Двукратных обладателей Кубка Стэнли в России не так много. Вслед за четырьмя трехкратными — 14. То есть за 36 лет, которые наши хоккеисты играют в НХЛ, главный хоккейный трофей планеты более чем однажды выигрывали 18 человек, меньше двух десятков. Как сказали бы в Англии, «cream of the cream», а в России — лучшие из лучших. Хотя некоторым другим во главе с Павлом Буре и Ильей Ковальчуком, чья принадлежность к лучшим не подлежит сомнению, но до Кубка Стэнли они так и не добрались, крупно не повезло. Но это только подчеркивает, чего добились те, кому трофей удалось взять даже не по разу, а больше.
...С одним из них, Михаилом Сергачевым, мы в августе сидим в кофейне на углу Садового кольца и Большой Никитской. Через Садовое — высотка на площади Восстания. Защитник «Юты» живет совсем поблизости и получает удовольствие от каждого летнего дня, проведенного в центре столицы. И я — от общения с ним, прекрасно развитым в разных областях, читающим Достоевского и замечательно формулирующим мысли 27-летним парнем, который в этом возрасте способен быть одним из главных организаторов такого ажиотажного для летней Москвы события, как Матч года. Проведенного — поверьте мне как человеку, который бывал на многих десятках событий в НХЛ и может сравнивать — на высшем уровне.
Слушаю Сергачева — и все время ловлю себя на мысли, что когда-нибудь, после игровой карьеры, он сможет достичь многого и в каких-то других областях. Но пока до этого еще далеко, и он делает все, чтобы его новый клуб не пожалел ни об одном центе из восьми с половиной миллионов долларов в год, на которые летом 2022-го на восемь лет подписала его еще «Тампа». Это был настоящий контрактный прорыв для российских защитников — из них на тот момент и близко к этим цифрам не зарабатывал никто, и он открыл дорогу целому ряду коллег по амплуа и соотечественников, которые с тех пор встали с ним в один ряд.
Перед Матчем года и Овечкин, и Панарин, и Марченко сразу сказали: «Играем на победу»
— Можете привести пример, кому конкретно помогли деньги, вырученные от Матча года?
— Пока средства только на пути в наш фонд: идет подбивка счетов, подсчет расходов и доходов. Но как только они поступят, в первую очередь поможем четырехлетнему мальчику Мише Баринову. У него тяжелая форма ДЦП, и ему нужны специальные ходунки. Их стоимость — около миллиона рублей, и, если их купить в раннем возрасте, они могут дать ему шанс в будущем самостоятельно ходить. Есть еще Максим, ему 15 лет. Он передвигается в коляске, а в квартире слишком узкие проемы. Нужен ремонт, тоже примерно на миллион. Третий пример — девочка Лера. У нее было множество операций, сейчас идет реабилитация. Ей нужны процедуры, перевязки, другая поддержка.
В прошлом году мы тоже помогали детям под эгидой фонда, теперь это уже официально через Матч года. Благодаря ему планируем взять еще две-три семьи. Сейчас у нас под опекой ребята из Нижнекамска, Омска, Казани. Для кого-то мы снимаем жилье отдельно, не через фонд. В итоге к концу года у нас будет около шести подопечных.
— Ваш агент Дэн Мильштейн поражался, как Сергачеву удается одновременно играть в сезоне НХЛ, где матчи через день, и готовить такое масштабное событие, как Матч года. И как же?
— Дэн любит преувеличивать, ха-ха. Сложнее понять, как ему удается делать все, что он делает: он и бизнесмен, и агент, и наставник, и автор книг. А у хоккеистов, по крайней мере у меня, свободного времени много. С утра тренировка, а дальше весь день — с семьей или друзьями. Нельзя сказать, что я постоянно чем-то занят.
Матч года — проект, который мне по-настоящему интересно организовывать. Его беницифиаром выступает мой фонд, и большая часть вырученных средств уходит именно туда. После первого опыта я сам удивился: начинали с небольшой идеи, а в итоге получилось мощное событие. Когда занимаешься тем, что тебе нравится, время находится всегда.
— Владислав Гавриков рассказывал мне, что вы с Артемием Панариным лично собираете команды, обзваниваете игроков.
— Да, в основном я просто рассылаю сообщения. Это не Матч звезд, и критерии приглашения у нас разные — от медийности до хорошего сезона. Например, Дмитрий Бучельников (летом 2025 года форвард был обменян из «Витязя» в ЦСКА. — Прим. И.Р.) до недавнего времени был известен малому кругу фанатов, но мы посмотрели — у парня и руки, и голова, он очень интересный. И позвали его, после чего он на Матче года оказался одним из лучших.
— Мильштейн сказал также, что в этом году Матч года получился намного лучше, чем в прошлом. Согласны?
— По масштабам — однозначно лучше. Мы расширили формат, сделали уличный фестиваль. Конечно, были мелочи, которые не удалось реализовать, но в целом все прошло на порядок интереснее. И сама игра была намного живее. В прошлом году многие еще примерялись. А теперь команда НХЛ уже была наиграна. Сразу и Овечкин, и Марченко, и Панарин сказали: «Будем играть на победу». По отзывам людей слышал то же самое: стало намного интереснее.
— В прошлом году счет был 8:8, сейчас — 15:3. За что вы их так?
— Видел комментарии, что мы их «деклассировали». Честно говоря, удивился таким формулировкам. Мы предупреждали, что будем играть серьезно, и соперники это знали. У них тоже были моменты, но они их не реализовали. Нам удалось забить — вот и вся разница. Но не сказал бы, что преимущество в классе у нас огромное. У нас ребята бросали и попадали, у них — бросали и не попадали. Лямкин сказал о «разнице в классе», но я не стал бы так выражаться.
Панарин и Кучеров, Василевский и молодые звезды. Каким мог быть состав сборной России на ЧМ-2025?— А что не удалось в плане организации? Что за мелкие недочеты?
— Это скорее даже не недочеты, а моменты, от которых мы сразу отказались. В прошлом году заявляли автограф-сессию, но не смогли сделать ее физически. В 2025-м даже не стали включать ее в программу, поскольку понимали: в условиях стадиона на 12 тысяч зрителей с узкими холлами это нереально сделать так, чтобы все остались довольны. А устраивать сессию только для привилегированных людей, которые за нее отдельно заплатили, мы не хотели, не считали правильным.
Многие процессы я бы оптимизировал, сделал быстрее. Слишком долго принимались некоторые решения, из-за чего где-то мы потеряли спонсора, где-то не успели заказать джерси. Таких внутрянок, которых никто со стороны не знает, было немало. В прошлом году у меня было ощущение «вау, классно, спасибо всем». В этом я как организатор уже видел весь процесс, поэтому впечатление оказалось другим, более объемным.
— Может ли организация Матчей года для вас стать опытом, который пригодится в будущей профессии после окончания карьеры?
— Возможно — просто пока об этом не думаю. Друзья, семья — все говорят, что, может, в будущем мне стоит заниматься каким-то продюсированием, менеджерством. Сейчас мне интересно делать Матч года, через год будет следующий — и посмотрим, как люди на это отреагируют. Плюс есть благотворительный фонд, которым занимаюсь. Понимаю, что хоккей вечным не будет.
Овечкин сначала не понял, что ему дарят машину. А потом был в шоке
— Главные организаторы Матча года — вы с Панариным и Овечкиным. В чем конкретно роль Александра?
— Саша — скорее идейный вдохновитель, человек, к которому мы обращаемся на последних стадиях, когда нужно принять важные решения. Но не стал бы делить роли: мы втроем — организаторы.
— Были сомнения, где проводить матч? Рассматривали другие города или выбор Москвы был очевиден из-за рекорда Овечкина?
— Да, обсуждали разные варианты: Питер, Казань, Омск. Но мы с Сашей решили, что нужно добить начатое год назад и показать, что можем провести хороший матч именно в Москве. Первый год прошел удачно, и хотелось закрепить результат. Плюс у нас была идея сделать уличный фестиваль, и так совпало, что Александр побил рекорд в этом сезоне. Поняли: лучше провести матч в столице, провести его чествование — а потом уже ехать по городам. Опыт тоже важен. Если бы сразу после первого раза мы уехали в другой город, могли бы сильно обжечься. Думаю, в этом году мы точно не были бы готовы играть где-то еще.
— А как возникла идея с машиной для Овечкина, которую выкатили на лед?
— Мы сотрудничали с компанией, которая в итоге вручила Александру автомобиль. Сначала обсуждали спонсорский пакет, но параллельно в нашей группе организаторов думали, что подарить Саше. Были идеи с золотой клюшкой и шайбой, как в НХЛ, но поняли — не то, захотели что-то свое. Знали, что Александр занимается благотворительностью, и я предложил партнерам вместо денег по спонсорскому пакету подарить машину. Они сразу согласились.
— Можно сказать, вы сделали то, чего не сделал Тед Леонсис, когда Уэйн Гретцки в своей речи, когда Овечкин с ним сравнялся, на это намекнул: мол, ему на рекорд подарили «Роллс-Ройс».
— Можно и так сказать. Машина есть машина, подарок солидный. Александр был в шоке! Самое интересное — он сначала на лед не выходил, поскольку не понял, что это ему автомобиль дарят. Думал, просто спонсорская машина выкатилась. А когда все прояснилось, сразу сказал, что передаст машину в свою академию, чтобы использовать во благо детского хоккея.
— Кстати, вы когда-нибудь попадали под щелчок Овечкина, чтобы реально почувствовать на себе его силу?
— У меня три года назад треснул локоть из-за его щелчка! С тех пор играю со специальной накладкой на нем. Тогда мы проигрывали — 1:5 или 1:6, меня как молодого выпустили в меньшинстве справа, под Сашу. Сел под его бросок — локоть потом стал огромный. Сделали рентген — оказалась трещина.
Овечкин и Малкин вступают в заключительный год своих контрактов. Это будет последний танец?— Значит, теперь знаете на собственном опыте, что это такое. Есть ли еще у кого-то в НХЛ такой щелчок по силе?
— Да, многие бросают сильно — Стэмкос, Лайне. Но у Овечкина уникально другое — выбор точки. В этом он самый креативный. Он видит, как вратарь перемещается, и в последний момент бросает туда, где ему неудобно: в противоход, в подмышку, рядом с корпусом. Поэтому вратарям его так тяжело «читать».
— Что для вас как профессионала значит его рекорд?
— Это не описать словами. Конский труд — его и его родителей. Что-то недосягаемое! У Александра, тьфу-тьфу-тьфу, все в порядке с «физухой», при том что он живет так, как хочет, не старается никому понравиться. Просто выходит и забивает, не говорит ничего лишнего. Когда был моложе, мог и песню спеть, и рэп прочитать, но главное — как был, так и остался нормальным человеком, который делает свое дело. Это и удивляет. Овечкин — простой русский мужик, который достиг, казалось, недостижимого и установил рекорд, который будет тяжело побить.
Возможно, в будущем кто-то его рекорд все-таки побьет, и я буду за этого человека рад. Но Александр для меня — кумир, всегда им был и всегда будет. Поражаюсь, глядя на него, — настоящий медведь! Просто уникальное телосложение, здоровье, мощь, манера игры. Для меня большая честь, что мы знакомы и вместе делаем Матч года. Вся Россия за Сашу болела, переживала, и этот рекорд — с одной стороны, наша общая, а с другой, его личная огромная победа, его родителей и жены.
Помню, как еще маленьким смотрел на Овечкина в финале золотого чемпионата мира в Квебеке, обожал его желтые шнурки, агрессивный стиль игры, силовые приемы, сумасшедшие броски. В прошлом сезоне, когда он сломал малую берцовую кость, мы говорили с ребятами между собой — все, теперь уже нереально побить в этом сезоне. Это же не просто восемь недель восстановления, но и форму надо набрать! А он вернулся и побил. Никто этого не ждал.
— Если разделить его почти 900 голов по годам, то выходит, что среднем он в течение двадцати лет забивает по 44 шайбы за сезон. У меня это не укладывается в сознании.
— У меня тоже. Надеюсь, он и тысячу в регулярных чемпионатах забьет!
— Каков Овечкин для хоккеистов?
— Простой. Свой. Честный. Отзывчивый. Любой из ребят может написать ему сообщение — он всегда ответит, пообщается. Классный мужик, капитан и лидер. Для кого-то — наставник. Для каждого он разный, но для всех остается простым нормальным человеком.
То, что делает на льду Кучеров, ценят меньше, чем должны
— Составы на Матч года менялись прямо в процессе. Так, планировалось, что сыграет обладатель двух последних Кубков Стэнли Дмитрий Куликов, но его на льду не оказалось.
— Да, изначально состав выглядел иначе. Мы приглашали ребят, но у кого-то были травмы, у кого-то — семейные обстоятельства. У Димы после победы был плотный график, перелеты, семья. Поэтому не получилось.
— Ваш бывший одноклубник по «Тампе» Андрей Василевский был на матче, но не играл, а сидел на трибуне, потом пришел в раздевалку. Почему не вышел?
— Вася никогда не берет форму, когда приезжает в Россию. Он здесь не тренируется, а просто отдыхает, видится с близкими. Но сказал, что на следующий год будет играть. Был в шоке от масштаба мероприятия и обещал выйти на лед. С удовольствием будем ждать.
— А Никиту Кучерова пытались пригласить?
— Конечно, каждый год пытаюсь. Но Никита всегда работает по своей программе.
— Он начинает готовиться к сезону буквально через неделю после окончания предыдущего.
— Раньше так было. Сейчас точно не знаю, но вроде ничего не изменилось.
— Такое ощущение, что Кучеров — машина. Ему отдых вообще не нужен?
— Он видит у себя какие-то недостатки и понимает: чтобы их исправить, нужно много времени, все лето. По ходу сезона это невозможно. Поэтому летом так и работает. Для меня он в «Тампе» всегда был своеобразным наставником. Многие люди думают, что тренировки — это бег от борта до борта. На самом деле это больше работа мозга, чем ног и рук. Никита все продумывает, анализирует, что именно нужно отработать, и делает это.
— Считается, что его игра целиком построена на интеллекте.
— Думаю, процентов на шестьдесят. Остальные сорок — это техника, но она напрямую с этим интеллектом связана. Главное преимущество Куча — это его мозг.
— Ваша фраза: «Я сам себе тренер, меня этому Кучеров научил». Можете разъяснить?
— Вот это я сказал, не подумав. Все равно есть хорошие специалисты, особенно в катании, которые могут что-то добавить в мою игру. Есть минусы, которых я могу не видеть, а они подмечают важные нюансы. Сейчас у меня есть хорошие тренеры и в Америке, и в России, благодаря кому я могу становиться лучше.
А сказал я это сгоряча, поскольку на моем пути встречались не очень хорошие специалисты. В момент, когда произнес ту фразу, с одной стороны, был воодушевлен примером Никиты и, с другой, у меня не было нормальных тренеров по индивидуальной работе. Извиняться не буду, но свою точку зрения с тех пор пересмотрел.
— А вообще, хотели бы извиниться за какие-то свои прежние высказывания?
— Не думаю. Когда говорил, что 99 процентов детских тренеров — обманщики, в процентном соотношении, конечно, преувеличил. Теперь скажу — 50 на 50. Но, когда смотрю, что они делают, и сейчас нередко возникают мысли: что это, зачем? С другой стороны, они получали тренерскую лицензию, а я — нет. И, значит, не мне об этом судить.
Кучеров и Капризов — элита НХЛ. Кого из россиян называют суперзвездами лиги?— Вы видели, как Кучеров превращался в суперзвезду и трехкратного обладателя «Арт Росс Трофи». Можете вспомнить момент, когда Никита поразил вас больше всего?
— Это происходит каждую игру. Но особенно я был в шоке тем летом, когда мы вместе тренировались. Кучеров каждый день работал так, будто это его последняя тренировка. Если что-то не получалось, например бросок, он оставался после занятий и доводил его в этот конкретный день до идеала. Потом приезжал домой, шел в гараж — и продолжал. Такое рвение поражало.
А потом начинаешь привыкать, видя, что это — для него норма. И на льду все начинает восприниматься как обыденность. Неожиданные передачи? Для него это естественно. И кажется, что это ценят меньше, чем должны. Макдэвид — это скорость и обыгрыши, и все это отмечают. А Никиту иногда недооценивают. Хотя он делает то, чего другие не делают.
— Видели еще у кого-то такое отношение к делу?
— Сейчас мы много катаемся с Кириллом Марченко — у него тоже что-то такое есть. Ну и Василевский, конечно, и Сергей Бобровский. Просто у них как у вратарей это по-другому проявляется, но рвение, желание становиться лучше — абсолютно такое же.
— Вы ведь первые две свои шайбы в НХЛ забросили Бобровскому, который был тогда действующим обладателем «Везины»?
— Насчет «Везины» не помню, а то, что забил ему — да.
— Когда-нибудь ему об этом напоминали?
— Ни разу с ним об этом не говорил. Бобер — очень добрый, верующий, классный человек. Он просто излучает добро, рядом с ним хочется быть. Общаться с ним — одно удовольствие, никогда плохо ни о ком не скажет. Супервоспитанный, суперпозитивный. Восхищаюсь им. Сергей прошел через тяжелые первые годы во Флориде, когда многие говорили, зачем это и ему, и клубу. Но человек, который верит в себя и много работает, всегда добьется результата. Очень-очень за него рад.
— Прогресс Марченко впечатляет.
— Не буду много про него говорить, не хочется сбивать. Пусть у него все идет как идет. Я за него рад.
— Но вы и Марченко общительны, а Кучеров наглухо закрылся от внешнего мира. Почему, как думаете?
— Не хотел бы эту тему обсуждать. И сам Никита не любит, когда про это говорят.
— Хорошо, тогда сформулирую по-другому. Как вам, находясь рядом с Кучеровым и восхищаясь им как образцом по отношению к делу, удалось не взять с него пример в плане закрытости от медиа?
— Мне просто нравится общаться, я такой человек. Понимаю, что мы делаем одно дело: я играю в хоккей, вы пишете о нем, объясняете людям, как там что устроено. Мы помогаем вам, вы помогаете нам — вместе популяризируем хоккей. Благодаря этому на стадионы приходит больше людей. Поэтому не вижу смысла что-либо утаивать.
— Иногда кажется, что, допустим, один-другой «Харт Трофи» Кучеров не получил именно из-за закрытости.
— Не знаю, из-за чего ему недодают индивидуальных призов. Не думаю, что Маккиннон какой-то суперразговорчивый. Поэтому здесь мы можем только гадать.
Перед интервью с Собчак был мандраж
— А когда вы сами поняли, что публичность, свободное общение с журналистами — это часть профессии? Читал историю, как на юношеской Олимпиаде в Лихтенштейне вы несли флаг сборной России, а потом вам дали слово и вы зажались.
— На самом деле у меня там была записана речь. Подошел глава Олимпийского комитета Александр Жуков, мне 16 лет, и было не особо комфортно. Но что-то сказал, поблагодарил, не могу сказать, что сильно зажался.
А понял я гораздо позже — когда переехал в Канаду. Там сразу стало ясно: нужно общаться. После игр в канадской юниорской лиге в раздевалку заходили по 10-15 журналистов и задавали нам вопросы, как будто мы энхаэловцы какие-то. Для меня это на первых порах было дикостью. В России в МХЛ к нам вообще никто не подходил, не спрашивал мнение об игре. А там — постоянный интерес, атмосфера, в которой люди хотят читать и слушать хоккеистов. Тогда и осознал: без этого никуда.
— Ничего себе — то есть еще до «Монреаля», в «Виндзоре»!
— Да. А в «Монреале» вообще все на другом уровне. На тренировках могло присутствовать по 60 журналистов, миллиард разных мнений на все, никто не стесняется их высказывать. Из-за этого и интерес колоссальный.
— И особое внимание, наверное, к игрокам первого раунда.
— Сто процентов. У меня за три дня после драфта пришло 60 тысяч болельщиков в соцсети. Люди начали писать, бренды — куда-то звать, предлагать контракты — хотя я еще ни одного матча в НХЛ не сыграл. Уверен, что у Демидова сейчас вообще голова разрывается. Я еще половину лета перед первым полным сезоном провел в Монреале. Интересно!
— Демидов тоже остался на лето там. Что бы вы посоветовали ему как человек, который через все это прошел?
— Мы с ним говорили. А советовал бы только общаться с нормальными людьми и не залезать во всякие сомнительные истории. Играть в хоккей и концентрироваться на нем, чтобы голова была в него погружена. Вот и все. Он все это знает. Видно, что Ваня — молодец.
— А как вы чувствовали себя много позже, давая интервью неспортивным блогерам? Например, Ксении Собчак.
— На самом интервью все было нормально — но перед ним, естественно, был мандраж. Ты же не знаешь, какие вопросы зададут и на какую тему, никто тебе список заранее не присылает. Приходишь — и перед тобой Ксения Анатольевна, которая начинает спрашивать. Но когда разговор пошел, я понял: у нее не стоит задачи «задушить» меня, а есть цель — разузнать что-то новое. В целом получилось, на мой взгляд, нормально. После этого меня многие стали называть «самым скромным хоккеистом в России», видимо, потому что я не наговорил ничего лишнего.
«Мечта всей жизни — сыграть за сборную на Олимпиаде». Большое интервью Сергачева— То есть этот опыт вам понравился?
— Это был интересный опыт, да. Но если бы позвали сейчас — наверное, не пошел бы. Просто потому, что мне нечего сказать. Такие интервью обычно делают ради какого-то инфоповода — у человека выходит фильм, книга или проект, и он идет к Собчак или каким-то другим блогерам его рекламировать. Ты что-то сказал, публика посмотрела твой продукт, купила его. У меня ничего такого не было, продавать было нечего. И сейчас понимаю, что пошел на это интервью неготовым. Кому интересно мое мнение о том, что нас не допускают к Олимпиаде?
— Но новая аудитория после этого точно же появилась.
— Сто процентов. Этому очень рад. Благодаря таким интервью меня узнали не только хоккейные болельщики, но и люди из других сфер — продюсеры, руководители компаний. Это тоже важно. Сейчас могу делать разные проекты — тот же Матч года, и мне проще договариваться с партнерами. Они понимают: у этого человека есть медийность, его знают, с ним интересно работать. Но если тогда думал, что пойти на такое интервью — круто, то сейчас отношусь к этому поспокойнее.
— А как вообще организовывалось то интервью с Собчак? Почему именно с вами?
— У меня тогда была помощник по пиару, которая с ней хорошо общалась. Она и договорилась. Согласовали дату, выбрали локацию, все просто. Какой-то особой дружбы с Ксенией у меня не сложилось, но, когда пересекаемся на мероприятиях, можем поздороваться, обменяться парой фраз. Смолток (small talk — короткий разговор на общие темы, англ. — Прим. И.Р.) — и ничего более глубокого.
— У вас уже два Кубка Стэнли, а даже шанса сыграть на Олимпиаде не было. То НХЛ в Играх не участвовала, теперь Россию не пускают. Очень обидно? Не говорите себе, что не вовремя родились?
— Таких мыслей точно не было. Мысль одна: просто ждать.
— Кучерову с Панариным уже за тридцать, и у них тоже еще ни одной Олимпиады не было.
— Верю, что мы все вместе еще там сыграем!
Помылись с Кубком Стэнли в нижнекамской бане
— Каждое лето успеваете заехать в Нижнекамск?
— Да. Сейчас был там три дня. Очень хотелось съездить еще раз, но это было нереально: с понедельника по пятницу — тренировки, а в выходные мы были то у бабушки в деревне под Воронежем, куда я езжу с детства, то у друзей за городом, то на каких-то мероприятиях.
— Помню, вы хотели открыть в Нижнекамске большой спортивный центр с несколькими катками, футбольными, баскетбольными, волейбольными площадками, теннисными кортами. Эта мечта еще осталась?
— Да, была такая идея. Но умные люди, хорошо знающие ситуацию, посоветовали этого не делать, поскольку в городе открылся каток «ТАНЕКО», крупные компании будут еще строить стадионы для разных видов спорта. Просчитав все расходы, мы поняли, что выходит за миллиард рублей, и таких денег у меня, к сожалению, пока нет. А вкладываться в то, чего хочу не я, а кто-то другой, у меня желания нет.
И вообще со временем мы в нашем проекте «Сектор 98» осознали: строить спортивные объекты, школы, площадки — задача государства, которое должно тратить бюджетные деньги в том числе на такие социальные расходы. Для нас это очень дорого. Лучше потрачу условные пять миллионов рублей на помощь конкретным детям с заболеваниями опорно-двигательного аппарата и их семьям, чем построю баскетбольную площадку. У государства денег намного больше, чем у меня.
Каждый год стараемся встречаться с руководителями города, общаться с мэром. Говорим о благотворительном фонде, о том, как можем помогать Нижнекамску. Люди в первую очередь обращаются к властям, и через них мы можем выстраивать работу и делать добрые дела.
— Насколько охотно нынешние власти идут навстречу?
— Слушают и помогают чем могут.
— Благодаря «Сектору 98» малообеспеченные жители Нижнекамска до сих пор могут ходить на домашние матчи «Нефтехимика»? Как это работает?
— Эта идея была особенно популярной в первый год. Сейчас интерес упал — большинство людей, на которых была рассчитана программа, уже сходили на хоккей, и пока им этого оказалось достаточно. Мы выбираем отдельные матчи, обычно 10-15 самых привлекательных домашних игр, и выделяем билеты на них. Знаем, что туда люди точно придут.
Сергачев продает шикарный особняк после обмена в «Юту». Почти за 11 миллионов долларов— В 2021 году вы привозили в Нижнекамск Кубок Стэнли. Трудно ли было организовать этот визит? Не возникло ли приключений, как у Дмитрия Орлова, когда трофей на пути из Москвы в Новокузнецк едва не потерялся?
— Нет, обошлось без приключений. Администрация города тогда очень помогла. Поставили Кубок на площади в парке «Нефтехимик», прямо рядом с моим домом. Отвез его в свою школу, где учился, в «Нефтехимик». Даже в баню свозил — мы там с ним помылись, ха-ха. Сделал все, что хотел. Логистика была удобной, все было классно.
Приключения настали позже — когда мы в 11 вечера закончили программу и повезли Кубок к Василевскому в Уфу. Нас было пятеро — двое охранников, Вася с отцом, я и сам трофей. Мы ехали в микроавтобусе, и нам было очень жалко охранников — они с восьми утра на ногах были, должны были везде сопровождать Кубок, фотографироваться с ним, праздновать, выпивать со всеми. В России без этого никак.
Они в микроавтобусе спали на нормальных местах. А мы сидели не очень удобно. Плюс попали в большую пробку. Я пытался уснуть, но так и не смог и в итоге... проспал визит к президенту Башкортостана. Проснулся только в три часа дня и сразу поехал в ресторан.
— В Нижнекамске до сих пор сохранился мурал с Кубком на вашем доме?
— Да. Получилось прикольно. Там не мое лицо, а сам Кубок — и слава Богу. Это был подарок букмекерской компании, с которой я тогда сотрудничал. Расчет был на то, что с открытой хоккейной коробки, на которой я играл в детстве, виден этот мурал. Мы хотели ее переделать: сделать крышу, освещение, чтобы она стала местом притяжения для дворового хоккея. Но начались какие-то непонятные мне до конца процессы, и ждем, чем все закончится. Главное, чтобы коробку вообще сохранили, а не отдали эту землю под что-то другое. Желание ее реконструировать осталось: сейчас там зимой куча снега, играешь пять минут — потом десять чистишь. В Канаде есть коробки под крышей, с хорошим светом, и я хочу сделать что-то подобное, хотя это тоже стоит приличных денег.
— Как работает тренажерный зал, который вы подарили школе «Нефтехимика», у которой ничего подобного никогда не было?
— В штатном режиме. Я постоянно на связи с директором, спрашиваю, что нужно. Недавно говорили, что требуется оборудование для прыжков в боксе и тренажер для жима ногами. Будем докупать.
Однажды меня выгнали из школы «Нефтехимика»
— Каким был Нижнекамск вашего детства? Похож на сериал «Слово пацана», снимавшийся по событиям в Казани, столице республики?
— Если смотреть сегодняшним взглядом — наверное, напоминал. Но тогда я этого не понимал. Для меня это была просто реальность, в которой жил. Закончил школу в час дня — и до вечера куча времени. Зимой — хоккей на улице, снеговики, прогулки по рынку. Прикольное было детство!
Конечно, были и гопники, и драки вечные: «Че ты сказал? Давай драться!» Для меня это было нормально, и сейчас думаю — даже хорошо, что через это прошел. Я был высокий, еще и поэтому старшие ребята в школе постоянно лезли, драться приходилось регулярно. Но это тоже закаляло. И в раздевалке постоянно что-то происходило. Было много плохих, даже грязных ситуаций. Драки там тоже были постоянно. И меня выгоняли из клуба.
— Вас-то за что?
— Все ребята, включая меня, чудили с формой, портили ее другим. Как-то раз я оказался крайним, отцу было стыдно. Сейчас думаю, что на его месте своего сына обратно не вернул бы. Просто чтобы в глаза людям не смотреть. Но он все-таки дал мне еще один шанс, и после этого я успокоился.
— Сколько вам тогда было?
— Лет десять. Все эти идиотские приколы нам казались веселыми. Тогда ведь не думаешь, что родители пацанов получают тридцать тысяч рублей, а экипировка стоит двадцать. Сейчас ставлю себя на место этих родителей и мне становится не по себе. Были истории и похуже: кто-то пришел в раздевалку команды 97-го года рождения и обчистил у всех карманы.
В общем, постоянно что-то происходило. Моментами было очень тяжело. Но меня отец нормально воспитывал, поэтому после той истории с формой жести с моей стороны больше не было. Хоть я и творил ерунду, все равно у меня какая-то мораль была. Максимум — спрятать чью-то форму и смотреть, как он ее ищет.
— Панарин рассказывал, что когда переехал из Челябинска в Подольск, там в интернате сталкивался с боксерами и борцами, которые отбирали у них еду и вещи. У вас такое было?
— Чтобы отнимали — до такого не доходило. Мы с «Нефтехимиком» ездили на выезды вместе с ребятами 1996 года рождения (Сергачев — 98-го. — Прим. И.Р.), и там был Дамир Шарипзянов. Он помогал, был наставником. Мы общались, поскольку вместе учились в 31-й школе Нижнекамска. К тому же отнимать у меня нечего было. Ребята брали на выезд чипсы, кока-колу, а мне родители давали с собой курицу, чай — то, что сами приготовили. Никаких PlayStation, самый обычный телефон... 96-й год иногда нас «буллил», но ничего страшного. И такое в детском хоккее есть до сих пор. От этого не уйдешь.
— Как сейчас у того же Панарина — кнопочный?
— Да, у меня такой сейчас тоже есть. Очень удобная вещь, мне нравился. В день игры я айфон откладываю, выключаю и пользуюсь кнопочным. Чтобы никто не писал, не отвлекал, не просил билеты в последний момент. Все заранее решаю, друзей предупреждаю, чтобы все вопросы закрывали за день до игры. А в день матча стараюсь сосредоточиться на хоккее, провести время с семьей, спокойно поесть, почитать, поспать.
Михаил Сергачев: «Гончар — величайший защитник, а я...»— Возвращаясь к буллингу — читал, на первой тренировке вы еще кататься толком не умели, шли вдоль борта, и пацаны издевались, называли «коровой»?
— Было такое. Меня это сильно задевало, я не понимал, как реагировать, поэтому отвечал кулаками. Сразу подрался. Наверное, именно поэтому и стал по тем меркам жестким игроком. В «Нефтехимике» мог на тренировке и локоть выставить, и в борьбе жестко сыграть.
— Верна ли история про то, что отец делал вам железные шайбы для тренировок?
— Да. Он работал на заводе, у него было много друзей-металлургов. Попросил их выковать шайбы из железа. Мы с ним ходили на каток и зимой, и летом. Я часами бросал эти «снаряды». Когда швыряешь их в борт, звук стоит на весь двор.
— Вы же до сих пор, приезжая в Нижнекамск, заходите покататься в группу к первому тренеру?
— Было, по-моему, в прошлом или позапрошлом году. Но не скажу, что постоянно. Иногда мастер-классы провожу. В прошлом году делал двухдневный — вся школа приходила, с каждым годом занимался по часу с лишним.
— В некоторых городах тренеры ревниво относятся к мастер-классам игроков НХЛ. Такое когда-то было у Павла Дацюка, когда он каждое лето привозил группу заокеанских тренеров в Екатеринбург. Вы тоже с таким сталкивались?
— Дацюк, кстати, и в Нижнекамске мастер-класс делал — они с Крикуновым приезжали. Но я, к сожалению, пропустил, поскольку в тот момент был у бабушки в Воронеже. Когда я провожу, никакой ревности нет — наоборот. В прошлом году сотрудничали по Матчу звезд за бартер с одним брендом: он дал нам с Панариным по сто клюшек, с которыми участники матча вышли на раскатку. Мы потом их раздали детям в школах — я в своей, Тема в своей. В этом году партнер другой, и тоже удалось подарить ребятам клюшки. Мне приятно помогать своей школе чем возможно.
Отец просил тренера выпускать на лед... поменьше
— Когда и как вы решили, что будете защитником? Все-таки есть стереотип, что нападающие зарабатывают больше. Родители не говорили, что лучше попробовать себя в атаке?
— Родители точно не думали о деньгах. А в защиту меня — может, из-за высокого роста — сразу поставили. У нас после игр были карточки с отметками — сколько сыграл, сколько забил. Я смотрел: у нас в команде полсезона три защитника, и бывало, что проводил на льду по 48-50 минут. Играл бы в нападении — выходил на 15-20. Папа иногда даже подходил к тренеру и просил ставить меня... поменьше!
— Первый раз о ком-либо такое слышу.
— Он просто боялся, что с такой нагрузкой надорвусь. А еще меня звали играть за ребят 1997 года рождения, постарше, и там я тоже получал много времени. В итоге благодаря такому объему игры у меня развились инстинкты и навыки, которые до сих пор помогают. Конечно, отыграть весь матч в три защитника тяжело, но в детстве мне это не казалось проблемой. Сейчас пересматриваю свои игры в 10-11 лет: брал шайбу, прокатывал, отдавал пас, обыгрывал соперников — и получал удовольствие.
— Судя по вашим рассказам, очень многое в ваше будущее как хоккеиста заложил папа. При том что у него, как и у отца Сергея Бобровского, шахтера, не было профессионального хоккейного прошлого.
— Да, он работал на нефтехимическом заводе, обслуживал трубы, занимался охлаждением воды. А жил хоккеем, в том числе детским. Ему это до сих пор интересно. Может посмотреть игру ребят, условно, 2015 года и потом позвонить мне с разбором. Ему бы подошла работа скаутом, мне кажется.
Очень благодарен им с мамой — все свободное время родители отдавали мне. Даже брали отпуск под мои турниры. На турнир Пучкова в Питер, допустим, поедет папа, на следующий, в Казань, — мама. Он мастерил мне клюшки, взяв где-то сломанные. Первые деревянные вставки я быстро ломал, потому что сильно бросал, и тогда он начал делать клюшки с железными вставками. Они до сих пор сохранились. Папа подпиливал, клеил, все делал сам... Его вклад в мою карьеру — такой, что просто не описать.
— В вашем поколении уже не нужно было, как во времена детства Дацюка, греть плоское «перо» на конфорке, чтобы загнуть крюк?
— Нет, мы грели, чтобы вставить «перо» в палку с железной втулкой. Этим как раз папа и занимался. Ведь доступа к нормальным клюшкам не было. Тогда они стоили по 10-12 тысяч рублей, а это для нас было очень дорого.
Окончание интервью — во второй части разговора Игоря Рабинера с Михаилом Сергачевым