Игорь РАБИНЕР
из Пхенчхана
На Олимпиаде-2018 Профессор выступает в роли комментатора Первого канала. Я отсюда слышать не могу, но все рассказывают, что делает он это интересно и небанально. Еще бы! Много лет зная Игоря Ларионова, иного и предположить не мог.
По соглашению с Первым каналом обсуждать ход этих Игр для других СМИ до окончания турнира ему нельзя. Поэтому мы с двукратным олимпийским чемпионом говорили совсем о другом. О трех Олимпиадах с его участием как игрока: золотых Сараево-84, Калгари-88 и бронзовом Солт-Лейк-Сити-2002. И это тоже очень интересно и важно – для связи времен, для понимания, как эти медали добывались в нашем не столь уж давнем прошлом.
Присели в уютной кофейне близ второй хоккейной арены, куда прямо перед тем он заходил на матч женских сборных США и Канады.
ПОСЛЕ "ПЯТНАШКИ" НА ЛЫЖАХ "КРАСНАЯ МАШИНА" ПРОЕХАЛА ПО ВСЕМ, НЕ ТОРМОЗЯ
– Помню фантастический контраст, – рассказывает Ларионов. – В самом начале Олимпиады в Сараеве умер генсек ЦК КПСС Юрий Андропов, в Советском Союзе был объявлен траур – и в нашем корпусе олимпийской деревни, соответственно, тоже. По поручению партии и правительства был организован траурный митинг с участием всей советской делегации. А прямо напротив жили американцы. Из динамиков их корпуса на полную громкость неслись песни АС/DC. Панихида по Андропову проходила под грохот хэви-метал...
– С вашим одноклубником по "Детройту" Крисом Челиосом, который в Сараеве играл за сборную США, а здесь работает вторым тренером американской сборной, те времена вспоминали?
– Челли мне говорил, что его мечтой было выиграть Олимпийские игры. Почему он играл так долго? "Не выиграю Олимпиаду – не закончу". А сейчас как тренер хочет на них победить. Может, однажды и получится...
– Ваша первая Олимпиада состоялась через четыре года после "чуда на льду" для американцев и чудовищного фиаско для нас. Можно ли говорить о том, что именно Лейк-Плэсид-80 подтолкнул Виктора Тихонова к радикальной смене поколений в сборной, которая в том числе привела и к вашему в ней появлению?
– То же самое спросил у меня на днях Крэйг Баттон (ведущий обозреватель канадского телеканала TSN, также работающий в Пхенчхане. – Прим. И.Р.). Подтекст вопроса был связан с тем, что ему хотелось сравнить давление – то, что происходит сейчас в связи со всеми санкциями, допингом и т.д., с тем, что было после Лейк-Плэсида.
Действительно, после того поражения Тихонов за четыре года, по сути, поменял всю команду. Вся ставка была сделана на то, чтобы подготовиться к новой Олимпиаде и выиграть ее. Но какой ценой это было сделано! Если не ошибаюсь, в олимпийском сезоне нас с сентября по февраль отпускали домой всего два раза.
– Что удивительно, отпустили на Новый год. Алексей Касатонов мне рассказывал, что это был чуть ли не первый случай лет за десять, когда он праздновал его дома, а не в какой-то поездке.
– Точно! И я провел его в Воскресенске. Но это было исключение. И вот мы приезжаем на Игры. Только на них понимаешь, что такое олимпийское волнение и ожидание. Когда нужно не просто выиграть, а вернуть звание чемпиона, утерянное четырьмя годами раньше. Главное, что я помню о Сараеве – это напряжение, которое не уходило до тех пор, пока мы не взяли золото.
– И это при том, что пять матчей группового этапа вы выиграли с сюрреалистическим общим счетом 42:5! А потом добавили к ним общие 6:0 в двух оставшихся матчах финальной пульки.
– А у шведов вообще 10:1 выиграли. Это действительно была "красная машина", которая проехала по всем, не тормозя.
– И не только в Сараеве. За пять лет после Лейк-Плэсида и до бронзы на ЧМ-85 в Праге сборная СССР не проиграла ни одного турнира, включая единственный победный для себя Кубок Канады.
– Так и было. И на Олимпиаде мы по игре вариантов никому не давали. Команда на самом деле оказалась правильно сформирована, плюс наше звено было в самом соку. Фетисову и Макарову было по 25, Касатонову – 24, нам с Крутовым – по 23. Для того времени – самый расцвет. Но и о других ребятах забывать не надо. Дроздецкий очень хорошо отыграл, с 10 голами стал лучшим снайпером турнира. Да вся команда!
Тренировочный процесс перед тем же Сараевом был брутальным. По ходу турнира не должно было быть никакого спада. Готовились серьезно: и железо тягали, и "пятнашку" на лыжах в Новогорске ездили. В сумасшедший снег. И это – с кошмарными лыжами, смазками, креплениями тех лет. Но скидок никто делать не собирался.
Это была моя первая Олимпиада. И я с первого дня понял, что когда все время видишь рядом с собой в деревне счастье одних спортсменов и горечь других, реализованные и разбитые мечты людей, – это не похоже ни на что другое. Только что ты смотрел на них в столовой – а вот они по телевизору на соревнованиях. И вновь в деревне. На самом деле не так просто ощущать: вот у них уже есть медаль, а нам до своих еще идти и идти.
– Самой сложной получилась последняя игра – с чехами, у которых тоже были одни победы. И получилось всего 2:0.
– Чехословакия всегда была очень цепкой командой. Тем более тогда у нее был хороший уровень игроков, они, как и мы, еще не начали легально уезжать в НХЛ. Против их "ловушки", которую было непросто взломать, нам всегда было неудобно. В такой игре любая деталь могла поменять исход матча. Поэтому игра получилась нервозная: мы понимали, что завтра шанса отыграться уже не будет. Проиграешь – ждать еще четыре года. Но Кожевников открыл счет, и мы победили.
– Благодаря этому Алексей Касатонов, как он мне рассказывал, выполнил партийное поручение как кандидат в члены КПСС. Заключалось оно в том, чтобы выиграть Олимпиаду-84, а получил он его от великой фигуристки Людмилы Пахомовой, которая вместе с Александром Горшковым была его куратором по вступлению в партию.
– Вот совпадение – Пахомова была тренером моей жены! Они катались в ЦСКА, а потом Тихонов отправил их на стадион Юных пионеров, чтобы не мешали. Интересно! Я-то не был коммунистом, мы с Крутовым остались беспартийными. Нас всячески пытались к этому делу привлечь – мы отказывались.
– Говорили, что это для вас слишком высокая честь?
– Примерно так. Чего только ни говорили. Все эти привилегии, карьера какая-то – нет, нам этого не надо было. Партбюро все эти... Касик, Слава, Михалыч, Бычок (Касатонов, Фетисов, Макаров, Быков. – Прим. И.Р.) – пусть они на все это ходят.
С ИНОСТРАНЦАМИ РАЗГОВАРИВАТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ. ХОДИЛИ ВСЕ ВРЕМЯ ГРУППОЙ
– С кем-то из других видов спорта там сдружились?
– С иностранцами нам разговаривать было нельзя. Вообще. Мы ходили все время группой – на обед, с обеда, куда угодно. В столовую вместе, на улицу вместе – и так две недели. Вот это действовало угнетающе.
Общаться можно было только со своими. Конькобежцев тренировал Валерий Муратов – легендарный человек из моих краев: от Воскресенска до его Коломны – меньше 50 километров. Там мы с ним познакомились. Общались и с фигуристами – например, тренером Станиславом Жуком, с которым были знакомы по ЦСКА и не раз виделись там на катке. С ним мы втроем с Сергеем Стариковым прилично "накатили", когда выиграли золотые медали. Жили-то в одном здании. Он увидел меня: "Ларик, заходи!" Нескоро оттуда вышли (смеется). При том что выпивал я очень редко. Но тут, повторяю, напряжение было таким, что не расслабиться таким способом было сложно.
– А всей командой золото обмывали?
– Да, был банкет прямо в олимпийской деревне. Владимир Юрзинов тогда взял круг голландского сыра и катил его по столовой, словно в боулинг им играл! (Смеется.) В такой момент, когда мы сделали то, чего ждали четыре года, любые чудеса были возможны. И для Тихонова с Юрзиновым как тренеров сборной это тоже была первая золотая олимпийская медаль. Ты вошел в историю как тренер олимпийских чемпионов! Поэтому народ отдохнул по полной программе.
– Виктор Васильевич дал добро: мол, делайте что хотите?
– Не то чтобы дал добро. Там просто уже людей нельзя было остановить. Отдыхали мы отдельно от него. Была дискотека, кто-то из обслуги подвез шампанского, водки.
Я там дошел до того, что поменялся аккредитациями с тренером сборной Швеции. Шведы-то сразу улетели, а нам еще оставалось два дня до самолета. С ребятами решили в город выйти, а когда возвращались на собрание в шесть вечера, меня задержали на входе, сличив фотографии: какой же вы Паллстрем? Это не вы!
– Как разрулили?
– Разборка продолжалась полтора часа, пока меня, наконец, не пропустили. Потом еще досталось от тренеров, что не имел права этого делать. Я же гражданин Советского Союза!
ТРЕТЬЯК ЗАКОНЧИЛ КАРЬЕРУ, КОГДА ТИХОНОВ НЕ СДЕРЖАЛ ОБЕЩАНИЯ
– Сараево стало последней Олимпиадой Владислава Третьяка, который внезапно ушел из хоккея после того сезона. И он отыграл великолепно, два последних матча проведя на ноль.
– В те времена ему требовалось за игру по-настоящему поймать один-два раза – кроме игр с канадскими профессионалами, опасных бросков много не было. Но мы понимали, что Владик сохраняет концентрацию всегда, и когда у соперника будет атака "три в два", и он отобьет, начнется такая же контратака в обратную сторону, и уж там-то мы забьем. Мы играли в этакий свободный хоккей в том числе благодаря уверенности в Третьяке.
Само по себе его решение могло показаться непонятным: в 32 года вратари обычно не заканчивают, даже тогда в СССР. Но мы его понимали. Он начал постоянно играть на самом высоком уровне рано, в 17 лет. По своему мастерству легко мог доиграть и до следующей Олимпиады в Калгари. Но при том режиме, который у нас был, когда ты практически безвылазно находишься на базе 11 месяцев в году, – тяжело. Тем более когда у тебя двое детей, и ты, по сути, не можешь участвовать в их воспитании. Одно дело в НХЛ, когда ты потренировался или отыграл – и пришел домой. Семья тебя видит каждый день. А то, как было у нас, на Третьяка, естественно, давило.
– А когда вы узнали о его уходе – уже постфактум, когда он не приехал на сборы?
– Нет, раньше. Когда нас за полгода отпустили со сборов всего на пару дней, Тихонов сказал: "Если выиграете Олимпиаду, смягчу график. Будете приезжать на базу только за день до игры". Но нас сгубило то, что в ЦСКА мы... выиграли 39 матчей подряд. И, когда взяли золото Олимпиады и приехали обратно, Виктор Васильевич решил бить все рекорды. Сказал: "Мы должны отыграть оставшиеся матчи по-чемпионски". А для этого, конечно, нас нужно было вновь держать на базе. Владик, помню, пришел с того собрания злой и сказал: "Все, я заканчиваю".
В итоге на сороковой матч мы оступились в Ленинграде. Сказалось то, что поездка в Питер и Ригу попала на дни рождения Третьяка, Фетисова и Хомутова. О подробностях умолчу (улыбается). И мы попали СКА, по-моему, 1:3. В итоге все оставшиеся матчи сидели на сборах. Хоть с рекордом, хоть без.
С ТИХОНОВЫМ ВЫПИВАЛИ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПОБЕДЫ В КАЛГАРИ
– Вот вы спрашивали, выпивал ли с нами Тихонов, – продолжает вспоминать Ларионов. – Это было только раз – в Калгари. Видимо, он понимал, что мы свою программу выполнили. И так же, как он сделал с Михайловым, Петровым и Харламовым, через четыре года на Олимпиаде не возьмет и нас. Это был его традиционный процесс омоложения.
Виктор Васильевич пришел в комнату к нам с Крутовым. Собралась вся пятерка – и, по-моему, Быков с Хомутовым. Доктор черную икру принес, хлебушка порезали. Но, по-моему, я реально выпивать не стал. По своим причинам.
– Ту Олимпиаду вы тоже выиграли без видимых проблем.
– У нас была мощная команда. В начале того сезона мы очень достойно сыграли на Кубке Канады (в эпической финальной серии все-таки уступив "Кленовым листьям" – 6:5, 5:6, 5:6. – Прим. И.Р.), набрались колоссального опыта на самом высоком уровне. И у нас не было такого давления, как в том же Сараеве после Лейк-Плэсида, мысли: "Любой ценой!". Пятеркой мы играли вместе уже седьмой год. И были на двести процентов уверены в себе. Не сомневались, что выиграем эту Олимпиаду. Так и получилось.
– Многие обсуждали поражение от финнов в последнем матче, когда вы уже обеспечили себе золото. Тогда проигрыш Финляндии считался чем-то невероятным, а Суоми он принес серебро. Шведы, ставшие из-за этого лишь третьими, возмущались, говорили, что вы сдали игру.
– Ни в коем случае. Когда мы досрочно стали чемпионами, наступило неизбежное расслабление. Посмотрите, во что иной раз на тех же чемпионатах мира по футболу превращаются матчи за третье место. А там для нас даже это не решалось. Мы сделали дело, и настроя, чтобы выложиться, уже не оставалось.
– С Тихоновым за столом сидели уже после игры с Финляндией?
– После. Когда нам золотые медали вручили.
– По душам, как я понял, не говорили?
– С ним было сложно разговаривать. Виктор Васильевич не хотел этого контакта, но желал все контролировать. Диалог сводился к тому, что мы выиграем, допустим, пять матчей подряд – и тогда поедем домой.
– Юрзинова в Калгари уже не было, его в качестве помощника Тихонова заменили на Игоря Дмитриева. Почему?
– Не знаю. Мне Юрзинов всегда импонировал. В нем была какая-то человечность. Да, ему как тренеру приходилось немножко лавировать между Тихоновым и нами. Мог один на один быть человечным, а при всех – поддевать. Но он был единственным из штаба, кто мог подойти и поговорить – как самочувствие, ноги подустали, что, думаете, нужно делать? Владимир Владимирович умел разговаривать с игроками. И хотелось играть в том числе за него. А это важно. Потому что, когда тебя все время плеткой секут, в какой-то момент от всего отказываешься, все становится неинтересным.
ИЗ ТОКИО ЛЕТЕЛИ ДВА САМОЛЕТА: ОДИН С НАМИ, ДРУГОЙ – С АППАРАТУРОЙ
– По сравнению с нехоккейной Югославией в 1984-м атмосфера в Канаде была прямо противоположной?
– Совсем другое дело. Мы играли в суперсерии с "Флэймз" в 82-м году на маленькой коробке, потом там же – Кубок Канады 1984 года. Новую арену построили как раз к Олимпиаде. Ты понимаешь, что приехал туда, где все – о хоккее. Чувство более комфортное. Сервис, отношение к нам – все было хорошим, посещаемость – шикарной. Глядя на все это, хочется играть.
А в Югославии никогда хоккея не было, все было в диковинку. Но мы понимали, что это важнейший турнир, поскольку нужно вернуть звание олимпийских чемпионов. Поэтому не смотрели ни одного соревнования вживую, все время находились в заточении в деревне: собрания, фильмы... Армейский режим с коллективными прогулками. Удовольствие от Игр при таком режиме получить было сложно. А в Калгари было посвободнее. Ездили на скоростной спуск, например.
– Группы поддержки из известных артистов приезжали?
– На чемпионаты мира приезжали часто. На Олимпиадах это было намного сложнее, поскольку мы жили не в гостиницах, а в деревне с жестким пропускным режимом. Поэтому не припоминаю, чтобы кто-то был.
– А система премирования за золото Олимпиад была более щедрой, чем за чемпионаты мира?
– В Калгари, помню, нам дали по пять тысяч долларов. Канадских. У нас даже не было времени их истратить, потому что на следующий день после заключительного матча улетали. В Сараево, кажется, было две с половиной тысячи долларов.
– На чемпионатах мира – меньше?
– Меньше. А за победу в Кубке Канады, как сейчас помню, – тысяча восемьсот канадских. Это был мой первый год в сборной. Реакция была такой: елки-палки, такие деньги дали! Тут же куртку-"аляску" купил, свитера, джинсы...
– А на что в итоге ушли пять тысяч за Калгари?
– Нас после Олимпиады повезли в Японию, сделали два товарищеских матча с местной сборной в Токио. Так потом оттуда летело два самолета. Один – с нами, другой – с аппаратурой.
– Тема отъезда в НХЛ во время тех Игр в головах у вас уже крепко сидела?
– В принципе, да, тем более что мы играли в Канаде. Все уже были задрафтованы – пусть и в 11-м, 12-м раундах, поскольку мало кто надеялся, что мы уедем. Но возраст подходил – тем же Фетисову и Макарову было почти 30.
– Про драфт вы на Олимпиаде уже знали?
– Нет, после. Из Ванкувера в Москву прилетел хозяин "Кэнакс", чтобы переговорить со Спорткомитетом и выяснить вопрос о возможности забрать меня и Крутова. Там-то и узнали, что задрафтованы этим клубом.
– А на Олимпиаде, вас не сманивали, чтобы вы в Канаде остались?
– Там это нереально было, потому что мы жили в деревне. К нам был приставлен мальчишка Райан, маленький такой – отец его был скаутом "Рейнджерс". Он немножко по-русски говорил. Сейчас этот Райан – директор Hockey Canada, Федерации хоккея Канады.
– Сборная Канады под руководством Дэйва Кинга на последнем "Призе "Известий" перед Олимпиадой ухитрилась вас обыграть. Это вызвало большой ажиотаж.
– Да, у них Шон Бурк, который много лет потом играл в НХЛ, неплохо отыграл. А в целом канадцы тогда сделали ровно то, что Словакия в матче с Россией в Пхенчхане. Кинг все эти годы, работая с "Кленовыми листьями", изучал, изучал, изучал... И какой-то ключик конкретно к той победе подобрал.
– Но она в итоге канадцев и надломила: пресс ожиданий от них дома стал слишком большим, и выше 4-го места им подняться в Калгари не удалось.
– Не знаю, какие там были ожидания: мы же эту команду все равно всегда обыгрывали. Они меняли состав, но больших вариантов там не было. Один раз – сложилось, но не более того. Дэйв работал с ними хорошо, но вряд ли тот матч на "Призе "Известий" мог повториться.
– 7:5 с США, 6:3 с ФРГ – счета какие-то не самые убедительные были в начале той Олимпиады.
– У американцев выигрывали 6:2, наше звено забило пять голов. И мы третий период сидели на лавке. Американцы подтянулись в счете, нас выпускают – забиваем седьмой. И опять садимся. Джефф Нортон, который потом в "Сан-Хосе" играл со мной в одной пятерке и в паре с Сандисом Озолиньшем, рассказывал: "Когда мы играли против вас, во втором периоде специально засекали время: 8 минут 37 секунд подряд шайбу не могли потрогать!"
СКАЗАЛ ФЕТИСОВУ: "ВОЗЬМИ ДАЦЮКА В СОЛТ-ЛЕЙК-СИТИ ПОД МОЮ ГАРАНТИЮ"
– В Нагано-98 вы не поехали. Помню, я был прямо перед теми Играми на Матче звезд НХЛ в Ванкувере, и там вы сказали, что жалеете о своем решении.
– Не то чтобы жалею... Когда смотришь назад, всегда думаешь: да, мог бы сыграть еще на одной Олимпиаде. Но предыдущим летом мы первый раз выиграли Кубок Стэнли, был очень долгий сезон. Мне было 37 лет.
Наконец, в Детройте тем летом случилась авария, и я практически месяц находился в госпитале у Вовы Константинова, который тогда был в коме. Это было слишком тяжелое лето. И я решил, что лучше взять двухнедельную паузу, которая была у нас во время Олимпиады, просто отдохнуть – и попытаться выиграть второй Кубок Стэнли. Что нам в итоге и удалось.
– К вам с Фетисовым же тогда на разговор Юрзинов приезжал?
– Да, у нас с ним был ужин. Юрзинов сказал: "Хочу видеть вас в сборной, но решать вам". Нормально поговорили. Но по тем причинам, которые я уже изложил, не хотел занимать чье-то место.
– Однако в Солт-Лейк-Сити 2002 года вы в 41 год поехали. Причем в роли капитана.
– Слава (Фетисов, работавший тогда главным тренером. – Прим. И.Р.) очень попросил: "Игорь, нужен твой опыт". Я отказывался до последнего – и согласился в последний момент. Игровое время у меня было крохотное, играла молодежь – но это и естественно. Никаких претензий к месту в четвертом звене у меня не было. Моей ролью за пределами площадки стало балансировать не совсем простую ситуацию в команде – что с моими опытом и авторитетом было легче, чем кому-то другому. Поэтому меня и сделали капитаном.
– Это ведь вы посоветовали Фетисову взять в команду Павла Дацюка?
– Да. Слава приехал ко мне в Детройт – говорить по поводу моего участия, капитанства и других моментов. Я ему сказал: "Возьми парня под мою гарантию". А Дацюк тогда только начал за "Ред Уингз" играть. Фетисов особо видеть его не мог, поскольку "Нью-Джерси", где он помогал Лэрри Робинсону, и "Детройт" тогда играли в разных конференциях. Слава взял его. И вот у них с Ковальчуком уже пятая Олимпиада.
– Только пока без золотых медалей.
– Дай бог, выиграют сейчас.
– Фетисов мне рассказывал, что в плане настроя команды на полуфинал с США роковую роль сыграла памятная пресс-конференция Леонида Тягачева накануне матча, на которой тогдашний президент ОКР пообещал на следующий день увезти всю делегацию из олимпийской деревни. После нее к Фетисову пришла группа возмущенных игроков: "Почему у нас все опять через задницу?" Вы были среди них?
– Что-то такое было. Но я в политику не лез. Все околохоккейные дела были мне неинтересны. Говорил: "Мы сюда приехали заниматься делом". Честно отработать, попытаться выиграть золото. Знал про скандал с фигуристами – но особо не вникал. Естественно, никто бы не дал делегации уехать из деревни. Так же как и сейчас. Когда в прошлом декабре многие говорили, что, мол, надо бойкотировать, президент страны сказал спортсменам: "Ребята, это вы должны решать". Это были умные слова президента. Правильные и вовремя сказанные. Так же и в 2002-м: Тягачев не мог решить за нас, что мы должны куда-то уезжать. Мне было трудно это воспринять.
– У вас как у капитана было понимание, почему команда провалила два первых периода матча с США?
– Нет. Ни разу эту игру не пересматривал. Вроде бы опытная команда, все энхаэловцы – но непонятно почему вышли на нее с таким недонастроем. С чем это связано – не знаю. Могу только догадываться.
В сборной нет контрактов. Люди, сколько бы они ни зарабатывали в НХЛ, должны понимать, что две недели, которые ты проводишь на Олимпиаде, – самые важные в жизни. Свое эго ты там должен убрать в сторону. В сборной не может быть слов "я забил". Забивает команда. Кросби в Ванкувере пахал на команду, забил всего один гол – но этот гол сделал команду чемпионом. И он, и команда, и болельщики были счастливы. Некоторым игрокам этого понимания не хватает.
– Что же произошло во втором перерыве, после которого на третий период при 0:3 вы вышли, словно сырого мяса объевшиеся, – и едва не сравняли счет?
– Пришло осознание того, что завтра мы сильно пожалеем о том, что произошло. Ребята выскочили – и схватились за этот последний шанс. В перерыве мы сначала между собой поговорили, потом Слава зашел и что-то сказал – деталей, правда, не помню. Сам я не сторонник кричать. Предпочитаю показывать все примером на льду.
БЫКОВ И ЗАХАРКИН ПРОСИЛИ ИНФОРМАЦИЮ О КАНАДЕ И США
– Вы не были в Солт-Лейке играющим тренером? Исключительно игроком?
– Разговаривали со Славой по составу. Но команду тренировали они с Юрзиновым. Решения были за ними.
– Вам как капитану легко было найти общий язык с Николаем Хабибулиным?
– Вот с Колей – никаких проблем! И он там был в большом порядке. Понимаю, что труд вратаря – очень сложный. И к Хабибулину, и к Жене Набокову у меня никогда не возникало вопросов.
– Помните фразу Фетисова команде перед четвертьфиналом с чехами: "Чьи дети будут плакать – зависит только от вас"?
– Да. У него тогда была хорошая речь. Он вообще молодец, хорошо подготовился к той Олимпиаде. Ему дали команду, когда она уже была частично выбрана – первую восьмерку по тогдашним правилам нужно было назвать еще в марте предыдущего года. Он сделал то, что мог сделать.
– Одна из заготовок Фетисова – нарезка ошибок Доминика Гашека, которую он показал команде перед четвертьфиналом.
– Мы отлично знали Гашека по НХЛ. Когда он играл в "Баффало", "Детройт" забивал ему пачками. Молодежь хотела о нем побольше узнать, но для нас-то он не был загадкой. А потом и вовсе перешел в "Ред Уингз", и в олимпийском сезоне мы с ним играли в одной команде!
– Вам жалко, что Фетисов не продолжил идти по тренерскому пути?
– Это было его решение. Он три года отработал в "Нью-Джерси" вместе с Робинсоном, выиграл Кубок Стэнли. Думаю, для него было бы хорошо, останься он тренером. Фетисов – величина, и он мог передать молодежи весь свой огромный опыт. И у него неплохо получалось. На Олимпиаде, впервые оказавшись главным тренером, он смог адаптироваться к работе с молодыми, сумел за короткое время объединить ребят, насколько это в принципе было возможно.
– Могли выиграть ту Олимпиаду?
– А почему нет? Конечно. Но для этого должен быть костяк игроков, который поведет команду за собой. У нас был хороший подбор хоккеистов, но вот этот уже частично сделанный выбор в какой-то мере связал ему руки.
– И под занавес – запавший мне в душу из начала нашего разговора вопрос Крэйга Баттона. Можно ли сравнить то давление, которое оказывалось на российских хоккеистов в Сочи и сейчас, с тем, что вы испытывали в роли игрока в советские времена?
– Домашняя Олимпиада вообще ни с чем, думаю, в сравнение не идет. Выиграть золото важно везде – но особенно дома. С сумасшедшей поддержкой болельщиков и всей страны. В чем-то дома играть сложнее. Но так устроен мир. Ты должен уметь играть под давлением.
– Канада в Ванкувере, в отличие от нас в Сочи, справилась.
– Да, но канадцы тоже покувыркались прилично. У Швейцарии в группе только по буллитам выиграли, Америке вообще проиграли. Не все так просто.
– Не было желания участвовать в работе сборной в Сочи? Не обидно, что не привлекли?
– Расскажу историю – но не про Сочи, а про Ванкувер. За две недели до Олимпиады ко мне обратились Слава Быков с Игорем Захаркиным. Мы летели в чартерном самолете в Москву с Матча звезд КХЛ в Минске, и они спросили: "Можешь дать нам информацию по канадцам и американцам?" – "Ребята, две недели до Олимпиады. Уже поздно!"
А в тот год я много общался со Стивом Айзерманом, который стажировался в "Детройте" и стал генеральным менеджером сборной Канады. Он очень много катался по городам страны, смотрел и своих, и будущих соперников. Вопрос по каждому игроку обсуждался и решался максимально тщательно, по составу предусматривались мельчайшие детали.
Поэтому, когда услышал такой вопрос за две недели до начала Игр, я и сказал, что шансов у нас нет.