Владимир Крутов
Родился 1 июня 1960 года в Москве.
Нападающий, воспитанник ЦСКА.
Выступал за ЦСКА (1977-89), «Ванкувер» (1989-90), «Цюрих» (1991-92), клубы низших шведских лиг «Эстерсунд» (1992-95) и «Брунфло» (1995-96).
Ассистент главного тренера ЦСКА (1996-2000), главный тренер ЦСКА (2000-01).
Двукратный олимпийский чемпион (1984, 1988). Победитель Кубка Канады (1981). Пятикратный чемпион мира. 11-кратный чемпион СССР.
В чемпионатах СССР сыграл 438 матчей, набрал 503 (288+215) очков. На чемпионатах мира — 68 матчей, 76 (43+33) очков.
В 2010 году введен в Зал славы ИИХФ.
Скончался 6 июня 2012 года.
«Планирую номинировать Крутова в Зал хоккейной славы»
— Вы входите в выборный комитет Зала хоккейной славы в Торонто. Есть ли вероятность, что скоро туда могут включить Владимира Крутова? Ведь членами Зала славы стали тренер Тарасов и игроки Третьяк, Харламов, Якушев, в НХЛ не выступавшие, да и Макаров лучшие годы своей карьеры провел в СССР.
— Несомненно, Крутов этого заслуживает. Вообще, наша пятерка, на мой взгляд, имеет право быть там в полном составе. Это может прозвучать как смелое заявление, но убежден: она — явление в мировом хоккее, которое продержалось очень долго и дало игре новое направление. Володя был очень большим и важным элементом, частью механизма этого звена. И это достойно большего признания, чем просто эпитеты — даже такие, как «легендарный игрок».
Вопрос в том, что в выборном комитете — 18 человек. И, чтобы человека выбрали в Зал славы, за него должно проголосовать не менее 14. У меня есть право номинировать одного игрока и одного «строителя» игры (в эту категорию входят тренеры, функционеры, владельцы клубов, — Прим. И.Р.). Но будет ли моя кандидатура поддержана — это контролировать не могу.
— Но планы номинировать Крутова у вас есть?
— Безусловно, да. Такие люди рождаются в хоккее не так часто и оставляют большой след в истории игры.
— У каждого в первой пятерке была своя роль. Каким вы ее видите у Крутова? И какие главные качества делали этого мастера уникальным?
— Чувство дистанции, неординарная обводка накоротке, моментальный отрыв от соперника, потрясающие чувство гола и реализация. Все эти качества были у него выдающимися. Многое он взял от Валерия Харламова, у Крутова есть элементы сходства с его игрой — особенно в нестандартности обводки и ее завершении либо голом, либо острой передачей.
— Нина Крутова рассказала, что 17-й номер в «Ванкувере» Владимир взял в честь Харламова. Вы помните, как это было?
— Честно говоря, этого не слышал. Но если так — то это здорово. В «Ванкувере» были заняты оба наших номера — и мой 8-й, и его 9-й. Под первым играл Грег Адамс, под вторым — Тони Танти. Это были два ведущих форварда команды, поэтому нам пришлось брать другие номера: мне — 18-й, ему — 17-й.
— В чем заключалось новое слово, которое ваша пятерка сказала в хоккее? Например, по сравнению со звеном Михайлов — Петров — Харламов?
— Некорректно сравнивать. Мы просто пришли на смену этим великим хоккеистам. Возможно, привнесли чуть больше скорости и импровизации, пошли дальше по части нестандартных ходов — потому что у нас впервые была целая пятерка, а не тройка. Каждый был вовлечен в атаку, и это было главное отличие того, что мы делали.
«Как классно в финале Кубка Канады Вова «продал» ложный замах Ги Лефлеру!»
— На Кубке европейских чемпионов в Италии Крутов получил сотрясение мозга, но успел восстановиться до отъезда на Кубок Канады-81. Из-за этого он потом всю жизнь винил себя в гибели Валерия Харламова. А мог не успеть?
— В то время не было таких возможностей определить тяжесть сотрясения, как сегодня. Хорошо помню момент, когда его на открытом льду в средней зоне прилично встретил финский защитник ХИФК Риихиранта, уже поигравший в НХЛ. Володя выбыл — и Виктор Тихонов поставил Валеру ко мне с Сергеем Макаровым.
Обычное сотрясение — это от недели до 10 дней. Травма была в первой декаде августа. Крутову дали возможность восстановиться. Дальше мы сыграли уже за сборную четыре матча в Швеции и Финляндии в том же сочетании, с Харламовым (уточнение: в третьей игре их с Макаровым партнером был Николай Дроздецкий, — Прим. И.Р.).
Тихонов понимал: звено с Крутовым — это тот состав, который он видел в следующее десятилетие в ЦСКА и сборной. Поэтому Володе здесь брать вину на себя несправедливо. По Харламову у тренера были другие мотивы, речь здесь не о них. А о том, что Кубок чемпионов закончился 8 августа, сборная последний матч в Финляндии сыграла 18-го, а первый матч Кубка Канады был только 1 сентября. Так что времени было достаточно.
Пока мы играли в Скандинавии, Крутов тренировался с ЦСКА. И когда мы вернулись — он уже был в полном в порядке. Тут же включился в работу, и мы поехали в Канаду тем составом тройки, который планировался изначально.
— В финале того Кубка Канады Крутов в меньшинстве забил памятный гол, ложным замахом «отправив в буфет» Ги Лефлера. Глядя на легкость, с которой это было сделано, я боюсь представить, что сделали бы с Лефлером, играй он в команде у Тихонова.
(Смеется) — Не надо искать негатив! Во-первых, Лефлер находился на позиции защитника, когда Вовка атаковал. Предъявлять претензии выдающемуся форварду за те вещи, которыми он на льду не привык заниматься, не совсем справедливо. Все ошибаются. Тут надо отдать должное Володе, который сумел «продать» Лефлеру этот ложный замах — тот абсолютно поверил в бросок и немножко ушел в сторону. А Вова его обыграл и прошел к воротам. Это был классный ход Крутова против игрока, который, на его беду, оказался не на своем месте. Каждый хоккеист, даже самый большой, проходит через моменты, когда ему бывает стыдно!
— Ту сборную Канады, которую вы в финале уничтожили — 8:1, тренировал сам Скотти Боумэн. Восхищался он Крутовым в ваших разговорах уже в «Детройте»?
— О той игре Скотти предпочитал не вспоминать. Опять же — черные дни бывают у любых великих игроков и тренеров. Проиграть 1:8 в сердце хоккея, монреальском «Форуме», с легендарнейшим тренером на скамейке, считаю, непревзойденным в хоккее...
Безусловно, Боумэн понимал и ценил наш советский хоккей, и Крутова в том числе. Но ту игру стремился побыстрее забыть. Хотя мы со Славой ему иногда о ней напоминали (смеется). А познакомился он с Володей на моем прощальном матче в Москве в 2004 году. Крутов с Макаровым тренировали сборную России, Скотти — сборную мира.
— Какие еще шайбы Крутова вспоминаются вам ярче всего?
— Великолепные голы в финале Кубка Канады 1987 года с хозяевами. Важнейший второй гол чехам на Олимпиаде в Сараево, когда в очень непростом матче, который решал все, мы выиграли — 2:0. Да сколько он всего забил — разве упомнишь? У него была большая и яркая карьера.
«Играли в одном звене еще на МЧМ. Стали чемпионами мира и оба вошли в «Олл-Старз»
— Вы одногодки и познакомились, как я читал, еще в детстве — на всесоюзном детском турнире в Воскресенске.
— Да, играли друг против друга в 12 лет — «Химик» — ЦСКА. С ним еще был Саша Зыбин, который потом провел хорошую карьеру в ЦСКА. В то время Крутов еще не был таким ведущим хоккеистом, но потом вырос молниеносно. Через два-три года Вова превратился в индивидуально яркого форварда, который всегда играл на команду и в то же время мог решить исход матча в одиночку. Не случайно он попал в основу ЦСКА уже в 17 лет.
— Вы сдружились уже в юниорской и молодежной сборных. Что вас сблизило?
— Мы постоянно играли либо вместе в сборных, либо друг против друга в клубах — до моего перехода из «Химика» в ЦСКА. У армейцев была своя структура, больше основанная на «физике», у нас в Воскресенске на хоккей смотрели чуть иначе. Но, главное, у обоих в игре была мысль. Она дала возможность найти «химию» почти без проблем.
Мы с ним играли на МЧМ сначала за 59-й год рождения, потом за свой. На втором, в Финляндии, главный тренер Юрий Морозов поставил нас в одно звено — и оба попали в «Олл-Старз» чемпионата, а Вова стал лучшим бомбардиром и нападающим турнира. Таких же самых результатов он добился и годом ранее, а наша команда в обоих сезонах стала чемпионом мира.
— Кто с вами в звене был третьим?
— Володя Головков из Риги. Он отыграл в ведущем латвийском клубе несколько сезонов, но яркой карьеры у него, к сожалению, не получилось. А на том МЧМ мы с Вовой творили, а Головков, с одной стороны, делал большой объем черновой работы, что давало нам время и пространство для творчества, а с другой, в нужные моменты был на завершении. Он нас дополнял — уводил за собой одного-двух игроков, лез на ворота. А мы, допустим, два в два и тем более с численным перевесом разбирались без проблем.
Изначально было ясно, что мы с Крутовым друг друга понимаем. Он был очень резким форвардом, и его игра требовала мгновенных решений. Отдай ему вовремя шайбу на пространстве — а дальше он решит. Для него не было проблемы обыграть соперника один в один, и мне его просто нужно было найти острой передачей. Крутов понимал игру безо всяких нот — как музыкант, импровизирующий на ходу.
— Почти сразу после того МЧМ Тихонов взял 19-летнего Крутова на Олимпиаду в Лейк-Плэсид. Шла ли уже на турнире об этом речь?
— Речи не было. Но, во-первых, мы стали чемпионами мира, а он — лучшим бомбардиром. Во-вторых, он был из ЦСКА и все время находился на глазах у Тихонова. Уже третий сезон выходил в основном составе, играл с сильными партнерами, чемпионами мира. Поэтому Виктор Васильевич знал его лучше, чем кого-либо. Понимал, что это мощный и одаренный парень, который ничем не уступает другим игрокам сборной, а в перспективе их превосходит. Когда тренер видит хоккеиста с 25 июня, когда начинались сборы, и по февраль, — то ему легче решить включить его в состав сборной. Это было абсолютно правильное и продуманное решение.
— Он, собственно, и в «чуде на льду» открыл счет.
— Да, Вова не просто не потерялся, а ворвался в первую сборную. И открыл страницу нового хоккея, потому что изменения напрашивались. Большая часть команды была уже возрастная, а он пришел туда в правильное время и показал, что готов взять на себя роль лидера.
Как звено KLM пело Антонова и «Машину времени»
— Вы писали в своей книге от 1990 года о Крутове: «Добряк такой, что последнюю рубашку снимет для друга».
— Абсолютно! Начиная еще с молодежной сборной, пару раз уходили с базы в Новогорске. Мой товарищ управлял рестораном в Химках, и мы могли сорваться туда поужинать, потанцевать. Там у кого-то что-то пропадало. И Вова был первым, кто готов отдать незнакомому человеку кофту, рубашку, майку — что угодно! И добрый, и душевный, и ранимый. Всем хотелось тепла и уважения со стороны тренера — но их, к сожалению, мы получали редко. Но такое было время.
— Жили с Крутовым в одном номере?
— Только последний год в ЦСКА. В команду мы пришли в 81-м году вместе с защитником Володей Зубковым — я из «Химика», он из «Спартака». Семь лет в Архангельском жили в номере с ним. Когда Зуб уехал во Францию — стали жить с Вовкой.
— Пытались отучить его курить?
— Это было нереально (смеется). Пока человек сам не захочет — все разговоры бессмысленны. Жена, родители тоже должны на такие вещи влиять. Я говорил — но, если человек не хочет меняться, это его право. Но в номере Вова не курил, это было категорически запрещено. На балконе или на улице во время прогулки — мог.
— Нина считает, что очень плохую роль для здоровья мужа сыграла желтуха в 1983 году, которую он очень тяжело перенес. А потом, недолечившись, попал под предсезонные нагрузки Тихонова перед Олимпиадой в Сараево.
— Это я комментировать не могу, но скажу вот что. Когда Володя сошел с дистанции во время предсезонной пробежки, попал в больницу и выбыл на два месяца, он после этого провел свой лучший сезон! Пропустил почти всю летнюю подготовку, обошелся без всех этих экспериментов, которые над нами ставили все это время, — и отыграл просто блестяще.
У нас всегда говорили: мол, не прошел предсезонку — год будет плохой. Крут перевернул все эти стереотипы, которые есть до сих пор. А тогда талантливый человек, вернувшись свободным и отдохнувшим, провел сезон на одном дыхании.
— Чем запомнилась свадьба Крутова сразу после ЧМ-82?
— В 81-м гуляли на свадьбе Касика с Жанной (Алексея Касатонова, — Прим. И.Р.) в «Метрополе», в 82-м — у Крута с Нинкой в ресторане гостиницы «Советская». Погуляли прилично — в нашем, цеэсковском стиле. И попели, и попили, и потанцевали. У нас было не так много праздников — но если уж отмечали, то по полной программе.
Пели в основном Юрия Антонова и «Машину времени» — это были наши командные песни. Могли и в автобусе исполнить. Ну а со сцены во время свадьбы — это само собой. К микрофону тянуло всех. Нашей тройкой с Макаровым и Крутовым вышли — и как дали «Под крышей дома своего» и «Мы пьем до дна за тех, кто в море!»
— Нина рассказывала, что вы с Владимиром приезжали в ее квартиру на Мантулинской улице — и тоже попели от души.
— Это было еще до их свадьбы, а приехали мы с Лехой Касатоновым. У Крутовых был квас в ведре, который Нинка сделала, и они меня им угощали. Шел 82-й год, мне присвоили звание офицера, и по такому случаю мы приехали к Вовке на квартиру и там почудили. Помимо кваска, были и другие напитки. А оттуда поехали в Архангельское, потому что вечером была последняя игра сезона, от которой Тихонов нас освободил — мы досрочно стали чемпионами. На базе попарились в бане и поехали смотреть хоккей.
«Возвращали Фетисова в сборную через программу «Взгляд». И Крутов в интервью Листьеву говорил чуть ли не больше всех»
— Крутов выступил на вашей стороне в конфликте конца 80-х с Виктором Тихоновым, хотя громко его голос и не звучал.
— Вова был принципиальным человеком. Да, у всех нас случались нарушения режима, но это была часть нашей тогдашней жизни, когда ты много лет был закрыт и от окружающего мира, и даже от своей семьи. Причем Крут — даже дольше, ведь он начал играть за основу ЦСКА в 77-м году, в 17 лет, а я пришел туда последним из пятерки, только в 81-м. То есть он провел в команде 12 лет, а это большой срок.
У него тоже много всего накопилось и накипело, он это высказывал. Но слышали ли нас? Мы были военными и принадлежали стране. Мало кого интересовало, что стоит за теми успехами, которых мы добиваемся. И, когда произошел тот конфликт, он был с нами вместе, потому что его тоже многое не устраивало. И он тоже хотел каким-то образом поменять отношение к людям в той системе, убрать неуважение к правам человека.
— Крутов что-то говорил в интервью Владиславу Листьеву в программе «Взгляд», куда вы ходили вместе с ультиматумом в поддержку Вячеслава Фетисова: если Тихонов не возьмет его в сборную, то не поедут и остальные?
— По-моему, он там говорил чуть ли не больше всех. Потому что я уже выступал, моя позиция была известна, а люди хотели слышать и другие голоса. Мы приехали туда после матча, почти ночью. У нас была одна задача — поддержать Славу и вернуть его в сборную, и нам это удалось.
— Как «Взгляд» на вас вышел?
— По-моему, через Владимира Ясенева, тренера сборной СССР по воспитательной работе, который также отвечал за культурную программу. Это была легендарная личность, и жаль, что его все забыли. Он дружил с народным артистом Союза Юрием Яковлевым, с Александром Ширвиндтом и Михаилом Державиным, многими другими. У него были большие связи в плане культурной жизни Москвы. По-моему, он нам и помог.
«Перед НХЛ Володя был без хоккея четыре месяца. Потерял форму и не успел набрать»
— Касатонов рассказывал, что из отпуска Крутов привозил больше всех в первой пятерке лишних килограммов. Проблемы с весом у него были всегда или начались с какого-то момента?
— Когда ты расположен к этому, 25 дней простоя во время отпуска — это большой срок. Естественно, тогда нас никто не обучал правильному питанию. Если сам не знаешь, как надо, и имеешь какие-то слабости — поправить некому.
Да, это было. Но вся наша тогдашняя система была целиком заточена — и сейчас мало что изменилось, — на то, чтобы люди приходили на предсезонку, два месяца бегали и сжигали лишние жир, калории и т.д. Конечно, картина становится лучше, но все равно тратится слишком много времени, чтобы до сознания игроков дошло главное. То, что это — неотъемлемая часть профессии и не очень длинной карьеры хоккеиста. И ты должен думать о себе сам, а не тренер — о том, чтобы месяцами вводить тебя в игровую форму.
— Вы в книге писали, что Крутов просил вас помочь ему сбросить вес — и даже один день продержался без еды. Но на следующее утро навалил себе полную тарелку, после чего вы поняли: бесполезно.
— Было дело! Это требует внутренней самодисциплины, не все так просто. К таким вещам надо готовиться. Изменение всей структуры питания — большой шаг, перестройка всего состояния твоей души, а не только желудка. Не только день — пять-шесть дней, да и две недели роли не сыграют. Или ты делаешь так всегда, или не делаешь вообще. Половинчатых решений здесь быть не может. Многие пробовали. И сходили с дистанции только из-за того, что в чем-то себе отказывать — это требует особого строя характера, и это даже не имеет отношения к самоотдаче и мужеству на льду, которыми тот же Володя обладал в полной мере.
— В Канаде, где надсмотрщиков над игроками нет, отсутствие этого особого строя характера и проявилось у Крутова в полной мере?
— Там попадаешь в среду, когда у тебя очень много свободного времени, и ты предоставлен сам себе. Никто не хочет за тобой смотреть, потому что ты — профессионал. Тебе платят деньги, и ты, как актер, должен готовить себя сам — а потом выходить и показывать игру на сцене. И вполне естественно, что, когда ты 12 лет играешь и живешь в одной системе, когда кормят в столовой и тренируют по три-четыре раза в день, — к этому привыкаешь. Для тебя это работает только так.
А когда оказываешься один — какие-то вещи нужно менять. И сделать это сложно. Плюс к тому, Володя в то межсезонье очень надолго завис в России, потому что его не увольняли из армии. Чемпионат мира-89 в Стокгольме завершился 1 мая, и он потерял весь май, июнь, июль, август, а может, и часть сентября. Минимум четыре месяца! Это очень большой срок, за который при тех обстоятельствах можно было выйти из формы и не успеть ее набрать.
— И не тренировался нигде?!
— А где ты мог тогда тренироваться, если запланировал уехать? В ЦСКА на него уже не рассчитывали, а в частном порядке найти лед и тренера, который будет с тобой работать, в то время было нереально. Лишних катков, как сегодня, не было.
Не было и фитнес-клубов, чтобы поработать на тренажерах над своим телом. А просто бегать для себя — этого недостаточно. Тем более когда ты должен приехать в новую для себя команду, в лигу, где совсем другой хоккей. И нужно доказывать, что ты не только был блестящим игроком вчера, но и остаешься им сегодня. Так что эти четыре с лишним месяцев простоя наверняка повлияли на то состояние, в котором Вова приехал в Ванкувер.
— А вы сами уехали раньше?
— 16 августа, почти за месяц до начала тренинг-кемпа. Я тренировался, готовился и пытался найти себе квартиру, знакомился с ребятами, чтобы хотя бы начать не с нуля. Вова же смог приехать, по-моему, только в конце сентября, то есть уже в конце тренировочного лагеря!
— Как вы с Крутовым узнали, что оба задрафтованы «Ванкувером» — вы в 11-м раунде 85-го года, он в 12-м 86-го?
— Тогда нам никто этого не объявлял. Более того, мы тогда даже не знали, что такое драфт. Уже намного позже просто сказали, что права на нас принадлежат «Ванкуверу». В 89-м в Москву приехали владелец «Кэнакс» Фрэнк Гриффитс и его сын Артур, которые и договаривались с советскими официальными органами, чтобы нас отпустили в НХЛ.
«Вопрос в том, насколько Вова хотел быть за рубежом, горел ли огонек в его душе, чтобы переступить через себя»
— Первый месяц, когда семья не могла выехать из Союза, Крутов ведь жил у вас дома?
— Да. Потом уже семья воссоединилась. Конечно, ему было трудно — вне зависимости от того, была семья в Союзе или в Канаде. Мы ведь и привыкли в ЦСКА большую часть времени проводить без родных, жили по 11 месяцев в году на сборах. Поэтому, когда ты все время находишься дома с женой и детьми, — это для нас было очень непривычно.
А с другой стороны, до того месяц быть по другую сторону океана, с разницей в 11 часов, и волноваться, как там они одни без тебя, и большую часть дня не иметь возможности с ними связаться, — тоже некомфортно. К тому же новая страна, другой язык, новая раздевалка, партнеры, с которыми нужно находить контакт...
И возраст. В 20 лет адаптироваться проще. Ты один, у тебя нет привычного уклада жизни, жены и детей. Нужно просто терпение — и ты быстро станешь своим. А здесь тебе под 30, и ты хочешь, как можно больше времени проводить с близкими людьми. Сложно.
— Еще канадская пресса напирала, что он никогда не улыбался — то есть, по мнению журналистов, всегда был всем недоволен. Хотя это просто культурные различия.
— Слава Козлов, Каззи, в «Детройте» тоже никогда не улыбался. Но он уехал в НХЛ молодым, провел там много лет и в итоге здорово раскрылся, выиграв два Кубка Стэнли. А Вове просто не хватило времени, чтобы его до конца узнали. Парень-то он очень душевный, чистый.
Но из-за языкового барьера он так и не успел создать тот контакт с людьми, при котором всем бы это стало ясно. Вопрос в том, насколько он хотел быть за рубежом, горел ли у него огонек в душе, чтобы переступить через себя и доказать, что он и там может играть. Мне казалось, что ему не хватило года-другого, чтобы адаптироваться и выйти на свой уровень.
Не сомневаюсь, что он мог бы стать в НХЛ суперзвездой. С его талантом, мастерством, стилем игры это было абсолютно реально. Просто там нужно было по новой все доказывать и тащить на себе одну из худших, если не худшую на тот момент команду лиги. Неулыбчивость Крутова не была связана с тем, что он хмурый и чем-то недовольный. Он был добрый и хороший парень.
Мы-то знали друг друга много-много лет. А для других ребят этот контакт с ним возник бы в течение двух-трех сезонов. Они бы обязательно увидели: это наш парень. И никакие паспорт или происхождение тут не имели бы значения.
— С английским у Крутова было совсем плохо? И пытался ли он его учить?
— На это и времени особо не было. Постоянные игры и перелеты. Находясь в самом западном городе тогдашней НХЛ, мы очень много летали. Своего самолета или чартерных рейсов тогда не было, и добираться требовалось гораздо дольше. Поэтому язык он схватить просто не успел.
— А ужинов с англоязычными партнерами на выездах не было?
— Были, но гораздо реже, чем потом у меня в «Сан-Хосе» или «Детройте». Надо понимать, что это были первые наши годы в НХЛ, и они проходили как в тумане: на тебя столько нового сразу свалилось! Другой хоккей, другой язык, постоянная жизнь со своей семьей, чего раньше не бывало... В «Ванкувере» такого свободного общения, как в последующих командах, не припомню.
— Был у Крутова хотя бы один крутой матч в НХЛ?
— По-моему, в победной игре с «Детройтом» у него было 2+1. Тогда стало понятно, что его мастерство, мысль, стиль никуда не делись. Может, он стал не таким быстрым, как ожидали, но все увидели, что это был тот же Крутов, которого люди знали по ЦСКА и сборной СССР.
— Долго вы играли в одном звене?
— Точно не помню. Вначале играли вместе, потом нас начали разводить... Тренер был чисто канадского старого стиля — Боб Маккэммон. Нельзя сказать, что он нас прямо жестко ограничивал, — но считал, что шайбу надо вбрасывать в чужую зону, а там за нее бороться. Игра была простая. Вбросить, успеть, отобрать, что-то создать...
В этом плане у нас было недопонимание. Ты привыкаешь к партнерам, которые могут тебе отдать, вернуть шайбу. Здесь же команда была одной из худших в лиге, и что-то сотворить было непросто. Когда процесс ломки привычной системы для тебя идет в команде, которая идет в лидерах, — это проще. Ты по крайней мере попадаешь в уже работающую систему и пытаешься в нее встроиться. А тут надо было, одновременно адаптируясь, тащить на себе коллектив, не готовый к такому хоккею, в который мы привыкли играть.
«Никаких конфликтов и охлаждений у нас с Крутовым в Ванкувере не было»
— Нина рассказывала, что слишком навязчивую опеку над семьей Крутовых, а до того — над вами взяла Сандра, жена генерального менеджера Пэта Куинна. Это правда?
— Не могу комментировать то, что не знаю. Нина видит ситуацию так и имеет на это право. Я очень хорошо знаю Сандру, она хорошая женщина. А Пэт у нас в выборном комитете Зала хоккейной славы был председателем (Куинн скончался в 2014 году, — Прим. И.Р.). По себе знаю, что люди хотели создать мне комфортную атмосферу в новой стране. А что было у Володи и Нины — судить не могу.
— Изменились ли отношения между вами во время того сезона? В прессе ходили слухи об охлаждении, обидах с его стороны. Хотя вот Нина сейчас сказала, что никакого прямого конфликта не было.
— Не было. Естественно, когда ты входишь в мир профессионального спорта, то должен доказывать свою состоятельность и право на место в составе, кем бы ты ни был. И мне было печально, что после первого сезона Вова уехал, поскольку наша связка могла продолжать работать. Но какие-то вещи в плане подготовки нужно было изменить.
Он уехал в Европу, я остался в Северной Америке. Просто наши пути разошлись, и на разных континентах трудно было поддерживать такие тесные отношения, как прежде. Но никаких охлаждений не было, человеческие отношения остались абсолютно прежними. Что нам делить?
— Когда-нибудь потом обсуждали с ним по душам, что было в тот год?
— Пару раз говорили, да. Но не так чтобы прямо серьезно и глубоко. То, что прошло, уже не вернуть. Сожалеть о чем-то, конечно, можно, но всегда надо смотреть вперед. А все время возвращаться в прошлое — это не то, как я живу. Потому что жить былым вместо настоящего и будущего — это путь к депрессии.
— Вы с Крутовым ехали в НХЛ на равных условиях — ровесники, звезды ЦСКА, игроки одной пятерки. Но вы провели в лиге 15 лет и выиграли три Кубка Стэнли, а ваш партнер ограничился одним неудачным сезоном. Мог ли Владимир после него остаться и попытаться задержаться в НХЛ?
— У Вовы был трехлетний контракт. Насколько помню, «Ванкувер» предложил ему на большую часть лета остаться в городе. Заняться языком, поработать с тренером по ОФП. В общем, провести правильное лето. Мы же не попали в плей-офф, более того — заняли последнее место в Западной конференции. То есть сезон закончился 7 апреля, и у нас свободными была половина весны, все лето и начало сентября.
Пэт Куинн, генеральный менеджер, не терял веру в игроков после одного неудачного сезона, а в этой ситуации он тем более понимал, что речь идет о первых русских, которые приехали в команду. Ему очень хотелось, чтобы у нас получилось. Но, если не ошибаюсь, Крутовы уехали в Москву на второй или третий день после конца регулярного чемпионата, а вернулись за два дня до начала тренинг-кемпа.
— И Крутов был в таком состоянии, что клуб расторг с ним контракт?
— В «Ванкувере» решили, что он не готов. Это не мои слова, а решение клуба, который не захотел его оставлять.
— То, что не получилось у вашей связки с Крутовым в «Ванкувере», блестяще сложилось через несколько лет с Макаровым в «Сан-Хосе». В чем была разница?
— Серега был мотивирован. В «Калгари», где он в первый сезон выиграл «Колдер Трофи» лучшему новичку лиги, он потом разошелся с Дэйвом Кингом и Терри Криспом, и у Макарова оставалось чувство недосказанности. Того, что его не до конца приняли как хоккеиста, который может иметь свое мнение и менять игру команды в хорошем направлении.
И то же самое было вначале в «Сан-Хосе». Но Михалыч — упрямый, и он хотел многое доказать. И нам с ним было, что доказывать. Потому что я вернулся в НХЛ после сезона в Швейцарии, в «Лугано», а Серега двойным обменом, через «Хартфорд», приехал в «Сан-Хосе». Мы были рады, что у нас была возможность поиграть вместе, тем более на ведущих ролях в новой команде, до нашего прихода находившейся на дне лиги. У нас были амбиции, которые мы смогли реализовать, не только два раза подряд выйдя в плей-офф, но даже и обыграв в первом раунде сначала мой будущий клуб — «Детройт», а затем «Калгари» — бывшую команду Михалыча.
На похороны — из Америки
— Много ли вы виделись с Крутовым в последующие годы?
— Редко. Я все эти годы жил в Северной Америке, Вова — в России. Приезжал по делам четыре-пять раз в году — и тут же уезжал, толком не успевая ни с кем повидаться. Позвал их с Макаровым тренировать сборную России на своем прощальном матче со сборной мира в 2004-м, когда у обеих команд во время локаута собрались мощнейшие составы (за Россию играли вся Русская пятерка «Детройта» за исключенем Константинова; Дацюк, Ковальчук, Набоков, Гончар, Малахов, Каменский, Брылин, Жамнов и др., за мир — Бродер, Лидстрем, Челиос, Айзерман, Шэнахэн, Робитайл, Зеттерберг, Холмстрем, Дрэйпер и др.). Но времени, чтобы встречаться чаще, увы, не хватало.
— Вы прилетели на похороны Крутова из США. Трудно было успеть в такие короткие сроки через полмира?
— Когда ты провел с человеком столько хороших и успешных лет вместе, когда вы съели вместе не один пуд соли и пролили сто пудов пота — никаких вопросов, ехать или нет, быть не может. Это дань уважения к человеку, который тебе дорог. Когда происходят такие вещи, не думаешь о чем-то другом, о том, сколько времени надо добираться.
Не проводить друга и партнера в последний путь ты можешь только по каким-то очень серьезным причинам. Наша пятерка — это история. Мы были и будем вместе. Поэтому, какие бы у нас ни были в свое время расхождения с Лехой Касатоновым, все равно мы дружим и общаемся. Как и со Славой, и с Михалычем.
Крутов — это эпоха. Да, он ушел рано, и это стало очень печальным днем для семьи, детей, всего нашего хоккейного мира. Но сколько хорошего он успел за свою короткую жизнь сделать для хоккея! Володя оставил огромный след в истории нашей игры, и люди будут помнить его очень долго.