Конечно, однажды это должно было случиться. Но я думал, что не случится. А Никита Павлович Симонян, с которого пылинки сдували всем миром, проживет еще долго-долго-долго. Уж точно встретит на ногах столетие. Я даже представлял, какой красивой будет эта история.
А сейчас рассматриваю фотографии давних лет, где Никита Симонян старше всех присутствующих. Каждого из них нет давным-давно, а он с каждым годом становился все бодрее, свежее. Воспоминания — ярче, отчетливее. К ста годам ближе Симонян без затруднений вспоминал номер автомобиля Василия Сталина. Заставляя цепенеть новых слушателей.
Близкие Симоняна к таким чудесам привыкли.
Не стало Никиты Симоняна. Легендарный спартаковец умер на 100-м году жизни***
В первый раз кто-то произнес «Что-то Симонян плох» лет 15 назад. Но пережив тогдашние недуги, Никита Павлович воспрял, ожил. На недавнем юбилее Анзора Кавазашвили произносил лучшие тосты.
Я (да и не только я) был уверен: он дотянет до ста. Мне и больно, и обидно, что этого не случилось. Симонян — такая часть моей жизни, юности. Человек из книжек, зачитанных до дыр, — я помню эти обложки. Коричнево-оранжевая — это Стрельцов. Зеленая — Якушин. Темненькая — Николай Старостин. Синенькая — Старостин Андрей...
Под этими обложками непременно присутствовали теплые, любовью пропитанные строчки про Симоняна. Общего любимца стольких поколений.
Я и вчитывался в эти истории. А когда-то даже слушал их слова. Все это осталось где-то на кассетах. Однажды я соберусь и все это переслушаю. Угадывая в переливах этих голосов: ага, Качалин. Якушин. Лобановский. Симонян...
Однажды со мной будет говорить собственное прошлое с этих кассет. Я оттягиваю этот момент. Но он настанет.
***
Симпатию не подделаешь — а люди из позапрошлой жизни о Симоняне говорили тепло. Оттаивали на этом имени даже самые сдержанные.
Вот и я сейчас — пишу эти строчки. Мне больно, грустно от новостей — но я забываюсь на секунду и улыбаюсь...
Когда-нибудь в РФС будут указывать на тот самый кабинет, где Никита Павлович провел долгие годы: «Вот его стол, эта дверь...» Быть может, даже повесят мемориальную табличку — как на гримерках самых великих артистов.
Красно-белый опрос «СЭ». Легенды «Спартака» выбрали лучших из лучшихКак-то я заглянул в гримерку к Владимиру Зельдину, оперся плечом о косяк.
— О! — обрадовался он. — Вот точно так же всегда вставала, опиралась Анна Ахматова.
Я оцепенел. А Зельдин продолжал — поясняя:
— В этой гримерке я провел 56 лет...
Вот и Симонян в том кабинете провел много-много лет. Я помню ощущения из 90-х: заходишь в коридор и слышишь его голос. Который с другим не спутаешь. Говорил Симонян громко.
Слышишь — и сразу хорошо, уютно. Обстановка не такая казенная. Ты почти дома.
***
Последняя история, заставившая меня рассмеяться, связана как раз с Симоняном. Отправились бывшие футболисты в Сухум, где Никита Павлович провел детство, но не был там с юных лет.
Могилу родителей нашли. Но этого мало. Богатый человек дал автомобиль — и Симонян, прихватив Евгения Ловчева, отправился искать двор своей юности. Ездили, ездили, ездили...
Сухум не такой большой — а двора все нет. Округа неузнаваема.
— Тот? — спрашивал Ловчев.
— Вроде тот, — всматривался Симонян. — Но не тот...
Проехали дворов 15. Кругом то — да не то.
Евгений Серафимович сник. Да и Никита Павлович досадливо покусывал губу.
— Останови-ка, — сказал Ловчев водителю. — По нужде отойду...
Вылезает — и слышит в спину крик Симоняна:
— Да вот же он! Точно, мой двор!
Кинулись туда, к домишкам. Древние-древние деды, еще старше Симоняна, играют в нарды. Увидели, не особо удивились. Будто вчера расстались:
— О, Симонян! Ты? Ну, привет!
***
Мне приятно вспоминать его истории — теперь ставшие «историями» в полном смысле слова.
Вот самая заезженная. Но говорящая о Симоняне особенно хорошо. Поэтому вспомним.
Не выпустил отчего-то главный тренер сборной СССР Гавриил Качалин на финальный матч Олимпиады-1956 Эдуарда Стрельцова. Поставил вместо него Симоняна. Получается, угадал, раз стали чемпионами.
Но медаль полагалась только тем, кто вышел в финале, — и отыгравший весь турнир Стрельцов возвращался домой с пустыми карманами.
«А больше ни с чем не хочешь поздравить?» Никите Симоняну — 99!Никита Павлович подошел раз:
— Возьми медаль, мне неловко! Она твоя!
Стрельцов отмахнулся.
Через день Симонян подходит снова:
— Эдик, возьми! Прошу!
Стрельцов вспылил:
— Еще раз подойдешь — я с тобой разговаривать перестану. Мне 19, тебе 30. Для тебя медаль последняя, я еще выиграю...
Самое интересное, олимпийскую медаль для Эдуарда Анатольевича действительно отлили. Уже в Москве, десятилетия спустя. Сын Игорь мне показывал — и не передать, что я чувствовал, держа ее в руке. А что чувствовал сам Стрельцов? Что вспоминал?
А Игорь — вылитый Стрельцов. Сходство вызывает оторопь, не бывает такого. Протягивает мне медаль: «На, держи» — и полное ощущение, что дает сам Стрельцов.
«Валя виноват только в том, что не спился, как многие, и в семье у него было все путем. Такое у нас не поощряется». Пронзительное интервью вдовы великого торпедовца Валентина ИвановаСразу в памяти теплоход «Грузия», 30-летний Симонян, та самая медаль. Сцена на палубе, которую представил так хорошо, что будто сам стоял рядом.
А вот теперь та (да не та) медаль на моей ладони. А стою у того самого кухонного окошка, в которое каждый день смотрел Стрельцов. Ожидая с работы жену Раю.
Все ушли, все. Никого не осталось. Только медали молчат о чем-то.
Мне вдруг подумалось, что с того теплохода «Грузия», который вез наших олимпийцев из Мельбурна в 1956-м, не осталось в живых никого. Симонян был последним.
Но вспомнил — живы еще, даже бодры, тогдашние девчонки-гимнастки. Чудесная, озорная Лидия Гавриловна Иванова, от которой и сегодня глаз не оторвать.
***
Я вспоминаю легендарные фамилии спартаковцев древних лет — и понимаю, что для Симоняна все они были мальчишками. Огоньков, Масленкин, Сальников. Даже Нетто! Вы себе представляете?
В последние годы я глядел на Симоняна — и мозг отказывался верить: неужели это все правда? Все было с ним? Эта история, та, пятая, десятая?
Я смотрел с недоумением. Все понимаю — и не понимаю.
***
Как-то встретились с Никитой Павловичем в метро — и точно такие же взгляды я ловил со всех сторон. Люди видят, узнают, осознают — да, тот самый Симонян. А глазам не верят!
— Вы как Николай Петрович, — усмехнулся я. — Бодрым шагом по эскалатору...
Старостина я встречал на той же лестнице. Спешащего куда-то, вместо палки — высокий зонт с изогнутой ручкой.
Симонян повернулся ко мне всем телом, усмехнулся:
— Я с 56-го за руль не сажусь. После Олимпиады купил «Победу», сразу же попал в аварию. Все, зарекся!
Рассмеялся так добродушно, по-домашнему, что и мне стало весело. Надо же — сразу в аварию!
Яшин, Симонян, Бесков в цвете. Британский художник раскрасил фото сборной СССР***
Больше я не встречу его в метро. Не услышу его голос в казенных коридорах. Не вызову его гнев неосторожной заметкой. Даже когда вызывал — это было с оттенком приятного: иметь в читателях такого человека...
Еще долго-долго, разговаривая с людьми великих футбольных лет, я буду расспрашивать их про Симоняна. Удивляться, радоваться, скучать по нему.
Вот так отыскал недавно в Лос-Анджелесе Левона Иштояна, главного армянского футболиста всех времен.
Заговорили про Симоняна. Я чувствовал через океан, как улыбается Левон, Лева:
— Симонян — чудесный... Принял «Арарат» — первым делом повел нас в оперу. Так пристрастились ребята, стали ходить постоянно! Просто великолепный тренер. А Фальян, который работал до него, в Ленинграде водил на балет. Принял «Арарат» Пономарев — в Москве доставал билеты в Большой театр. Мы чувствовали, как богаче становимся. А Симоняна мы обожали! Вот вам случай. Умерла у него мама. Так мы всей командой в Сухуми отправились хоронить. Все до единого.
**
Прощайте, Никита Павлович. Вы прожили невероятную жизнь. Красивую, благородную.
Самой малости не дотянув до ста...