Юрий ГОЛЫШАК
из Пхенчхана
…я оглядывался назад – там, на Олимпийском стадионе Пхенчхана, в пороховом дыму таяли огоньки. Народ не расходился, взяв стадион в кольцо. Память тысяч и тысяч телефонов заполнялась этими огнями.
Смотрели с восторгом. Оглядываюсь на русскую речь – да это ж ребята из нашей делегации смеются звонко как мальчишки, указывают куда-то рукой. Забыв про CAS, про Баха, про все на свете. Даже про то, что вот-вот выступать и надо б "построже". Такое шоу проймет любого. Как проняло меня. И их.
Я стоял, взявшись за перила набережной. Смотрел, как тают огоньки и этот вечер.
Уезжать ни в какой Каннын не хотелось.
* * *
Пройдут годы – что я вспомню? Как силился изо всех сил не отпустить улыбку герр Бах, когда показалась из тоннеля российская делегация с волонтером-знаменосцем. Ребята и девочки в серых пуховиках, где шарф пришит к спине. Чтоб не оголилась вышитая прежде эмблема ОКР.
Они шли как партизанский отряд в День Победы. Клянусь, все эти обстоятельства внезапно оказались им к лицу. Испытания принимались с гордостью, плечи не сутулились.
Оттого и Баху, выхваченному на мониторе, было не по себе – шла перед этой трибуной с кольцами не компания пристыженных, а красивые молодые люди. В отличном настроении – всему вопреки.
Казалось, в эту секунду и взяли его сомнения с особенной силой – а правильно ли вот это все? Не слишком ли жестко прошелся МОК по людям?
А может, все это мне кажется. И никаких эмоций Бах не испытывал, не терзался пустяками...
Стадион принимал российскую делегацию тепло – насколько возможно принять кого-то на лютой стуже.
Впрочем, всех, шедших в конце, принимали горячо. Используя любую возможность топать ногами и бить в ладоши. Застынешь же!
Наши по счастью шли перед Узбекистаном. Аплодисментов нахватали на троих. Обещали под двадцать градусов мороза. На четвертом часу сидения казалось – здесь все сорок.
Это я тоже, пожалуй, не забуду.
* * *
Вспомню чудака из делегации Тонги – товарищ отважился пройти с оголенным торсом! У вас в голове это укладывается? Никто на стадионе глазам не верил, вглядываясь в даль. Переключались на монитор – но не верили и ему. Пожалуй, этого чудака принимали теплее всех.
Если не считать общую делегацию Кореи – вот уж кого встретили, так встретили! Люди плакали – видел своими глазами. Да и сам чуть не всплакнул. На общей-то волне.
Пять минут спустя нарядные мальчики и девочки на сцене будут сталкиваться где-то в середине – и разбегаться по своим световым коридорам. Как красиво, как в точку! Должно быть корейцы через двадцать дней тоже разойдутся в разные стороны – а этот симпатичный общий флаг останется в их да моей памяти.
Но сегодня все иначе. Они вместе. Это чертовски трогательно даже для нас, русских.
Конечно же, вспомню, как изящная кореяночка на коньках нарезала круги вокруг олимпийского факела. Да на самой высокой трибуне. Казалось, в самых небесах.
Она же и зажгла самый главный огонек вечера. Кажется, не веря собственной удаче.
* * *
Я стоял на ветру, уже не чувствуя холода. Тело отказывалось реагировать. Но мозги подсказывали – это был важный день. Запоминай, запоминай его весь. Запоминай больше. Не упускай ничего.
Скрипели от стужи над моей головой стальные оси с флагами. Я оглядел каждый – России не было. Зато в рядок две Греции. Что ж, пусть. Скоро все вернется.
* * *
Праздник удался. Не знаю, какой будет Олимпиада, скажет ли на заключительном вечере главный человек МОК привычное: "Это лучший турнир в истории", – но праздник открытия был отшлифован изумительно. Как способны исполнить старательные азиаты. Ни помарочки!
Настолько четко и цветасто, что кому-то не хватало маленькой занозы. Нечаянного изъяна – вроде того нераскрывшегося кольца. В котором было столько души.
Я смотрел на утиравших слезы девочек-волонтеров, гордых за свою маленькую Корею – пожалуй, здесь и с чувствами на уровне. Холод в темном небе Пхенчхана, но не в душах.
* * *
Странно было вспоминать – еще утром смотрел я на блеклые пейзажи корейской зимы с тоской. Думал, настоящий праздник здесь устроить невозможно. Выгоревшая трава с островками снега все заслонит. Провести классные соревнования? Пожалуй. Но праздник, церемонию открытия – вы меня простите…
Но корейцы удивили. А я счастлив, что видел это.
* * *
Счастье, когда хмурое утро завершается таким вечером. Темнота обваливается на корейское предгорье внезапно – будто ведро с чернилами опрокинули. Ладно темень – вместе с ней не подкрадывается, а оглушает бедного европейца лютая стужа. От которой нет спасения.
Вот точно так же было когда-то на футбольном чемпионате мира в ЮАР. Там в свете фар мелькали все земные гады – то хорь с хоботом, то летучая мышь. Пхенчхан же в темноте расцветает. Все те унылые дневные пейзажи оказываются нереальной красотой, стоит стемнеть. Вот это иллюминация! Да здесь и впрямь центр мира!
Олимпийский стадион светится где-то синими огнями за горами, что видны из нашего окошка. Снежными шапками напоминая, что Игры все ж зимние. А дневные "плюс пять" – это пустяк. Не верьте, они обманут.
Олимпийский стадион где-то за убогими деревушками. За тысячами истошных регулировщиков, закутанных по самые очки в платки и попоны. Да и очки у каждого запотевшие от волнений. Мир смотрит на Пхенчхан!
Это волонтерское братство не знает ничего. Английским владеют хуже меня, о пресс-центре и не слышали. Но стоит вырваться из подсознания словам, которым научил меня когда-то пан Петржела:
– Что за дураковина?! – …и те же волонтеры готовы бежать с тобой на край света. Отдадут последнее. Только чтобы господин русский не страдал так.
* * *
Олимпийский стадион выныривает из-за гор, когда уж начинаешь сомневаться – существует ли он вообще. Выглядит белым исполином. Королевским дворцом.
Я высаживаюсь на неказистой набережной у речушки, похожей на питерскую Ждановку. Тотчас попадаю в тысячи прямых включений на весь мир. Камера на камере! Я втягиваю живот, делаю лицо чуть любезнее, стараясь забыть о скверном. Что обещали на этой самой церемонии открытия такой мороз, чтоб все мы примерзли к креслам. Кто-то – к мониторам.
В небе кружат вертолеты вперемешку с воздушными змеями. Вот на такой указал мне как-то в Йоханнесбурге Арсен Венгер:
– О! Марадона прилетел.
Кто сейчас летит на праздник – не знаю. Возможно, та самая олимпийская семья, Olympic family, которая так расстроила нас с утра пораньше.
На льду, не кажущемся надежным, копошатся саперы. Всматриваюсь, щурюсь – готовят заряды. Часа через три полыхнет. Если б я тогда представил как – щурился бы в три раза сильнее.
Очередь словно гигантский питон тянется через речку, через мостик. С безопасностью в Корее все мощно – и обыщут, и ощупают, и карманы вывернут.
Кажется, не все из этой толпы успеют досмотреться за час. Вижу кореянку с российским флагом. Вот так сюрприз! Посылаю ей привет, машу изо всех сил – она не видит…
Улыбаются здесь все, стоит столкнуться глазами. Нахмурились, подбоченились лишь два гражданина с флажками КНДР на куртках. Обожгли на всякий случай взглядом.
Им говорили, что будут провокации и невзгоды, – так вот она, первая. Мой фотоаппарат, заставший их врасплох.
* * *
Прожекторы ощупывают небо, перебирают каждую тучку. А у меня, пришедшего пораньше, плодятся вопросы. Перебивая друг друга.
Вот как мороз проникает в самые толстые ботинки? Как живет на такой стуже включенный компьютер – хотя умерла в муках даже ручка, прибор простой? Почему Олимпийский стадион такой огромный снаружи – но миниатюрный внутри?
Казалось, церемония должна была начаться в 7 вечера – но минута в минуту стал разминаться лишь хор на трибуне да барабаны. Пришлось подождать еще часик, не страшно. Зато высыпали танцоры в рубашечках – и отлегло у нас у всех, озябших: кому-то Господь посылает испытания еще тяжелее.
Следом каратисты в кимоно стряхнули тоску окончательно – рубили голыми руками доски такой толщины, что треск был слышен в последнем ряду. Это, братцы, точно не муляж.
– Кия! – кричит один, круша очередную. Пыль оседает.
Кто-то с трибуны отзывается корейской скороговоркой. Поддерживая, должно быть.
– Кия! – радуется каратист. Ломая теперь едва ли не шпалу.
Каратисты – страшные люди.
* * *
– Jump! – призывает косматый русский фотограф меня, скукожившегося. За кого принял – за француза? Через такое я уже прошел днем раньше. Сам-то он-то похож на отважного полярника.
– Ага, – огрызаюсь. – Сам прыгай…
– А! – обрадовался тот земляку. – Не тужи. В Солт-Лейке было еще хуже. Вот там ветрило, так ветрило! Еще и стулья железные были.
Я вздрогнул. Всегда вздрагиваю от рассказов бывалых.
* * *
Где-то под трибунами раздают стельки с пледами, но мне уже все равно. Полчаса назад сходил бы. А ведь все только начинается!
Ведущие пускаются в пляс. Заставляю себя повторять каждое движение. Не танцевал с такой отдачей со школьных дискотек. Вот тогда под Рому Жукова и группу "Примус"… Впрочем, ладно.
От танца становится легче – и уже мой телефон присоединяется к тысяче остальных. Вплетаясь робким огоньком в иллюминацию.
С теплыми напутствиями выступает мэр – этот парень вообще горазд на пожелания. Тут ходил по олимпийскому пресс-центру, пожимал руки всем желающим. О чем-то толковал. Мало кто понял, о чем именно. На большом экране кадры из Сочи-2014 – снова соль на душевные раны Баха. А нам приятно!
Огненные тигры с большого экрана вдруг оживают – и выползают откуда-то из темноты под луч прожектора. Трюк старый и безотказный. Чудо как красиво.
За тигром – бумажные драконы. Колесницы в дыму. Гейши…
Дитя подходит к дракону с яблоком во рту, щекочет по носу… Стадион притих, завороженный. В этом представлении взвешен каждый шажочек.
Бросаю взгляд на монитор – камера откуда-то из поднебесья показывает наш стадион. Дорожки словно ртуть стекаются к нему, только к нему.
Столько всего оказывается вмонтированным в пол этой небольшой арены, что глаза мои расширялись. Здесь и девчата с барабанами, и солдаты, и оркестр. Кого только нет! Выскакивают словно тролли из шкатулки.
Оркестр в желтых цилиндрах сменяет красотка гречанка. Шагает неспешно – расправляя минуту личной славы до пяти. А за ней самые главные люди Олимпиады. Спортсмены!
Пять человек из Ганы выплясывают на ходу, нигерийцы же величавы. Никуда не спешат, ничему не удивляются. А я все смотрю вслед Гане – не дотянув до тоннеля, рванули те бегом к чайникам. Отогреться поскорее! Кажется, для них новость, что Олимпиада-то – зимняя…
Норвежцев выходит, кажется, тысяча. Немцев еще больше! А вот и Америка – их-то шагает, похоже, целый штат. Например, Теннеси. Неужели все соревнуются?
Рассматривать делегации даже интереснее, чем представление. Вот четыре люксембуржца – все в очках, преклонных годов. Представляю, как такие состязаются в покере. На лыжне – едва ли.
Группа из Лихтенштейна, должно быть, задачей себе ставила перебить числом Люксембург на открытии. Справилась с блеском. Возможно, выставив четверть населения великого княжества.
Каждый чем-то отличился – мадагаскарцы утеплились так, что едва двигались. Мексиканка радовала разнообразием пластмассовых цветов в волосах. На Мальте внезапно отыскалось четверо олимпийцев. А делегация Монако вдруг получила мощную звуковую поддержку откуда-то со стороны гостевой ложи. Весь стадион оглянулся: что это?
А вот сербы – почти наши. Что по духу, что по флагу. За них тоже поболеем. Ведущий едва выговорил, запинаясь, слово "Азербайджан". Впрочем, не будем осуждать.
* * *
Вот арена превращается в озеро. Волна словно настоящая. Не знаю, как это возможно сделать прожекторами, но корейцы смогли.
Каноэ, дети на корме. Девочка с плюшевым медвежонком в руках. Лодочка уплывает – а лучи рисуют улыбку во всю ширь арены. Голубей по краям.
А вот и наш друг Бах на трибуне. Улыбается застенчиво, словно Альхен. Говорит об олимпийском духе, стоя на фоне большой корейской делегации. Те не вслушиваются в банальности – подмигивают в камеру. Шлют губами приветы родне. Хотя на тему олимпийского духа возражений не имеют. Совсем напротив.
Кто-то вслед за Бахом вспоминает Олимпиаду в Сеуле 30-летней давности.
Олимпиада-то для нас была блестящая. Выиграли футбол, выиграли баскетбол. Это ли не чудо? Выходит, корейская земля для нас счастливая.
Бог даст, и с этой Олимпиады что-то привезем. Уж в хоккее-то сильнее нас здесь нет никого. А выиграли хоккей – значит, выиграли Олимпиаду. Так ведь когда-то говорили?
Главное на Олимпиаде-2018 // Календарь Олимпийских игр в Пхенчхане