Пропавший селекционер
Когда-то этот человек был очень знаменит. Это он фактически сменил Николая Старостина в должности начальника команды — решая миллион спартаковских проблем. Хоть и назывался «тренер-администратор». Кому-то выправить армию, кому-то помочь получить хотя бы школьный аттестат, заявить тех, отзаявить этих...
Он приезжал в федерацию футбола с заявкой от «Спартака» — и проходил мимо дожидающихся в коридоре представителей других команд, чуть помахивая портфельчиком. На очередь — ноль внимания. Это ж «Спартак»!
Кто-то привстанет было:
— Э! Эээ!
А сосед толкнет локтем:
— Сиди, не связывайся. Быстрее будет.
Я как-то расспросил про тот портфель — и мой герой гладил красноватую подстаренную кожу, латунную застежку:
— Прежний портфель, знаменитый, у меня дома. А этот новый. Егорка Титов подарил.
Когда-то этот человек был самым ловким, самым хватким хоккейным селекционером страны — перехватывая игроков из-под носа Бориса Шагаса из ЦСКА. А Шагас, вы меня простите, гвозди мог зубами перекусывать.
Жизнь этого человека похожа на приключенческий роман — мне жаль, что он не оставил книжку. Зато остался пяток интервью, что мы сделали когда-то.
Сегодня никто не знает, жив ли он. Человек пропал — и все. Я расспрашивал Леонида Трахтенберга, Виктора Зернова — не в курсе даже они. Знающие все-все-все.
Кто-то мне сказал: «Умер, и не вчера». Кто-то пожимает плечами: «Да не было скверных новостей, мы бы знали». Кто-то уверяет, что он в доме то ли для престарелых, то ли для растерявших рассудок. Санаторного типа. Я верю — и не верю. Да ну, не может быть. Это ж легенда! Ну какой дом престарелых? Хотя...
Звали (и зовут) его — Валерий Жиляев. Ребята за 40! Вы же помните эту фамилию?
Час в шкафу
Я вспоминаю наши посиделки, перечитываю его тогдашние рассказы — и думаю: были ж люди! Это какой смелостью надо обладать, чтоб заниматься такой вот работой? Где подвиг, риск быть побитым — рядовая история?
В этой жизни час, проведенный в шкафу, — милая деталь. Ничего необычного.
— Было, было, — смущался отчего-то Жиляев. — Это я пришел в номер к хоккеисту Евстифееву. В «Спартак» переманивать. А тут тренер Кострюков обход делает. Хорошо — постучал, не сразу дверь дернул! Я раз — и в шкаф. Кострюков заходит, что-то разомлел — об этом расспросит, о другом... Я уж не знаю, как повернуться — весь извелся в этом шкафу! Час просидел!
Рассказывал все свои небывалые истории великий селекционер отчетливым шепотом, освоившись в полуподпольной жизни, сотканной из паролей и явочных квартир, — и мне все хотелось потрепать старенького Жиляева по плечу:
— Да расслабьтесь вы, Валерий Владимирович. Прошли те времена, уж не надо игроков воровать...
Я даже сказал что-то такое. Пусть и без похлопывания по плечу.
— Э! — присвистнул Жиляев и покосился на дверь. — Расслабляться нельзя!
— Вы полагаете? — всполошился я. Вслушался в чей-то тяжелый шаг вдоль коридора. Должно быть, это шел куда-то молодой тогда президент «Спартака» Андрей Червиченко.
— Нельзя расслабляться! — окончательно перешел на шепот Жиляев. — Вот был хоккеист Волгин...
— Помню-помню! — обрадовался я. Подпер щеку кулаком, предвкушая рассказ.
Но этюд оказался коротким.
— Так я его из Риги вытаскивал. Волгин додумался — притащил меня на сборы. Где команда живет. А там Владимир Владимирович Юрзинов, у которого все ходы записаны! Я Волгину шепчу: «Ты меня куда притащил-то?!» Пошел он бумаги оформлять, а я уже в подворотне дожидался.
— С тех пор и не расслаблялись? — излишне участливо переспросил я.
— Не расслаблялся! — с вызовом произнес Жиляев. — Неожиданность тебя караулит в любом месте. Обо всем договоришься, все учтешь — и срывается. Шепелев у меня так чуть из рук не уплыл!
— Ого. Еще одна легенда.
— Заявление на переход в «Спартак» писал в туалете!
— Это добавляет шарма ситуации.
— Поначалу-то я ему на журнал записал ему свой телефон. При всех говорю: «Возьми журнальчик-то, почитаешь в дороге...» Не звонит и не звонит! Наутро иду к ним на тренировку.
— Так что?
— Мнется: «Да начальник команды, как вы ушли, сразу журнал отобрал... Но я заявление в «Спартак» написать готов!» А где? Не у всех же на виду? Пошли в туалет...
Как уходил Капустин
— Но Волгина-то вы у Риги увели? — зачем-то спросил я. Хотя и так помнил.
— А как же! Вот с Ковиным из Горького у меня прокол вышел. Ждал его в Архангельском, обо всем договорились: «Сейчас, Валерий Владимирович, одеваюсь и выхожу». Все нет и нет. Я уж всю задницу отсидел. А Шагас его черным ходом вывел — и ходит мимо меня, улыбается... Представляешь, сволочь какая?
— Шагас с большим чувством мне эти истории рассказывал. Но ведь и вы уводили хоккеистов у ЦСКА?
Жиляев усмехнулся, искорка счастья мелькнула в глазах. Историю, как увел великого Капустина из ЦСКА, вспоминать — чистый мед.
— Я квартиру для него у Черненко выбивал!
— Вот это уровень, — ахнул я.
— Я все кабинеты обошел. Даже тогдашний московский мэр Промыслов все подписал. Но вот было на улице Огарева такое Управление учета жилищной площади Москвы. Гоняли-гоняли меня... Что делать? Идем к Черненко!
— Принял вас?
— В кабинет к нему зашли директор автокомбината Краузе и главный тренер «Спартака» Кулагин. Я в приемной остался сидеть. Один разговор — и сразу восемь квартир на «Спартак»! Мне товарищи с Огарева сами перезванивают, говорят елейными голосами: «Приезжайте срочно, все документы берите...» Ничего себе, думаю. То я их подгонял, теперь они меня. Приезжаю. «Что ж вы сразу так высоко пошли?!» У Капустина, кстати, неимовернейший был переход из ЦСКА в «Спартак». Это сейчас даже понять трудно. Насколько было велико его желание уйти, если он, ведущий игрок сборной, прошел через такие муки...
— Что за история?
— Кулагин ему, можно сказать, папой был. Воспитал. Но и Тихонова можно понять — как реагировать, когда ведущий игрок уходит? В конце концов переход состоялся, «Спартак» поехал на сбор в Алушту — а Капустин взял с собой пятилетнего сына. Тот то ли перекупался, то ли что — прямо в Алуште умер! Представляете, Капустину каково? А языки-то злые вокруг: «Это тебя Бог наказал за то, что в «Спартак» перешел...» Вот Капустин и просил квартиру в Олимпийской деревне, неподалеку от кладбища. Где ребенка похоронили.
«Свердловский военком Бякина во всесоюзный розыск объявил»
При всех покровителях того «Спартака» у ЦСКА и «Динамо» начальство было помасштабнее. Человек, называющийся селекционером, ходил по грани. Как-то перехватывая прекрасных хоккеистов.
Так увел Жиляев в «Автомобилисте» хоккеиста Бякина.
— Это операция была серьезная! — восклицал Жиляев.
— Да ну, — усмехнулся я. — Один звонок товарищу Черненко...
— К Черненко ж каждый день не зайдешь! Наше руководство, спартаковское, немножко переоценило свои возможности. Решили, что «Автомобилист» тоже спартаковская организация, игрока нам выдадут. Командировали меня в Свердловск официально. Об одном забыли. Там первый секретарь обкома — Ельцин!
— Ну так что ж?
— Иду к Ельцину на прием — тот не принимает. Отвечают: «Важное совещание». Идем с будущим президентом футбольного «Спартака» Юрием Шляпиным ко второму секретарю, а тот и говорит — ничего сделать не могу. Ельцин весь хоккей взял в руки. Незадолго до этого отвечал по местному телевидению на письма трудящихся, кто-то спросил, когда «Автомобилист» будет в высшей лиге играть, — а Борис Николаевич категорично: «Через три года!» Весь Свердловск зашевелился, революционное заявление — команда-аутсайдер, и вдруг «через три года»...
— Положение осложнилось?
— Еще как! Хоть я до этого определенную работу провел. Там же еще армейский вопрос висел... Бякин учился в институте, и главное было в Москву его перевести. Договорился со столичным руководством, что в институт его возьмут, и прямиком к свердловскому ректору. Смотрю — а под стеклом у него приказ на подписи, Бякина отчислять. Уж не знаю, как удалось, — уговорил его, подписал перевод...
— Сопротивлялся?
— Не то слово. Ни в какую не желал. Пришлось показывать разрешение из Москвы, умолять... На следующий день Бякин стал студентом Центрального института физкультуры. От армии отсрочка. Некоторое время проходит, мне Кострюков Анатолий Михайлович, начальник Управления хоккея, говорит: «Явилась ко мне делегация из Свердловска, обещают Бякина, если не образумится, из института исключить и в армию сдать...»
— А тот?
— Кострюков им ответил — подождите, мол. Я Бякина, кажется, в институте физкультуры видел. «Да не может быть, у нас Ельцин этим делом занимается, сейчас разберемся!» Разобрались. Все узнали. Перезванивают Кострюкову: «Жиляев приехал, нашего ректора охмурил — тот все подписал. Ректора уволили, а нам что делать?» — «Пеняйте на себя...»
— Заиграл Бякин в «Спартаке».
— Заиграть-то заиграл, но ему ж квартиру надо давать, прописывать! В Свердловске выписывать не хотят. Я часами сидел в паспортном управлении, искал лазейки в законе — как можно прописать без выписки... И — нашел, да тут новая напасть.
— Какая?
— Свердловский военком Бякина во всесоюзный розыск объявил. Явился к нему лично — на каком, дескать, основании? «Как — на каком?! Я отдал приказ! Его из института исключили...» Показываю бумаги, что студент наш Бякин. Вы представляете, говорю, что вам теперь будет? Всесоюзный розыск — дело непростое. Бледнеет: «Что же делать?» Протягиваю ему новую бумажку — да вот, подпиши приказ о снятии с учета, да и все. Подписал — а я быстренько уехал... Но потом мне этот Свердловск аукнулся! Тяжелый город!
«В свердловском аэропорту я почувствовал «хвост»
Прекрасного хоккеиста Мартемьянова пытался Жиляев перетянуть в Москву. Сорвался переход.
— Тяжелая история! Этот меня подвел. Уж договорились обо всем — он хочет в «Спартак», мечтает! Договорились по телефону, что выходит на раскатку — и мне кивает. Если все в порядке. Матч закончится — буду ждать его во дворе. Поедем с мамой его знакомиться.
— Ну и что вышло?
— Купил я билет на хоккей, сижу... Команда соперников выезжает, какой-то игрок меня приметил на трибуне: «О, Владимирыч!» — «Молчи...» Потом смотрю — в ложе пыжиковые шапки. Сам Борис Николаевич. Сижу скромненько, «Автомобилист» выкатывается, Мартемьянов подмигнул мне — дескать, все нормально... Тут меня настигает человек из местных, с большой болью в голове. Он все в Москву приезжал, нас с Кулагиным одолевал схемами — как правильно открываться, как забивать по науке... «Ооо, привет, Валерий Владимирович! А мы вас с той трибуны сразу узнали!» Вот тут-то я и почувствовал недоброе.
— Интуиция?
— Да! А с собой было у меня письмо от Кулагина к главному тренеру «Автомобилиста». С просьбой Мартемьянова отпустить. Игра заканчивается, команды мимо меня идут — и вижу свердловского тренера. Для которого письмо. Тот на меня ка-а-к налетел — без предисловий: «Лучше уезжайте отсюда, ничего у вас не выйдет, мы сейчас Мартемьянова на сборы увозим — и вообще, кончайте игроков таскать...» Вот сейчас думаю, ему, яростному, только письма от Кулагина и не хватает. Что делать?
— Что?
— Иду во двор, где автобусы, игроки выходят... А в дипломате у меня бутылка коньяка перекатывается. Стою. Жду. Вдруг сбоку патруль, майор и два капитана: «Здравствуйте. Вы нашего первого секретаря обкома знаете?» — «Лично не знаком, но знаю». — «У него есть пожелание — чтобы вы немедленно из нашего города уехали...»
— Пришлось уехать?
— Спрашиваю — а что это я должен уезжать? «Мы вам оставаться не рекомендуем. Советуем уехать...» Указываю им на объявление — видите, что написано? Билеты продаются всем. «Так вы припишите: кроме Жиляева!» — «Вы не шутите. Будут неприятности...» Каким-то чудом от них отвертелся, вот-вот игроки должны идти. Встал возле самого автобуса «Автомобилиста». Мартемьянова тренер за руку держит, но тот все равно ко мне идет. Прямиком. «Владимирыч, вас здесь ждали, с самого аэропорта следили...» — «Между нами все в силе?» — «Да...» За плечи его хватают, и в автобус. На базу.
— А вы?
— Испугался — времена-то какие! Думаю — сейчас заберут, а у меня коньяк... Гостиница не заказана, ничего нет. Тут тренер команды гостей идет, кидаюсь к нему — номер в гостинице еще не сдал? «Нет...» — «Я в него до утра заселюсь!» Наутро отправился к матери Мартемьянова. От него самого заявление в «Спартак» я уже получил. Насчет учебы для него в Москве договорился, квартиры... Потом все — прахом!
— Как так?
— Исчез! Сам не набирает, и я дозвониться не могу. Ни в какую. Недели через две пробился: «Андрей, в чем дело?» — «Владимирович, я передумал. Уже все, написал заявление в ЦСКА...» — «Что ж даже не посоветовался?!» А там, оказывается, Шагас поучаствовал.
— В интересах сборной?
— Вот-вот. Через какое-то время Андрей сам мне звонит, плачет. «Что ж делать? Я все подписал...» Шагас свое дело сделал, в армию сдал — и бросил. А Мартемьянова в строй отправили. Теперь, отвечаю, ничего не сделаешь, дороги назад нет...
— Как же вы, человек опытный, в свердловском аэропорту «хвост» не почувствовали?
— Я почувствовал, но... Эйфория захлестнула! Сейчас приеду, по спартаковской линии все утверждено... А свердловский городской совет «Спартак» — что он решал? Все в руках Бориса Николаевича! Один парень мне запомнился — и в аэропорту он, и в автобусе терся, и в очереди. А что сделаешь?
Прыжок из окна
Весь советский хоккей 80-х шепотом пересказывал ту историю — как спартаковский селекционер спас от армии прекрасного хоккеиста Тюменева. Это походило на цирковой трюк.
— История-то страшная... — выдыхал Жиляев и замолкал.
Я не торопил с продолжением — и через полминуты великий селекционер оттаивал. Ловил за хвост собственную, чуть не ускользнувшую мысль.
— Тюменев учился в институте физкультуры, подтянули ему успеваемость — и вдруг приходит повестка. Вызывают в Кунцевский военкомат. Беру на факультете справку, Кулагин мне говорит: «Смотри — отвечаешь...» Приехал, машину метрах в двухстах от военкомата оставил, а Тюменева строго-настрого предупредил — никуда не ходи. Будь возле машины. Овчуков из ЦСКА возле военкома, смотрю, ошивается — сразу я недоброе заподозрил... Показываю военкому справку, а Овчуков разлинованную ведомость достает. Где выписана успеваемость каждого нашего студента, тюменевские двойки тоже... Смотрю — военком не нашу сторону поддерживает. Чуть я на разговор отвлекся, Овчуков исчез. Является минут через десять с Тюменевым.
— Нашел-таки?
— Нашел. Спрашиваю — ты что пришел сюда?! А тот на Овчукова показывает — этот, мол, сказал, что вы меня зовете... Ладно, с военкомом разговор продолжаю, дверь случайно приоткрылась — смотрю, а Тюменев в трусах стоит! Медкомиссию проходит! Как быть? Военком незаметно исчез, дверь на ключ закрыл. Я один в кабинете. Телефон? Отключен. Все! Каждая секунда дорога! Смотрю в окно — второй этаж, а рядышком телефон-автомат...
— Прыгнули?
— Прыгнул. Хорошо, что у меня был прямой телефон Альберта Роганова, второго секретаря московского горкома, а тот оказался на месте. Ему наспех пересказываю историю. Слышу: «Все, теперь не волнуйся, наша очередь работать...»
— Помог?
— Минуты не прошло! Слышу, уже звоночек, «давайте, одевайтесь», отправляют в горвоенкомат... А горвоенкомат — другое дело. Там целый день дело разбирали, стоим мы с Овчуковым на улице. Спрашивает: «Интересно, с кем Тюменев пойдет — с тобой или со мной?» Ты, отвечаю, даже не сомневайся. Со мной. Гляжу — выходит, а вслед ему напутствие: «Смотри, учись хорошо...» Остался в «Спартаке»!
Как Добровольский не попал в «Спартак»
Оказавшись в «Спартаке» футбольном, Жиляев едва не сотворил чудо.
Чуть не организовал переход Сергея Щербакова, Андрея Канчельскиса, Игоря Добровольского и Андрея Кобелева.
— Родители Щербакова уже приезжали, московскую квартиру смотрели — в последний момент передумал. Выбрал заграницу. Долго я Андреем Канчельскисом занимался — тот же случай. А с Кобелевым и Добровольским прямо драма вышла!
— Что такое?
— Кобелев даже открыто тренировался в Тарасовке, все было решено. А вот про Добровольского нельзя было дать даже каплю утечки. Настолько тайно все делалось. Сам Добровольский умолял ничего не говорить! Уже все на мази — и вдруг Николай Петрович Старостин дает интервью: мол, берем того и этого. Называет фамилии. Динамовские генералы сразу проснулись, всполошились: «Ка-а-к?!» Такой шум подняли, что лучше было не связываться. На этой волне и с Кобелевым не получилось. Его тоже «Динамо» отстояло.
— Что Старостин так-то?
— А на него невозможно было обижаться. Сказал: «Николай Петрович, как же так? Вас же предупреждали!» Хлопнул себя по лбу: «Как же я мог?» А Добровольского-то уже не вернешь! Но кого-то я привел. Диму Попова из-под носа у «Локомотива» увел.
— Тоже драма?
— Небольшая. Во Внукове убежал он из автобуса, прямо у забора провели переговоры. Ударили по рукам — и уже официально я за ним поехал в Ярославль. Смотрю, а там уж Коротков его обхаживает. «Что делать?» — «Решай, Дима, сам!» — «Конечно, я в «Спартак»...» Жил он в Тарасовке, я тоже. Как-то под вечер заходит. «Все, Валерий Владимирович, надо мне уезжать, буду заканчивать, ничего у меня не получается...» Отвечаю — закончить всегда успеешь. Ты в футбол-то начал играть в 25 лет — хочешь всего сразу? Стать основным в «Спартаке»? Работай! Вложил в него какую-то уверенность... А как Филимонова я привел!
— Надо ж. Тоже ваша находка?
— Чистая случайность! Филимонов никому нужен не был. Случайно встречаю его в Лиге, подходит, мнется: «Как бы мне свой контракт посмотреть?» — «А что?» — «Да команду какую-нибудь найти бы...» Я как раз полный портфель заявок привез. Сразу набираю Романцеву — и вписываем Филимонова в наши листы. К огромному его удовольствию. Это называется — вовремя в нужном месте...
«Не хотите меня пригласить?» — спросил Ларионов
Помню, как встретились с Жиляевым в последний раз на каком-то юношеском футболе. Помню мерзлую трибуну, жиляевскую кепочку и затягивающиеся паузы между словами. Но портфель — портфель был тот же! Пусть и потускнел замок...
Что-то он стал забывать, путаться в мыслях — зато вдруг яснее стали события прошлых лет. Такое случается.
Обострилась вдруг жалость за упущенные шансы. Как чуть было не перевез из Воскресенска в «Спартак» молоденького Игоря Ларионова. Тот сам подходил к Жиляеву: «Не хотите меня пригласить?»
Я качал головой, пораженный подробностью. Жиляев наслаждался эффектом. Так что же могло помешать?
С великим торжеством мой герой отрапортовал:
— Оказалось, не с Ларионовым надо было решать вопрос — а с Эпштейном! Сколько у него ЦСКА крови попил — вроде должен был бы их ненавидеть. А он сам Ларионова туда отправил. Наступил на горло всему личному. Чувствовал, где тот раскроется. Но вот Серегу Мыльникова я у ЦСКА увел. Он уж тренировался в «Спартаке». Вдруг сами же от него отказались!
— Такое возможно?
— Для меня — необъяснимо! Так было перед парнем неловко, извинялся как мог... Мишка Татаринов у меня уж дома был, чай пил. На все согласен! Как и Семак. Тоже дал слово. Но «Динамо» нажало на рычаги. Что с материальной точки зрения, что с властной. А я как раз из хоккея в футбол перешел — не мог додавить.