Вчера великому советскому форварду Владимиру Крутову исполнилось бы 60 лет. А это — окончание беседы с его вдовой Ниной Владимировной, перемежающейся отрывками о Крутове из книг и интервью его партнеров и тренеров (первая часть — здесь). Очень многие черты характера Крутова напомнили мне Федора Черенкова. Оба были очень застенчивы, совестливы, стеснялись своей славы, не умели пробивать себе дорогу в жизни локтями. И ушли они оба страшно рано.
Владимир Крутов
Родился 1 июня 1960 года в Москве.
Нападающий, воспитанник ЦСКА.
Выступал за ЦСКА (1977-89), «Ванкувер» (1989-90), «Цюрих» (1991-92), клубы низших шведских лиг «Эстерсунд» (1992-95) и «Брунфло» (1995-96).
Ассистент главного тренера ЦСКА (1996-2000), главный тренер ЦСКА (2000-01).
Двукратный олимпийский чемпион (1984, 1988). Победитель Кубка Канады (1981). Пятикратный чемпион мира. 11-кратный чемпион СССР.
В чемпионатах СССР сыграл 438 матчей, набрал 503 (288+215) очков. На чемпионатах мира — 68 матчей, 76 (43+33) очков.
В 2010 году введен в Зал славы ИИХФ.
Скончался 6 июня 2012 года.
«За Фетисова перед Тихоновым вступился. Но с Касатоновым не ссорился»
Вячеслав Фетисов (из книги Игоря Ларионова «Такой же, как все»):
«Прямой и открытый Володя Крутов — сторонник того, чтобы вообще не ссориться, не ругаться. К примирению идти по-хорошему, мирно, без острых слов, а лучше всего — молча, чтобы само как-нибудь наладилось. Не любитель он словесных стычек. Но уж коли угодил в нее, будет рубить правду-матку».
Нина Крутова:
— Вывести Володю из себя было почти невозможно. Я уже иногда дома завожусь: «Можно хоть иногда с тобой поругаться?» А он так спокойно: «Денис, налей маме валерьяночки». Помню только, как один раз он вступился в ресторане за Валерку Харламова.
У нас было два любимых ресторана — «Советский» на Ленинградке и «Союз» на «Речном». И вот тогда мы в «Союзе» отмечали, кажется, победу в чемпионате СССР. Вся команда была, в том числе муж и жена Харламовы. Я, помню, танцевала с Валеркой, он — с Иркой. И там сидела компания кавказцев. Шумные, заводные.
Мы танцуем с Харламовым, танцпол забит людьми. И в танце кто-то кого-то случайно задел. А Володя подумал, что кто-то нарывается на Харламова. И встал на дыбы. Как же, тронули его старшего брата! Наверное, за меня бы так не встал, как за Валеру! Произошла небольшая потасовка. Но когда эти кавказцы узнали Харламова и других ребят — все, начались дружба и братание.
Из открытого письма Игоря Ларионова Виктору Тихонову в журнале «Огонек» (1988 год):
«Вспомните, какой поднялся шум, когда я отказался от инъекций перед чемпионатом мира в Хельсинки. К чести нашей пятерки, ни я, ни Крутов, ни Фетисов, ни Макаров, ни Касатонов... не давали инъецировать себе ни плаценту, ни глюкозу, ни прочее».
Нина Крутова:
— На эту тему мы с Вовой мало разговаривали, но знаю, что он точно ничего такого не принимал и не давал себе колоть. Они от всего отказывались. А вообще на открытое письмо Ларионова в «Огоньке» мы отреагировали спокойно — и Вова, и я. Знали ведь, что все это правда. Просто у ребят уже терпение лопнуло, и Игорь это просто выразил. Нельзя столько лет держать их на таком коротком поводке! А Ларик такой был всегда. И тому, что это сделал именно он, мы совсем не удивились. Наверное, время подошло.
Потом было интервью Фетисова, после которого его отстранили от работы с командой. И самый громкий момент, когда четверо ребят, в том числе Вова, поехали во «Взгляд», на самую популярную программу Советского Союза в тот момент. Интервью у них брал Влад Листьев, и все сказали, что, если Славу не возьмут на чемпионат мира, они туда тоже не поедут. Только после этого Тихонов пошел на попятную.
Мы об этой их поездке в Останкино были предупреждены. Все делалось, конечно, не спонтанно. Это же было после заключительного матча чемпионата Союза, и они говорили, что собираются туда. Все правильно: один за всех и все за одного. У ребят в пятерке долго было полное единство. Когда Ларика на год почему-то сделали невыездным и не пускали за границу, остальные ходили и просили за него. А со «Взглядом», думаю, как раз Ларик все и организовывал. Уж точно не Володя.
Но, когда возник конфликт на почве отношения к Тихонову, Вова, в отличие от Славы, с Касатоновым не ссорился. Между ними всегда все было нормально. Муж понимал, что таков Лешин взгляд на жизнь, и он имеет на него полное право. Это личное дело каждого. Леша и сейчас мне помогает, звонит очень часто. Он большой молодец.
Игорь Куперман, многолетний директор по хоккейной информации «Виннипег Джетс» и «Финикс Койотис», в 80-е годы — советский спортивный журналист (из нашей беседы для «СЭ», 2016 год): «Ларионов и Фетисов не то чтобы считались записными бунтарями, но прогрессивными людьми. Крутов и Макаров были такими, как говорил Горди Хоу: «Я хочу только играть в хоккей».
Нина Крутова:
— Да, Вова с Сережкой были неконфликтные. Володя даже насчет забитого гола говорил: «Ну что я буду, как дурак, бегать, прыгать, скакать? Это моя работа». Это же правда была его работа.
Время тогда уже настало другое. Заговорили даже жены. Ира Старикова в 88-м дала интервью газете «Советская культура» о том, каково приходится женам хоккеистов, которые их вообще не видят. Не знаю, высказалась бы так же я — таких предложений мне никто не делал, а сама инициативу проявлять не стала бы.
Но к тому времени терпение кончилось уже у всех.
Ребенок заболел? Ну и что — выздоровеет. У тех же Стариковых сын попал в больницу — Виктор Васильевич Сережу не отпустил. У Андрюши Хомутова отец умирал в Ярославле, так он ему сказал: «А чем ты ему поможешь?» Нормальный вопрос? Не дал уехать, как и Володе ко мне в роддом, и Старикову к ребенку...
Когда кто-то говорит, что с ребятами невозможно было не быть таким жестоким, чтобы выигрывать, — считаю, это бред. Я за жесткость, но в пределах разумного. Конечно, нельзя их распускать. Но, извините, если у человека отец умирает... Что такое по сравнению с этим хоккей?!
Знаю, что Тихонов легко мог унизить игроков перед всей командой, обзывал их. Хотя Володя никогда мне ничего не рассказывал, поэтому каких-то эпизодов, связанных с ним, могу не знать. Ребята на него за это обижались. Все же можно сделать с глазу на глаз, а не так — к тому же зная, что хоккеист не может ответить.
Лена, жена Ларионова, допускала, что Тихонов мог не знать ее в лицо? А что, все может быть. Он многих не знал. Просто проходил, здоровался без имен. На банкете встречались раз в год после большой победы, изредка — на свадьбах. Хотя меня вот знал. Я же ходила к нему по бытовым вопросам, в отличие от Володи.
Почему Третьяк так рано закончил? Потому что Тихонов не разрешил ему жить дома. Владику, святому человеку! Держи на базе молодежь, это правильно. А лучший вратарь страны закончил в 32 года, потому что больше не мог все время сидеть на сборах.
Помню, как летом 88-го была встреча в Кремле с Горбачевым, который вручал ребятам ордена за победу на Олимпиаде в Калгари. Команда там была сама, без жен. У меня есть даже фотокарточка, где Володя стоит рядом с Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной.
Он рассказывал, что Тихонов хотел сразу после того торжества везти их на сборы. Володя подходит: «Ну что, Виктор Васильевич, домой?» — «Нет, на базу». Тут муж уже не выдержал: «Ну тогда мы сейчас с ребятами пойдем у Горбачева отпрашиваться!» Только после этого тренер «дал заднюю», отпустил их по домам.
Юные Могильный, Федоров видели, как относятся к старшим ребятам. Вот и убежали. Молодые ребята, новое поколение. А наши столько лет терпели, молчали и не могли открыть рот. Как роботы были.
«Могильный в Ванкувере пришел к нам домой на борщ»
Алексей Касатонов (из его еще не вышедшей книги «Адмирал хоккея»):
«У Крутова была такая конституция, что из отпуска он всегда привозил довольно прилично лишних килограммов. Например, Слава Быков из отпуска приходил с «минусом». Как можно вернуться после отдыха с меньшим весом, чем до него? А Бычку удавалось. Как и Ларику. Мы все с плюсом. Но Крут — с большим из всех».
Игорь Ларионов (из его книги «Такой же, как все», 1990 год):
«С весом у Володи была проблема. Слишком уж велик, даже для его манеры игры. Иногда за 90 килограммов переваливает — при таком же росте, как у меня! (176 см, — Прим. И.Р.) Мы друзья. Владимир как-то попросил помочь ему хоть немного сбросить вес, похудеть. Я сказал ему: «Давай поголодай денек. Я тебе составлю компанию». Он согласился.
Поутру он выдержал, попив только водички. Мы в тот день вылетали в ФРГ, а из-за смены часовых поясов весь день растягивался на два часа — дополнительное испытание для голодающего. В самолете, когда симпатичные стюардессы развозили на тележках завтрак, Вова, поднатужившись, отказался.
Приезжаем в Кельн, перед тренировкой команда обедает. А он ко мне пристал: «Игоряша, ну чуть-чуть можно поесть?» Я ему: «Ничего!» А он за свое: «Ну, бульончик-то можно? Одного бульончика?» Ну я тут не выдержал: «Если уж ты хочешь подкрепиться, давай бульон и все остальное молоти». Он попил бульона, ко второму блюду, правда, не притронулся. Потренировались. Ужин он продержался на воде. Зато утром навалил себе тарелку до краев. И я понял: бесполезно. Партнер мой — не компаньон по моей системе питания".
Нина Крутова:
— Миша Васильев рассказывал в интервью про семь лишних кило у Володи после отпуска? Такого не помню. Килограмма два-три мог набрать, но не больше. Худым он, повторяю, никогда не был. Хотя на моих глазах очень мало ел. Просто такая вот расположенность. Другой ест, ест — а не в коня корм. А в его случае — наоборот.
Помню, в Канаду приехали, и там писали, что Крутов хот-доги уплетает. А он их терпеть не мог! Мы к ним вообще никогда не прикасались. Домашнюю еду он очень любил. Мой борщ, например. На этот борщ приезжали все ребята. Даже Саша Могильный, когда мы жили в Ванкувере, приехал с «Баффало» и пришел к нам на борщ. И Сережка Пряхин в Швейцарии, где они с Володей вместе за «Цюрих» играли.
Кстати, к побегу Могильного из Стокгольма в Штаты Вова отнесся спокойно — как, собственно, и ко всему. Его мало чем можно было сильно удивить. Но сам бы он так не поступил. И в Канаду мог уехать только так, как это и произошло. Отпустили — поехал, не отпустили бы — остался.
Мы никогда не любили фастфуд, всегда ели только дома. Откуда это про хот-доги пошло, кто придумал — не понимаю! Ну, допустим, был у Крутова лишний вес. Но он и с ним был сильнее всех. У него всегда было 90-91 килограмм. И никогда это не становилось проблемой.
Это Игорь Ларионов всегда был поджарым и питался по-своему, а Володя — крепыш. Не зря же его Пупсом звали. Он в маму по фигуре, она была невысокая и коренастая женщина. Отец был высокий, но при этом тоже здоровый, солидный. И Касик всегда был массивным, и Филя (Фетисов, — Прим. И.Р.) — тоже. Каждый ел так, как считал нужным.
Александр Кожевников (из его книги «По тонкому льду», 2016 год):
«Вспомнилась забавная история, связанная с Володей Крутовым. После того эпизода нас с Вовой расселили по разным номерам, хотя мы предпочитали жить вместе. Просто Крутов курил, как и я. Впрочем, курильщиков в сборной хватало, по моим наблюдениям, процентов тридцать-сорок ребят дымили.
А произошло вот что. Был коммерческий турнир в Норвегии с участием нашей сборной. И по окончании мы с Вовой позволили себе принять на грудь. После матчей это нормально. Посидели славно, ночью все равно делать нечего, заглянули с ним в бар, он прямо в номере имелся. Господи, выпили весь бар — громко сказано. Там шкалики по тридцать граммов каждый, не более. Ликер, шампанское. Шесть штучек. Мы и опрокинули. В подобных заведениях составляется отчет, видимо, руководство сборной посмотрело, кто был, сколько употребил. После чего Тихонов разогнал нас по разным комнатам. Хотя, на мой взгляд, никакого криминала близко не было".
Нина Крутова:
— Курил Володя всю жизнь. Со школы. Рассказывал мне как-то, что сидел на стадионе, дымил — и отец его там за этим делом поймал. Но, как видим, тягу не отбил. Никогда не бросал, до последних дней это у него было. Сколько я с ним ругалась и боролась насчет курева — ничего сделать не могла. Сама-то я никогда в жизни не курила — в отличие от моих родителей. Они-то — еще с войны, «Беломорканал».
Но вот что интересно — по нему никогда нельзя было сказать, что он курил! Чтобы от него не пахло — всегда рот прополощет, руки тщательно вымоет. Когда брал любимый «Мальборо» — футболку снимал, чтобы не пропахла. Это, наверное, со сборов, чтобы тренеры не учуяли. Иногда мужчина курит — и от него так воняет, что рядом противно находиться. Но это не Володин случай.
Он вообще был аккуратист по жизни. До чистоплюйства. Дома никогда ничего не разбрасывал, порядок любил. Даже Сережка Гимаев, царствие небесное, говорил: «У кого ни спросите — у Володи форма в раздевалке висела с иголочки. У него одного был такой порядок. Все на вешалочке, все по полочкам». Он и в жизни был такой же. А с Гимаевым они на одном Новолужинском кладбище похоронены...
«Володя не смог подстроиться к НХЛ и североамериканской жизни»
Вячеслав Фетисов (из нашего интервью для «СЭ» за февраль 1997 года):
«Почему в НХЛ не заиграл Крутов? Для меня это и по сей день остается загадкой. Он, бесспорно, великий хоккеист, и мне очень обидно за него. Неудача Владимира в лиге оторвала у меня и у других ребят из звена кусочек сердца. Может, объяснение тут чисто психологическое. Когда ты много лет готовишься к играм и живешь в одних условиях, а потом, уже 30-летним, попадаешь в совсем другие, иногда даже противоположные, — далеко не каждый может пережить это безболезненно».
Жанна Касатонова (из еще не вышедшей книги Алексея Касатонова «Адмирал хоккея»):
«От него в НХЛ очень многого ждали, по стилю подходил. Но слишком быстро вернулся домой. Если бы перетерпел — все могло быть по-другому. Тебя давят, начинают: «Тут вот так надо играть». Ни черта не понимают, за счет чего наши ребята так блистали. И он не выдержал этого пресса. Четверо задержались, а он не смог».
Нина Крутова:
— Фетисова провожали в НХЛ в ресторане гостиницы «Советская». Александр Розенбаум там был, другие известные люди. А потом мы со Славой поехали в аэропорт. И мой ухитрился пройти с ним таможню, пограничный контроль — все! Я уже нервничала, не понимала — где он, как сможет вернуться.
Выходит — и, смотрю, фен новый мне принес! Мы уже думали, что Крутова забрали. Либо в Америку, либо в милицию. А он с феном выходит. Оказалось — подарок от Фетисова перед отъездом. Вова говорит: «Я Славу прямо до самолета проводил». Ребят-то в аэропорту все знали.
А вскоре он и сам полетел. Они были первопроходцами, все было запутано. Это сейчас в НХЛ уезжают по накатанной, никто никого не обманет. А там и агенты были какие-то левые, которые хотели на этом заработать. Каждый, кто был рядом, стремился что-то урвать! И с одной стороны океана, и с другой. Сами ребята ничего этого еще не знали и не понимали. 50 процентов контракта с «Ванкувером» полагалось отдать «Совинтерспорту», еще какую-то часть — другим людям, и это не говоря о налогах...
А к НХЛ и североамериканской жизни Володя никак не мог подстроиться. Вот Игорь — тот сразу перестроился, можно сказать, быстро стал канадцем. А Вова — не очень общительный человек. Он, и уехав, жил в своем мирке и не мог выйти за его пределы.
Он не мог искусственно улыбаться, выдавливать из себя этот «смайл». Там же все время надо ходить как дурачку, сиять. А журналисты увидели, что Вова не улыбается, и начали писать: «Крутов вечно чем-то недоволен».
А те, кто Вову знает, с самого начала сказали: «Он такой, его не переделать». К нему подходят автограф брать, я сама стою рядом, толкаю его: «Вов, ну улыбнись». По-английски ничего не понимаю, но говорю: «Hi» и улыбаюсь. А он не может себя заставить. Его даже футболисты ЦСКА, когда в свое время жили на сборах с хоккеистами, прозвали — Угрюмый. Что уж тогда о Канаде говорить.
Игорь и в момент приезда знал английский, Вова — вообще не знал. Все вокруг тебя говорят на другом языке, ты ни бельмеса не понимаешь. Сложно. Один быстро приспосабливается, другой — нет.
Какой-то прямой ссоры с Игорем по этому поводу не было. Володя, конечно, переживал, иногда обижался. Но каждый в таких ситуациях уже начинает думать о себе. Выживать надо было самому. Тем более что, повторяю, они были первые. Это нынешнее поколение — совсем другое, раскрепощенное, выросло другим.
Вячеслав Фетисов (из книги «Овертайм», 1998 год):
«У Крутова еще и семья оставалась в Союзе, вроде бы как в заложниках. Ему сказали: ты уезжаешь, не уволившись из армии, мы не можем по закону оформить документы на семью. Володя нервничал, семья волновалась. Не сомневаюсь, что эта история наложила сильный отпечаток на его игру. Не надо забывать, что первые бытовые трудности Крутов переживал в одиночестве, без опоры. Целые вечера без друзей, без языка, а значит, и без телевизора немалого стоят. В конце концов, в середине сезона Крутов взял за свой счет отпуск, что в НХЛ делается в самых крайних случаях, поехал увольняться, чтобы вернуться с семьей в Канаду».
Нина Крутова:
— Да, сначала Володя полетел туда один и месяц или даже чуть больше жил у Ларионова. Мы тогда не могли поехать, потому что Вову долго увольняли из армии. Но, насколько помню, он за нами прилетел не в середине сезона, а еще до его начала — и к старту регулярного чемпионата мы уже были в Канаде вместе. Нет, он не брал отпуск за свой счет.
Вначале их ставили с Игорем в одно звено. Потом перестали — когда именно, лучше у Ларионова спросить. А с канадцами играть было сложно. Один партнер по звену жестами показывает Володе перед матчем: «Я сегодня играть не буду. А буду драться!» Ну все по-другому!
Разговаривать с ним на все эти темы было очень сложно. Он все и всегда держал в себе. Из него ничего клещами не вытащишь! Другие мужья приходят домой и все дома вываливают. А Володя — как пионер-герой Леня Голиков. Молчит до последнего.
Тут еще над нами чересчур назойливую опеку взяла жена генерального менеджера «Ванкувера» Пэта Куинна. Она-то все и испортила. Как-то раз закрыла меня в своей машине и повезла меня завтракать с ней — так Сандре это захотелось. У меня двое детей дома, Володя на тренировку поехал. А ей — лишь бы позавтракать. И говорит мне на ломаном русском: «Ты есть Canada!» Я отвечала: «Нет, я есть Russia!» Она: «Ноу, ноу!» Такая зараза! Страшная женщина.
Она сначала над Ленкой Ларионовой шефство взяла, она от нее тоже с ума сходила. А потом на нас переключилась. Закрыла меня в машине на кнопки, представляете, я даже выйти оттуда не могла. Как будто мне 15 лет. А мне — 34. Я взрослая женщина, мать двоих детей. Не знаю, зачем ей это было надо, но она всюду лезла.
Но в тот раз ни на какой завтрак я с ней не пошла. Приехали в подземный гараж, я вышла, наконец, из машины — и от нее убежала! Языка не знаю, денег с собой нет ни цента, более того — не знаю, какой у меня домашний адрес... Остановила машину, которая развозила цветы.
Не знаю, как я водителю объяснила, куда мне ехать. Правда — не помню. Сказала только на какой-то дикой смеси русского и английского, что мой муж — «Russian hockey player Владимир Крутов». И каким-то образом он довез меня до дома. Вместо денег я ему вынесла из дома матрешку. Этот мужик был такой довольный!
А приехала домой — ни Володи, ни Алеши. Знаю, что у Вовы тренировка, и думаю: «Где же мой Алешка пятилетний?» Оказалось — Володя, увидев, что меня нет, взял его с собой на тренировку. Он сидел на трибунах. В общем, Сандра — это отдельный разговор.
Почему уехали через год, не попытались зацепиться? Я не влезала в эти Володины вопросы. Не хотела ничего ему советовать, чтобы потом не быть крайней. Всегда ему говорила: «Вов, решай сам». Это же его работа, а не моя. Я в данном случае — при нем.
Он не захотел оставаться. Поступило предложение из Европы, и он сказал: «Поедем в Швейцарию».
Впоследствии Володя спокойно относился к тому, что не задержался в НХЛ. Не получилось и не получилось. Зато он у меня — двукратный олимпийский чемпион и пятикратный чемпион мира, обладатель Кубка Канады. Для него это было дороже, чем Кубок Стэнли. Посмотрите, даже Паша Буре, суперзвезда НХЛ, Кубок Стэнли не выигрывал. И из всех этих титулов только один раз становился чемпионом мира. У каждого — своя судьба.
«К Володе отнеслись по-свински, убрав в четвертую пятерку в турне звезд»
Александр Кожевников (из книги «По тонкому льду», 2016 год):
«Шведы (клуб АИК), откровенно говоря, ждали не столько меня, сколько Вову Крутова. Чтобы, видимо, затем перепродать его за приличные деньги в НХЛ. Однако Крутов, по моей информации, не захотел ехать в Швецию».
Нина Крутова:
— В Швецию мы в итоге все-таки приехали — но уже и после НХЛ, и после Швейцарии. Приехали на целых четыре года. В Европе все было нормально, относились к Володе всегда хорошо. Его везде любили. Мне до сих пор болельщики из обеих этих стран пишут!
А сам Володя Швецию очень полюбил. Он туда вообще приехал в статусе национального героя, потому что на одном из чемпионатов мира благодаря его победному голу в чьи-то ворота «Тре Крунур» заняла второе место — по тем временам прекрасное достижение. Мы это даже не помнили — но, когда туда приехали, все только об этом и говорили.
В «Цюрихе» Вова играл год, а потом туда пришел какой-то канадец из тех, что не любили русских и наш стиль игры. Сразу начал пропихивать своих и с Крутовым работать не захотел. Недаром в швейцарском хоккее сейчас одни канадцы.
Но там красивая история заключалась в том, что 17 лет спустя, в 2008-м, наш сын играл за тот же «Цюрих» и стал в его составе чемпионом Швейцарии! То есть папа проложил туда дорогу, а сын победил. Может быть, его и взяли туда не в последнюю очередь поэтому — а еще по той причине, что он не считался там легионером. Алешка выиграл еще при жизни Володи, мы тогда вместе к нему ездили и радовались.
А когда муж закончил сезон в Швейцарии и подписал контракт со шведами, шел август 1991 года. Вова улетел в Швецию, мы с Алешей еще оставались в Москве. А на следующий день после его вылета — путч, ГКЧП. Ехала за сыном к бабушке на дачу, а навстречу — танки. Страшно стало. Фетисовы и Якушевы ходили тогда к Белому дому на баррикады, я — нет. Вскоре мы вылетели к Володе.
Денег за границей заработать ему не удалось. Ни о каких накоплениях не было и речи. В Канаде половину отбирал «Совинтерспорт», в Швеции вообще были копейки. Только на жизнь хватало.
Но ранило не это, а другое. В 94-м году в НХЛ был локаут, и было организовано турне сборной звезд России по нашим городам. Вся пятерка впервые собралась вместе, в другом звене играли новые суперзвезды — Могильный — Федоров — Буре. И после первого же матча Володю, который тогда играл в Швеции, перевели в четвертое звено к Семаку и Зелепукину.
Вот это для него был удар. Он очень переживал. Не знаю, чье это было решение, — но это было очень некрасиво. И Володя такой человек, что он никогда никуда не лезет, не выпячивает себя, не кричит «я». Порядочный в высшей степени! А по отношению к нему, считаю, тогда поступили просто по-свински.
Ведь это, в конце концов, не официальный турнир, не Олимпиада, не чемпионат мира. Товарищеские матчи! Да, в НХЛ не получилось. Но даже если он уже и был не в такой форме, как другие, — дайте ему сыграть с теми, с кем прошла вся карьера. Должны же в жизни быть человеческое отношение и благодарность.
Ему плюнули в душу. Но и тогда он ни с кем не поссорился. Володя — он такой. Это я могу всем и все в лицо высказать. А Крутов все держал в себе. В жизни не встречала таких миролюбивых людей. Но у нас же это за слабость считают. И поступили тогда по отношению к нему — не по-человечески. Ужасно, некрасиво, подло.
А много лет спустя, в 2006-м, вся пятерка с Тихоновым и Юрзиновым на скамейке сыграла против сборной мировых звезд в матче на Красной площади. Наверное, последний раз они тогда играли вместе. Красиво все было, торжественно. Но все-таки я не понимаю этих игр на Красной площади — ни в хоккей, ни в футбол, ни во что-то другое. Для меня это святое место, и ни спорт, ни концерты там мне не по душе.
Вернувшись из Швеции в Россию, Володя закончил карьеру игрока и несколько лет работал во второй команде ЦСКА, когда первой руководили сначала Александр Волчков, потом Борис Михайлов. Он очень любил с молодежью работать. С Тихоновым, который руководил другой армейской командой (в этот момент ЦСКА раздробился на два клуба), у Володи после карьеры были отношения на уровне «здрасьте, до свидания». Не более того.
В начале 2001 года, когда Михайлов ушел в сборную России, а команда шла в самом низу таблицы Суперлиги, Вову позвали главным тренером ЦСКА. Спасать родной клуб. Помню, в последнем туре играли в Подольске с «Витязем», и ЦСКА, чтобы не вылететь, нужно было обязательно выигрывать. Так они на последней минуте перевели игру в овертайм, а там забили победный гол!
Я тогда не ездила на матч, дома была. Он мне после игры звонит, я говорю: «Вов, у вас банкет?» — «Нам бы ноги отсюда, из Подольска, унести!» Их руководство, говорят, рвало и метало, что-то ужасное происходило. Подольские ребята же там уже даже столы накрыли, собирались праздновать спасение от вылета. А Володя с командой им там все обломали. Сказал он это, конечно, в шутку. Володю все уважали и любили. В том числе и подольские.
Но долго его карьера главного тренера не продлилась. Слишком уж он все пропускал через себя. Да главному надо быть более требовательным и пробивным, чем Крутов. Он и прикрикнуть-то на ребят не мог. Сам в этой роли не очень комфортно себя чувствовал — и я это тоже видела. Ему надо было быть вторым или работать с молодыми. Тогда бы Вова был на своем месте.
Позже он звонил в ЦСКА, говорил: «Если надо, потренирую кого угодно. Надо детей — буду с детьми». Но там решили, что он не нужен. Хотя показать игрокам мог, как никто. Помню, когда во второй команде ЦСКА тренировал Егора Михайлова, сына Бориса Петровича, тот все время говорил: «Владимир Евгеньевич, давайте на буллитики!»
Они с ним все время исполняли буллиты на «Кока-колу». И Вова всегда выигрывал. Смеялся: «У нас скоро под окном будет полная машина с «Кока-колой» стоять!» Другие ребята к нему подъезжали: «Владимир Евгеньевич, научите забивать». — «Давай, неси молоток и гвозди. Сейчас научу забивать!»
?
«Вова переживал, что не востребован в хоккее»
Вячеслав Фетисов (из нашей беседы для «СЭ» в апреле 2018 года):
«Мутко, придя к управлению российским спортом, выгнал всех фетисовских людей, включая замов, начальников управлений... В том числе Крутова с Макаровым. Володя потом не справился с нервами, и мы его потеряли».
Нина Крутова:
— Конечно, Вова переживал, что не востребован в хоккее. Но это не только у него — такова судьба многих ребят. Кто посмелее, понаглее — тот всегда себе дорогу пробьет. И ладно еще человек заслуженный, но часто ведь вообще нулевые люди непонятно откуда наверх вылезают. Потому что общаются с кем надо и средств не выбирают. А такие скромные и совестливые, как Крутов, им дорогу уступают, потому что толкаться локтями не привыкли.
Когда Слава Фетисов стал министром спорта, он Володю и Сережу к себе пригласил. Сделал мужа директором государственной школы высшего спортивного мастерства. Конечно, Вова — не кабинетный работник, не его это было. Но больше-то никто ничего не предлагал. Хотя была и живая работа. Слава возродил детские Спартакиады, летние и зимние. Володя их проводил.
Но я уверена, что увольнение Крутова из системы Минспорта и его смерть никак не взаимосвязаны. Это все было естественно: Славу убрали, и вслед за ним ушла его команда. У Мутко была своя. У нас так все работает.
Володя вообще не был убит после того ухода. Тем более что работой той кабинетной он, если честно, по-настоящему не жил. И безработным был недолго. Позвонил старому другу Коле Доморацкому, директору базы в Новогорске, тот взял его к себе. Замечательный человек, еще с Харламовым дружил. Через Валерку с Колей когда-то и познакомились. И, когда стало сложно, Доморацкий помог.
В 2010-м Володю приняли в Зал славы ИИХФ в Швейцарии, но он ездил туда один, без меня. Я вообще не могу летать, самолеты для меня — что-то страшное. Всю жизнь этого избегала. Первый раз в жизни летела в Канаду в 89-м вместе с Вовой — и думала, что с ума сойду.
До того на юг ездила только на поездах. Когда команда выезжала на сборы в Ялту, Сочи — мы параллельно ехали туда же железной дорогой. Тихонов разрешал. А вот Володя в самолете был, как дома. Спал там всегда, сколько хотел. Надо в Канаду — значит, в Канаду. Он и в 2005 году летал в Торонто на введение Валеры Харламова в Зал хоккейной славы. Вся команда «Легенды хоккея России» там, по-моему, была.
Жду ли, что Володю туда введут, учитывая, что за последние годы в Зал славы включили из игроков советского времени и Якушева, и Макарова? Нет, спокойно к этому отношусь. В моем Зале славы Крутов и так всегда на первом месте, а они там пусть сами решают. Введут — хорошо, нет — и без этого обойдемся.
А Фетисову спасибо и за то, что организовал 50-летие мужа. Володя-то не любил пышных празднований, ничего на юбилей делать не собирался. Тем более что и спонсоров, и финансовых возможностей для серьезного банкета у нас не было. Слава позвонил, спросил, как собираемся отмечать. Вова ответил, что дома. «Крут, ты обалдел? Юбилей зажать хочешь? Не получится!»
В итоге Слава сделал в хоккейном клубе МЧС игру в честь Володи, а потом и ужин. Кроме хоккеистов, там были и Сергей Шойгу, и Рашид Нургалиев. Из тех, кто живет в России, были все, кто был ему близок. Пятерка — вся, кроме Игоря, который тогда жил в Америке.
Но на похороны спустя два года Ларионов прилетел, как и Сережа Стариков с Ирой. А Андрюшка и Татьяна Хомутовы — из Швейцарии. Очень удивилась, когда Стариковых увидела — знала, что у них материально все сложно. Но они все равно прилетели.
«Ему не дали нормально восстановиться после желтухи — надо было готовиться к Олимпиаде. Это и ударило по печени»
Вячеслав Фетисов (из его книги «Условия игры», 1991 год)
«...Крутов, едва выписавшись из госпиталя после желтухи в тяжелейшей форме, рвался на лед, нарушая установленный врачами график восстановления».
Вячеслав Фетисов (из книги «Условия игры», 1991 год): «Фетисов писал: «Однажды бежали кросс, Володя схватился за бок, и его срочно отправили в госпиталь».
Алексей Касатонов (из книги «Адмирал хоккея»):
«Был случай на предсезонке, когда еще мы были в расцвете сил. Вове стало плохо, и его освободили от тренировки в Архангельском. Он захотел искупаться в озере. Хорошо, врачи увидели, вернули — потому что ему стало еще хуже. Вызвали «скорую» и положили в военный госпиталь в Красногорске. Приступ был серьезным. Отлежался — врачи разрешили играть. Но это был первый звонок. Уже когда в 2000-е ему стало очень плохо, я был в Москве. Помог положить его в тот же Красногорский военный госпиталь, позвонил друзьям. Удалили селезенку...»
Нина Крутова:
— Желтуха стала очень важным моментом в Володиной жизни, как я сейчас понимаю. Он так тяжело ее перенес! Это был 83-й год. Летом мы приехали с юга — и началось.
К нему вообще вся зараза цеплялась. То желтуха, то корь. Они с Фетисовым приехали с Олимпиады-80 в Лейк-Плэсиде, больные корью! Их из Шереметьева сразу отвезли в инфекционную клинику на «Водном стадионе». По олимпийской деревне корь гуляла, наш фигурист Ковалев заболел. Не знаю, прямо там ли Вова подхватил, или в самолете — но до дома после прилета он не доехал. И он, и Слава тяжело ее перенесли. Я к ним еще приходила, в окошко передачу отдавала — внутрь-то не пускали.
С желтухой он лежал в госпитале Бурденко. Ему было очень плохо. Нет, Вова не рвался на лед. Рвался его поставить туда Виктор Васильевич, который даже не дал ему восстановиться. Потом писали, что у Володи проблемы с алкоголем, цирроз печени. Так не в алкоголе было дело, а в той самой желтухе и в наложившихся потом на нее нагрузках! С этого все и началось.
Эта болезнь же по печени и бьет. Люди ничего не знают и пишут безапелляционно... Я даже не знала до недавних пор, Володя мне не рассказывал, а доктор ЦСКА Игорь Силин еще во время карьеры говорил: «У Крутова — ужасная печень». После такой желтухи люди восстанавливаются годами, им любые физические нагрузки запрещены. А тут надо было готовиться к Олимпиаде в Сараево...
Позже Вовке стало плохо во время кросса — об этой истории Фетисов с Касатоновым, видимо, и рассказывают. Тоже что-то с печенью. Это было уже после желтухи.
По нему вообще хоть анатомию можно было изучать. Профессор в Красногорской клинике в 2000-е говорил, что такое у него в первый раз. И все это тоже было связано с хоккеем. На каком-то матче в Канаде Вову на носилках унесли. Его так припечатали к борту, что я, глядя игру по телевизору, даже взвизгнула.
Так от этого удара у него потом внутри постепенно развивалась гематома, и она дала о себе знать уже спустя время после карьеры. В легких образовалась жидкость, более детально объяснить не могу. В какой-то момент Вова уже ходить не мог — тогда в госпиталь и повезли. Доктор долго не мог понять: вроде откачали жидкость — она опять появляется.
Очень помог многолетний врач сборной Олег Белаковский, а Слава Быков прислал с летчиком «Аэрофлота» ампулы с редким лекарством из Швейцарии. Без него операцию сделать не могли, а на всю Москву было всего две ампулы. Нужно было около десяти, причем быстро.
Слава нашел и договорился, чтобы доставили. Я в «Шереметьеве» ждала, как манны небесной. Выходит красавец-пилот, я сразу почему-то поняла — вот он! Сказал: «Нина, я как узнал, для кого везу лекарства — не представляете, что почувствовал. Как будто крылья моего самолета еще вдвое выросли!» Тут же повезла ампулы в Красногорск, и на следующий день его прооперировали.
Алексей Касатонов (из книги «Адмирал хоккея»):
«Говорили Вове, когда тот неважно себя чувствовал: ложись на углубленное обследование, прочиститься, подлечиться. Но он не захотел, а заставить не смогли. Крут умирал страшно. Нина рассказывала: печень вообще отказала, кровь изо рта пошла...»
Нина Крутова:
— Да, Вову невозможно было заставить не то что лечь на обследование, а пойти к врачу. Он меня даже обманул. Был у врача, говорил, все нормально. «Точно был?» — «Да». А потом оказалось, что он туда вообще не ездил. Я еще говорила: «Давай поеду с тобой». — «Что я, маленький, чтобы с тобой ездить? Давай еще за ручку возьмемся». Он очень не любил ходить к врачам.
1 июня 2012-го ему исполнилось 52 года, и мы даже не праздновали, хотя чувствовал он себя, казалось, нормально. Просто не любил он, повторяю, все эти торжества.
А 6 июня у него вдруг пошла кровь изо рта. Это был какой-то фильм ужасов. Отказала печень. Его забрали на «скорой», потом я смогла пройти к нему в реанимацию. Потом поняла, что мне просто дали с ним проститься.
Он уже лежал без сознания. Сказала ему: «Вов, давай, ты сильный. Ты сможешь». Но когда доехала из больницы домой, мне уже позвонили. И сказали, что Володя умер.
«Время не лечит. Вова постоянно в голове»
Александр Кожевников (из книги «По тонкому льду», 2016 год):
«Приезжал в морг, чтобы проститься с Володей... От клуба ветеранов хоккея Крутовы получают деньги, никогда не оставим их без внимания. Помогаем, чем можем».
Нина Крутова:
— Хоккейный клуб ЦСКА и «Роснефть» целиком взяли похороны на себя. Я ни к чему не прикасалась. Помогла и продолжает помогать Ночная хоккейная лига. Леша Касатонов и Володя Мышкин все время звонят, с ними больше всего общаемся. С Мышкиным Вова и в игровые годы хорошо общался, а после них стал еще ближе.
Ветераны всегда приезжали на кладбище 1 и 6 июня — в дни рождения и смерти Вовы. Мышкин сейчас звонил по этому поводу, но я сказала: «Не хочу людей напрягать, чтобы люди приехали на кладбище и постояли. Все по домам сидят, на нервах. Что мы, в масках будем стоять у могилы?
Все мы в жизни видели — и перевороты, и дефолты. Но такое — впервые. Когда все с этим коронавирусом утихнет, тогда и встретимся. Сейчас такой срочной необходимости нет. Я и так знаю, что вы Володю помните, не забываете". Поедем туда семьей, и то если кладбище будет открыто.
Сейчас всей семьей дома сидим. Денис в фирме работает, даже названия не выговорю. У Алеши на катке тоже тишина. Он закончил карьеру года три назад и работает в Тушине.
Фамилия «Крутов» на сына в его карьере только давила. В Швейцарии, может, и помогла, но во всех остальных местах — только мешала. Я даже говорила мужу еще в Алешкином детстве: «Вова, Лешке надо фамилию поменять». — «Да ладно!» — «Я тебе серьезно говорю». И когда он уже начал играть, Володя мне сказал: «Да, Нина, ты была права». У нас почему-то не любят детей великих хоккеистов. Почему — не знаю.
Володя же за два дня до смерти позвонил руководству ЦСКА с просьбой, чтобы взяли сына. У Алешки на новый сезон нигде не было контракта, а Вова никогда в жизни ни за него, ни за себя не просил. Но он всегда мечтал, чтобы сын играл за ЦСКА. И вдруг говорит: «Нин, принеси мне телефон». Я так удивилась!
Но уже после того, как мужа не стало, оказалось, что ничего не получилось. Мне уже было не до того, чтобы выяснять — почему. Я и похороны-то не помню, все как в тумане. Рассказывали, что я вообще от гроба не отходила. Ничего не помню. Кроме удивления, что Стариковы из Америки прилетели. Подумала: «Что они тут делают?» Не дошло даже сначала, что специально прилетели...
В 2013 году Володе установили памятник в Приднестровье, в Тирасполе, у местного ледового дворца, который назван его именем. Это было так. Незадолго до смерти Вовы позвали кого-нибудь из знаменитых ветеранов в Тирасполь. Кто туда поедет, кому это надо, что это — родина хоккея? Без гонорара, просто так. Перелет и проживание.
А Володя поехал. Потому что его попросили какими-то добрыми словами, и он не мог отказать. В мае 2012-го он туда ездил. Я еще говорила: «Вов, может, не поедешь? Зачем тебе это надо?» — «Нин, ну я не могу отказаться. Там детская спортивная школа, с детьми просят пообщаться». Какая, думаю, там школа, где им потом играть...
Зато потом — и дворец назвали, и памятник открыли. Мы ездили на его открытие. С Якушевым, Кожевниковым, Макаровым. Красиво, торжественно все сделали. Хотя человек там был всего один раз! А в старом дворце ЦСКА на Ленинградке, где внизу экспонаты армейские выставлены, о Вове вообще ничего нет. Как, по-моему, и обо всей первой пятерке. Зато Гретцки — есть. Ох...
Сейчас посмотрим, как ЦСКА к памяти Володи на 60-летие отнесется. Пока я вижу, что даже такие прославленные воспитанники клуба, как Фетисов, на матчи не ездят. И, по-моему, ни Макарова, ни Ларионова, ни Касатонова на играх тоже нет. Не особо им там, стало быть, рады.
Был юбилей клуба — так хоть бы позвонили, пригласили! Или когда ЦСКА впервые выиграл Кубок Гагарина. Ничего. Даже не хочу об этом говорить. Это уже не моя жизнь. Мой ЦСКА — это тот ЦСКА. Наш.
Время не лечит. Восемь лет уже прошло, как Володя ушел, а даже не верится. Как вчера все было. Он постоянно в голове. С ним ложусь, с ним просыпаюсь...