, прислонил к стенке: «Сейчас обоим морду разобью!» Кондрашин заголосил: «Да ты закончишь с баскетболом, никогда больше на площадку не выйдешь! Пока я тренер сборной — тебя в ней не будет!» Бить не стал. Отпустил. Чудом удержался, честно скажу. Бог отвел.
— Были близки?
— Совсем рядом. Уф! Башку бы расколотил!
— Лоб о лоб?
— Нет, хотел Кондрашина о стенку. Уже прижал, кулак занес. Никто не видел, я в углу их поймал. То ли в Каунасе, то ли в Вильнюсе. Тогда была туровая система. Команды собирались в одном городе и играли несколько дней.
— Выходит, Кондрашин далеко не простой человек?
— Вы не представляете, как он разговаривал со своими. С тем же Сашей Беловым: «Ты баран, урод, я тебе зубы выбью, кости переломаю...» Я услышал — чуть на пол не сел. Это своему любимому воспитаннику! Как общался с запасными, вам лучше не знать.
— Говорили, он матом никогда не ругался.
— Ага... Ха-ха! Виртуоз!
— Кондрашин вас так и не простил?
— Не простил. Несколько лет подряд я делал больше всех подборов в чемпионате. Но в сборной при Кондрашине не появился ни разу. Он сдержал обещание.
— Вы хоть здоровались?
— Нет. Он тоже проходил как мимо стенки. Сталкивались тысячу раз — я отворачивался.
Едешко
— А от Гомельского слышали слова, которые простить трудно?
— Нет. Он много не говорил. Стратег, умнейший человек. Что-то не понимал — но знал, на какие точки давить. Никогда не оскорблял до предела.
— До ругательств Кондрашина не опускался?
— Да вы что! Ни одного игрока мудаком не назвал.
— Это поразительно. Между делом узнаем, что Гомельский был как человек деликатнее Кондрашина.
— Тут даже разговора нет! К примеру, в мой адрес Гомельский мог по-пацански высказаться: «Ну че ты губы развесил?!» Матерком добавлял, любил это дело. Но никаких оскорблений. Вот ситуация: трое наших проштрафились. Милый, Коля Дьяченко и Вова Иллюк. Поехали в Минск играть с РТИ, думали, легко будет. Порвем!
— Нажрались?
— Да так, что «мяу» не могли сказать! В поезде начали, в Минске добавили. Мы же приезжали за день до матча, пробовали зал, тренировались. Озеров все доложил Гомельскому.
— В итоге не порвали?
— Проиграли. Все трое вышли на площадку — двое никакущие, только Милый держался. Но он вообще отчаянный парень. Хватал мяч, сразу бросал и попадал. Гомельский думал: как наказать?
— Ну и как?
— «Вы нажрались? Играйте за дубль!» А это страшное унижение для большого игрока. Если Вова с Колей легко перенесли, пошли и сыграли, то Милый был раздавлен. Вывернулся наизнанку в том матче!
— В самом деле такое унижение?
— Ужасное. Как-то Зяма назюзюкался. Гомельский отправил его играть за дубль — так тот решил из ЦСКА уходить! «Какого хрена? Я основной игрок сборной — буду с пацанами бегать?!»
— Одного матча хватило — и были амнистированы?
— Да. Александр Яковлевич провел собрание, выбранил. Но штрафовать не стал.
— Едешко отцепил от премиальных за бутылку пива в вагоне-ресторане.
— Ваня несколько раз попадал. Эпизод с пивом был в Каунасе. Но началось раньше. Едешко вздумал при всех Гомельского поучать, высказался: «Вы ничего не понимаете в баскетболе, в тактике, в «физике». У вас деспотичный стиль руководства, ни с кем не советуетесь...»
«Спасайте мальчишку, уже готовится операция, будут отрезать». Истории автора величайшего паса советского баскетбола— Гомельский осерчал?
— Слушал-слушал — и начал Ваню гнобить. После каждой игры цеплялся. В Каунасе и случилась расправа за многое. Но в чем хорошая черта Гомельского — он накажет, а потом что-то такое сделает, чтобы человек не обижался на всю жизнь. Ни из сборной, ни из ЦСКА не выгонял. Рассказать вам историю про Едешко и комитетчика?
— Очень интересно.
— Поехали в Италию. Взяли с собой начальника «большого» ЦСКА Ивана Кирилловича Покусаева. Он любил с нами ездить — побухать, Европу посмотреть. Прежде отвечал за физподготовку в Одесском военном округе. Такой недалекий-недалекий. А Едешко в опале. Что бы ни сделал — от шефа втык.
— Это понятно.
— За Гомельским за границей повсюду ходит чекист, ни на шаг не отстает. Гомельский в магазин — тот за ним. В какой-то момент Александр Яковлевич присел на корточки, раз-раз — и на улицу.
— На четвереньках?
— Да, в полуприседе. Гомельскому обязательно надо было оторваться, заработать, его где-то ждали с товаром. Чекист мечется — потерял! А Гомельский свои дела закончил и прогуливается по гостинице с Покусаевым. Влетает чекист: «Ты где был?» — «Здесь, с Иваном Кирилловичем». Прикинулся дурачком. Итальянцам мы неожиданно проиграли. Матч ничего не значил в турнирном плане, но...
— Во всем виноват Едешко?
— Вот! После матча разнос — упор на Ваню. Полощут его как врага народа. Покусаев сидит слушает. Гомельский входит в раж, кричит: «Ты, Ваня, о чем думаешь? Если продал игру, так поделись с командой! Что за дела?»
— Любопытно. Какое же продолжение?
— В Москве партсобрание. Поднимается Иван Кириллович: «Ну это вообще! Я поехал с баскетболистами. Они разбежались по магазинам, как тараканы. Но главное, наш олимпийский чемпион Иван Едешко продал игру. Ходит с полными карманами денег. Я ставлю вопрос о пребывании его в партии. Наказание по всей строгости армейского закона!»
— Ничего себе.
— Народ притих. Первым очнулся Гомельский: «Иван Кириллович, вы же были рядом с нами. Кто вам сказал, что Едешко продал игру?» — «Да вы и говорили!» — «Я говорил не «игру», а «икру». Ввернул для красного словца. Ничего коммунист Едешко не продавал и продать не мог. Просто он не в лучшей форме. Мне надо было его завести, я употребил сильные слова. А так к Ване никаких претензий». Вопрос закрылся.
— Вы тоже присутствовали на партсобраниях?
— Я был комсоргом в том ЦСКА. Обязан сидеть и слушать.
— В Гомельском не было подлости?
— Никогда. За своих он рвал зубами.
«ЦСКА в Тбилиси ненавидели». Один из самых скандальных матчей советского баскетболаПиджак
— Самая смешная история про Александра Яковлевича?
— За границей идем в магазин. Всегда меня с собой брал, если рядом не было сына Вовы. Да и с ним-то старался не ходить. Поскольку покупал что-то любовницам. А я, раз английский знаю, должен переводить нюансы. Размер, высота, полнота, модные тенденции.
— У него было четыре любовницы одновременно?
— Около того. Он любитель этого дела. Как-то в Италии говорит: «Витя, поехали со мной. Надо Лильке купить, Ленке, еще Ольге Павловне, она обижается...» А Ольга Павловна, сами представьте, 90 килограммов веса. В Гомельском от силы 70. У него 37-й размер обуви, у Ольги Павловны — 41-й.
— Диссонанс.
— Плетусь за Гомельским, командует: «Мне нужны ботинки!» Приходим в магазин: «У вас есть мужские, 37-й размер?» — «Пожалуйста!» Начинается спектакль. Александр Яковлевич произносит: «Нет, эти не годятся. Мне на во-о-т таком каблуке...» Показывает пальцами.
— Сантиметров пять?
— Больше. Таких нет. Продавцы смотрят круглыми газами. Гомельский почти смирился: «Ладно, восемь сантиметров не надо. Хотя бы шесть». — «Максимум — два». — «Нет, мне нужно шесть. У меня жена на десять сантиметров выше!» Вот бродим по городу, ищем. Наконец нашли. На дешевом рынке, где все по тысяче лир.
— Представляем качество.
— Гомельскому уже не до качества, он счастлив. Новая задача: «Пойдем штаны покупать!» Ему нравился синтетический материал, как же он... Кримплен! Продавщица обмерила взглядом Александра Яковлевича: «Есть на вас брюки!» — «Давай». При ней вытащил из сумки ботинки на шестисантиметровом каблуке — брюки стали короткими. Итальянка онемела. Гомельский скомандовал: «Неси такие, чтобы каблук никто не видел».
— Вот это шопинг.
— Я краснею, но перевожу. Думаю, на брюках все закончится. Нет! Теперь пиджак хочет. А вкус у Гомельского особый. Вроде солидный мужик, да? Полковник! А пиджак отыскал ярко-зеленый, в огурцах и петухах. Это что-то.
— Мы даже затрудняемся представить.
— В ЦСКА ребята увидели — чуть под себя не сходили.
— Он что, на игру надел?
— Да. Надо было все немедленно надеть, чтобы на таможне не считалось покупкой. Обязательное условие! Иначе там скажут: «Новый!» Начнут вычислять, сколько потратил, откуда взял, какие суточные, какие премиальные. А если хоть раз облачился — уже не считалось покупкой.
— Вот это тонкости.
— Две команды видят Гомельского в синтетических брюках, за ночь подросшего на шесть сантиметров. В пиджаке с огурцами и петухами. Я вам клянусь — бросили разминку. Только его разглядывают. А он гордый, цокает каблуками...
— Неужели и в Москве носил все это?
— Постоянно! Мы в Италии выиграли — посчитал пиджак фартовым.
— Вы еще и сумки за ним таскали через таможню.
— Гомельский сам ее проходил, затем передавал мне сумки. Они небольшие, туда подарки запихивал. Сразу за таможней стоят Ольга Павловна с детьми, встречают его. Он шепотом: «Так, Витя, видишь три сумочки? Забираешь. Когда скажу — вернешь». — «Понял, товарищ полковник!»
— Как возвращали?
— Неделя у Александра Яковлевича была контрольная. Потом бдительность Ольги Павловны притуплялась, мы садились на сборы — и Гомельский говорил: «Витя, а Витя?» — «Да, Александр Яковлевич?» — «Забери зеленую сумочку». Под вечер р-раз — и уезжает. Не ночует на базе. Через день: «Витя! Черненькую привези». Все повторяется.
— Как он знакомился с этими девицами?
— В самолете. Отправились в Неаполь играть на призы коммунистической газеты «Унита». Гомельского от трапа чуть ли не на руках несли итальянские коммунисты. Борцы с тиранией. А нас подарками завалили. Там я 100 пар сапог и купил. Еще деньгами итальянцы помогли, мы сыграли пару левых матчей. Так вот Лилька была стюардессой на нашем рейсе. Гомельский ее чуть ли не за задницу ухватил: «Какая вы красивая!»
— Не преувеличивал?
— Она действительно яркая, представительная девочка. «Я такой-то». — «А я вас знаю». Весь полет с ней болтал, коньячок Александру Яковлевичу принесла. Ну и сговорились, видимо. Он ушел от Ольги Павловны, оставил ей квартиру. Сам получил на Речном вокзале. Стал жить с Лилей. Летать она сразу бросила.
— Развод был тяжелый?
— Как сказать... Для Ольги Павловны — да. Для него тоже, наверное. Все-таки Александр Яковлевич порядочный человек. Понимал, какой удар наносит жене. Даже дети от него отвернулись. Сашка остался с матерью жить в генеральском доме на Соколе. Был полностью на ее стороне. Вова-то женился, получил свою квартиру.
— Потом дети Александра Яковлевича поняли?
— Думаю, да. Вова сам такой же, у него не первый брак. А женился ли Сашка, я не знаю. По-моему, нет.
— С Лилей Гомельский был до самой ее смерти?
— Да, она от рака умерла довольно молодой. Александр Яковлевич уже гулял с другими, но Лиля скончалась у него на руках.
Баул
— Вы рассказывали, как спас сопровождающий от КГБ. Были еще близки к провалу на таможне?
— Сто раз.
— Случай, когда было особенно «горячо»?
— Однажды пришлось сбросить сумку. Играли в Бельгии, нас повезли в Роттердам. В порту беспошлинная торговля. Мы как зашли, как увидели это — мама родная!
— Раздолье?
— Не то слово. Джинсы, куртки, женские комбинезоны, парики. Все, что грузины в каталоге жирно подчеркивают. В два-три раза дешевле, чем в Антверпене. Мы налетели как изверги, накупили. Гомельский подходит, протягивает деньги: «Возьми и для меня, у нас «ноу таможня». В Москве отдашь».
— На таможне началось веселье?
— «Выходи, стройся, руки вверх». А я как чувствовал — не стал снимать с ленты сумку. Спокойно прошел со своей, там мелочовка. А баул для Гомельского так и крутится. Меня проверили, вывернули: «Иди отсюда».
— Судьба баула?
— На следующий день вызывают в спорткомитет: «Твоя сумка?» — «Нет». — «Как нет? Все видели, что твоя...» — «Не моя. Кто видел? Отпечатки пальцев на ней есть?» Ничего нет!
— На этом все закончилось?
— А что они сделают?
— Гомельский потом что говорил?
— «Вить, чего?» — «Чего, чего... Пришлось все ваше скинуть». — «Ну и молодец».
— Не заставил вас деньги возвращать?
— Да бросьте — это я на него наехал! «Вы же сказали — «ноу таможня». — «Да, мой фол, все Кондрашин подстроил». Попадание было не такое, чтобы ах. Ну, долларов 200-300 Александр Яковлевич потерял. Приличная сумма, но не смертельная.
— В той поездке кто-то на таможне погорел?
— Нет. Все проскочили. Но возьми я баул — сто процентов попался бы.
— Что в нем было?
— Джинсы. Модные в тот момент женские комбинезоны, штук восемь. Парики, на которые самый-самый запрос у грузин. Кстати, за парики — максимально высокий навар. Покупаешь за два доллара, продаешь за 200 рублей! Все мы думали о коэффициенте. Он иногда фраера и губил.
— Так-так.
— Большой коэффициент еще был у комбинезонов. Взял за пять долларов — отдал за 200-250 рублей. Мы перед поездкой за каждый доллар бились.
— Каким образом?
— В спорткомитете тренера всегда спрашивали: «Вы на полном обеспечении организаторов или питаться будете сами?» В первом случае суточные урезают до двух долларов в день. Если кормежка за свой счет — выплачивают по максимуму, десять. Допустим, выезд на неделю. Что лучше — 14 баксов или 70? Вот и выбирали второй вариант.
— А ели что?
— Все, что из Москвы привезем: консервы, плавленый сыр, колбасу, сухофрукты. Еремин и Мышкин даже пельмени брали с собой.
— Они же при разморозке слипаются.
— Ничего страшного. С голодухи пойдет. Варили в гостинице — в раковине или в биде. С помощью кипятильника.
«Я не ставил себя искусственно над другими. Просто был лучше — и не боялся ответственности»Награждение
— Вы вспомнили, как Гомельский наказал за пьянку Милосердова, Дьяченко и Иллюка. А вас ловил?
— Нет. Я не входил в выпивошные компании. До 28 лет вообще к алкоголю не прикасался. Первый раз попробовал в 1977-м, когда со сборной завоевали серебро на чемпионате Европы. Вернулись в Москву, и Александр Яковлевич пригласил в гости. Он меня выделял. Наверное, из-за того, что я неконфликтный. С Жаром, Едешко и Беловым Гомельский постоянно ругался. При этом с Серегой еще успевал советоваться по игровым нюансам, но поступал все равно по-своему. Просто должен был выслушать его мнение и встроить в собственные планы.
— Собрались у Гомельского в квартире на Речном?
— Нет, на Соколе, у Ольги Павловны. Александр Яковлевич на коньячок налегал, а я на винцо. Потом Вова Гомельский начал всех угощать тонкими сигариллами, которые из-за границы привез. Так что в тот вечер я впервые не только выпил, но и подымил.
— Прямо при Александре Яковлевиче?
— А чего стесняться? Он и сам от сигариллы не отказался. Но больше я никогда не курил. Не тянуло. Вот вино себе уже позволял. Немножечко — граммов 150. После серьезной нагрузки — то, что надо. Восстанавливает быстрее, чем любой массаж.
— А пиво?
— Тоже. Овечкин не даст соврать. Но я предпочитал вино. Когда Гомельский взгляды на «физику» пересмотрел, предсезонки у нас превратились в ад. Он же меры не знал. Гонял так, что у игроков дым из задницы шел! Домой приходишь — мышцы деревянные. Выпьешь бокал белого — и утром как новенький. А раньше — лежишь мучаешься. Со мной ведь массажисты не хотели работать...
— Это почему?
— Пощупают икроножные после тренировки — забиты. Ну и кому охота возиться? Говорят: «Иди на полчаса под горячий душ». Единственный массажист, который не жалел своих рук, разминая мои «кирпичи», — Аскер Барчо. Классный мужик!
— Сергей Белов тоже режимистым был?
— Нет, сильно зашибал. До беспамятства. Он же все время в коконе. Изнутри — как натянутая струна. А выпивкой снимал напряжение. На этой почве развелся с Наташей, первой женой. Серега сначала сам поддавал, затем она подключилась. Но он в какой-то момент притормаживал. А Наташа уже не могла.
— Как сложилась ее судьба?
— Печально. Спилась. Когда Белов уходил в загул, на улице не показывался. Ни компании, ни рестораны ему не нужны. Дома закроется — и бум-бум-бум. Вот этого я не понимал. Как можно пить в одиночку? А на публике лишь раз видел его в неадекватном состоянии.
— Что за история?
— В Вильнюсе стали чемпионами. Белов в раздевалке на радостях бутылку шампанского засадил. Из горла! А это напиток коварный — сразу в голову бьет. Серега, пошатываясь, вышел на награждение. Он капитан, должен впереди стоять. Рядом парень, из местных. Такое, знаете, вредное литовское лицо...
— Отлично сказано.
- В руках плакетка: «ЦСКА — чемпион». Поворачивается к Белову: «Ну что, идем?» Внезапно Серега хватает его за волосы и тянет к земле, приговаривая: «Давай, фашист, двигай». Тот как заорет! Зрители срываются с трибун, хотят с Беловым по-мужски разобраться. Мы окружаем его кольцом, чувствуем: драки не избежать. К нам на выручку уже спешат динамовцы во главе с Сидякиным и Бликом.
— Они-то там откуда?
— Еще была туровая система. Кстати, ЦСКА в Вильнюсе ненавидели. Даже в Каунасе относились лояльнее. Так что эта выходка могла дорого нам обойтись.
— Чем кончилось?
— Милиция опомнилась, оттеснила болельщиков. Да и Белов отпустил бедолагу, организаторы тут же его увели. Плакетку какой-то девчонке передали. После награждения я спросил: «Серый, из-за чего на литовца взъелся?» Он буркнул: «Сам не пойму, что на меня нашло». Вот такой характер. Никогда своих ошибок не признавал.
Ссора
— За что его на семь лет сделали невыездным?
— Как-то в Бразилии познакомился с Николаем Бедриным. Тот родился в Харбине, в семье белоэмигрантов, позже перебрался в Южную Америку. Сборная СССР часто туда приезжала. Парень обожал баскетбол, приходил на матчи, общался с нашими игроками, что-то дарил. Серега отзывался о нем с восторгом. Приглашал в Союз, где Николай ни разу не был. Наконец оформил визу, прилетел.
— Это какой год?
— 1982-й. Они гуляли по городу, ходили в рестораны. Однажды вечером собрались у Белова дома — Серега, его вторая жена Лида, Мышкин и Николай. Посидели, выпили, разошлись. Через неделю Серегу вызывают в КГБ: «Бедрин — враг, работает на ЦРУ, ты договаривался с ним свалить из страны...»
— Боже.
— Белов в ступоре: «Да не было такого!» Потом долго пытался понять, кто же стукнул. Мне говорил, что о визите Николая знали только он с Лидой и Мышкин. Но Князь клялся-божился: «Это не я!» Еще и на Лиду намекал: «Может, она настрочила?»
— Странная версия.
— Абсолютно бредовая. Правда вскрылась годы спустя. Написал докладную Гомельский. С подачи Мышкина. А почему?
— Теряемся в догадках.
— После Олимпиады-80 Белов закончил карьеру. Возглавил ЦСКА, в первый же сезон привел команду к золотым медалям. И вообще — фигура, гордость страны! А Гомельский эту Олимпиаду проиграл. Увидел в Белове-тренере серьезного конкурента — и перестраховался.
— Теперь понятно, почему Белов его возненавидел.
— Да-да, именно из-за этой истории. Гомельского он так и не простил.
— А сейчас лежат на Ваганьково в десяти метрах друг от друга.
— Ну а что? Оба — великие. Сколько медалей ЦСКА принесли! Была у Александра Яковлевича фишка: после чемпионства уходил из команды, лоббируя назначение то Селихова, то Стародубцева, то Капранова. Сам занимал должность главного тренера вооруженных сил. Дальше наступает новый сезон — и мы пролетаем как фанера над Парижем...
— Без Гомельского игра разваливается?
— Да. Армейские начальники сразу к нему: «Александр Яковлевич, надо спасать команду. Просим вас, возвращайтесь». — «Ах просите? Что же я буду иметь?» — «Всё! Квартиры, машины, загранпоездки». В январе он становится главным тренером, выводит ЦСКА в чемпионы — и опять на коне!
— Какая многоходовочка.
— Ребята, у Гомельского все было просчитано на несколько шагов вперед!
— С Мышкиным Белов тогда тоже рассорился?
— Конечно. Для Сереги случившееся стало страшным ударом. Видели бы вы его в те дни. Прямо почернел. Ему же не только выезд закрыли, но и сняли с должности главного тренера. Уволить из ЦСКА не могли — он офицер. Перевели в армейскую спортшколу.
— Кем?
— Директором. А завучем туда вскоре поставили Мышкина, отчисленного из команды. Вот так два врага оказались под одной крышей.
— Бедрин реально работал на ЦРУ?
— Не знаю. Белов уверял меня, что к «конторе» тот никакого отношения не имел. Просто Россию любил. Ностальжи... Понять можно — нашему человеку за границей тяжеловато. Особенно в Бразилии, где сплошной криминал, каждый второй с пистолетом разгуливает.
— Вас там что, грабанули?
— Меня — нет. Но на моих глазах в Натале во время ветеранского турнира бандиты налетели на супружескую пару из Литвы. Когда у жены начали сумочку отбирать, муж полез в драку. Он баскетболист, высокий, крепкий. Пырнули ножом. Еще повезло — в последнюю секунду успел ладонь подставить. Знаете, что потом ему в полиции сказали? «Дурак! В таких случаях отдавай все — и убегай».
«Его блокам невозможно было противостоять». Почему Виктор Панкрашкин умер в 35 лет?Панкрашкин
— Про олимпийского чемпиона Виктора Панкрашкина говорят, что он чуть ли не круглые сутки пил и курил. Как же при этом на площадке удавалось быть лучшим?
— Панкрашкин — уникальный баскетболист. Данные потрясающие. Рост 215, невероятно длинные руки. Играл так, что Сабонис под него не лез! Знал, что Витя точно «горшок» поставит. Хотя мощи не хватало. Худой, рыхлый. Когда появился в ЦСКА, Гомельский сказал мне: «Займись Панкрашкиным. Или выгоню его через полгода». Ну и начал я Витю муштровать.
— Как выглядело?
— После тренировки дополнительно работали над «физикой». Прыжки, подтягивания, отжимания, штанга. Когда ленился, я спрашивал: «Обратно во Львов хочешь?» — «Нет». — «Тогда вперед!» Но мы заканчивали, выходили на улицу — и Витя первым делом доставал пачку папирос.
— «Беломор»?
— «Прибой». Только их курил. А пил портвейн. Каждый день! Когда в больницу с туберкулезом попал, мы навещали его с Таракановым. Говорили: «Лечись». Витя отмахивался: «Как будет, так будет. Умру — значит, умру». Я впервые столкнулся с человеком, которому всё по барабану. Даже собственное здоровье. Кто-то карабкается на пьедестал, а для Панкрашкина предел мечтаний — квартира в Москве. Получил от ЦСКА — и больше ничего в жизни не надо.
— Поразительно.
— Витя в 35 ушел. А Валера Гоборов, его друг, в 23. Тяжелая история.
— Расскажете?
— В Киеве мы останавливались в одной и той же гостинице. Там в ресторане работала официантка Наташа. Расторопная, очень быстро обслуживала. Но вредная, как чума! Вечно со всеми ругалась. Хабалка. Да и внешне... Маленькая, кривоногая. В нее-то Гоборов и влюбился.
— Неожиданно.
— Друзья были в шоке. В Киеве столько красивых девок! Но вот запал на Наташу, перевез в Москву. А она еще и гулящая оказалась. Валера из поездки возвращается — в квартире никого. У него «Жигули», «семерка». Садится за руль, едет искать. Находит в гостинице «Салют». Поддавшую, в сомнительной компании. Говорит: «Поехали домой». Та в крик: «Да пошел ты!» Кидает бутылку в лицо.
— Пустую?
— Да. Из-под шампанского. Попадает в лоб. Гоборов прыгает в машину, педаль газа в пол — и на площади Гагарина врезается в бетонный блок. Шансов выжить не было — «семерка» при ударе всегда гармошкой складывается. Эту груду железа оттащили на территорию ЦСКА. Так что вы думаете?
— Что?
— На следующий день Наташа заявилась к начальнику «большого» ЦСКА, стала требовать магнитолу и запасное колесо: «Они же уцелели? Значит, можно продать».
Ганс
— В ЦСКА вас Капранов зачехлил?
— Селихов. Капранов с Мышкиным воевал. Толя его ненавидел, постоянно огрызался. Вадик не выдержал, психанул: «Да ты чайник! Я тебя обыграю один на один!» Остановили тренировку, зарубились при всех.
— Кто кого?
— Вадик уже лет семь как закончил. А Князь — звезда, в расцвете сил. Спокойно пять «горшков» поставил, сверху назабивал. Разорвал! Напоследок сказал: «Ты вообще ноль!»
— Главному тренеру?
— Да! Унизил — и как тренера уже не воспринимал. Тот что-то объясняет, а Мышкин ребятам: «Нет, мы будем играть иначе». Через неделю Вадик написал заявление.
— А Селихов за что на вас взъелся?
— Потому что я все про него знал. Нехороший человек. Скользкий. Думает одно, говорит другое, делает третье. Кликуха — Ганс. Особенно динамовцы его недолюбливали. В сборной на тренировках пару раз даже поколачивали, роняли на настил.
— Нам рассказывали, что Селихов писал доносы на Гомельского.
— Верю. Когда еще был вторым тренером в ЦСКА, после поражений заходил к каждому игроку и катил баллоны на Александра Яковлевича: «Он уже старый, ни хрена не соображает. Тут надо было передернуть, этого посадить, тебя сюда поставить...» Сплошная провокация.
— Каков.
— Посыл такой: если встанет вопрос, кого вместо Гомельского назначить, вы за меня руководству словечко замолвите, я же знаю, как игру выстраивать, все комбинации... А показал их Селихову в свое время знаменитый Бобби Найт.
Василий Авраменко: «Приводил спортсменов в морг. Протягивал скальпель: «Режь!»— Где?
— На турнире в Италии. Селихов приехал туда со сборной Москвы, Найт — с американскими студентами. Мы проиграли им очков 12 или 14. Тогда впервые увидели, что такое прессинг со ступенчатой подстраховкой. Мы-то тупо практиковали персоналку: главное, держи своего. Что происходит слева и справа, меня не волнует. А здесь совсем другая игра.
— Селихов заинтересовался?
— На следующее утро всю водку и икру, которую тащил на продажу, отнес Найту. Попросил расписать схемы прессинга — как игроки при атаке должны располагаться, как при обороне. С английским у Юрия Геннадьевича туго, но тот понял. Дальше каждый день они сидели до обеда, Найт все рисовал и рисовал. Эту кипу листов Селихов увез в Москву. Потом в работе использовал.
— Зачехлил-то вас как?
— Мне 33. В хорошей форме. В нападении, конечно, не был супергероем, но в защите меня никто не мог пройти. Селихов же либо на скамейке держал, либо выпускал на позорные две минуты. А когда решил окончательно избавиться под предлогом омоложения состава, в лицо ничего не сказал, прислал Барчо: «Ганс требует, чтобы ты сегодня же форму сдал».
— Ваша реакция?
— Я к Гомельскому. Он тогда сборную тренировал. Говорит: «Витя, ну что ты переживаешь? Это ж Селихов, с ним давно все ясно. Но тебя я не брошу, как и обещал. Куда хочешь?» — «В Венгрию». — «Не вопрос. Служить будешь там, а играть за ЦСКА».
— Это как?
— Вот и я не понял. Гомельский объяснил: «Через месяц я сниму Селихова. Главным станет Белов, твой друг».
— Так и вышло?
— Да. В Южной группе войск баскетбольной команды не было, и оставшуюся часть сезона я мотался из Будапешта в Москву. Играл за ЦСКА только в домашних матчах. Гостевые пропускал. Мы взяли очередной титул, но медаль я не получил.
— Почему?
— Белов не включил меня в список на награждение. Спрятал. Опасался, что начнутся разговоры — мол, покрываешь своего дружка Петракова, он в Венгрии служит, а ты его в Москву вызываешь... Тут действительно был тонкий момент, учитывая армейскую специфику, на Серегу я не в обиде. Да и какая разница — 10-кратный чемпион страны или 11-кратный? У меня даже не все медали сохранились. Белов такой же. Сберег олимпийское золото, за чемпионаты мира и Европы, а про союзные говорил: «Кому нужны эти железяки?»
Папка
— В 1996-м вы стали президентом баскетбольного ЦСКА. А до этого чем занимались?
— Я вам расскажу. Из Венгрии возвращался на готовое место. Стародубцев, зять маршала Куликова, начальника Генштаба, руководил отделом спортивных игр ЦСКА и предложил должность заместителя. Я подумал: почему нет? Живу около метро «Аэропорт». Перешел Ленинградский проспект — и уже на службе.
— Удобно.
— Со мной в отделе работали Владик Третьяк, замполит, и Толя Фирсов, старший офицер. Я отвечал за характеристики на армейских спортсменов для выезда за границу и список дежурств по ЦСКА.
— Что требовалось от дежурного?
— Отсидеть в кабинете начальника ЦСКА с 18.00 до 8.00. В военной форме, с пистолетом. Здесь-то и возник затык. Среди дежурных — хоккеисты, футболисты, гимнасты, борцы, в том числе олимпийские чемпионы. Борзота, на кривой козе не подъедешь.
— Уже завершившие карьеру — как Третьяк с Фирсовым?
— Нет, действующие. Они все офицеры. Попадают ко мне в реестр назначений, приходят, расписываются в журнале. А потом, гады, о дежурстве забывают. Если сезон закончился, могут в отпуск умотать. Я выговор объявлю — да толку? Руководство спустит на тормозах, конфликт никому не нужен. И что в итоге? Звонит прежний дежурный: «Витя, 18.05. Где твой олимпийский чемпион?» Раз не обеспечил — сам надевай форму, бери пистолет, сиди до утра в кабинете.
— Ну и работенка.
— Так каждую неделю! Уже супруга всполошилась: «Что, опять ночное дежурство? А может, ты к бабе ходишь?» Тут Капранов ко мне зачастил. С женским ЦСКА все выигрывает, но с девчонками пошли нелады. Я понимаю, с ними сложно, многое на психологии завязано. Вадик говорит: «Больше не могу. Отправьте куда угодно — но к мужикам». Откомандировали по линии министерства обороны в Сирию.
— Обрадовался?
— Не то слово! Воскликнул: «Главное, от этих девиц подальше». А я так устал от кабинетной работы, что предложил Белову: «Серый, Капранов уезжает, пойдем в женский ЦСКА. Ты — тренер, я — начальник команды. Там свобода, поездки...»
— Что Белов?
— Хмуро: «Хоть расстреляй — баб тренировать не буду! И вообще я невыездной». Но этот вопрос мне удалось решить. Через Куликова.
— Руководителя Генштаба?
— Да. Вызывает он комитетчиков. Те приносят папку: «Вот докладная от Гомельского. А вот постановление о запрете Белову на выезд за рубеж». Куликов: «Надо выпустить». — «Нужна ваша резолюция». — «Да пожалуйста». Черканул — и для Сереги снова открылись границы.
— Тогда и выяснилось, что за историей с доносом стоит Александр Яковлевич?
— Да. До этого мы догадывались, но не было подтверждения. А Куликов бумагу показал, где черным по белому: «Контакты с подозрительными элементами, предупреждаю о возможном сговоре. Подпись — А. Я. Гомельский». В женский ЦСКА Серега все равно не пошел. Я к Мышкину: «Готов?» — «С удовольствием! Работа завучем осточертела». Так мы подхватили капрановскую команду.
— Успешно?
— Князь тренирует, на мне финансирование. А с деньгами полный «аллес капут». Форму купить не на что! Я поднимаю связи, знакомлюсь с генеральным директором автоцентра «Балашиха-Лада» Петром Янчевым. «Поможете?» — «Без проблем. На сезон миллиона достаточно?»
— Рублей?
— Долларов! Я обалдел. В те годы ни у футбольного, ни у хоккейного ЦСКА такого бюджета не было. Мы сразу состав усилили, выписали из Америки олимпийских чемпионок — Диксон и Уизерспун. После выигрыша золотых медалей Петр всем девчонкам «девятки» подарил, а команде — два автобуса «Мерседес».
— Сколько американкам платили?
— Одной три тысячи долларов в месяц, другой — три с половиной.
— А нашим?
— 700.
— Бунта не опасались?
— Да в мужском ЦСКА стандартная зарплата в то время — 150 баксов! Лишь Вася Карасев, первый номер сборной, получал 500. Поэтому девчата не то что не жаловались — счастливы были. Мы ведь их и квартирами обеспечивали. А главное, Диксон с Уизерспун — реальные звезды, в нашей лиге разрывали всех.
«От бомжа отличаюсь тем, что одет получше». Невероятная история банкротства и спасения знаменитого баскетболистаВзятка
— Мы помним, что мужской ЦСКА в начале 90-х, мягко говоря, не шиковал.
— Да еле концы с концами сводил! Президентом клуба был Михаил Резников, а его сын возглавлял юридическую службу ЦСКА и помог папе по-тихому приватизировать УСЗ. С ЛФК то же самое провернул Мурашко.
— Президент футбольного клуба.
— Верно. Каждый квадратный метр они сдавали в аренду, прибылью с «большим» ЦСКА не делились. Зато требовали, чтобы им оплачивали сборы, перелеты, обеспечивали транспортом, экипировкой...
— Неплохо устроились.
— Все это продолжалось до назначения руководителем ЦСКА Барановского. Он вник в расклады и охренел: «Что за бизнес такой? Вам вершки, а нам корешки?» Быстро прикрыл лавочку. Но сперва уволил Резникова-младшего, а старшего и Мурашко заставил написать бумагу, что оба отказываются от прав соответственно на УСЗ и ЛФК. Попутно выяснил кое-что интересное.
— Что же?
— В УСЗ Резников сдал в аренду два этажа магазину «Лидер». Владелец ежемесячно выделял на команду 25 тысяч долларов. Но из них до баскетболистов доходила пятерка. Двадцатку Резников оставлял себе. Когда все вскрылось, его убрали.
— И назначили вас?
— Да. Первое, что мы сделали, — расписали эти 25 штук на всех игроков. Карасеву подняли зарплату до двух тысяч, остальные зарабатывали уже от 500 до 700 долларов. Взяли темнокожих американцев — Эванса и Эдди. Но они не прижились. А вот с Нвосу в следующем сезоне угадали. Парень топ — и по игровым, и по человеческим качествам.
— Еще и «шланг» выдающийся. Куделин говорил, что видел такой исключительно в порнофильмах. В команде Нвосу прозвали Big Sausage — Большая Сосиска.
— Вы не путаете? Я про Уэбба это слышал. Впрочем, неважно. Про Big Sausage другую историю расскажу. Напомните.
— Непременно.
— Сначала про ЦСКА. Кто-то сболтнул Резникову, что в женской команде игроки получают зарплату в конвертах. Сидим с Князем в тренерской — заходят два товарища: «Мы из налоговой полиции. На каком основании вы платите своим спортсменам наличными?» Я достаю гроссбухи, где каждый доллар расписан. Объясняю, что деньги поступают от дилерской компании, созданной на базе автоцентра в Балашихе. Ну, говорят, тогда им кирдык.
— В самом деле?
— Едут к Янчеву: «Показывайте, как платите ЦСКА. А налоги? Вы что, не знаете законы Российской Федерации? Все нужно проводить по безналу. А у вас кеш. Кстати, откуда?» Начинают жестко прессовать. Петр берет телефон, звонит своему другу Ерину, министру МВД. И два товарища с быстротой гепарда убегают.
— Всё?
— К сожалению, нет. Возвращаются ко мне. Снова-здорово: «Нарушаешь закон, не платишь налоги, твой дом — тюрьма». Говорю: «Вот смотрите, мне приносят наличные. Куда я их должен внести?» — «В клуб». — «Но женский ЦСКА — не самостоятельная структура. Есть баскетбольный клуб — там и мужчины, и женщины. Значит, целевые деньги, которые выделяют нам, я бросаю в общий котел. Так парни их сразу заберут! Они-то нищие». — «Нас это не волнует. Ты обязан соблюдать закон».
— Что же дальше?
— Недели две размышляли, что со мной делать. Потом звонят: «У вас госнаграды есть?» — «Да». — «Приносите». Я прихожу, выкладываю кучку на стол. Слышу: «О! Медаль к 50-летию Победы позволяет аннулировать наказание, которого вы заслуживаете. Мы ее забираем».
— С концами?
— Естественно. Как Жара отмазали, когда проштрафился? Лишили какого-то ордена — и стал выездным. А я время спустя узнал, что стукнул в налоговую полицию Резников. Причем дал еще сотруднику взятку, чтобы меня посадили. Чудом я отскочил.
Станкович
— В 1996-м ЦСКА впервые пробился в «Финал четырех». Выиграть могли?
— Конечно. Но... В Париж с нами полетел Барановский. После организационного совещания подходит ко мне Борислав Станкович, генсек ФИБА: «Виктор, жду в ресторане. Возьми своего начальника». Как он выразился, «пулковника».
— Станкович говорил по-русски?
— Да, полиглот, семь языков знал. Садимся — и слышим: «Я вас очень люблю. Русские и сербы — братья навек. А греки нам не братья. Они вообще ненормальные. Но богатые. Хозяин «Панатинаикоса» торгует по всему миру медикаментами, владелец «Олимпиакоса» — еще чем-то. Я, руководитель ФИБА, весь сезон обращаюсь к ним за помощью, они выделяют деньги. Этот «Финал четырех» я устраиваю за их счет. Так что завтра «Пао» должен победить».
— Оторопели?
— Пока собирался с мыслями, Барановский произнес: «Борис, ничего нельзя сделать. ЦСКА на ходу и...» Станкович перебил: «Нет, первым будет «Пао»! А через год — вы».
— Еремину, главному тренеру, сообщили о разговоре?
— Нет. Игрокам — тем более. Да они бы на площадку не вышли, если бы им предложили сдать матч. Решили с Барановским — будь что будет!
— ЦСКА уступил в полуфинале 10 очков.
— Но это была заруба! За «Панатинаикос» в том сезоне играли Доминик Уилкинс, звезда НБА, и Стоян Вранкович, у которого рост 215. Один 35 очков нам положил, другой все под своим кольцом схавал. Плюс судьи в концовке за горло взяли: любое наше касание — сразу фол, фол... Зато в матче за третье место победили «Реал». А первым действительно стал «Пао».
— За год до парижского «Финала четырех» ЦСКА отравили в Афинах. Для вас в этой истории есть белые пятна?
— В Греции все решали Резников, президент клуба, и Гомельский, который в ЦСКА тогда никакой должности не занимал, но полетел с командой. Там они похулиганили.
— В смысле?
— В первом матче, в Москве, наши отгрузили «Олимпиакосу» тридцатник. В Афинах второй проиграли. А перед третьим, решающим, ребят отравили. Карасев, Куделин, Панов, Моргунов и Корнев попали в реанимацию. В распоряжении Еремина осталось всего пять баскетболистов. Они вышли на площадку и бились до последнего, пока бензин не кончился. Доигрывали втроем.
— При чем тут Резников с Гомельским?
— Именно они убедили Еремина выйти на матч. Все уши прожужжали: «Станкович ЦСКА на ноль помножит, выкинет из еврокубков, повесит на нас неустойку за срыв трансляции. А денег нет». И Стас, рискуя жизнями парней, сказал: «Играем!»
— Если бы на Еремина не давили, он поступил бы иначе?
— Ну, Стас из категории людей с гибким позвоночником... Но в той ситуации нельзя было позволить замять скандал. Вина принимающей стороны очевидна. В раздевалку принесли продырявленные бутылки с водой. Нажимаешь — тонкая струйка течет.
— Так зачем пили?
— Не сразу заметили. Между прочим, могли реально кони двинуть. Галоперидола в воде было слишком много. Отсюда судороги, галлюцинации, ребята друг друга не узнавали, задыхались. Кошмар! Просто дозы были разные, поэтому пятеро под капельницей лежали, а кто-то отделался легким головокружением.
— Вы потом с Гомельским говорили на эту тему?
— Нет, он слился. А Резников мне сказал: «Мы боялись Станковича. Что клуб оштрафуют, от еврокубков отлучат...» Я вскипел: «А за жизнь игроков вы не боялись?!» — «Не думали, что все настолько серьезно».
— «Олимпиакос» причастен к отравлению?
— Не сомневаюсь. В честной борьбе у него было мало шансов обыграть ЦСКА и выйти в «Финал четырех». Позже выяснилось, что в деле замешан тотализатор. Люди, приближенные к клубу, поставили на победу греков огромные суммы.
— Допускаете, что Резникову в Афинах заплатили?
— Не исключено. То, что к нему и к Гомельскому там подходили, предлагали сдать игру, — сто процентов! Я не знаю, каким был ответ, но греки в любом случае решили подстраховаться. Правда, с дозой переборщили.
«Башка набок, мы задыхаемся, глаза из орбит». Как игроки ЦСКА едва не умерли в Афинах, а в ФИБА отказались проводить расследование«Динамо»
— Почему вам так и не удалось найти для ЦСКА мощного спонсора?
— Пытался! Но Янчев от нас потихоньку отошел, его перехватили борцы во главе с Ярыгиным. Начал им помогать. А меня свели с президентом Межпромбанка. Он согласился спонсировать клуб. Сказал: «Вот 220 тысяч долларов, чтобы рассчитаться с долгами. В дальнейшем будем ежемесячно перечислять от 50 до 70 тысяч».
— На мужскую команду?
— И женскую тоже. Мы выдыхаем, гасим долги. Но вскоре банк без объяснения причин сворачивает финансирование. Тут ко мне подходит Гомельский: «Давай вернем в ЦСКА Резникова, и я вам спонсора найду». Уточняю: «Вернем-то в каком качестве?» — «Вновь станет президентом. А ты откажешься от должности. Миша заслуженный человек, армеец». Я напоминаю про 25 тысяч долларов, показываю документы.
— Что Александр Яковлевич?
— Усмехается: «А-а, ерунда! Кто из нас не баловался? И я, и ты...» Начинает поддушивать. Каждую неделю заводит разговор о возвращении Резникова. Я категоричен: «Нет!» В какой-то момент Гомельский произносит: «Смотри, пожалеешь».
— Ответили?
— Промолчал. Отправился к Барановскому: «Раз не хотите помогать, я уйду. Три года не просил у вас ни копейки. Наоборот, в клуб деньги отдавал». Когда мы Карасева в Турцию за 600 тысяч долларов продали, сразу расплатились с игроками. Оставшиеся 300 тысяч я перевел в «большой» ЦСКА. Все это время выкручивался, дырки в бюджете латал, но и без того хрупкую конструкцию подтачивал Александр Яковлевич. Настраивал против меня Еремина, его штаб, игроков. В итоге он договорился с Прохоровым, что тот возьмет команду под свое крыло, и гендиром назначили Малышева.
— Уходили в никуда?
— Нет. Барановский, у которого закончился контракт с ЦСКА, позвал с собой в хоккейное «Динамо». Он стал генеральным директором, я — финансовым. Курировал клуб Павлиныч (Валерий Шанцев, вице-мэр. - Прим. «СЭ»).
— Сколько там отработали?
— Два с половиной года. Подтянул серьезного спонсора, «Роснефть». Отремонтировали базу в Новогорске, Малую арену, офисные помещения. Но ты хоть миллиард долларов в «Динамо» принеси — своим никогда не станешь. А мы к тому же не просто со стороны — армейцы!
— Звучит как приговор.
— Так и есть. Вроде со всеми в клубе ладим, с Мальцевым и Давыдовым при встрече обнимаемся, чуть ли не взасос целуемся, но во взгляде чувствуется — пришли на чужие харчи. В 2003-м самарский губернатор Титов спросил Барановского: «Не надоело у Павлиныча на побегушках? Давай ко мне, будешь руководить областным представительством в Москве. Хорошие условия, автомобиль с мигалкой. А Петраков возглавит наш торговый дом».
— Согласились?
— Да. Но потом все равно в баскетбол вернулся. Возил команды на ветеранские турниры, сам играл. Пока не свалился с инфарктом.
Уэбб
— Вы Уэбба вспомнили. Как реагировали, когда он зимой приезжал на игру в шубе до пят и на велосипеде?
— А что такого? От дома, где ему снимали двушку, до УСЗ всего 500 метров. Маркус — классный. Добродушный, смешливый. Но вот с девчонкой не повезло. Познакомился здесь с дочерью посла Зимбабве в России. Молоденькая, лет 20.
— Что ж плохого?
— Оторва! Постоянно деньги из него тянула. Квартиру предложила благоустроить. Уэбб всю мебель, кроме кровати, вынес на помойку, а стены и потолок выкрасил в темно-синий цвет. Но мы-то не знали. Пока однажды в клубный офис не явилась пожилая женщина: «Вы президент? А я вашему негру квартиру сдаю».
— Так и сказала?
— Да. Попросила с ней пройти. Маркус с командой где-то на выезде, а мы с администратором и хозяйкой пошли. Открывает дверь — и я вздрагиваю. Внутри чернота. Поблескивают четыре глаза.
— Уэбб же на выезде.
— Включаем свет — а это два ротвейлера. Маркус в Москве купил. Но он на игре, а подруга куда-то умотала, собак бросила. Они на привязи, голодные, все загажено, вонь...
— Ну и дела.
— Звоним этой девке, она под кайфом, ничего не соображает. Но все-таки приехала, забрала собак. Когда Маркус вернулся, я спросил: «Ты что в чужой квартире устроил?»
— Кстати, у кого-то из игроков ЦСКА была версия, что Уэбб даже окна закрасил.
— Нет. На окнах висели плотные темные-синие шторы. И красные лампы повсюду. Вот такие у девицы фантазии. Уэбб пообещал вернуть все в прежний вид. Может, еще что-то выплатил хозяйке в качестве компенсации. Денег он не считал. Рубаха-парень!
— Сколько получал в ЦСКА?
— Около 200 тысяч долларов в год. Как-то приходит ко мне: «Дайте, пожалуйста, сто баксов. Я на мели, уже двое суток ничего не ел». У меня глаза на лоб: «Маркус, как так? Три дня назад была зарплата!»
— Прогулял?
— Все деньги подруге отдал, а у той долги, плюс шмотки купила, еще что-то. Я протянул Маркусу две сотенные, он просиял: «Спасибо! Пойду в «Макдоналдс». В другой раз встречаю его на матче женского ЦСКА. Бродит в шубе по залу, в руках двухлитровая бутылка колы. По глоточку отхлебывает. Через полчаса смотрю — еле на ногах держится. Я к нему, протягиваю стаканчик: «Плесни-ка».
— А там?
— Коньяка больше, чем колы! Иди, говорю, домой. Проспись. Нет, отвечает, завтра выходной, хочу расслабиться. «Мадам-то твоя где?» — «В Зимбабве улетела».
— Как в команде к нему относились?
— Уважали. По характеру — настоящий армеец. Не Панов, не Куделин, не Базаревич — а Маркус Уэбб! Скажешь ему: «Ради победы нужно головой стену пробить» — сделает! Или был момент, когда месяца три не платили. Перед матчем Евролиги парни сидят в раздевалке сопли жуют. Еремин пытается настроить, выворачивается наизнанку. А все кислые: «Лучше скажите, когда зарплата будет?» Маркус поднимается — и на английском: «Эй, вы охренели? Деньги — это важно. Но надо играть, сохранить достоинство. Вы же мужики!»
— Молодец какой.
— Вышел на площадку — и был лучшим. Всех разорвал, сверху назабивал. Наши обалдели. Еремин потом говорил: «Маркус — мой первый помощник в раздевалке».
«В лиге много кумовства, блата, руководители подтягивают братьев, сыновей...» Истории первого россиянина в НБАЛюдоед
— А теперь обещанная история про Big Sausage.
— Тут необходимо предисловие. В 1973-м в Уганду на товарищеские матчи полетели две команды — наш ЦСКА и футбольный СКА из Ростова-на-Дону. Принимал нас президент страны Иди Амин, каннибал, один из самых кровавых диктаторов. В прошлом боксер-тяжеловес, чемпион Восточной Африки. Видели бы вы его кулак...
— Огромный?
— Во-о-от такая шайба! Больше, чем у Ткани! Но Володька добряк, а у этого физиономия злющая-презлющая. Как у ротвейлера. В 70-е СССР внезапно задружился с Угандой, начал поставлять оружие, много советских специалистов там работало. По армейской линии нас и пригласили.
— Такое путешествие наверняка было пропитано приключениями.
— О да! Футболисты в принципе борзые. А ростовские — особенно. Летели мы через Каир. В местном дьюти-фри они достали из трусов бабки и начали скупать все подряд — аппаратуру, часы, украшения, алкоголь. Радостно сообщили: «Для нас это первый зарубежный выезд за два года». Отрывались по полной.
— Знакомая картина.
— Прилетаем в Кампалу. На второй день экскурсия по красотам Нила. Сегодня для нас, завтра — для футболистов. Рано утром автобус выруливает на трассу, смотрим в окно — на разделительной полосе труп. Кричим шоферу: «Стоп!» Он головой мотает: «Ноу, ноу!» — и прибавляет скорость. Там все хорошо говорили по-английски, Уганда же много лет была британской колонией. Начинает объяснять: «Мужика сбила машина. Люди, сидящие вдоль обочины, — родственники. Кто первый притормозит, того и посчитают виновным. Сразу прикончат».
— Ну и нравы.
— Когда поздно вечером возвращались с экскурсии, труп так и лежал посреди шоссе. Только ветками прикрыли. Шофер равнодушно произнес: «Ночью уберут. Либо свои, либо санитары».
— Как вам красоты Нила?
— Лететь от Кампалы полтора часа. Приезжаем в аэропорт — стоит маленький Ил-14 с двумя пропеллерами. Рядом хлюпик с метлой. Вскоре появляется пилот. Правая рука загипсована. Мы переглядываемся в недоумении. А он левой машет: «Все окей».
— Оптимистично.
— Взлетаем, минут через сорок замечаем, что по правому крылу стекает топливо. Народ в крик, из кабины выскакивает второй пилот — тот самый хлюпик. Рвет обшивку, лезет куда-то к двигателю. Шум, треск, паника...
— Надо думать.
— Наконец сообщает: «Лопнул топливный шланг, но я его скотчем замотал. Не волнуйтесь, долетим». Как видите, не обманул. Дальше на грузовике отвезли к Нилу, посадили в ботик, а там...
— Что?
— На носу три ящика пива, посерединке — еще три. Сзади — виски. All inclusive! Темнокожий гид бойко излагает на русском, с матерком. Сидим слушаем. Вдруг на что-то твердое натыкаемся. «Это что за бревна?» — спрашиваем. Гид хохочет: «Какие бревна? Крокодилы!» Пятиметровые. Берет пустую бутылку, свешивается за борт, начинает по ним лупить.
— Сожрали гида?
— Да они ленивые, даже не отплыли. В ботике я все на загипсованного пилота поглядывал. К виски он не притрагивался, но пивко потягивал. Ничего, до Кампалы на том же Ил-14 нормально долетели. А когда автобус к отелю подкатил, все оцепенели.
— Что такое?
— У входа толпа проституток. Стройные, красивые, ухоженные — глаз не оторвать! А мы же советские люди...
— «Руссо туристо, облико морале»?
— Баскетболисты — да! А футболисты этих девиц в номера выдергивают. Руководитель делегации в ужасе. Молотит в дверь: «Ребята, нельзя! Выводите!» Те посылают. Он к нам с Ястребовым: «Спасайте. Надежда только на вас».
— Что сделали?
— Стучим в соседний номер. Открывает грузин, полотенце вокруг бедер обмотано. На кровати голая проститутка. Руководитель делегации: «Немедленно выгоняй! Ты же до конца жизни останешься невыездным». Тот пожимает плечами: «Мне пофиг. Валите отсюда». Эй, говорю, не надо так. Насрешь ты, а разгребать вместе будем, дома нас тоже заклеймят, потом никуда не выпустят.
«В НБА предлагали контракт на 450 тысяч долларов. Но я никогда не хотел остаться за границей». Первый шоумен советского баскетбола— Осознал глубину падения?
— Хоть и грузин, но все понял. Выпроводил девку. Как и остальные футболеры. А на следующий день у нас матч со сборной Уганды. На улице — залов там не было. Щиты деревянные.
— Под ногами асфальт?
— Слава богу, нет. Резиновая крошка. На трибуне с одной стороны триста автоматчиков, с другой — Амин, министры, генералы. Ну и наши — посол, консул, атташе. После первого тайма спокойно ведем очков 20. А во втором — ураган.
— То есть?
— Ребятам, видно, объяснили, что не может сборная на глазах президента страны так крупно проигрывать. И они начали хамить. По рукам лупят, локти выставляют. Что хотят, то и делают. Судьи не реагируют. Мы в синяках, носы, губы разбиты, Коваленко хромает, Викторова вообще унесли — ему чудак сзади в колени прыгнул.
— Разозлились?
— А то! Тренер Уганды берет тайм-аут, в это время к нам подбегает консул: «Парни, умоляю, потерпите. Не отвечайте, не лезьте в драку. И главное, сильно не громите. Иначе международный скандал. Амин-то неуправляемый». Ладно, возвращаемся на площадку. Я получаю мяч, разбегаюсь, выпрыгиваю, вколачиваю сверху. Тут же какой-то грохот. Приземляюсь — кольцо у меня в руках.
— Сломалось?
— Ага. Первая мысль: «Трындец». Бросаю взгляд на Амина. Вдруг подлетает посол: «Витя, да ты герой! Это лучший выход из положения...» Знал правило ФИБА: если щит после поломки за 45 минут не восстановить, принимающей стороне записывается поражение.
— Успеть нереально?
— Что вы! Доски прогнили, сварка нужна. За сутки бы не управились. А так все довольны. Матч состоялся, мы выиграли, но скромненько — «+6». Идем в раздевалку. Душевая общая, соперники моются, 12 человек. Елки-палки, у каждого «болт» ниже колена!
— Вот тебе и Big Sausage.
— Да еще к нам по-русски обращаются, представляете?! Извиняются за грубую игру.
— Сплошные чудеса.
— Оказывается, почти все окончили Одесское артиллерийское училище. Более того, они же в Уганде и за гандбольную сборную играют. Но хоть тренеры разные. А вечером отправляемся на футбол.
— Не подкачали ростовские?
— Выиграли у национальной сборной 3:1. Помню, Еськов, капитан СКА, накручивал африканцев, как детей. Но посол в перерыве предупредил: «Никакого разгрома!» И в концовке наши специально один мяч пропустили. Дальше банкет в резиденции Амина. Гостей он встречал с женой.
— Страшная?
— Нет-нет, очень симпатичная мулатка. Стройная, рост 190. Победительница конкурса «Мисс Африка». А вот у министров жены необъятной величины. Каждая весом минимум 200 кило. Консул шепнул нам: «Не удивляйтесь. Здесь худышки не в почете. Наоборот, чем дама толще, тем красивее». Но Амин эти устои, похоже, не разделял. В разгар вечера что-то крякнул на своем, все смолкли. В гробовой тишине выкатили телегу с подарками. Мне досталась папка из шкуры жирафа. Внутри автограф Амина. До сих пор там документы храню.
— Знали, что он людоед?
— Консул просветил. Сформулировал так: «У нас установка партии — подружиться с Амином. Чтобы Уганда отошла от Англии и приняла коммунистическую идеологию. Поэтому закрываем глаза на его чудачества. Например, во время заседания, если что-то Амину не понравится, любого министра может избить до полусмерти. Мутузит своими кулачищами, как боксерскую грушу».
— Потом съедает?
— Своих, говорят, не жрал. Только оппозиционеров. Врагов-то хватало, многие мечтали его свергнуть. Привезут такого бедолагу в резиденцию к Амину, он на лужайке разводит костер. Срезает мясо по кусочку, жарит — и уплетает. Супруга рядом сидит.
— Тоже человечиной балуется?
— Нет. Просто присутствует. Все это нам консул рассказал. Напоследок произнес: «Представителям оппозиции проще жизнь самоубийством покончить, чем в лапы к Амину попасть».
Анна
— Детей у вас, кажется, трое?
— Да. Марина и Аня от первого брака, сын Саша — от второго. Живет в Москве. А дочки давно в Америке.
— Анна, младшая, — известная баскетболистка, с УГМК выигрывала чемпионат России и Евролигу. Как вам, полковнику, преподнесла свою историю брака с Кэндис Паркер — которая, извиняемся, тоже женщина (движение ЛГБТ признано в РФ экстремистским и запрещено. — Прим. «СЭ»)?
— Ой, это вообще... Аня — чудесная девушка. Умная, красивая, чуткая. Поверьте, во всех отношениях — с приставкой «супер». Шесть лет в гражданском браке жила.
— С баскетболистом Никитой Курбановым.
— Да. Шесть лет коту под хвост. Я периодически спрашивал: «Ань, когда свадьба-то?» В ответ: «Понятия не имею. Живем и живем». Я понимал: как-то не по-людски. Но влезать в их дела не хотел. А оказалось, этот Никита даже мысли не допускал о женитьбе. Не буду озвучивать, что дочь говорила про него. Просто в какой-то момент сломалась. Разочаровалась в мужиках настолько, что дала зарок — все, никаких романов. А в 2015-м, после сезона в московском «Динамо», перешла в УГМК.
— Там же играла Паркер, звезда WNBA, двукратная олимпийская чемпионка.
— Да. Сдружились. У Кэндис тогда был муж — Шелдон Уильямс, поигравший в НБА. Восемь лет в браке, дочка Лейла... Я не знаю, что он за человек, но время спустя Паркер сказала приблизительно то же самое: «Мужчины меня разочаровали. Больше на них не посмотрю». Наверное, на этой почве с Анькой и сошлись. Вы наверняка в курсе — в WNBA полно спортсменок с нетрадиционной ориентацией. Почему многие баскетболистки из России и Европы туда не рвутся?
— Как раз из-за этого?
— Конечно! Но Аня... Честно, я не в силах понять, как можно красивую, добрую, отзывчивую девчонку довести до такого состояния, чтобы она возненавидела мужчин. Когда призналась, что с Кэндис все серьезно и по-другому никак, у меня случился инфаркт.
— Даже так?
— Я жутко переживал! Потом посидел подумал, с женой поговорил. Можем мы что-то изменить, влезть им в черепную коробку, перенастроить извилины? Нет. Я все эти вещи не одобряю. Но дочь сделала выбор. Ее право. Главное — она счастлива, родила двух замечательных пацанов.
— Один из них у вас в телефоне на аватарке.
— Это старший, Эрик. Ему три с половиной года. Младшему, Харту, — полтора.
— Кто отец?
— Кэндис и Аня долго выбирали донора, внимательно изучали анкеты. Каждая — на 16 страниц. Когда определились, прислали фото. Симпатичный мулат с зелеными глазами. Высокий, под два метра. Играл в волейбол. Но он не знает, кому его сперма досталась. В США подобная информация строго засекречена.
— И младший от него?
— Да. А яйцеклетка уже от Кэндис. Рожала снова Аня. У Паркер после первой беременности какие-то проблемы, выносить ребенка не может. Харт — черненький, Эрик посветлее. Оба довольно высокие для своего возраста. Не удивлюсь, если баскетболистами станут. Есть в кого.
— На свадьбе вы были?
— Нет. Аня приглашала, но я не поехал. Даже не поздравил. Она обиделась. Но сейчас у нас все нормально. Созваниваемся, шлет фото, видео. В гости зовет. Мне и Кэндис говорит: «Приезжайте! Захотите насовсем остаться — мы за. Купим вам дом рядышком». А у Аньки еще трехкомнатная квартира на Кипре осталась. Пустует. Сколько раз предлагала: «Папка, бери ключи, живи там». Да ну, отвечаю, в Москве лучше. Уже лет десять в Америке не был.
— В игровые времена дочь хорошо зарабатывала?
— В УГМК в последние сезоны получала около 400 тысяч долларов в год. Для российских игроков это был потолок. Ну, разве что Маше Степановой платили на сто тысяч больше. А звездным иностранкам — той же Паркер, Таурази, Груда, Берд — от миллиона и выше.
— Где живут Кэндис и Анна?
— В Лос-Анджелесе.
— А Марина, старшая дочь?
— В Батон-Руе. Это столица Луизианы.
— Сестры общаются?
— Да, у них прекрасные отношения. У Марины трое детей, муж — индус. Учились вместе. В Москве.
— Вот как?
— Только не в нашей, а в Айдахо. Изначально Марина собиралась поступать в институт имени Мориса Тореза. Но на экзамене по английскому завалили, хотя язык знает блестяще. Тогда отправилась на учебу в Америку. Там и осталась. Тоже зазывает: «Папка, прилетай, купим тебе дом, машину. Будешь внуков в школу возить, в спортивные секции...»
— Что удерживает?
— Я жену люблю. Чтобы в Штаты насовсем перебраться, нужно ее уговорить. Или бросить. Ни то ни другое невозможно. Да и не хочется мне из Москвы уезжать. Здесь все родное, друзья, могила мамы, Нади, первой супруги.
Окно
— Давно Надежда умерла?
— 17 мая 1987-го. Выпала из окна. Ох, вся эта история — такой дурдом! Наша квартира на третьем этаже. Напротив соседи — бабушка, мать и дочь с мужем. Надя с ними контачила.
— Так.
— У бабушки деменция в тяжелой форме, с утра до вечера под присмотром. Ее водят в туалет, не пускают на кухню, в комнате запирают на ключ... Наступает воскресенье. Я беру дочерей, едем на машине в парк. Аттракционы, качели, карусели. Через пару часов возвращаемся. Во дворе толпа. Все молчат и так странно на меня поглядывают. Наконец подходит соседка с шестого этажа: «Виктор, твоя Надя упала. Из окна». — «Ка-а-а-к?!» Тут из подъезда с криками выбегает та самая мать из квартиры напротив, хватает за руку: «Витя, прости!»
— Что же произошло?
— Она выскочила к Наде за макаронами. Дверь захлопнулась. Увидела и запричитала: «Ой, что будет! Бабуля-то наша одна, я ее в комнате не закрыла. А она же не в себе, может пойти на кухню, включить газ. Надя, что делать?» Моя жена подрывается: «Я все устрою».
— Слушать страшно.
— Их балкон прямо рядом с нашим окном. Надя перелезает. Это вроде несложно, там в стене небольшой выступ, сантиметров сорок. Стучит — бабушка не реагирует. Надя предлагает: «Давай разобью балконную дверь и зайду в квартиру, а вы потом стекло вставите». Мать отвечает: «Погоди. Можно от тебя позвонить?» — «Да». Набирает дочери, которая работает в конструкторском бюро на Ленинградском проспекте. Та говорит: «Не надо ничего разбивать. У меня ключи с собой, бегу к вам, через 15 минут буду».
— А дальше?
— Мать высовывается: «Сейчас дочь придет». Надя: «Ладно, я назад». Переносит ноги с балкона на выступ, пытается в окно залезть. А там угол. Задевает его плечом, теряет равновесие и падает на асфальт.
— Мгновенная смерть?
— Да. Когда уже подъехали скорая и милиция, кто-то из армейских спортсменов мимо шел. Увидев Надю в луже крови, побежал в ЦСКА. Там дежурили Белов и Барчо. Так что они раньше меня узнали. Серега сразу сказал Аскеру: «Мухой к подъезду, жди Витьку. Забираешь у него девчонок и везешь ко мне домой. Лиду предупрежу». В итоге она взяла отпуск за свой счет, неделю сидела с Мариной и Аней, пока я занимался похоронами.
— Сколько было детям?
— Марине — 13, Ане — два с половиной года.
— Когда вы из парка вернулись, жену уже увезли?
— Да. После разговора с соседкой поехал в морг. Поначалу не хотели пускать: «Не положено». Я денежку дал — провели. Надя лежала с улыбкой на лице. И я вспомнил, как года через три после свадьбы теща чуть-чуть махнула и рассказала мне, что в 18 лет к Наде на улице подошла цыганка. Предложила погадать.
— В Москве?
— Нет, Донецкая область, город Торез. Надя там родилась. Цыганка долго рассматривала ее ладонь, ни слова не произнесла. А когда подошла мама, шепнула ей: «Ваша дочь до сорока лет не доживет».
— Поверила?
— Нет. Надя тоже отмахивалась: «А-а, ерунда!» Погибла в 38.
— Как вы это пережили?
— Тяжело. Очень. Еще и дочки маленькие... Сначала к нам теща из Тореза переехала, потом моя тетка из Фрунзе. Два года здесь жила, помогала. Все изменилось, когда я встретил Нину, женился. Она заменила девчонкам мать. Младшая Надю и не помнит. Старшей, конечно, было сложнее. Но тоже приняла Нину как маму.
— Вы так и живете в той квартире?
— Да. Хороший район, минута ходьбы до метро «Аэропорт». Не хотел никуда уезжать. А вот соседи из квартиры напротив через месяц съехали.