РИО-2016. Сегодня – открытие
Спецкор "СЭ" внимательно исследовал ту часть Рио-де-Жанейро, которой принято пугать туристовДмитрий ЗЕЛЕНОВ
из Рио-де-Жанейро
Пятница. Час ночи. В фавеле Павау, разделяющей два самых популярных пляжа Рио – Копакабану и Ипанему – самый разгар вечеринки. Извилистая улочка, которая здесь гордо зовется эстрадой (ширина позволяет проехать мотоциклу), заполнена людьми. Компании плавно перетекают от одного бара к другому, смешиваясь и разделяясь. Бар – это вырубленное в стене окно, заставленное бутылками и оборудованное динамиками, из которых обязательно играет фанк. Другой музыки в фавелах не слушают в принципе. Под дешевую кашасу (ее берут люди постарше) и кое-что другое идет шумный веселый разговор.
Никто не удивляется, когда сквозь толпу вальяжно проходят двое парней с винтовками. В темноте мне кажется, что это братья-близнецы Неймара. Худые, скуластые, на головах модные кепки с прямыми козырьками. Бразильские приятели, позвавшие меня на вечеринку, шепчут, чтобы я не пугался, но и не таращился. Поясняют, что это бойцы бригады Команду Вермелью, которые следят здесь за порядком. Своего рода ночная полиция, только наоборот.
В шестидесятые Команду Вермелью ("Красная команда") начинала как левая оппозиционная группировка, но вскоре стала крупнейшей бразильской бандой, контролирующей наркотрафик – обычная история для Латинской Америки. Десятилетия войн с полицией и такими же бандитами сильно потрепали КВ, из многих районов ее выбили, но вот же парадокс – в ближайшей к популярным пляжам фавеле ее позиции все еще крепки.
В Павау (а также ее спутниках Паваужинью и Кантагалу) живет примерно 5 тысяч человек. Так называемая миротворческая полиция (UPP), специализирующаяся на борьбе с организованной преступностью, зашла сюда в 2009 году. В 2011-м операция завершилась, в фавеле появилось шестиэтажное здание UPP. Его поставили рядом с блоками социального жилья, куда переселили семьи из самых ветхих лачуг, спортивным залом и библиотекой. Этот комплекс – оплот государственной власти. Правда, приходя с утра на работу, полицейские нередко видят на стенах свежие граффити – “Смерть UPP”. Надписи закрашивают. Потом сверху появляются новые. И так – постоянно.
По лабиринтам фавелы можно гулять бесконечно, но если следовать по основным улицам, то всю ее реально обойти минут за сорок. Удивительно при этом, что даже такое небольшое пространство делится на опасные и безопасные районы. Где заканчивается один и начинается другой, понять трудно, хотя есть подсказка в виде дежурных подростков с рациями, которые передают наверх, если видят полицию или кого-то подозрительного. Когда я проходил мимо одного из таких часовых, услышал краем уха, как он говорит в микрофон что-то про гринго – белого человека.
Есть мнение, что во время мегасобытий – чемпионата мира и Олимпиады – наркоторговцы и полиция заключают неписаное соглашение. Первые следят за тем, чтобы грабители не трясли туристов, вторые не мешают первым вести свой бизнес. Местные говорят, что все это очень условно, потому что, во-первых, иерархия наркокартелей достаточно ветвиста, а во-вторых, всегда найдутся отморозки вроде Малыша Зе из фильма "Город Бога", которые плевали на любые договоренности. Но все-таки правило более или менее действует. Хрестоматийные истории про то, как сами же бандиты вершат правосудие над нарушителями (популярная казнь – упаковать в автомобильные покрышки и поджечь), – хороший барьер. Потому, когда боссам Павау передали по рации про гринго, я не занервничал, а, наоборот, успокоился. Отныне я – в списках.
СРЕДНИЙ КЛАСС
Считать, что фавелы – гнусное место, сплошь населенное бандитами, самый распространенный и, конечно же, ошибочный стереотип о Рио. Хотя бы потому, что по последним подсчетам в фавелах проживает 23 – 24% населения города. Сегодня больше половины обитателей фавел являются представителями бразильского среднего класса. Иными словами, сами по себе фавелы (а их в Рио – одна тысяча) не являются никакой "темной стороной" Рио. Просто так сложилось, что в свое время они стали очень удобной площадкой для ведения наркобизнеса, цветущего везде, где есть нужда.
Натан Матуш и Эрик Соареш – жители Павау в третьем поколении. Их дедушки строили высотки в районе Ипанемы. Как и многие рабочие, они селились на окрестных холмах, жилье возводили сами из чего придется. Натан работает служащим в банке, Эрик – в отеле на Копакабане. Их зарплата позволяет вести им достойную жизнь, не отказывать себе во многих радостях. Купить новую квартиру в другом районе они не только не могут, но и не хотят. В фавеле у них есть все удобства – интернет, телевидение, водоснабжение, канализация. Друзья и родственники. Из школы, которую они заканчивали (школу построила церковь), в бандиты подалось лишь несколько человек. Сироты либо выходцы из совсем неблагополучных семей. С ребятами из "Команду Вермелью" они общаются, но тесно не сходятся. Само наличие бандитов воспринимают как естественную часть жизни – для них это что-то вроде смены дня и ночи, обстоятельства, от которых никуда не деться. Напрягает разве что нынешнее двоевластие, чреватое перестрелками.
На бетонном футбольном поле Эрик показывает мне большой портрет улыбчивого парня. Это известный танцор Дуглас ДиДжи, который погиб от случайной пули в 2014 году – за несколько месяцев до чемпионата мира. Каким образом это произошло, следствие так и не установило. Известно, что в эту ночь была перестрелка между отрядом UPP и наркоторговцами. Возможно, Дуглас убегал от пальбы – его нашли в закоулке неподалеку от собственного дома с простреленной спиной. Дугласу было 26 лет.
– Большая часть государственного финансирования фавел уходит на полицейские нужды, – говорит Эрик. – Деньги, на которые можно было бы улучшить инфраструктуру, съедает UPP. Прошло пять лет с тех пор, как наша фавела была официально "пасифицирована", но перестрелки продолжаются до сих пор. Люди от этого устали.
На вопрос: "При ком жилось лучше?" – мои приятели ответить затрудняются. Бандиты им не нравятся. То, как с бандитами борются, тоже не нравится. Но до 2009 года жизнь в фавеле была спокойнее – во всяком случае, действовали четкие правила.
– Лучше бы нас вообще не трогали, чем умиротворяли вот так, – добавляет Натан.
СОЦИАЛЬНЫЙ АПАРТЕИД
Олимпийский парк в районе Барра блестит новизной. По одну сторону дороги – современные арены, по другую – сверкающие высотки.
Но на небольшом пятачке рядом с развязкой, по которой день и ночь ездят олимпийские автобусы, стоит одинокое кирпичное строение. Его стены кричат окружающим кривыми надписями: "Мы имеем право здесь жить", "Апартеид", "Олимпиада нас убивает". Выглядит символично. Все равно что весь Рио-де-Жанейро в миниатюре. Рядом с богатством и блеском молчаливый протест самых бедных.
49-летний Делто де Оливейра – последний житель фавелы Вила Аутодрому, которую почти целиком снесли при строительстве Олимпийского парка. 824 семьи расселили по разным районам Рио в рамках программы социального жилья "Мой дом, моя жизнь". Самым удачливым достались одинаковые, похожие на тюремные бараки белые домики на прежнем месте. Но домиков таких построили всего 20. Более 800 семей разъехались кто куда.
Кадры протестов жителей Вилы Аутодрому в свое время облетели весь мир. Люди отказывались уезжать из домов, в которых они жили по 20 – 30 лет, отказывались от неоправданно маленькой, как они считали, компенсации, не позволявшей купить взамен достойное жилье. В какой-то момент полиции пришлось применить силу, а государству немного улучшить условия. Так, кнутом и пряником, удалось увещевать всех.
Кроме Делто. Он держался до последнего.
– Когда приехали бульдозеры, я просто не выходил из дома, – говорит этот высокий длинноволосый человек с библейской внешностью. – К счастью, закон не позволяет сносить здание с живым человеком внутри, а заходить ко мне домой у полиции не было никаких оснований. Я не нарушаю законов, я честный гражданин. Я просто хочу жить там, где вырос.
Делто безвылазно сидел дома несколько месяцев. Еду и все необходимое привозила дочь. Надписи на стены наносил сам, чем привлек к своей истории внимание журналистов.
– Это самый обыкновенный социальный апартеид, – говорит Делто. – Наше поселение не мешало строительству объектов, оно просто портило вид. Если государство готово ради красивого вида на один месяц разрушить сотни домов, которые стояли здесь десятки лет, – это плохое государство. Мы все тут были одной семьей. У нас росли манго, апельсины, мы держали животных. Пришла Олимпиада, и все это закончилось. Тесные коробки в самых разных концах города – вот что нам предлагают взамен.
Дом Делто давно отключили от всех коммуникаций. Несколько дней назад под непрестанным давлением властей и уговоров семьи он согласился уехать. Когда мы разговаривали, последний житель Вилы Аутодрому выносил из пустого дома последние вещи – пару ведер и сдутый мяч.
В рамках подготовки к Олимпиаде принудительно из своих домов были выселены более 22 тысяч семей. Суммарно 77 тысяч человек.
МНИМАЯ ЭКЗОТИКА
Фавелы – удивительное место. Кого-то оно пугает, кого-то привлекает зачастую мнимой экзотикой. Оба подхода – испуганный и восторженный – мало отражают реальность, ведь реальность, как всегда, сложнее. Жители фавел не склонны ни демонизировать, ни романтизировать свою среду обитания. К их сожалению, существует и третий подход, отводящий фавелам роль запретной зоны, которой как бы не существует. Но фавелы, где живет четверть населения Рио, так или иначе стали частью глобального процесса под названием Олимпиада. Процесса, который был призван дать этим сообществам новой толчок инфраструктурного развития и решить многие проблемы. Вместо этого Игры проблем только добавили.
Но удивительное дело – все, с кем я говорил, все равно рады, что в их стране пройдет Олимпиада. Любовь к спорту в конечном итоге затмевает и выселения, и полицейские рейды, и огромные затраты на безопасность. Мой приятель Эрик Соареш, который много и охотно критиковал Игры и с которым мы договорились как-нибудь поиграть в футбол, выбирая день, сразу исключил пятницу.
– Буду смотреть церемонию открытия.
Теперь я понял, откуда берется бразильский оптимизм.