Юрий ГОЛЫШАК
из Пхенчхана
Сколько их осталось – футбольных комментаторов советского Центрального телевидения? Двое! Геннадий Орлов в Питере да Владимир Новицкий в Минске.
Оба бодры и деятельны. Новицкого встречаю вот на Олимпиаде – где выдерживает не только долгие часы на ледяной церемонии открытия, но и комментирует все на свете. Включая фристайл. А уж хоккей-то...
Мне жаль, что вы, читающие заметку, не слышите за кадром этот голос.
ВОЛОДЯ, ТИШЕ, ТИШЕ...
– Это какая же у вас Олимпиада по счету?
– Ой... Так долго не живут!
– Так какая же?
– 12-я. Из 13, на которые ездила суверенная Беларусь, пропустил одну. 96-й в Атланте.
– Что случилось?
– А меня не взяли. Мы еще не вели трансляции, поехала просто съемочная группа. Но – 12 Олимпиад! Я чувствую этот груз на плечах! В 94-м телевизионных прав у нас не было. Поехали от всей страны два журналиста. Я и девушка из "Физкультурника Белоруссии". Я взял полупрофессиональную камеру. Снимал украдкой. Внутри арен меня гоняли. Тогда Игорь Железовский взял серебро в конькобежном спорте, где-то мы на задворках арены побеседовали. Я держал камеру, газетчица – микрофон. Это видео должно остаться в истории! Вообще, чего только не снял в этом Лиллехаммере. Все сохранилось.
– Камера жива?
– Пришлось сдать. Камера вернулась на родину, пусть и с дефектом. Не подвела!
– Догадываюсь, какую Олимпиаду вспоминаете с особенным восторгом.
– Солт-Лейк-Сити – настолько теплые воспоминания! Самая большая сенсация в истории олимпийского хоккея – моя Беларусь высаживает шведов. Владимир Копать забрасывает невероятную шайбу. Помните тот гол?
– Только вчера пересматривал.
– Не представляю, как могли так сойтись звезды. Шайба попадает Томми Сало в шлем, парит над ним – и влетает в ворота. Я еще произнес: "Сало как тот бычок – пытался отбить головой..." Закончил репортаж, подхожу к нашему офису. А там очередь из журналистов всех стран, человек 30. Не могу понять – это кого ждут? Оказывается, меня!
– Господи. Зачем?
– Две просьбы. Вспомнить, какие слова я выкрикнул в момент гола – и снова повторить. Еще изобразить, какие у меня были телодвижения.
– Какие хитренькие.
– А я немного простыл в тот день. Голос-то слегка сорвал. Когда на душе становится грустно – пересматриваю или весь матч, или эти минуты. Сразу хорошо, жизнь продолжается! Сам момент помню до мелочей. Обычно в наушнике мне дают указания: "Пошла реклама. Володя, пауза. В эфире". А тогда меня захлестывал просто вулкан, в наушнике доносилось: "Володя, тише, тише..." Это почему-то тоже прошло в эфир.
– Ту секунду помните?
– Копать только вошел в зону с правого фланга. Швырнул на удачу. Володе тысячу раз задавали этот вопрос – даже я раз сто. Вы знаете, что потом было в Швеции с Томми Сало?
– Что?
– Не простили вылет в четвертьфинале – затравили человека. Возле его дома чего только не кричали. Писали на заборе всякие ужасы. Продолжалось это несколько месяцев. А тогда по дороге на стадион я заглянул в букмекерскую контору, посмотрел коэффициент на белорусов. Это было что-то! Никто не верил!
– Поставили?
– Поставил. Сколько – не скажу. Сказал об этом в репортаже. Так потом на форумах устроили обсуждение, все читал: "Он выиграл 5 тысяч долларов!", "Я точно знаю дом – осталось выяснить номер квартиры. Пора "поднимать" Новицкого..."
– Копатя журналисты извели уже там, в Солт-Лейке?
– Ага. Еще сильнее наваливались в Минске. До сих пор расспрашивают. У нас же отмечают юбилеи этой исторической шайбы. Снова и снова одолевают Копатя.
– А тот выдумывает новые подробности?
– Наоборот. Говорит все сдержаннее. Ну, достали человека! Вообще-то Володя очень открытый и порядочный. Просто отличный парень. Между прочим, женат на родной сестре Андрея Скабелки. Еще недавно вместе работали в вашем "Авангарде". Андрей тоже замечательный. Хотя у кого-то сложилось мнение, что он очень жесткий. Закручивает гайки, не всегда находит контакт с игроками. А Скабелка просто невероятно порядочный и профессиональный. Входил в самую сильную тройку за всю историю белорусского хоккея: Скабелка – Бекбулатов – Андриевский... Птица-тройка!
– Про тот матч узнали время спустя какую-то милую подробность?
– Сегодня от нас работает на Олимпиаде 28 человек. Это только телевизионная бригада. Шесть комментаторов. А тогда именно мне пришлось бежать в микст-зону и брать интервью у главного тренера Владимира Крикунова. Потому что никто не верил в победу – многие корреспонденты отправились на шедший параллельно биатлон. Уже там узнавали счет после первого периода, второго... Мчались обратно!
Еще запомнился тот день эпизодом. Забыл я в отеле свою счастливую бейсболку. Причитал всю дорогу: "Me lucky cap..." Так водитель-американец расчувствовался: "Да не переживай так. Дай ключ от своего номера, я вернусь и привезу". Я еще всполошился – а вдруг он какой-то агент? Хочет посмотреть, что у меня в комнате? Вот напрасно я это рассказываю...
– Это жизнь. Я бы тоже подумал насчет агента.
– Вообще-то шпиономания – это не мое. Но тут пробрало. А он просто добрый человек. Проникся моим плачем Ярославны. Привез до начала матча! Так я последнюю бутылку зубровки, что оставалась, вручил этому американцу. Выиграли благодаря Джону, не сомневаюсь. Еще и значков насыпал. Так он всех нас домой к себе пригласил: "Мои родители никогда не видели русских..."
ГЕННАДИЙ ОРЛОВ НЕ ХРАПИТ
– Самой удивительный в вашей жизни хоккей – это понятно. Самый удивительный футбол?
– В Минске выиграли у голландцев 1:0. Сережа Герасимец забил мяч.
– В Сочи была эпидемия простуды. Расхворался я, Борис Майоров, Юрий Рост... Вам приходилось работать через температуру?
– Тьфу-тьфу – никогда! Хотя жена у меня человек суеверный, запрещает говорить на эту тему: "Володя, не надо". Нам здесь еще работать и работать. Кстати, в Сочи я должен был комментировать финальный матч хоккейного турнира. А на церемонии закрытия работали двое коллег. Вдруг выясняется – один заболел! Мне надо успеть с одной церемонии на другую, а зазор между ними крошечный. Где-то в час. Приходилось прорываться сквозь строй делегаций и випов. Все было перекрыто. Но удалось – не представляю, как...
– Вы просто герой, Владимир Николаевич.
– Пока чаще молодые коллеги сдают по здоровью. Я – никогда. В Рио девушка, которая собиралась комментировать греблю на байдарках и каноэ, потеряла голос. Ветеран разве может не прийти на помощь?
– Был в вашей жизни еще эпизод – в Нагано комментировали хоккей вместе с Лукашенко.
– Да!
– Когда вас перестало трясти?
– А я вам расскажу. В Нагано комментаторские позиции прямо над трибунами. Никаких боковых стенок. В нескольких рядах надо мной, совсем рядышком, сидел Александр Григорьевич с сопровождающими. Приехал президент прямо с биатлона. Ну как упустить шанс? Он же любит спорт!
– Подошли к нему?
– К кому-то из охраны. Передал: "Если это реально – украсит репортаж".
– Вы не рассчитывали на весь матч? Только минут на пять?
– Чуть больше, чем на пять минут. Ну когда еще такой шанс выпадает? Да никогда! А обратился минут за десть до начала матча. Через три минуты Александр Григорьевич спускается.
– Надо было еще матч выбрать такой, чтоб не опозориться.
– Играли с Японией, кажется. Сыграли вничью. Начался матч – и начали говорить. То я, то он. Чуть-чуть спорить. Полтора периода отработали! Лукашенко здорово разбирается в хоккее, постоянно его смотрит. Мне казалось – будет здорово для телевидения, если он сам почувствует специфику. А то по другую сторону экрана кажется, что это очень легко...
– Что ж он ушел в середине матча? Надоело?
– Он сказал: "Все, Володя, больше не хочу тебе мешать". Не без юмора.
– Когда-то Лобановский сожрал с потрохами корреспондента Галинского, который осмеливался его критиковать. Вас всерьез давили?
– Вспоминаю... Кажется, нет. Но если вспомню – расскажу. Начиная с футбольного чемпионата 1982 года до последнего чемпионата СССР все матчи минского "Динамо", даже в Европе, комментировал я. Прежде в Минск Останкино посылало кого-то из москвичей. Когда появился я – перестали. Вот этим моментом горжусь. Я был объективен! У Александра Иваницкого, который возглавлял спортивное телевидение, вопросов не было никогда. Я за "Динамо" не "топил", как говорят молодые.
Но был ЦК компартии Белоруссии. Я как-то умудрялся сохранять линию репортажа – ни на йоту не проскальзывало, что я минский комментатор. Но и не давал повода местным начальникам упрекнуть, что забыл о корнях. А вершины достиг в 90-м.
– Когда отправились на чемпионат мира?
– Да, в Италию. Поехали шесть комментаторов – я, Котэ Махарадзе, Евгений Майоров, Владимир Маслаченко, Геннадий Орлов и Владимир Иванович Перетурин, земля пухом. Я, человек с периферии, в какую попал компанию, а? Такие зубры, что дух захватывает! Я по жизни скромный. Но тогда себя зауважал. В Италии было сумасшедшее чувство ответственности. Не потому, что слушает весь Советский Союз – страна и матчи минского "Динамо" смотрела. Но здесь я понимал, с кем меня будут сравнивать! Глыбы, монстры! Кто-то говорил о заносчивости Владимира Никитича. В Италии даже близко такого не проявилось – в высшей степени юморной, открытий, разговорчивый, не бука, не человек в себе...
– У вас в Италии было 13 репортажей.
– Вы и это выяснили? Молодец, хорошо готовы. База у нас была в Риме, жил я в одном номере с Геннадием Сергеевичем Орловым. Опекал нас собственный корреспондент Центрального телевидения в Италии Юрий Выборнов, папа Кости. А оператором был тот парень, который недавно погиб в Донецке...
– Клян?
– Точно! Толя Клян! Прошло 28 лет – а как сейчас помню те вечера. Выборнов потом приезжал в Минск, для телеканала "Мир" делал передачу о белорусском хоккее. Мы встречались.
– Геннадий Сергеевич – сосед беспокойный?
– Не знаю, вправе ли я затронуть важный момент...
– Уверяю, вправе.
– У Геннадия Сергеевича масса достоинств. Одно из которых – он не храпит.
– Это большой плюс.
– Его питерская интеллигентность, воспитание...
– Извиняюсь, харьковская.
– Неужели он из Харькова? Не знал! Для меня Геннадий Сергеевич – самый питерский человек на свете. Ассоциируется только с этим городом. Но вот что не храпит – простите, Геннадий Сергеевич, что выдаю ваш личный секрет... Вы не представляете, как это хорошо...
– У вас все иначе?
– В том-то и дело. А с Орловым мы ходили в ближайшую пиццерию. Он просто знаток Италии.
ПО РЮМКЕ С ЛОБАНОВСКИМ
– Учил вас?
– Я все-таки лет девять к тому моменту отработал. Естественно, прислушивался к советам. Мой стиль – это не "комментатор-фотограф": "Мяч направо, угловой..." Зритель это и так видит! Я искал эксклюзив. А чтоб найти в советской время что-то особенное, надо было записаться в Ленинскую библиотеку. Главную в стране. Туда шли газеты со всего Союза. Приезжает "Пахтакор" – я сразу иду, изучаю "Правду Востока". В "Футболе-Хоккее" такие подробности не найдешь! Потом открыл для себя минскую библиотеку при институте физкультуры. Туда выписывались зарубежные издания о спорте. Польские, венгерские, World Soccer, France Football... Сколько ж я там провел часов! Я вам еще одну историю расскажу.
– Сделайте милость.
– Когда в Минск приезжали футбольные команды, останавливались в гостинице "Беларусь". Напротив входа на стадион. Удобно же, правда?
– Не то слово.
– Ну как вести репортаж, не зная новости последнего дня? Я шел туда!
– Вас что, принимали?
– Олег Романцев очень ко мне проникся – в каждый приезд "Спартака" встречались. Как видит, сразу: "Володя, заходи!" Как ни странно, Валерий Васильевич Лобановский относился точно так же. С Евгением Лемешко, тренером "Металлиста", были теплейшие отношения. Редкий хохмач.
– Удивительно.
– Вот вам еще история – минское "Динамо" играет с "Торпедо" из Кутаиси. Мы насмотрелись, как показывают футбол в Европе – начинаем практиковать новинку: один комментатор на позиции, в кабинке сверху. Другой на дорожке с микрофоном. Первый тайм завершается, Минск выигрывает 2:0. Все в прямом эфире. Но никто об этом не знает, кроме нас. Уж люди из Кутаиси – точно не в курсе. Главный тренер "Торпедо" Гиви Нодия идет по дорожке к раздевалкам – а коллега с микрофоном кидается наперерез: "Товарищ Нодия, как можете оценить первый тайм?"
– Предвкушаю продолжение.
– Трансляция на весь Советский Союз! Нодия даже шаг не замедлил – чуть повернул голову: "Ты что, ох...л?!" А нам-то хотелось работать по-современному.
– Лобановский бы так не ответил, надо думать. Он просто не обернулся бы.
– Да он ко мне настолько тепло относился!
– Расскажите.
– Шло дело к воссоединению Германии и распаду Советского Союза. В Карл-Маркс-Штадте сборная СССР играла товарищеский матч с командой ГДР. Кстати, показатель, как Останкино доверяло – отправили на такую игру не московского человека, а минского! Накануне встречи захожу к Лобановскому. В Минске за те девять лет, что я комментировал, мы встречались раза два. Я ж не думал, что Лобановский меня как-то выделил из толпы. Вот в Германии захожу, представляюсь: "Владимир Новицкий, здесь в качестве комментатора Центрального телевидения. А вообще я из Минска..."
– Что Валерий Васильевич?
– Улыбнулся, сразу на "ты": "Володя, ну что ты! Я же тебя прекрасно знаю!"
– Вы с ним на "ты" не перешли?
– Что вы, никогда. Разница в возрасте приличная. Это сейчас я ветеранище, а тогда мне было лет 35. Но самое интересное – Лобановский немедленно достал бутылку коньяка: "Как? Для настроения?" Этично такое говорить с моей стороны, а, Юрий?
– Отказаться было бы неэтично.
– Я и не отказался, что вы! Лобановский плеснул себе и мне – на самое донышко. Буквально два с поливной пальца. Махнули.
– Матч вечером?
– Матч завтра. Так Лобановский мне рассказал все – какой состав, как будем играть.
КУРНЕНИН ДАЛ МНЕ ПИНКА
– Москва вам удивительно доверяла.
– В 92-м уже никакого Центрального телевидения не было. От РТР меня отправили работать на финальный турнир чемпионата Европы по футболу в Швецию. Тот, который выиграла Дания, в последний момент заменив Югославию. Работал с группой, которая играла в Мальме. Отработал шесть матчей – три из которых закончились 0:0.
– Вы говорите, никогда не "топили" за Минск. Но тот же Эдуард Малофеев вполне мог со своей простотой подойти: "Ты белорус или кто?"
– Вы абсолютно правы. Эдуард Васильевич очень эмоциональный. Если обидится – ему почти невозможно доказать, что обижаться не на что. Но у нас не было за все годы ни одной конфликтной ситуации!
– Как-то мы встретились с Эдуардом Васильевичем, тот говорит: "Вообще-то я спасаюсь духовными песнями". Немедленно начал исполнять. Так соседи по кафе вместе со столиками отодвигались – как в "Кавказской пленнице".
– Ха! Это у него не показное, знаете ли. Не желание выглядеть более духовным, чем на самом деле. Он такой и есть. У Малофеева уникальная память – хранит массу притч, стихотворений. Все искренне, верит всей душой! Надо к нему быть терпимее. Вот киевские футболисты в сборной СССР не приняли такую форму общения, сеялись, крутили пальцем у виска. Я до сих пор помню, как приезжал в Стайки и видел плакаты, которые развешивал Малофеев в чемпионский год: "Игра – это бой, а в бою температуру не меряют", еще что-то... Это же его установки-притчи: "Идет стадо павианов. Вдруг лев. Один павиан отделяется, кидается на него и гибнет. Он умер, но стадо спаслось. Так есть ли у нас сегодня такие павианы?!" Это перед самым выходом на поле. Ребята говорили – пробирало до дрожи.
– Друзья в чемпионской команде были?
– Юра Курненин и Юра Пудышев. Меня с ними – и, кстати, с Александром Григорьевичем – объединяет год рождения. Меня спрашивают: "Володя, тебе сколько годков?" – "Одного года с Курнениным и Пудышевым, 54-го..." Это же уникальный случай – чемпион 82-го года был главным тренером команды, в которой играл его одноклубник по той золотой команде! Кажется, встретились в команде "Самотлор-ХХI" из Нижневартовска. Тренировал Курненин – а Пудышев в ней играл.
– Пудышев в 55 на поле вышел в официальном матче.
– Это уже в белорусском чемпионате. А когда играл в Якутске, появилась у Пудика присказка. Все друзья знают: "Юрий, как дела?" – "Лучший в мире. Второй по Сибири..."
– Сам рассказывал – чтоб перейти в якутское "Динамо", потребовал женщину с большим бюстом и ванну из шампанского. Верите?
– Вот верю! Пудик все может. Летом отмечали 70 лет футбольному клубу минского "Динамо", кто только не приехал. Все это вспоминали.
– Курненин умер внезапно.
– Его последняя роль – главный тренер молодежной сборной. На финальном турнире чемпионата Европы команда выступила неудачно. Юра был в высшей степени честный, порядочный и совестливый человек. Жуткий самоед! Настолько болезненно в себе это перекручивал, журналисты прилично прессовали. Думаю, все из-за этого. Не вынесла душа поэта.
– Как-то прилюдно Курненин Пудышеву дала пинка. И тот, и другой были тренерами.
– Во время матча?!
– Ну да.
– Удивительно... Это мне Курненин дал пинка!
– Вот как?
– Уж все секреты выдаю. Вообще-то мы были такими друзьями, что созванивались каждый день. Семьями встречали Новый год. Курненин был человек вспыльчивый. Как-то играли в Молодечно. Это 70 километров от Минска. А тут матч чемпионата Белоруссии. Юрий чуть выпил – и завелся. Это дело сильно влияло на его мировосприятие. Стал на кого-то кричать. Я как друг пытался успокоить. Так он встал в проходе автобуса – и отвесил мне сочного такого пинка!
– Сочувствую. Нога была крепка?
– Еще бы. Юра Курненин – первый защитник в истории советского футбола, который сделал хет-трик. Забил три мяча "Кайрату", играя левого защитника. У него было в прозвище – "маленький зверь".
– Почему?
– Так настраивался на игры. А росточка небольшого. Уже в 80-е от одного флажка до другого бороздил бровку.
– Руслан Салей – еще одна легенда. Знакомы?
– Мой друг!
– Тоже?
– Жил в соседнем подъезде. Когда его "Анахайм" играл в финале Кубка Стэнли, белорусское телевидение показывало все матчи серии. Проиграли они 3:4. Я комментировал вместе с еще одним другом Салея. Так люди ночами смотрели хоккей – а днем еще и повтор!
– Смотрю, живете вы в неплохом районе. Раз такие соседи.
– После Олимпиады в Сиднее у нас построили так называемую "олимпийскую деревню". Было там 4 дома. Призерам Олимпийских игр в ней давали квартиры. Кажется, бесплатно. А люди из спортивной отрасли по божеской цене могли купить. Что я и сделал. Много хоккейного народа там жило. А из футбольных – Виктор Гончаренко, например...
– О нем еще поговорим. Каким Салей помнится?
– С Русланом часто встречались. Салей никогда не спешил – остановится, поговорим... Рассудительный парень. Говорил так же неспешно. Человек с высоким IQ, это чувствовалось. Чтоб Руслана кто-то или что-то вывело из себя – я такого представить не могу. Всегда в одном настроении. Машина, помню, у него была с номером 00-24. Как на майке. Похороны его никогда не забуду.
– Где хоронили?
– Гроб выставили в школе "Юность". Море людей. Мужчины плакали и не стыдились. Похоронили на Московском кладбище, рядом с Мулявиным, другим народным любимцем.
– Знаете, что незадолго до полета Руслан зачем-то написал завещание?
– Слышал...
– Когда вспоминаете, что из могучих советских комментаторов остались в жизни и профессии только вы да Орлов – о чем думаете?
– Всякий раз, встречая Юрия Альбертовича Розанова, слышу: "Володя, old school еще в строю?" Еще как в строю, отвечаю. А думать об этом... Неприятно. Когда осознаешь, что за дата рождения прописана у тебя в паспорте. Пока хожу. Пока дышу. Кажется, работа нормально – раз уж присылают на Олимпиаду.
ПОКА МЯЧ В ВОЗДУХЕ, КОРОТКО О СОСТАВАХ
– С Перетуриным ладили?
– Мне безумно нравилась ирония и юмор Владимира Перетурина. Он бежал от штампов! Сейчас когда слышу в конце матча: "Судья посматривает на секундомер" – у меня тут же зубная боль. А Перетурин всегда был особенный. Вот играет с кем-то минское "Динамо". Между воротами и угловым флажком реклама телевизора. Один футболист бьет и бьет в нее, никак не попадет в ворота. Владимир Иванович выдает: "Наверное, у него проблемы с этим телевизором, раз так настойчив..."
– Прекрасно.
– Как и высказывание Махарадзе – когда Габелия выбил мяч. Вы же помните?
– Что именно?
– "Пока мяч в воздухе, коротко о составах..." Это же он произнес самую эротичную фразу советского футбола!
– Так-так?
– "Манучар Мачаидзе догоняет мяч и овладевает им..."
– Вы же с Махарадзе общались сразу после его операции на сердце?
– Минское "Динамо" играло в Грузии. Встретил его около стадиона. Котэ Иванович сокрушался: "Дорогой, очень хотел бы тебя встретить как надо, как ты заслуживаешь. Накрыть стол. Но... Мне нельзя. Я не могу". Поговорили полчаса. Что-то вспомнили из той итальянской поездки.
– Что такое – 64 года?
– Не знаю. Отвечу 8 мая, осталось только дожить. Юрий!
– Да, Владимир Николаевич?
– Мне легко ответвить на ваш вопрос. 63 года – это когда каждый репортаж как праздник. Масса позитива даже от подготовки. Перебирая килограммы песка, натыкаешься на золотую крупинку – это же кайф! Я помню все сюжеты, которые готовил для "Футбольного обозрения". Помню все матчи, которые комментировал из-за границы в 80-х...
– Сан-Себастьян?
– Вот, точно! Вы готовы – просто супер. Кстати – про Сан-Себастьян!
– Так?
– Вот вы вспомнили Сан-Себастьян. Там же проходит всемирно известный кинофестиваль. Вы знаете?
– Кто ж не знает.
– Вокруг все в мраморе. Подруга жены, актриса минского театра, играла в тот день выездной спектакль где-то в деревне. Разбитый ПАЗик, ухабистая дорога... Говорит: "Приезжаю вечером домой, включаю телевизор – а с экрана твой Володя вещает: "Знойное дыхание Бискайского залива, мраморная набережная. Какие эмоциональные испанские болельщики! Вы не поверите – я сижу на трибуне, толкают и справа, и слева. Оборачиваюсь – вручают бокал красного вина!" Я так порадовалась за Новицкого! Хоть у кого-то знойное дыхание Бискайского залива, мраморная набережная..."
– Прекрасная история.
– А мне хочется успеть помочь внучкам – у меня их две. Эти годы пролетели с 81-го – как мгновение. Мой пример – для тех людей, которые мечтают быть комментаторами, но думают: "Ох, эта вершина слишком высоко". Да не высоко!
– Вы уверены?
– Рассказываю. Я же был инженером по кабелям. Три года ходил на службу как на каторгу. В 81-м рождается сын. Я уже седой, хоть мне 27 лет. Пишу письмо в спортивную дирекцию: "Я такой-то, имею идеи, как сделать репортажи интереснее..." Много же пишет графоманов в вашу редакцию?
– Не то слово.
– А тогда писало еще больше. Их письма переправляли известно куда. Мое почему-то не выбросили. Пригласили на разговор. Сразу почувствовали: у меня голос вполне эфирный. Дали шанс! Стал внештатным автором спортивного радиожурнала. Назывался "Спортивная орбита". Выходил раз в неделю. Полгода мотался по соревнованиям. Первым взял интервью у Виталия Щербо. С ним связана такая история – эксклюзив, никому еще не рассказывал!
– Вы делаете меня счастливым.
– Сделаю чуть позже, расскажу. Три месяца я был внештатником – пока не освободилась вакансия с названием "старший администратор". Знаете, что это?
– Что же?
– Курьер! "Володя, слетай на автовокзал, с автобусом передали сюжет из Гомеля". Мчусь с пакетиком за этой кассетой. "Володя, дуй к художнику!" Снова ноги в руки. А я седой человек с высшим образованием. У меня ребенок. Жена шьет на продажу, тянет семью. Я-то потерял 20 рубелей в зарплате. Ушел со 130 на 110. Но цель все заслоняла! Хотя мне никто не давал гарантию, что с этой должности вообще куда-то попаду. Эх, давайте лучше про Виталика Щербо.
ЩЕРБО – БЕСЦЕРЕМОННЫЙ
– А давайте.
– Виталий – человек достаточно бесцеремонный. Несмотря на нашу разницу в годах, я для него всегда был "Володя". И сразу же – "ты". Юра, рассказываю эксклюзив!
– Я не отвлекаюсь.
– Снимаю сюжет о Виталии. Беру у него интервью – на фоне его минского дома. В районе автозавода. Обычный панельный дом, змейкой. Стоим на улице возле подъезда. Интервью выходит – а через день у Виталия ограбили квартиру. В этом самом доме. Звонит мне: "Володя, слушай. Ну ты же меня так подставил!" – "Виталий, как?" – "Ну как же? Эти злодеи увидели дом по телевизору. Вычислили, где это. Пришли, у бабушек на скамейках выяснили, где живет Щербо. Дело сделано..."
– Поразились?
– Не то слово! Говорю: "Виталий, таких домов в Минске тысячи и еще один..." Ничего не принимает. Довольно грубо со мной говорил.
– Точно не в шутку?
– Да какие шутки?! Его прилично тогда "подняли", Виталику вообще было не до юмора. А я хорошо знал его маму, Валентину Ивановну. Даже у нее какие-то интервью брал. Проходит лет 15-20 после этого – Щербо приезжает в Минск. На каких-то соревнованиях по спортивной гимнастике встретились. Виталика разнесло. "Привет, Виталий!" – "Привет, Володя..." Выжидаю паузу. Он и не думает извиняться. Хотя после выяснилось, что навел на квартиру его товарищ по команде, тоже гимнаст!
– Кто?
– Кажется, фамилия Тихонович. Может, и сам участвовал. Жду и жду – Щербо не извиняется. Он все-таки помоложе, у него с памятью должно быть все нормально. Наконец не выдержал: "Виталий, а не хочешь ли передо мной извиниться?" – "За что, Володь?" Напоминаю историю.
– Что дальше?
– Дежурное "извини" он роняет.
– Татьяна Гуцу недавно заявила, что 27 лет назад Щербо ее насиловал. Зная его, вы верите в это?
– Нет. Он был очень эффектный юноша! Плюс ко всему, за словом в карман не лез. Во всяком случае, во времена, когда мы с ним часто общались. Он страшно нравился девчонкам. Хотя... Что-то я засомневался... Хотя нет, не верю. Тем более, я после послушал как выступал на эту тему Леонид Аркаев, бывший тогда главным тренером сборной СССР. Как он без тени сомнения отмел все обвинения Гуцу! Нет, не верю! Виталику не надо было никого насиловать в те годы.
– Ему давали так?
– Вот именно! За ним бегали девчонки – красавец, разговорчивый... По моему, еще и не жадный.
ГОНЧАРЕНКО – ЗАСТЕНЧИВЫЙ
– Еще один сосед – Гончаренко. Каким он стал, мы знаем. Каким был?
– Эти дома совсем рядом с "Минск-ареной". А Гончаренко очень неплохо поигрывал с любителями в хоккей. Не скажу, что мы часто общались – когда во дворе гулял с ребенком или шел на "Минск-арену" с сумкой и клюшкой. В моем представлении – это излишне застенчивый человек.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Никогда себя не выпячивает. Лучше промолчит, чем скажет лишнее. Я знаю, что люди, которые его окружают, любят его искренне. Это много значит.
– Когда вы поняли, что он – хороший парень?
– С первого же разговора. По человеку, его манере разговора сразу судишь, насколько он искренен. Не думаю, что я ошибаюсь. С Гончаренко мне сразу все стало ясно. Человек без гнили. Чистый.
– Будет большим тренером?
– Понятия не имею.
– Когда вы влюбились в Домрачеву?
– Как и все.
– Сразу?
– Ну да. Когда увидел Дашу – непосредственную, отрытую во всех ее проявлениях. Думаю, это была любовь с первого взгляда. В свое время брал у Даши телеинтервью – в скромненькой квартире, где она жила с братом и мамой. Мама, кстати, очень интеллигентная женщина, показала мне комнату Даши с какими-то рисунками, аппликациями: "А вот это дочка сама рисовала..." Вот на сто процентов ее проявления – где и сердечки, и милая улыбка. Думаю, все это в ней от мамы. Которая просто доброту излучает.
– Вам нравится, что она с Бьорндаленом?
– Главное, чтоб ей нравилось...
– Они монтируются?
– В жизни я видел сотни пар, которые идеально монтировались – но разбегались через два месяца. А вот я и жена – Тельцы. Говорят, ужиться двум Тельцам сложно. А мы 40 лет вместе. 9 сентября отметим.
– На грани развода не балансировали ни разу?
– Было. Один раз.
– Что удержало?
– Мое понимание, что другой такой женщины на свете нет. Кто знает Светочку – называют ее "мать Тереза". А грань была совсем рядом. Но пришло понимание, что я виноват. Как она меня поддержала, когда менял работу! Я ж тогда отправился учиться на журфак. Закончил с красным дипломом. На тот момент был единственным заочником, кому это удалось. На заочном учатся как – вы и без меня представляете, никому там не нужен красный диплом... Потом пришел работать на ТВ, не зная ни слова по-белорусски. Сказали: "Хочешь работать в эфире – учи мову". Выучил! Сколько репортажей на ней провел! А супруга поддерживала и терпела.
30 ДОЛЛАРОВ ЗА РЕПОРТАЖ
– Профессия сделала вас счастливым. Профессия сделала вас узнаваемым. Но не сделала богатым – первую машину купили лет десять назад?
– Да, мне было за пятьдесят – купил подержанный Рено. Вернуть бы все назад – как много я сделал бы по другому!
– Вы о чем?
– Да были у меня эти 3-4 тысячи долларов уже давно. Что ж раньше не покупал? Вот "горел" на работе. Отдыхать так и не научился. Годами не брал отпуск. Сейчас взял за 18 дней до Олимпиады – стал готовиться, шерстить все мировые спортивные сайты. Лишал себя, жену и сына комфорта. Вот не жалко было мне этих долларов – просто некогда было взять себя в руки, собраться и купить.
– Как-то встречался с Владимиром Зельдиным, большим артистом. Тот сказал: "В своем театре Армии получаю 12 тысяч рублей".
– Это 200 долларов?
– Ну да. Вы тоже получаете немного?
– На телевидении такая система: небольшой оклад, а основная часть – гонорары. Чем больше у тебе репортажей и передач, тем больше получаешь.
– Сколько платят за репортаж?
– Максимум на наши – 60-70 рублей. Это 30-35 долларов.
– Я в шоке.
– Так много?
– Это вообще ничего.
– В Москве расценки другие. Надеюсь, мое начальство не подумает, что жалуюсь. Пусть знают: от меня нет отрицательного посыла. Я вам честно сказал.
– Сколько раз в жизни вы прошли по грани?
– Один точно – видите шрам на горле? Он заметен?
– Более чем.
– Похож на бандитскую пулю. Еще учился в Политехническом, вдруг распухла шея. Выпускают гной, несут чушь: "У вас было горло больное. Или что-то от зуба". Через день все повторяется. Смотрят равнодушно: "Наверное, не весь гной убрали..." Еще через день температура за сорок, общее заражение крови. Женщина-хирург говорит: "Что вы мучаете человека? Да у него врожденная киста шеи!" Положили на стол, разрезали под общим наркозом – точно. Оказывается, прошел по грани. Еле выкарабкался.
– Последние слезы в вашей жизни?
– Когда узнал о смерти Владимира Ивановича Перетурина – плакал. Пожалел о том, что поздно узнал о его состоянии – кстати, из вашей заметки. В Минске "Спорт-Экспресс" читают. Прежде мне Перетурин по телефону говорил: "Володя, пришли в Останкино молодые подлецы и затравили меня". Вот дословно. Я это слышал – у меня слезы выступали. Вчера вот тоже появились.
– Почему?
– Рассказали про российский самолет. Так жалко людей стало – это не передать... Видите, я не обманываю, и сейчас выступают. Я очень сентиментальный человек. Еще слезы были, когда читал о беспределе по отношению к Шипулину и Ану. Кто-то сейчас прочитает, скажет: "А, старик совсем сдает, впадает в маразм". Но я сентиментальный, а тут увидел явную несправедливость.