«Серафимыч, все не так!»
Владимиру Быстрову исполняется 40. Вся его нынешняя жизнь — лучший аргумент за то, что 40 — лучший возраст. Кто того желает — способен и в 40 оставаться «Володькой».
Я уверен, что это хорошо. Потому что себя в 49 осознаю «Юрой» — безо всяких отчеств. А вот на пороге 40 накрыла тоска.
Я гляжу на Быстрова и понимаю, насколько в кайф ему живется. Сколько задора. Думаю: ч-черт, почему я так страдал, когда мне исполнялось 40? Почему никто не сказал, что вот сейчас — лучшее время?
Закончив с футболом, Володя Быстров только прибавил в популярности. Кто-то в студии тушуется, кто-то держится с достоинством, роняя слова. Кто-то усыпляет разбором чего-то тактического — и чертит в воздухе фломастером.
Экспертам трудно. Все это объяснимо — даже я, оказавшись в прямом эфире, испытываю затруднения в мозговой деятельности.
Но Быстрову все нипочем, он пленных не берет. Дает жару! Кричит, вскакивает, хватает соседа за рукав: «Серафимыч, подожди, все не так!» — «Да так, так!» — вскакивает и Серафимыч, выдергивая рукав. Кажется, отношения выходят за рамки служебных. Но это и неплохо.
Пожалуй, Быстров лучший толкователь неясностей на нашем телевидении. Порой выдает такое, что я ржу как припадочный.
Все это мне очень нравится. Где Быстров — там карнавал. Не понимаю одного — как не вплелось до сих пор в восклицания Быстрова ни одно матерное словечко? Ведь просятся!
Я договариваю про себя за Быстрова то, что он удержал, не выплеснул. Все становится чудо как хорошо. Отточено и ясно.
Сразу вспоминается тот самый легконогий Вовка, стоило которому дотронуться до мяча — и предвкушалось чудо. Кого перегонит? Как ворвется в штрафную — и «нарисует»? Или забьет?
Всякое появление Быстрова на экране — тоже ожидание. Я предвкушаю. Мне уже смешно.
Я очень рад, что Быстров постоянный гость нашего главного спортивного канала. «Будешь у нас на глазах, — как говорили в «Покровских воротах». — Так спокойнее».
Еще не существовало «Разговора по пятницам», а в рубрике «Персона» футбольного приложения появлялись только самые-самые. Дасаев, например. Или Колосков. Любош Михел и Саво Милошевич.
Я помню радость удачи, когда заполучили на два с половиной часа Быстрова. Володя был из самых-самых.
Сидели в его махонькой, какой-то девичьей Audi — уж такую выдал «Спартак» — и толковали под шум электричек. С каждой проезжающей подносили диктофоны ближе. Если электричка на Александров, свистит без остановок, едва не дотрагивались до губ. Быстров чуть заметно морщился. Помню, как сводило руку после этого интервью. Попробуйте продержать диктофон на весу два часа — это китайская казнь!
Тот Вовка Быстров и сам бежал, как александровская электричка. Ясно было, что для «Спартака» это приобретение со словом «супер». Народ таких футболистов любил. Запоминал надолго — как Урина и Рейнгольда.
Лаконичный, острый, легкий. Он был замечательным футболистом.
«Корреспонденты могут майку подрезать»
Почему Быстров держал нас в машине, хотя рядом база с кучей комнат, пойму я позднее. Когда приедем на такое же интервью к Роману Павлюченко — и тот бросит вроде в шутку, но как-то серьезно:
— Говорят, корреспонденты могут майку подрезать? Вы не слышали?
«Подрезать» означало стащить. Я оглянулся чуть растерянно — и обнаружил, что в самом деле развешаны были по комнате спартаковские майки. Возможно, привел нас на беседу Павлюченко в сушилку. Или кладовку.
Ближняя ко мне была с выпуклыми буквами «Кудряшов». Я глядел на нее в задумчивости — и вдруг с ужасом понял, что оцениваю степень риска. На что он меня толкал, этот Рома?!
У коллеги Кружкова лицо сделалось, как на картине Мунка. Я криво усмехнулся. Что означало — «никогда в жизни».
Вот теперь мы разговаривали с Быстровым, которого возненавидел разом весь Питер. К стенам домов моего любимого города прикладывали трафарет — в одно мгновение пшикнешь баллончиком, и остаются два слова «Быстров свинья». Куда удобнее, чем выписывать. Чем ближе к Петровскому — тем больше было такого. Впрочем, даже на улице Рубинштейна нет-нет, да и случалась эти надписи. У домов Довлатова и Друзя. Хоть я мысли не допускаю, что Александр Абрамович прикладывал к этому руку...
Группа непримиримых
Пройдет время, Вовка вернется в свой город — и группа непримиримых запустит в том самом пруду возле зенитовской базы, где Садырин спасал тонущее дитя, плот с крупной свиной головой. Я представляю, как она дрейфовала — мне становится дурно и смешно.
Интересна ее дальнейшая судьба. Вот выловили ее багром — и куда дели? Помню, в пролеске за базой хоронил, глотая слезы, приблудную дворняжку футболист Хаген. Возможно, свиная голова с почестями упокоилась по соседству.
...Подробности ухода и возвращения Быстрова открывались позднее. Друг Владимира, самый знаменитый массажист нашего футбола Сергей Колесников мне рассказывал:
— Уход Вовки из «Зенита» — просто ужасная история. Жалко было до слез. Он же не сам в «Спартак» захотел!
— Столкнулись с Петржелой на почве казино?
— Вот именно. Петржела ночь просидит в казино — наутро появляется вот с такой головой. Вместе него работал Боровичка. А Вова как-то пошутил по поводу сна. Сразу — «на выход!»
— Так и сформулировал?
— Заявил: «Чтоб завтра в команде его не было!» Вот и продали.
«Пусть свистит «Петровский»
Тогда, в «Спартаке», мне Быстров показался... Грустным, что ли. Совсем не таким, как на поле. Огрызался в ответ на самые едкие вопросы, но как-то устало. Не по-быстровски. При этом грустно заключая, что не сломается. А лишь окрепнет.
Правду, что из «Зенита» его попросили, вроде говорил — но и не говорил открытым текстом. Возможно, ему тот уход казался унизительным. Не ушел — а избавились.
Ту заметку мы назвали «Пусть свистит «Петровский». Уловив главную мысль. От газетного листа с той заметкой веяло жаром.
— На питерских улицах чего только не было. В магазин заходишь, слышишь в спину: «Мясо не забудь купить, свинья...» Я вам расскажу историю. Прихожу на тренировку, Радимов протягивает вашу газету: «На, почитай». А там интервью Петржелы: «Быстров — не перспективный игрок, он мне не нужен». Тут же набрал своего агента. Спрашиваю: что за бред? И он объясняет: тебя продают в «Спартак». А потом «Зенит» начал «сюжеты»: мол, это Быстров сам надумал уходить. Я-то сильный человек, мне, по большому счету, до фонаря, что они там говорили. Но некоторые ребята ломались, когда им приходилось так же расставаться с «Зенитом». По полгода не играли, затем слышали: «В твоих услугах не нуждаемся, до свидания».
— Вот это история.
— А в прошлом году в Чехии «Спартак» играл со «Слованом». Я из-за травмы остался на трибуне. Подошел Петржела, поболтали чуть-чуть. «Я бы тебя никогда не продал», — сказал он.
Однако мне с трудом верится, что игрок может покинуть клуб без ведома тренера.
Бутса, полная крови
Я представляю, насколько у Быстрова избиты ноги. Футбольную биографию можно восстанавливать по шрамам. Тот же Колесников вспоминал:
— Вот вам случай: обыгрываем «Русенборг» в гостях 2:0. У защитников шипы сзади здоровенные — так один норвежец наступил Радимову на голеностоп. Влад кричит: «Доктор, Анатольич, посмотрите!» Стягиваем бутсу — полна крови!
— Какой ужас.
— Она оттуда — бульк, бульк! Пульсирует! Действительно, ужас. А Влад нас торопит: «Да нормально. Заклейте скорее» — и пошел на второй тайм.
— Дыру в ноге забили ватой?
— Специальный тампон, пластырь сверху. Затянули посильнее. Утром пришел к Владу в номер поменять повязку — у него вся постель в кровище!
— Он-то не устрашился?
— А ему по фигу. Как и Вовке Быстрову. Тоже ноги всегда перебиты.
— Действительно перебиты? — спрашивая я уже у самого Быстрова.
— Еще бы! — усмехнулся тот. — Не забуду, как в матче с юношеской сборной в Португалии получил по ноге так, что на скорой в больницу отвезли. Оказалось, нерв отбили, поэтому жуткая боль была. Щиток сломали. Но щитки трескаются часто. Вы же знаете, сколько на мне фолят.
Зарплата — 500 долларов
Петржела написал чудесную книжку — помню, как сам читал ее жадно. Быстров же пожал плечами:
— Не читал и читать не собираюсь. Я слишком долго работал с Петржелой — все от него уже слышал и знаю, для чего он это говорил.
Я не удивился. Помня, что чуть раньше в интервью Саше Кружкову Быстров говорил: «Я книжки не читаю, от них глаза болят».
Юное поколение корреспондентов изводило Быстрова на сборах, заметив детектив на тумбочке:
— Вот вы книжку читаете. Глаза не болят?
— Да хватит! — вспыхивал Владимир. — Ко мне пристали с вопросом про книги, я, чтобы отцепились, ответил: от них глаза болят. Ну понятно же, что шутил, а написали, как будто я серьезно. Потом надо мной смеялись. Но ничего страшного: сегодня посмеялись — завтра забыли.
Вот теперь снова мы — с расспросами про книжки. Раз уж не читал — стали рассказывать сами. Нам казалось, пан Петржела, зажмурившись, написал всю правду.
— Петржела в книге утверждал, что тренер дубля Вячеслав Мельников терпеть не мог вас и Денисова. Так и было?
— Об этом надо справляться у Мельникова. Досаду тогда вызывало другое: мы перешли из дубля в основной состав, но начальство и не думало поднимать нам зарплату. Которую назначили за два года до этого.
— Сколько вам платили?
— 500 долларов. Потом дотянули до тысячи. И ничего, играли за копейки, никто из молодежи не рисковал что-то попросить. А были бы нормальные контракты у молодых, их бы с такой легкостью из клуба не отправили. Относились бы по-человечески. А так — вроде местный, зарплата гроши... Куда он денется? Что с ним церемониться? Зато приехали Ранджелович и Мудринич — получили во много раз больше. Поэтому позже для них «Зенит» клубы искал, выставить на улицу не мог. И миллионы за них не требовали. Но если вдруг кто-то делал предложение нашему молодому игроку — мгновенно выставлялся счет в несколько миллионов. Разумеется, покупка срывалась, он полгода сидел на лавке в «Зените», а потом его просто выгоняли. Уже никому не нужного.
Сегодня все это смешно вспоминать. Но ведь были же в «Зените» у футболистов зарплаты — 500 долларов.
Ставочки
Тот Быстров рассказывал, не стесняясь, как любит ставочки. Я к тому моменту, сильно прогорев на результате футбольного клуба «Кубань», со ставками завязал на всю жизнь. Но восхищался чужими успехами.
Быстров рассказывал об успешных «экспрессах».
— Хоть раз на матч с участием собственной команды ставили? — поинтересовался корреспондент Кружков. Не такой знаток этой темы, оттого и был не в курсе, что этот вопрос — из перечня запрещенных. Никто не ответит, даже если ставил.
Быстров чуть замялся — и вдруг раскололся:
— Был единственный случай. На сборах «Зенит» участвовал в турнире в Марбелье. Перед матчем с «Аустрией», в котором я не должен был играть, поставил пять тысяч рублей на победу австрийцев. Но Петржела неожиданно включил меня в состав.
— И чем матч закончился?
— Выиграли 2:0 — сам забил и голевую передачу отдал. А поскольку премиальные за победу на сборах нам, разумеется, не полагались, получается, наиграл себе в убыток...
Ресторан прогорел
Конечно же, и «Разговор по пятницам» не обошелся без участия Быстрова.
Быстров помогал Александру Кержакову в какой-то из юношеских сборных — и, казалось, завидует самому себе. Состукивая куски дерна с бутс, говорил — и не понять было, то ли шутит, то ли всерьез:
— Какой же кайф!
— Стали тренером — и еще не обнаружили тягостные стороны профессии?
— Тренером-то быть полегче! Но только вторым. Ответственности никакой. Присматриваешься, наблюдаешь. А станешь главным — сразу распробуешь вкус неприятностей.
— Ваши идеи опережают время! — хотелось воскликнуть мне. Но, кажется, я промолчал.
Мне тоже всегда нравилась профессия второго тренера. А еще лучше — третьего. «То гантели, то коктейли» — как выражается мой друг агент Сафонов.
Мы цитировали Володе Аршавина. Который когда-то удивил, сказав: самый добрый человек на свете — Вовка Быстров.
Мы даже выписали на бумажку, как это звучало: «Мне кажется, среди футболистов нет человека добрее Быстрова. Открытый, щедрый, отдаст друзьям последнюю рубашку».
Быстров слушал с интересом. Думая — к чему это мы ведем?
А вели мы вот к чему.
— Когда вы жалели о своей щедрости? — поинтересовался я.
— Мой принцип: никогда ни о чем не жалеть!
— Но с обманом же сталкивались?
— К сожалению. Я доверчивый, вот и обжигался. Там договор не подписал, тут на слово поверил. И все, поезд ушел, уже ничего не докажешь. Что ж, тоже опыт.
— Когда-то у вас был ресторан. Прогорели?
— Да. Но давайте без подробностей. Ничего интересного.
— Это почему же?
— В любом бизнесе ты должен сам все контролировать. А я в футбол играл, не было времени вникать, что да как. В такой ситуации конец всегда один.
— Какой видите свою жизнь лет через пять?
— Понятия не имею. Может, уеду куда-нибудь на рыбалку, поселюсь в домике. Лес, речка, вечером уха, костерок... И никакого футбола!
— Вы серьезно?
— Абсолютно.
— На Финляндию намекаете?
— Да зачем мне Финляндия?! В России столько прекрасных уголков! Я еще Финский залив не успел до конца изучить, хотя часто там рыбачу. Вот недавно обнаружил чудесный островок, взял жену, детей, поставили палатки. А в соседней — пенсионеры, тоже любители рыбалки, бабушка и дедушка. Рассказали, что открыли для себя это место сорок лет назад. С тех пор каждый год приезжают. Я обалдел.
Гарик и акулы
Чем больше времени проходит, тем интереснее мне тот «Зенит», где все они были молодыми, дерзкими. Не самыми простыми в общении. Аршавин, Радимов, Денисов, Быстров, Власов...
Но до чего все это было интересно! Я ездил на сборы с тем «Зенитом» несколько раз, — баек осталось на книжку.
Интересно узнавать людей того «Зенита» с новых сторон.
— За долгую жизнь в футболе кто вас поражал порядочностью? — спрашивали мы Быстрова.
— Порядочнее Денисова я человека не знаю. Во всех спорных ситуациях, о которых столько писалось, он говорил правду. Ничего не придумывал. Удивительный боец — выходил на игру с температурой 38. Все время бился за команду, мог повести ее за собой. На свои деньги восстановил церковь, построил воскресную школу под Питером...
— Мы в курсе. А еще знаем, что спроектировал вам коттедж.
— Да, сильно помог. Сначала вместе с архитектором себе дом разработал, выстроил — и за мой взялся.
— Нарисовал?
— Мы вдвоем сидели, рисовали. Потом контролировали стройку. Получилось отлично! Денисов — замечательный человек! А если у кого-то другое мнение про Гарика образовалось, пусть они со своим мнением и живут.
— Он легкий в общении?
— Нет.
— Ссоры между вами были?
— Да какие! Могли из-за футбола разругаться. Порой казалось, что это навсегда. Но как-то снова сходились. Бывало, что и агент примирял, он у нас один. Гарик меня к акулам подтянул! Однажды чуть не сожрали!
— Вот это новость.
— У нас был уже большой опыт, около ста погружений, когда решили попробовать настоящий экстрим — дайвинг с акулами. В мире не так много мест, где это практикуется — Мальдивы, Багамы, Америка, Фиджи, ЮАР.
— Куда отправились?
— В Штаты. Так получилось, что я завозился со снаряжением и прыгнул последним. А группа уже двинулась по маршруту. Когда обнаружил, что под водой никого из ребят нет, охватила паника. Забыл обо всем на свете! Как плавать, как дышать, как продуваться. Страх парализовал, и я камнем пошел ко дну. А там штук пятьдесят акул! Из них три — тигровые, длиной пять метров!
— Они же по опасности для человека на втором месте в мире.
— Да, после белой акулы. Пока соображал, что к чему, вспомнил фразу инструктора: «На дно не вставать! Здесь акулы начинают кормиться...» Разглядев метрах в сорока пузырьки, быстро пополз в ту сторону, к нашей группе. На спине, цепляясь баллоном за кораллы, валуны, какие-то водоросли. С нами был профессиональный дайвер, американец. Я жестом показал — у меня проблемы. А он — да ладно, все окей. И поплыл дальше с камерой.
— Красавец.
— Тут, как ни странно, я немножко успокоился. Понял, что меня еще не сожрали. Но маска в воде, глаза щиплет. Удовольствия ноль. Мужики рядом с акулами плавали, трогали их, снимали на камеру, а я забился в уголок, судорожно вертел головой и думал — лишь бы не схавали.
— Денисов так же паниковал?
— Нет. Это я, отколовшись от группы, перенервничал. А Гарик прыгнул со всеми и отлично себя чувствовал в окружении акул. Но на следующий день погружение обошлось без ЧП, и я тоже спокойно плавал с ними, даже гладил.
— Ощущения?
— Кайф! Управляемый адреналин! Важно соблюдать несколько правил. В фильмах ужасов показывают, что акула несется на бешеной скорости и сразу пытается человека сожрать. В реальности она все делает медленно, плавно, атакует исключительно наверху. Там самое главное — не барахтаться, не совершать резких движений. Если что-то пошло не так, уходи вниз. Еще нельзя поворачиваться к ней спиной. Акулу всегда надо держать в поле зрения.
— Учтем.
— Когда подплываешь к акуле, она хочет потрогать тебя, познакомиться поближе. У человека для этого руки есть, а у нее — зубы. При погружении выдают специальную палочку. Ставишь поперек, акула упирается в нее носом и уходит на второй круг. Затем на третий, четвертый, пятый. Так и кружит рядом с тобой долго-долго. Раза три на моих глазах заглатывала камеру.
— И?
— Прикусила, почувствовала — что-то твердое, невкусное. Выплюнула. Она же не дура. В какой-то момент я настолько освоился в океане, что уже воспринимал все как пустяковое развлечение. К акулам? Да тьфу! Хоп, нырнул, встал на позицию, прикормил, ждешь. Появилась, ты ее аккуратненько гладишь, она с тобой играет. При этом четко понимаешь: если зазевался, потерял концентрацию, не заметил, как сзади вторая рыбина подплывает, будет...
— ...Клац-клац.
— Ага. Помимо тигровых тебя еще окружают штук тридцать более мелких, длиной полтора-два метра. Те вообще утыкаются в коленки. Если слегка прикусят — это не опасно. Зато с тигровой шутки плохи. Прихватит зубами — хана.
— Иногда к акулам погружаются в клетке. Пробовали?
— Ни разу. Это зоопарк наоборот. Никакого интереса. Вот к белым акулам, которые абсолютно непредсказуемы, иначе не подойти. Кажется, только одна женщина в мире плавает с ними без клетки. А мы на Багамах видели девушку, которая обычных акул усыпляла прямо на руках.
— Это как?
— Одной рукой берет за нос, легонько массирует, другой поглаживает чуть пониже пасти. Убаюкивает, переворачивает на спину — и акула впадает в транс...