Если индивидуальные виды спорта в России имеют хотя бы какие-то шансы на возвращение, то в командных о международных турнирах можно забыть надолго. Настроение типичного российского спортсмена — постараться уйти от этих проблем в себя, убедить свой разум, что и в России высокая конкуренция, деньги есть, а за рубеж не очень-то и хотелось. И это нормальный механизм психологической защиты.
Нечасто можно услышать от российского спортсмена нечто другое. «СЭ» поговорил с гандболистом сборной России Глебом Каларашем — он нетипичный россиянин во всех смыслах слова. Родился в Москве в семье Владислава Калараша, чемпиона мира среди молодежи в составе сборной СССР и вице-чемпиона Европы в составе сборной России, провел детство в Испании, Португалии и Германии, знает пять языков, а играет почти всю карьеру за рубежом — сейчас за вице-чемпиона Венгрии «Сегед». Рассказал о жизни в Европе, (не)тупости спортсменов и отношении к смене гражданства.
Русофобии не замечаю
— Глеб, ты сказал, что поговорить можно, потому что выпало три дня выходных. В Сегеде вообще есть где провести выходные?
— Потренироваться по индивидуальной программе, например. (Смеется.) Вообще это небольшой город по сравнению с Москвой, симпатичный, есть и рестораны, и кафе. Но я не особо тусовочный человек. Если хочешь что-то особенное — в Будапешт либо Сербию, до Суботицы полтора часа.
— Подходят в кафе?
— Бывает. В Москве, понятно, среднестатистического спортсмена никто не узнает, только если ты не звезда. На неделе были в Будапеште, выходим с женой из ресторана — под дворником машины бумажка. Она говорит: «Ой, все, штраф!» А оказалось, что кто-то распечатал листочек А4 и по-русски написал: «Глеб, добро пожаловать в Венгрию, удачи в этом сезоне». Правда, Глеб латиницей, видимо, это у них не перевелось. (Смеется.) А машину узнали, потому что нам дают клубные машины и по бокам написана твоя фамилия.
— После жизни в Москве видишь плюсы в маленьком городе?
— По-своему хорошо, хотя в Москве лучше всего. Плюс — все близко, мне до тренировки ехать три минуты на машине. Очень спокойно и безопасно, нет суеты.
— Венгерский учишь?
— Кажется, Венгрия — единственная страна, которая понимает, что спортсмены могут не учить их язык. Сами понимают — очень тяжелый. В Германии от всех требуют говорить на немецком. Если в городе говоришь на английском, ловишь непонятные взгляды. Если стараешься говорить на местном языке — тебе и помогут скорее. Я за свою карьеру и македонского нахватался, и сербскохорватский постепенно выучил, по сути, единый балканский язык, который понимают во всей бывшей Югославии. Ну и по-испански с детства что-то помню, но его надо еще достать из недр. Получается, языков пять знаю.
— Часто в России депутаты, политики говорят о некой русофобии в Европе, «отмене» россиян. Замечаешь?
— Честно — никогда не замечал. Я нахожусь в профессиональном спорте, и, наверное, люди понимают, что я не могу отвечать за политику только потому, что я русский. Никаких кривых взглядов, насмешек или высказываний в той же бундеслиге. Я не буду говорить про все сферы и страны, но о гандболе судить могу — общаюсь с другими россиянами в Европе, Тимуром [Дибировым], Косоротом (Марком Косоротовым. - Прим. «СЭ»), [Константином] Игропуло, они тоже такого не наблюдали.
Надеюсь, Вяльбе не имела в виду бомбу в прямом смысле
— Расскажи про детство в Европе. Были варианты кроме гандбола?
— Пожалуй, нет. (Смеется.) Я родился в Москве, но мы тут же уехали в Испанию, помню, как пошел там в детский сад, школу. Потом Германия лет с 7 — и я начал заниматься гандболом. Когда у отца были игры, я вроде был свободен, но было интересно, прибегал, смотрел. То есть гандбол всегда был частью моей жизни. Мама училась в медицинском, но против не была.
Хотя я рос в Европе, всегда считал себя русским человеком, частью русской культуры. Но, конечно, на мой менталитет повлияли другие страны. До шести лет я жил в солнечной Испании или Португалии — солнце, сиеста... Сказали, что работаем до пяти — значит, работаем до трех и пару часиков можно вино в кафе попить. Потом Германия — там все как в рекламе «квадратиш, практиш, гут», все по правилам, куча бюрократии — закажешь в интернет-магазине, тебе прям письмо придет в ящик. Чтобы пойти к врачу, тоже надо пройти множество этапов, а если не успел на прием, все равно деньги могут снять. Не то что у нас — всегда можно договориться.
— Какую тогда черту ты взял из русского характера?
— Думаю, никогда не сдаваться, эта жесткость, которая у нас есть, особенно в спорте. Получился микс солнечного радостного мальчика и жесткого и умеющего стоять на своем. В Германии, кстати, менталитет в этом смысле ближе к нашему, хотя у нас люди подобродушнее, гостеприимнее. Они отделяют работу от личного, защищают личные границы. Лично мое впечатление от немецкого характера — сухость.
— У тебя нет грусти, что ты и европеец, и русский — но между двумя этими сущностями разлад?
— Ну, разлад я на себе не чувствую, лукавить не буду — я чувствую, что авиабилеты на самолет подорожали. (Смеется.) Стало очень тяжело добираться домой и долго.
— Глава Федерации лыжных гонок России Елена Вяльбе призвала сбросить бомбу на Лондон — мол, тогда нас допустят. Учитывая, что ты живешь в Европе, играешь в еврокубках и теоретически можешь оказаться недалеко — не хочешь ответить?
— Уф... Это политика, и мы мало что можем поменять. Может быть, чуть-чуть, но не глобально. Люди в нашем спорте понимают, что отстранять Россию нечестно и неправильно, ты просто убрал конкурента, даже двух с учетом Белоруссии, лишаешь себя же доступа к юным талантам из России. Нас тут в Европе очень немного, российских спортсменов. Нас даже не 300 спартанцев, а намного меньше. И мы тоже стараемся представлять нашу страну.
Слова Вяльбе — ее мнение, личное дело. Я надеюсь, она это сказала сгоряча, может, неправильно выразилась. Очень надеюсь, что она не имела в виду это в прямом смысле и контексте. Потому что никому бомба на Лондон, думаю, не нужна.
— Ты ведь и в украинском чемпионате играл. Какие впечатления остались?
— Да, вспоминаю с теплотой, потому что я провел там два года, и все было классно, мы играли в Лиге чемпионов, и никаких плохих высказываний в мою сторону или отца, который тренировал команду. Кто-то скажет — мы этого не видели, потому что не хотели замечать, но два года — достаточный срок, чтобы заметить.
— Про блат не говорили?
— Мне кажется, я заслуженно туда уехал. Меня подписали, потом подписали отца. Да и по факту, хотят люди говорить — пусть говорят. Я доказываю все делом. А там уже люди видят, по блату или нет.
Нечестно и неправильно называть всех спортсменов тупыми
— В России государство играет большую роль в спорте. В Венгрии так же?
— Оно тоже поддерживает клубы, но по определенным правилам. Например, надо потратить определенную сумму на свою академию и развитие юниоров. Или на инфраструктуру — тренажеры для зала, бассейн, медицинские аппараты, мячи и тому подобное. А у основной команды частные спонсоры — OTP Bank и колбаски Pick Szeged. Я пробовал — вкусные!
— Зарплаты гандболиста в Венгрии на большее хватает, чем в России?
— Кто на что учился. Но мне здесь хватает, я доволен. (Смеется.)
— К футболистам никогда зависти не было из-за зарплат?
— Конечно, в раздевалках обсуждают, что они такие большие деньги получают. Но они реально выполняют очень большой объем работы. Готов признать, что наш спорт полегче. И потом, я никогда не слышал про такие трансферные суммы в гандболе, как у них. Мбаппе, Роналду, Месси — о них люди на улице вспомнят в первую очередь. Про гандбол скажут — ну, что-то слышали. У них стадионы даже в регионах и огромные деньги на трансляциях, атрибутике. Гандбол в плане денег тоже растет, но не во всех странах. Германию не сравнишь с той же Испанией. В Польше тоже аншлаг соберется на два решающих матча в году, в середине таблицы пустые трибуны. Сейчас «Зенит» играл в Снежинске, был там полный зал?
— Нет привлекающих внимание персонажей а-ля Дзюба или Макгрегор.
— Мало одного Дзюбы. Пусть будет в какой-то одной команде условный Дзюба, но должна быть выстроена система под всю команду, а не отдельного хайпового игрока. Это будет неправильно по отношению к остальным, вернее, ты не сможешь выезжать за счет одного игрока. Да, скорее футболистам напишут хейтерский комментарий в соцсетях из-за того, что ставка сгорела. Вопрос популяризации спорта, хотелось бы, чтобы гандбол раскручивали лучше.
— Мысли о том, что после спорта, посещают?
— Глобально не задумывался, но мысли приходят. Наверное, хочется остаться около гандбола — тренером, директором клуба. Потому что признаю: идея «что, если не гандбол?» сидит в голове. Но кто знает, как повернется? Может, ресторан открою. В общем-то, есть желание и продолжить династию, детей у нас пока нет. На мне лежит в некотором роде ответственность, фамилию надо продвигать дальше. Но пусть ребенок занимается чем хочет, конечно.
— Насчет перестройки в другую стезю — вспомнились слова нашей фигуристки Александры Бойковой, что она знает достаточно много тупых спортсменов и им вообще легче выступать. Легкоатлет Сергей Шубенков с ней согласился, хоть и со смехом. Стереотип же правда есть. Ты с ним согласен?
— Пусть так считает, я ее не считаю тупой, как и не считаю в принципе всех спортсменов тупыми. Каждый, как говорится, умен в меру своих возможностей. Неправильно грести всех под одну гребенку. Наверное, некоторые спортсмены лучше умеют отстраняться от мыслей и фокусироваться на матче или прокате. Но нечестно и неправильно называть большое число спортсменов тупыми, это слишком громкое заявление. Ну вот я знаю четыре или пять языков. Являюсь ли я тупым или это опровержение тезиса? Не знаю. Годы идут — и ты можешь дотренироваться до конца своих лет, не побывав за рубежом.
— Ты сказал про 300 спартанцев, но отстранение продолжается — нет соблазна сменить спортивное гражданство?
— Не то чтобы соблазн. Скажу так — хочется играть на чемпионатах Европы, мира и Олимпиаде. И в нынешней ситуации, если бы кто-то предложил: «Ты поедешь под нашим флагом на чемпионат Европы и мира» — например, под венгерским, — то я бы согласился, думаю. Но я не смотрю на это как смену гражданства. Это необходимость в самореализации, которую хочется удовлетворить в жизни любому человеку.
И то — я сейчас так рассуждаю, потому что в теории, а вот в моменте, когда мне положат документ на стол, может, рука и дрогнет подписать. В любом случае такие мысли появляются только из-за того, что мы не играем на международных турнирах.
— Тебе начнут писать про предательство.
— Тяжелая тема. Я не считаю это предательством. Люди, которые начинают писать такие гадости, мыслят однобоко, они не были в шкуре спортсмена. Поехать на Олимпиаду — главная мечта любого представителя олимпийского вида спорта со школы. И ты ее проносишь через всю жизнь. Попасть на такое мероприятие не под флагом Российской Федерации очень обидно. Но если тебе предоставляется возможность... Нужно быть готовым дать интервью, попробовать объясниться людям, что я русский, но есть политика, которая мешает самореализоваться. Может, люди и поймут. А если выиграешь? А если с медалью домой вернешься? Разве ты будешь себя в этом выборе укорять?
А если не решишься на шаг — ты можешь дотренироваться в своем виде спорта до конца своих лет и никогда не побывать на турнире за рубежом. Это сложно — работать и не знать, для чего. Никто же не знает, когда нам откроют ворота. А ты взрослеешь, годы идут, накапливаются травмы, у тебя есть и другие цели в жизни, семья, дети. Вместо этого начинаешь накручивать себя, заниматься самопоеданием. Все это кончается психотерапевтом. (Смеется.)
— Олимпиаду смотрел? Особенно открытие.
— Много видео видел после. Ну, мне не понравилось. Я толерантен, но все же мой дом — моя крепость. Это Олимпиада — одно слово чего стоит! И тут такое показывают. Слышал, что многие французы критиковали открытие, да и МОК в итоге извинился. Это о многом говорит. Каждая лягушка хвалит свое болото, а тут даже не похвалила. Наше мнение даже и не нужно.
— Ты сейчас счастлив? Или чего-то в жизни не хватает?
— Да, счастлив. Но не хватает отмены спортивных санкций. Да и не только спортивных, а в принципе всех, чтобы люди могли ездить по миру как прежде, летать прямыми рейсами. Короче, хочется, чтобы был мир. Его не хватает.