Представьте: у вас миллиард евро. Что бы вы делали? Попивали коктейли на собственном острове? Путешествовали на частном самолете? Мерились яхтами с Романом Абрамовичем? У Леонида Богуславского ощутимо больше миллиарда. Международная компания, которую он создал, очень успешна. У нее более 60 проектов в 12 странах мира.
Богуславскому 70 лет. В детстве он мечтал стать спортсменом, но его не брали ни в одну из секций. Говорили — бесперспективный. Только в 62 года он нашел свой вид — триатлон. В день, когда мы встретились для интервью, он проснулся в 6 утра — ради тренировки в бассейне. На вечер у него запланирована вторая — велосипедная. Готовится к Ironman. Той самой сумасшедшей гонке, где нужно плыть 3,86 км, ехать на велосипеде 180 км и потом бежать марафон. Таких стартов у Леонида уже было пять. Всего триатлонных — 20. И в 10 он был в призерах в своей категории.
Богуславский отобрался на чемпионат мира на Гавайи — там проходит главный Ironman на планете. Самое поразительное в том, как это произошло. Леонид пробился на ЧМ еще в 2015 году, но из-за тяжелых травм пролетел мимо старта своей мечты. Потребовались операции. Сначала один протез, через три недели — ревизия и другой. В результате на беге был поставлен крест. По сути, это должно было стать концом спортивной карьеры. Но спустя шесть лет после операции, в 70, он снова прорвался на ЧМ. Как? Освоил спортивную ходьбу!
Лучший подарок к юбилею
— Отобраться на ЧМ на Кону в 64 года и получить травму в последний момент — трагедия?
— За восемь недель до чемпионата мира я жестко упал на велогонке. Пришлось ставить протез. Но после операции восстановление шло очень быстро. Не прошло и 10 дней, а я уже сделал двухчасовую тренировку на велосипеде, средняя скорость — выше 30 км/ч. Думал, на Коне смогу проплыть и проехать, а на беге сойду. Но вскоре я поломался снова, причем еще сильнее. Мне поставили в ноге новый протез, целую конструкцию.
— И на этом Кона для вас закончилась.
— Да. Но не триатлон. На тот момент у меня уже была регистрация на чемпионат Северной Америки, который должен был пройти через шесть месяцев.
— И...
— Мне было важно доказать себе: случившаяся неприятность не изменит мою жизнь. В итоге я вышел на старт в Техасе. И финишировал. Да, медленнее, чем обычно. На беговом этапе шел, бежать было больно. Это, кстати, очень муторно — на марафон ушло 7 часов. Но за счет плавания и велоэтапа я уложился в контрольное время с двухчасовым запасом. Врачи были в шоке.
— Бегать с большим протезом нереально?
— Даже просто ходить болезненно. Но оказалось, что, если ходить быстро, неприятные ощущения минимальны. Так я открыл себе спортивную ходьбу. Подобрал тренера, теперь работаю над скоростью.
— Тренера зовут не Виктор Чегин?
— Нет, это девушка из Ижевска. Маша Пономарева. Нашел ее через интернет. Она была чемпионкой Европы по молодежи. Маша поставила мне технику, пишет тренировочные планы.
— И вот таким способом в 70 лет вы умудрились снова отобраться в Кону. Как это было?
— Этап Ironman проходил в Таллине, погода была очень плохая. Весь день шел дождь, а ветер достигал порядка 25 км/ч. Ехать против него на велосипеде — как будто все время в подъем. Интересно, что из всех трех этапов я больше всего остался доволен именно ходьбой. Прошел на 10 мин быстрее, чем планировал. Стал вторым.
У меня летом был юбилей. И еще в начале года я придумал себе мечту: отобраться по такому поводу на чемпионат мира. Когда получилось, испытал огромное удовлетворение. Хотя настоящие эмоции подросткового счастья были в 64 года, когда я пробился на Кону впервые.
На велосипеде по Антарктиде
— Системно тренироваться вы начали только в 62 года.
— После 40 я живу жизнью человека, который примерно на 20 лет моложе. Это касается уровня активности и круга общения. Вокруг меня, как правило, люди, которые на 15-20 лет младше. Мы дружим, тренируемся, ездим в экспедиции. Порой безбашенные.
— Например?
— На велосипеде до Южного полюса — пойдет?
— Что?!
— В Антарктиде заснеженная, но все-таки достаточно укатанная дорога. Снега несколько сантиметров. Ехать можно на обычном фэтбайке. Но все равно это испытание. Потому что там холодно.
— Насколько?
— Около минус 40. Плюс ветерок. И проблема даже не в этом. Нельзя потеть! Станешь мокрым — сушиться негде. Приходилось каждые полчаса останавливаться и подсыхать. Самым сложным было стартовать после этого снова. Когда едешь к Южному полюсу — это всегда в горочку. Может быть 2 процента градиента. Но всегда. И начинать движение сложно. Если давишь на педали сильно, заднее колесо прокручивается на снегу.
— Как быть?
— Стартовать в обратную сторону. А когда набираешь скорость — разворачиваешься и дальше едешь свои полчаса.
— Сколько в итоге накрутили?
— За два дня порядка 50 км. Едешь медленно, как в длинный подъем. Там стандартный маршрут для лыжников на пять дней, называется последний градус. На 100 км. А мы с друзьями решили попробовать на велосипедах. Но в конце я ехал один. Народ потихоньку залез в трак, который нас сопровождал.
— Как выглядит Антарктида? Снежная пустыня?
— Именно. В начале, где база, есть небольшие горы и даже какая-то живность ближе к морю. Видели пингвинов. А вот вглубь — ничего.
— Что-то необычное еще планируется?
— Когда в 62 года я занялся триатлоном, не умел плавать кролем. Первый год на всех соревнованиях плыл на спине. Ориентировался по тем, кто сзади, — старался держаться где-то посередине. Теперь, конечно, могу плыть кролем, и довольно долго, но хочу добавить в скорости. Есть интересный заплыв в Италии — с острова на материк, 8 км. Причем там довольно жесткий лимит — нужно плыть примерно в темпе 1,50 на 100 м. Иначе не уложишься. Думаю об этом. Вообще я люблю велогонки. Но из-за этих операций мне теперь категорически нельзя падать...
— Обходитесь без велотурниров?
— В трех поучаствовал. Один из них — Майорка 312. 312 км — это как раз дистанция. И набор высоты — 5200 м. 14 ч сидеть на седле — испытание.
— Вернусь к теме возраста. В 62 вы начали заниматься триатлоном. При этом средняя продолжительность жизни мужчины в России — 65. Что мне нужно делать, чтобы выглядеть в 70 так же?
— А я не выгляжу как-то особенно. Но хорошо чувствовать себя, наверное, во многом помогает генетика. Отец ушел из жизни в 96 лет, маме сейчас 97 — и она ведет очень активный образ жизни. Я стараюсь правильно питаться, никогда не курил. Выпить вина — могу. Но в меру. Плюс, конечно же, спорт помогает ощущать себя хорошо. И важно общаться с теми, кто моложе.
Песчаная буря в китайской пустыне и серфинг в Пицунде
— Как у вас проходит отпуск?
— В традиционном понимании его у меня нет. Я работаю каждый день. Но во многом моя работа — думать и общаться. Даже когда я куда-то еду или тренируюсь. Пожалуй, только в экспедициях получается реальный отпуск. Мы с друзьями время от времени путешествуем — когда поспокойнее, когда с элементами экстрима.
— Давайте про экстрим.
— На джипах и квадроциклах стартовали в Казахстане, прошли всю Монголию через пустыню Гоби и вошли в северо-западный Китай — где Такла-Макан. Это очень тяжелая пустыня. Идти ее сложнее, чем Сахару. Потому что там очень мелкий песок, практически пыль. Мы проходили ее трое суток. Ночью попали в песчаную бурю. Палатки сносило. Пришлось залезать в джипы, но и те раскачивало и засыпало песком. Было жутковато. В последние годы ходим в такие экспедиции по России. Север Якутии, дельта Лены вдоль моря Лаптевых. Последний раз были в Карякии — это север Камчатки. Пересекли ее с востока на запад на «Шерпах» — российских вездеходах.
— В юности мы с друзьями не раз рассуждали, как жили бы, будь у нас по 10 миллионов евро. Как правило, расклады были такие: купить хорошую квартиру в центре, к ней еще одну, чтобы сдавать, и просто путешествовать по миру, живя в удовольствие. У вас — миллиарды долларов. Но вы встаете в 6 утра и идете на тренировку. Что не так с вами? Или с нами.
— Шило в заднице — это про меня. Близкие люди часто пытаются меня сдерживать и отговорить от очередного рискованного проекта. Но сегодня я действительно встал в 6 утра и проплыл свои 2 км. Вечером будет 2 часа велосипеда. В среднем тренируюсь 12 часов в неделю. Ближе к гонке пиковые периоды, там по 20.
Просто лежать на пляже всегда было невыносимо для меня. Из-за этого я очень рано встал на виндсерфинг — еще в 1979-м. Тогда в Феодосии выпускались «Мустанги», их даже досками назвать сложно. Каждая весила больше 50 кг. Так вот мы приезжали отдыхать в Пицунду, все шли на пляж, а я — кататься. Причем приходилось договариваться с пограничниками. Приносил им бутылку коньяка в подарок, заворачивал с собой в целлофан бутерброд и уплывал на 3-4 часа. У меня просто характер такой. Непоседливый.
— В одном из интервью вы рассказывали, что сильно расстроились из-за попадания в список самых богатых людей Forbes. И вообще не любите, когда вас воспринимают через призму миллиардов. Мне кажется, триатлон вам так зашел как раз из-за того, что там никто не выделяется. Вот крутите педали вы, рядом 18-летняя студентка из Эстонии, впереди условный ветеринар из Португалии. И в этом моменте все абсолютно равны, ни возраст, ни социальный статус не имеют значения.
— Насчет ветеринара впереди не уверен. Лучше позади. А когда рядом крутит педали студентка из Эстонии — это действительно хорошо.
— Вы не раз говорили про свою черту: как только достигаете вершины в каком-то деле — теряете к нему интерес. Допускаете, что, если победите на Коне в своей категории, то остынете к триатлону?
— Не знаю. Когда я поломался, была мысль, что с триатлоном придется закончить. Сдал на права яхтенного капитана, три года участвовал в парусных регатах. Сначала был матросом, потом встал за штурвал. Продолжаю и сейчас, но вот сильно меня это не зацепило.
Отказаться от пожизненной пенсии в 120 тысяч долларов ради риска
— Эта ваша особенность — кардинально менять свою жизнь, когда все и так хорошо. Вы же в молодости были заметным ученым, и вас даже звали работать в университет Торонто. Объясните, почему это круто.
— Мне удалось получить сильные математические результаты, и я публиковался в ведущих американских научных журналах. Благодаря этому получил приглашение на работу. Приглашение в североамериканский университет такого уровня было вершиной для ученого.
— Но вы отказались.
— Приехав туда, понял: выше для меня ничего нет. И все, что я могу, — сидеть на этой вершине и каждый день стараться не скатиться вниз. Но цель — соответствовать своему уровню — не цепляет. Мне нужен челлендж, мечта. Поэтому я принялся искать другую вершину.
— У каждого свое понятие мечты. Что она для вас?
— У меня ее культ! Я даже сформулировал некоторую характеристику мечты. Для меня это — амбициозная цель, вероятность достижения которой не больше 20 процентов. Если 0 процентов — это уже фантазия. Если больше 20 — просто цель.
На каждом жизненном этапе я конструирую себе мечту и прилагаю колоссальные усилия, чтобы до нее добраться. Получается не всегда. Но если мечта крутая и ты вкладываешься в нее, то, даже если не достигнешь желаемого результата, конечный итог все равно будет высокий. В этом году моей мечтой было отобраться на чемпионат мира. Объективно — шансы не превышали 20 процентов.
— Вы записываете мечты или формулируете их в голове?
— Каждый декабрь я записываю цели на следующий год. Очень интересно сверяться потом с итогами. Цели есть как профессиональные, так и семейные, есть цели в культуре, в благотворительности, в спорте. А вот мечты не записываю. Они живут в голове.
— Как отреагировала семья, когда вы сообщили, что отказываетесь от работы в университете Торонто?
— Завкафедрой посчитал, что на меня нашло помутнение. Не сомневался, что я передумаю, и оставил мне половину зарплаты. Ведь я поехал в Москву, где только-только прошел путч ГКЧП. Жена с детьми, которым было 6 и 4 года, осталась в Канаде. И той зарплаты, которую продолжал платить университет, им вполне хватало.
— Семья так там и живет?
— У меня сейчас вторая семья. А первая — да, осталась в Канаде. При этом у меня со всеми хорошие отношения. На днях прилетел оттуда, мы провели 10 дней вместе за городом на озере. Очень благодарен первой жене, что нам удалось остаться друзьями.
— Еще одна ваша вершина — одна из руководящих должностей в PwC. В интервью Познеру вы сказали, что получали там огромную зарплату и, если бы остались там, имели пожизненную солидную пенсию. О каких суммах идет речь?
— Зарплата — в районе полумиллиона долларов в год. Пенсия — 120 тысяч долларов до конца жизни.
— И вы оттуда ушли.
— Да, примерно по тем же причинам, что из университета в Торонто.
— Начали инвестировать в интернет-компании. Это сейчас очевидно, как вы угадали с теми же «Яндексом» и Ozon, вложив туда все, что у вас было. Но тогда, в начале 2000-х, это было очень на тоненького.
— Риск был большой. Но ведь сработало же!
— Друзья крутили у виска?
— Еще как. Люди делятся на тех, кто держится за свою стабильность и радуется тому, что не становится хуже, и на тех, кто все время хочет чего-то достичь. А сделать это не рискуя невозможно.
Почему футбольная Суперлига провалилась, а триатлонная процветает
— Суперлига триатлона, созданная в 2017 году, — ваше детище. В новых форматах рубятся лучшие атлеты мира, есть свои гонки для любителей. Это дань уважения виду спорта, который так зацепил, или проект, на котором реально зарабатывать?
— Еще в юности я хотел изобрести новый вид спорта. В какой-то момент познакомился с Крисом Маккормаком — четырехкратным чемпионом мира, человеком, книга которого и сподвигла меня восемь лет назад попробовать триатлон. Мы начали обсуждать, что можно сделать нового в этом виде спорта, и развили тему. Идея была в том, чтобы убрать ограничения, которые мешают стать триатлону более медийным. Из-за своих временных рамок он не очень интересен ТВ и массовому зрителю. Даже короткий, олимпийский. Мы попытались реорганизовать его и сделать это в рамках профессиональной лиги. По примеру НХЛ или НБА.
— Ролики соревнований на YouTube собирают уже миллионные просмотры.
— А начинали с нуля. Как и в любом стартапе в интернете, первая цель — получить большую аудиторию. Мы до сих пор бесплатно раздаем ТВ-права на вещание. Важно сначала достичь больших цифр смотрения, а уже потом думать о продажах. Будет аудитория — придут большие спонсоры и появятся новые финансовые возможности. У нас уже есть уникальная находка — триатлон в закрытых помещениях. SLT Аrena Games. К этому подтолкнула пандемия. И на днях пришла приятная новость — мы стали лауреатами Sport Industry Award. Это очень престижная международная награда.
— В чем суть SLT?
— Элитные атлеты соревнуются в 50-метровом бассейне. Вдоль бортика стоят вело- и беговые тренажеры. Все поддерживается платформой Zwift. Благодаря которой появляется картинка у телезрителей и самих спортсменов. На экранах реальные трассы и аватары самих спортсменов. То есть на тренажере человек видит соперников как на трассе. Все как в реальности, только без погодных рисков, завалов и травм. Это стало бомбой. Соревнования в Лондоне и Роттердаме посмотрели 160 стран. И всем настолько понравилось, что МОК рассматривает этот формат для включения в олимпийскую программу. Они же давно хотят начать движение в сторону E-спорта. А у нас — готовое блюдо.
— Вы наверняка держали руку на пульсе, когда была попытка создания футбольной Суперлиги. Понимаете, почему все так быстро сдулось?
— Мне это было очень интересно, и я удивился, почему они пошли на такое дело, не просчитав ходы. Наверное, не удалось договориться сразу, и они подумали, что сумеют передавить всех финансовым ресурсом. Но ведь были уже истории...
— Когда одних денег оказывалось недостаточно?
— Вот даже в триатлоне. В клинч входили проект коммерческой лиги в Австралии и Международный союз триатлона (WT). Лес Макдональд, президент WT, тогда просто объявил, что тех, кто выступит в коммерческой лиге, не допустят на Олимпиаду. В итоге у австралийцев все накрылось медным тазом. Поэтому, задумав Суперлигу, мы сразу же начали переговоры с WT. Продемонстрировали уважительный подход. И договорились, что на наших соревнованиях будет гендерное равенство, в том числе по призовым, допинг-контроль и технический делегат от WT. Решили составлять календари, чтобы они по возможности не пересекались. И пообещали, что сумма призовых не будет сильно выше, чем на стартах WT. Потому что иначе пойдет перекос и международная федерация может оказаться в роли просящего. Как это сейчас происходит в хоккее и баскетболе.
Футбольный «Спартак»
— У вас никогда не было желания вложиться в футбольный клуб?
— Желание и возможности есть. Но в России это не сработает. При очень хорошем менеджменте, стабильном попадании в еврокубки и эффективной купле-продаже игроков можно сводить концы с концами. Но при этом о чемпионстве и высоких местах в еврокубках можно не мечтать.
— Вы же болеете за «Спартак»?
— Да.
— Неужели и он не интересен с точки зрения инвестиций?
— У нас с моим другом были мысли насчет «Спартака». Несколько лет назад мы даже делали подход к весу. С разрешения владельца заказали финансовый аудит клуба. Но потом оказалось, что, во-первых, владелец не собирается никого туда пускать. Даже на какую-то миноритарную долю на начальном этапе с нашим участием в совете директоров — чтобы мы участвовали в принятии решений и могли обеспечивать их прозрачность для партнеров, как это обычно бывает в компаниях. Во-вторых, мы поняли на конкретных цифрах: футбольная экономика в России не работает для инвестора. У клубов нет доходов от ТВ-трансляций. Вкладываться в футбол у нас — это и не про бизнес-проект, и не про благотворительность и даже не про страсть, а про эго. Но такой потребности у нас нет.
— «Не работает»... Я правильно понял намек?
— В российском футболе высокий уровень коррупции.
— В России спорт держится на госбюджете. Это плохо для развития спорта?
— Плохо. Однозначно. Вместе с тем достаточно большой круг — спортивных функционеров, менеджеров, агентов и околоспортивных людей — это устраивает. Потому что в спорте высокий уровень коррупции. В частных проектах ее существенно меньше, но как только дело касается окологосударственных бюджетов, начинается много интересного.
Допинг и Брайан Фогель
— Допинг. Сталкивались?
— Напрямую. В моем возрасте в рейтинге Ironman было порядка 2000 человек, и я входил в топ-20. Более 10 раз попадал в призеры, но каждый раз это были вторые-третьи места. А очень хотелось победить. В 2015 году я был в очень хорошей форме и, отправляясь на гонку в Новый Орлеан, считал, что у меня неплохие шансы. Но в итоге финишировал лишь третьим.
Особенно обидно было проиграть второму месту 2 минуты. Для длинного триатлона это ни о чем. А вот от первого места — целых 50 минут. Стало интересно, как такое может быть. Полез в интернет изучать победителя. Оказалось, этот Кевин Моас был в олимпийской сборной США по марафону и выигрывал Кону в очень конкурентной группе — в 50 лет. А потом я узнал, что за два года до Нового Орлеана его поймали на допинге. И соревнования, на которых мы столкнулись, были для него первыми после выхода из дисквалификации. Самое же интересное, что через три года его снова поймали. Отстранили на восемь лет. И это любительские старты! На которых не платят призовых!
— Как объясняете?
— Чистое эго. По моим оценкам 5-10 процентов любителей принимают запрещенные препараты.
— Вы же знакомы с Брайаном Фогелем, который снимал фильм про Григория Родченкова?
— Да. И Брайан рассказывал, как получился этот фильм. Он сначала знать не знал никакого Родченкова. Хотел попробовать допинг и, выступая на любительских стартах, проверить, какой эффект это даст. Планировал снять документалку именно на эту тему. У него такой подход в съемках: камера всегда ездит с ним и выстраивает ему сюжеты. Вот и тогда он готовился к велогонке. Кстати, ровно той, на которой я и поломался в 2015 году... Так вот уже по ходу съемок ему рассказали про гениального русского химика. Брайан написал ему. После чего сюжет резко повернул в другую сторону.
— На сто процентов верите тому, что было показано в «Икаре»?
— Насчет ста процентов — это всегда трудно. Но в целом верю, что была та картина, которая показана в фильме.
— По-вашему, добиваться топовых результатов без допинга сейчас возможно?
— Есть запрещенные препараты, а есть незапрещенные. И постоянно идет гонка химиков с допинг-контролем. Возникают препараты, которые дают эффект, но разрешены, — и все на них набрасываются. Потом их запрещают, появляются новые. Получается, мы называем допингом те препараты, которые сейчас запрещены, и не называем те, которые на сегодня разрешены, но при этом могут давать тот же эффект. Это сильно усложняет весь процесс.
Длинный блиц
— Ironman в 100 лет может быть целью?
— Только фантазией. Отобраться на Кону в 75-80 лет — это в пространстве мечты. Шансы как раз не более 20 процентов.
— Что тешит ваше эго?
— Это не эго, но у меня, если пошутить, наркотическая зависимость от адреналина.
— Триатлон — вид спорта исключительно для богатых?
— Если посмотреть списки любителей, которые выходят на старты, то большая часть из них — люди среднего класса и достатка.
— Того самого среднего класса, который зарабатывает 17 тысяч рублей в месяц?
— Не этого, конечно. Того, который может позволить себе абонемент в спортклуб. А дальше — все поэтапно. В юности я увлекался горными лыжами. Денег было мало. Купить всю экипировку разом мы с друзьями не могли. Пришлось составить последовательность. Сначала важно было накопить на очень хорошие ботинки. Лыжи и палки подойдут самые отстойные, а кататься можно хоть в трениках. Потом со временем нужно заработать на лыжи и палки. Одежда — в последнюю очередь. И так за пару лет можно экипироваться.
Если перекидывать аналогию на триатлон, то здесь первостепенен велосипед. Причем его можно взять относительно недорого. Есть немало хороших вариантов со вторых-третьих рук. Это горнолыжные ботинки нужны очень качественные, а вот с ходу вкладываться в дорогущий велосипед необязательно. Я как-то прикидывал. Изначальный бюджет, вместе со взносами на первый старт и картой в бассейн, — в районе 300 тысяч рублей. Плюс триатлонный мир достаточно дружный. Истории, когда кто-то дарит тебе свой старый велосипед, здесь скорее норма, чем чудо.
— Бренд одежды или техники для вас имеет значение?
— Совершенно никакого.
— Если понравится футболка за 500 рублей?
— Буду в ней ходить. Вы же видите — сейчас на мне удобные спортивные часы, а не условные «Ролексы».
— Вас забавляет, когда люди, которые живут в ноль, тратят все сбережения на последнюю модель айфона?
— Нет. Я понимаю мотивацию. Те люди, которые делают это, чтобы кичиться, нам сразу видны. И это, кстати, не российская особенность, как принято думать, — такое можно встретить по всему миру. Как правило, такие покупки связаны со стремлением показать окружению свою причастность к более состоятельному кругу. Но иногда люди делают такие шаги из инвестиционных соображений. Например, у меня были знакомые, которые на последние деньги покупали подарки важному клиенту или старшему партнеру, чтобы получить расположение.
— Ваша последняя необдуманная покупка?
— Это была скорее обдуманная, но неудачная покупка — разделочный велосипед одной из последних моделей. Уже во время тренировки понял, что у него очень низкая позиция руля. Там нужно сто процентов времени ехать в аэропозиции, выпрямиться не получится. Велосипед оказался слишком агрессивен для меня.
— Если у человека появляется миллион рублей и он хочет приумножить капитал, есть универсальный способ сделать это?
— Их очень много. Самый верный — вложиться в достижение своей мечты.
— Вы очень легко уходили с теплых мест работы в никуда. Но много людей боится что-то менять, даже когда на работе — полный караул. Вот у меня мама не хочет оставлять школу, хотя учителей там сейчас катастрофически заваливают бумагами. Какой можете дать совет в этой ситуации?
— У нас большая часть страны живет так. Люди хотят перемен, но кардинально что-то менять не готовы. Но совет я дать не могу. Потому что он сведется к банальным «надо рискнуть», «нужно настроить себя психологически». Я могу рассказать, что помогало мне.
— Расскажите.
— Очень большая уверенность в себе. Я не сомневался, что при любых раскладах выплыву. Не факт, что так оно и было бы. Но я был убежден, что если риск не оправдается, то все равно найду варианты подняться снова. Внушал себе, что я сильный.
При этом нужно понимать, что чем старше человек, тем сложнее ему даются перемены. Любого плана. Вот у меня мама, 97 лет. Все попытки перевезти ее к себе, в комфортные условия, заканчиваются неудачей. Она живет в очень старом доме, который уже невозможно отремонтировать. И ее все устраивает. Это очень распространенная история.
— В деньгах счастье?
— Нет.
— А в чем?
— Знаете, что интересно? Я никогда не мечтал зарабатывать большие деньги. Мне всегда хотелось сделать какой-то крутой проект. И так получалось, что, когда я направлял на это все усилия, деньги приходили сами собой.
— А счастье-то в чем?
— В том, чтобы дойти до своей мечты. В личной жизни, в профессии, в спорте — неважно. Важно, чтобы это было что-то труднодостижимое. И еще лично для меня счастье в личной свободе. Максимально я обрел ее в последние несколько лет. Могу позволить себе заниматься только тем, чем хочу, и встречаться только с теми людьми, которые мне приятны.