9 августа в Париже состоялась финальная схватка на Олимпийских играх-2024 среди борцов-вольников в категории до 86 кг. Золото завоевал дагестанец Магомед Рамазанов, который выступал под флагом Болгарии. В финальной схватке он победил чемпиона Олимпиады-2016, иранца Хассана Яздани, со счетом 7:1.
После возвращения из Франции в Москву Рамазанов посетил редакцию «СЭ» и дал большое интервью. В первой части он подробно рассказал об Олимпиаде — о каждой схватке, условиях жизни в олимпийской деревне, смене спортивного гражданства, отношении к нему в Болгарии.
Вторая часть выйдет немного позже. Там Рамазанов развернуто прокомментирует свои слова об ММА, вспомнит, как однажды случайно травмировал Шавката Рахмонова, объяснит, в чем уникальность его тренера Вадима Биязя, и расскажет еще много чего интересного.
«В России очень сильная школа — после 30 лет тут нечего ловить на высоком уровне»
— Вы принесли с собой золотую медаль. Можете о ней рассказать, из чего она состоит?
— Есть такой борец — Дэн Гейбл, американский борец, олимпийский чемпион. И он сказал: «Медаль не состоит из металла, меди, золота, цинка. Она состоит из пота, слез, трудностей. Из такой смеси, которая называется сила воли». Вот я тоже думаю, что она много из чего состоит. Время, которое я на нее потратил... Я когда на нее смотрю, я не вижу только Олимпиаду. Олимпиада — это вышка [вершина] уже. Последнее, что было. А так я вижу целый путь, по которому к этому шел. Начиная с детства и заканчивая 8-9 августа, когда я боролся.
Если сказать в целом именно про металл, то там в центре есть кусок Эйфелевой башни. Когда они реставрировали Эйфелеву башню, то из металла, который они собирали, сделали такие куски как символ того, что ты забрал какую-то частичку Парижа с собой. И какие-то металлы еще — как я знаю, один процент золота.
— Вы дома как ее храните? Где-то она висит у вас?
— Она еще не дошла до дома, не доехала. Она вот так ездит по всем этим студиям, по городам, по странам. Пока всем показываю, всем интересно тоже. Хочется в руках подержать ее. А так дома буду держать в коробке. У нее есть свой кейс, еще Nike тоже подарила кейс для медали. Посмотрим. Где она будет смотреться, там и будет стоять.
— Трико борцовское, борцовки — вы их сохраняете себе или надо отдавать организаторам?
— Они, конечно, сохраняются. У меня есть контракт с Nike, они выдали нам борцовки — эксклюзивный цвет, который выдавался на Олимпиаде. Такого оранжевого цвета с черными точками. Они с собой берутся. Есть такой магазин Wreststore в Дагестане, он занимается продажей борцовок, аксессуаров для борьбы. Они мои такие близкие друзья, и они попросили борцовки в их студию. Они собирают борцовки разных известных борцов — там уже есть борцовки Ильяса Бекбулатова, Биляла Махова, Магомедхабиба Кадимагомедова. И вот сейчас мои будут там — у них такие стенды стеклянные, они будут там лежать. Я спрашивал даже, постирать их или нет. Они сказали: как были, в таком состоянии принеси. Может, они уже на следующей неделе будут там.
— Вопрос, который, я думаю, многих волнует, в том числе Хабиба Нурмагомедова. Вы кофе-то попили после того, как завершилась Олимпиада, как выиграли медаль? На фоне Эйфелевой башни.
— Да, я поехал туда. С моим тренером Вадимом Биязем, уже почти 10 лет я знаком с ним. И он последние семь лет точно активно участвует в этом всем. С ним пошли, попили кофе. У меня в голове чуть по-другому было. Я думал, прямо около Эйфелевой башни будет кофейня, но там как-то мы не нашли ее — немного далековато от башни было. В общем, цель выполнена была.
— Но момент этот просмаковали, можно сказать?
— Да-да. Сохранили фотки, в инстаграме* (соцсеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской на территории РФ. — Прим. «СЭ») тоже есть. Все нормально.
— Вадим Биязь, насколько я знаю, этнический болгарин?
— Да, он бессарабский болгарин. В Молдавии, получается, это место. Но он уже с 15 лет в Москве, работает. Сначала был строителем, тяжелую работу выполнял и потихоньку сам стал директором строительной компании.
— Он какое-то влияние оказал на то, чтобы вы смогли именно за Болгарию выступить?
— Да, конечно. Мы давно хотели как бы перейти за какую-то страну, потому что уже в возрасте. Здесь, в России, очень сильная школа. Российская сборная, можно сказать, самая сильная — здесь после 30 лет особо ловить нечего на высоком уровне. Ты можешь бороться, выступать, выигрывать, но стабильно выступать — бывает такое, что очень большой риск. На отборочных соревнованиях, как Ярыгинский, чемпионат России, ты можешь травмироваться, заболеть. И если ты потерпел неудачу, ты ждешь целый год. Не хотели так рисковать, хотели перейти, а в других странах в таком плане нет особо большой конкуренции. Ты как первый номер можешь часто ездить, а это очень важно, чтобы ты ездил на соревнования такого высокого класса, как чемпионат Европы, мира, Олимпийские игры, международные старты. Чем больше ты выступаешь, тем [дольше] можешь быть в строю. А когда ты сидишь дома и выступаешь три-четыре раза в году, то быстро ты потеряешь форму.
«После финала люди присылали голосовые, где плакали от счастья»
— Если возвращаться к вашим схваткам на Олимпиаде, в первом круге у вас был соперник Алекс Мур, канадец. Показалось, что довольно легко все прошло. Так ли это?
— Ну да, неплохой канадец. Он не чистокровный канадец, есть какие-то другие корни — славянские, как я знаю. И тренер у них молдаванин в Канаде, но все равно американский стиль борьбы. Они активные, но он был чуть-чуть техничнее, чем многие американцы. Там другие движения, более плавные движения. В целом схватка неплохо прошла. Парень-то хороший, но в первой схватке всегда сложно бывает, какой бы соперник ни был. Потому что это первая схватка, все равно как-то волнительно бывает, не знаешь, в какой форме, хорошей или плохой. И вот если первая хорошо пошла, то вторая и третья тоже неплохо идет.
— Перед финалом волнение присутствует больше или меньше, чем перед первой схваткой?
— Для меня, если так подумать, первая схватка — она сложная, это для всех, я так считаю. Вторая, третья — еще так [не очень волнительно], вот полуфинальная схватка бывает более напряженная в психологическом плане, потому что ты или в финале борешься, или ты борешься за третье место и можешь вообще остаться без медали. И за третье место так же — или ты с медалью, или ты без медали остаешься. А в финале чуть легче. Не знаю, мне почему-то легче... Потому что ты все сделал, остается последние шесть минут чистого времени побороться и выложиться. Но бывают некоторые борцы, которые до финала хотят беречь силы и поэтому не так борются. А в финале уже что терять? Шесть-семь минут борьбы, и все, можно сказать, заканчивается. В финале легче.
— В четвертьфинале вам противостоял Джабраил Шапиев, который выступал за Узбекистан, но сам дагестанец.
— Да, он хороший парень, честно сказать. Давно в этом спорте и давно борется за Узбекистан — уже вторая его Олимпиада. На прошлой Олимпиаде тоже он был пятым, проиграл Артуру Найфонову за третье место. Всегда со всеми борются наравне, очень дисциплинированный спортсмен. С ним было сложно, наверное, но как-то получилось быстро закончить схватку.
— Вы по счету проигрывали, потом провели бросок на четыре балла и победили на туше.
— Первый период закончился в его пользу, дали за пассивность мою баллы ему. Уже в начале второго периода я провел бросок и положил на туше.
— Потом общались после схватки?
— Да, да. Немножко он травму получил, межреберную мышцу потянул. Я ему подсказал, что можно сделать. Просто у меня был такой случай на одном международном турнире в Париже. Там обезболить можно, я ему подсказал, как сделать — не знаю, помогло или нет.
— То есть это не перелом ребра был? Потому что многие подумали...
— Не, не. Я думаю, перелома не может быть. Просто, может, резко потянул мышцу.
— Вы сказали, что волнение серьезное присутствует перед полуфиналом. Как восстанавливались перед этой схваткой с Аароном Бруксом?
— На Олимпиаде все равно волнение чуть больше всегда, чем на других соревнованиях. Потому что сначала думаешь, что так не будет, но когда уже туда приезжаешь, уже ближе к соревнованиям, ты понимаешь, что кто уважает свое время, которое потратил, — он по-любому будет волноваться перед важным стартом. И там так и получается. Думаешь, 20 лет этим занимаешься уже, долго занимаешься, и вот тебе шанс, может, которого никогда не будет, и это может чуть нагнетать обстановку в голове. Ну я старался убирать эти мысли, потому что с религиозной точки зрения все уже предопределено. Бывают мысли: что будет, если проиграешь? Но все предопределено, просто выходи и делай свое дело. И вот как-то я на это настраивался, и было легче. Были всякие мысли. Думал, хотя бы в восьмерку попасть сначала, потом — в пятерку попасть хотя бы, а потом уже в финале.
Иногда такие соревнования бывают — вот вроде бы ты и не должен выиграть. Например, Алиевский турнир был. Знаете, Алиевский турнир, который проходит в Дагестане? Он был юбилейный, я хорошо готовился туда и получил травму за 10 дней. У меня сильно опухло колено, жидкость там была, и не мог уже восстановиться к соревнованиям. Я уже на соревнования ехал как болельщик моего младшего брата, там уже на месте мне откачали жидкость, я там три дня жду соревнований, просто кушаю, сижу там дома, на квартире. Потом колено чуть прошло, но не мог согнуть до конца — на 90 градусов мог колено согнуть. Я решил: может, побороться, просто на руках поборюсь. И вот так я соревнования выиграл — Алиевский турнир, который считается одним из сильнейших.
И вот в таких моментах ты понимаешь, что если тебе что-то суждено, это от тебя никуда не уйдет. Хоть что бы ни было. Хоть ты на одной ноге выйдешь, хоть под 40 температура. Денис Царгуш, призер Олимпийских игр, тоже на одну Европу поехал с температурой под 40. Или на чемпионат мира, я сейчас не помню. И он там тоже выиграл, прошел всех спокойно. Температура 40 была за день до борьбы. Эти моменты тебе говорят, что если ты предопределен, ты уже от этого никуда не уйдешь.
— Ты либо их пройдешь, либо нет.
— Да, бывает, что ты в такой форме, вроде все четко, вообще нет никаких переживаний психологических, физических, и потом ты можешь первый круг проиграть вообще непонятному спортсмену. Такое тоже бывает.
— В схватке с Бруксом вы проигрывали 0:3, и потом был такой момент, когда Брукс попытался пройти в ногу, но вы ему помешали заработать балл. Насколько это был переломный момент?
— Не знаю, честно сказать, соперник неплохой. Молодой парень, 24 или 23 года ему (15 июня исполнилось 24. — Прим. «СЭ»). Как атлет очень хорош, но, мне кажется, ему немного опыта не хватает тактически. Я считаю, что Дэвид Тейлор поинтереснее был бы, наверное, в тактическом плане. Но как атлет, мне кажется, это очень интересный борец. Самый, можно сказать, атлетически собранный в плане выносливости, физики и динамики. Ну не знаю, как-то он в ногу прошел, я не почувствовал какой-то угрозы. Не особо хорошо отрабатывал, хотя я смотрел его схватки с Дэвидом Тейлором — очень неплохо проходил и защищался тоже очень неплохо. Может, что-то сказалось или моя сторона это была, в которую он прошел.
После этого — не знаю, переломный момент был или нет, но потом я хотел свою растяжку сделать в партере. И вот после этого я почувствовал, что он по-другому начал бороться. Оставалась минута, и 3:2 счет. Я, если честно сказать, мог и раньше атаку сделать. Я не был уставшим, просто думал оставить, чтобы ему не осталось времени. Хотел на последних 30 секундах провести атаку, чтобы было меньше времени, чтобы он не смог провести свою какую-то атаку уже во время стойки, когда останется 5-10 секунд. Но чуть-чуть не по плану пошло, в конце такой момент был, когда я на последних секундах вытащил — это было вообще психологически по-другому, чем даже в финале.
— Первая мысль какая была?
— Первая мысль, когда я уже этот прием сделал обратный, я так на табло посмотрел — этот миг — там еще оставалось где-то полторы секунды. И когда на ноги встал, у меня в голове такая мысль: я — финалист Олимпийских игр. И эти эмоции — слезы сами хотели выйти из глаз. Такой момент был... Очень рад был, что я в финале Олимпийских игр.
— Если вспоминать второй период схватки с Бруксом, там была ваша длительная атака, вы взяли два балла, а вот технически можете на профессиональном языке описать, что вы делали и в чем ошибся Брукс?
— Когда 3-0 проигрывал, там был момент еще один, когда он в ногу прошел, я сконтрил, прокрутился и не смог захватить за корпус и взять два балла. Он как-то за пальцы захватил, убрал. И дальше еще борьба шла-шла, и вот он в ногу обратно прошел. Я много раз так и делал, когда голову грузишь и косточкой таза давишь на плечо, отключаешь руку, и уже какой бы ты сильный ни был, у тебя рука отключается. Есть одно место на руке, на него когда давишь, в руках сила заканчивается. Я вот так взял эти два балла. Технически просто я правильно защитился. Он тоже правильно зашел. Мне кажется, он в какой-то момент остановился, наверное, недоработал. Там, когда ты ногу проходишь, самое важное, чтобы ты не останавливался. Если ты остановишься, ты даешь время сопернику что-то сделать.
А в конце — то, что я сделал на последних секундах — этого я никогда не делал. Никогда ни в одной схватке своей жизни не пробовал эту вещь. Даже не отрабатывал. Просто один момент уже, не знаю, экстренная ситуация. Понимаешь? Когда экстренная ситуация, ты нажимаешь красную кнопку, да? Нечего делать. Вот так же было там. Я хотел сначала сделать обратку, и это обратка, которую я делаю, но не хорошо делаю. Я много раз мог на себя кинуть или не доделать. Я понял, что не успею это сделать, и просто вмиг вспомнил прием Кадимагомедова — обратный, только другим захватом. Просто взялся, как-то почувствовал. Наверное, он не знал, как от этого защититься. Из-за этого так легко получилось. Он держал ногу, прокрутился и сам был в шоке.
— С Кадимагомедовым потом обсуждали этот момент?
— Я после этого его видел, но это про этот прием не разговаривали. Там бывает взвешивание после полуфинала, второе взвешивание на следующий день. И он там сидел тоже, первый день его борьбы. И там с друзьями разговариваем, с ним. И вот он говорит: «Ты даже не представляешь, что ты сделал. Не схватка именно, а статус этого турнира, что ты в финал выходишь. Ты не представляешь, что это значит». Я на самом деле не понимаю, даже сейчас не понимаю. Да, Олимпиада, да, я вижу много внимания. Но еще до конца не осознал, насколько это важная медаль для Дагестана в первую очередь.
У нас в Дагестане много олимпийских чемпионов, но если так по районам посмотреть, то в моем районе, в Цумадинском районе, уже 24 года не было золотой медали. Были серебряные, бронзовые, были чемпионы мира и Европы — Газимагомедов Расул, Кадимагомедов, который был серебряным на прошлой Олимпиаде, Махач Муртазалиев, Сажид Сажидов, Арсен Гитинов. И последний, кто заработал золотую медаль на Олимпийских играх именно, это был Сагид Муртазалиев. Это было, получается, в 2000 году в Сиднее. И я, получается. Много титулованных, но именно с Олимпиады если взять, то вот так. И для нас, для моего района, это очень такая значимая медаль.
А из моего села, откуда я родом, Октябрьское и Гаквари, вообще не было участников даже Олимпийских игр. И для них это вообще большая радость. После Олимпиады, когда я уже посмотрел WhatsApp, Instagram* (соцсеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской на территории РФ. — Прим. «СЭ»), там есть голосовые, которые отправляли мне, поздравления. Некоторые люди плакали от счастья, на эмоциях — голос дрожит, голоса нет. И мне так приятно было, что настолько болели за меня. Я всем благодарен и я рад, что принес им такие эмоции.
«Когда Яздани выходил на ковер, показалось, что настроя у него не было...»
— Я у вас поинтересовался насчет первой мысли, а что вы говорили после полуфинала? В трансляции не разобрать было.
— Да, там шумно было. После полуфинала? Ну там осознанного ничего не было, можно сказать. Просто почему-то захотелось кричать, что Всевышний велик. И вот так я кричал — где-то три раза я так крикнул. Есть сейчас такая тема, что Аарон Брукс где-то в каком-то интервью сказал, типа лжепророк, еще что-то... Но не знал про это. Потом я везде это видел, что он оскорбил чуть пророка нашего, а я выиграл, и чуть-чуть религиозный момент такой пошел. Честно сказать, как человек он очень уважительный парень. Спортсмены, профессионалы, которые долго к этому идут и на таких важных стартах когда проигрывают, я считаю, это обидное поражение на последних секундах. У меня было такое, я не мог заснуть после таких поражений. Несколько дней просто не мог заснуть. Не то что я переживал, думал: «Почему? За что мне такое?» Просто вот обидно, и ты принимаешь это, но не можешь отпустить. А он там же, на ковре уже, поздравил меня, сказал, что я великий спортсмен.
И даже на следующий день, на взвешивании, пожелал удачи. И даже после всего этого... там у меня есть один друг, вам тоже он интервью давал, Магди Амачов. Оказывается, один тренер у них, что ли. И он тоже-то оттуда мне такое [сообщение] отправил через него. Он говорит: «Я надеюсь, что ты проводишь хорошо время, наслаждаясь этим моментом, ты хороший спортсмен». И силен, как лев, говорит. Я считаю, что он хороший спортсмен и хороший человек. И, как я знаю, он очень религиозен по-своему, поэтому у меня нет к нему претензий. Никаких. А так пускай Всевышний нас всех исправит. Неважно, меня, его или кого-то еще. Пускай наставит на прямой путь, чтобы мы жили достойно.
— После схватки с Бруксом вы сказали, что считаете Дэвида Тейлора лучшим вне зависимости от весовой категории.
— Это не только я считаю, это считают все. За последние годы он и Яздани вне зависимости от весовых категорий в вольной борьбе считаются лучшими. Потому что, можно сказать, на соревнованиях, где они выступают, больше людей приходят посмотреть. Просто это сам стиль борьбы — атакующий стиль у обоих, тактически грамотно борются, нападают, красочно борются. И таких борцов немного в вольной борьбе. На высоком уровне такие были, как Адам Сайтиев, Бувайсар Сайтиев, Махач Муртазалиев. Сажид Сажидов, Сидаков такой же, Джордан Барроуз, Кадимагомедов тоже. Очень красочно борются. Они как выходят на ковер, как проводят схватку, независимо как проигрывают, выигрывают, — они борются до конца. И вот исходя из этого я считаю, что они, можно сказать, продвигают спорт — такие, как они.
— Я почему этот вопрос задал — потому что мне кажется, многие борцы из России назвали бы не эту фамилию. Кто-то сказал бы — Садулаев, кто-то сказал бы — Сидаков.
— Нет, Садулаев это тоже, просто другая весовая категория, конечно. Просто Садулаев борется с Барроузом не так часто, как они. В этом плане. В свое время, когда Садулаев боролся в 86, не то что ходить, бегать за ним надо, за его уровнем. Он очень высокого класса борец, и для меня, наверное, легенда спорта. Выиграть Олимпиаду, выиграть мир, выиграть Европу в разных весовых категориях — это не так уж легко. Переходить, выигрывать, переходить, выигрывать — это очень сложно. И на сегодняшний день, как я знаю, Олимпиаду или мир в разных весовых категориях мало кто выиграл. Поэтому Садулаев — это легенда, и я считаю, он талант. Таких мало, рождаются раз в сто лет такие, вот реально.
— Вы ведь с ним много раз боролись. Считаете ли вы его самым сильным человеком, с кем вы соперничали?
— Он просто во всем хорош. И чувствительность хорошая, и сила хорошая. Он не борется на силу, он динамичный. Бывает такое, что тренер может сказать: соберись, мышцы свои в тонус собери. А он как будто уже рожден таким — уже сложенным, мячик такой собранный. Ему как будто легче, мне так казалось всегда, что ему легче собраться, чем другим. А вот такого же уровня талантливым борцом я считаю, Магомеда Курбанова. Есть такой борец — в 92, в 97 борется. Он один из таких физически крепких людей, которых я знаю. Я не могу с ним бороться, мне очень сложно. Такая физика просто... Машалла, дай всем такую силу. Вот он очень топовый борец, я считаю.
— То есть физически, наверное, он самый сильный?
— Я считаю, он физически сильнее. Очень физически крепкий и очень достойный парень.
— Что касается Хасана Яздани, он после поражения в Токио Тейлору крушил раздевалку. В этот раз как он себя вел?
— Я не знаю, не видел. Я просто очень долго интервью давал. И пока дошел, потом допинг-контроль. А после видел уже на церемонии взвешивания — нормальный вроде был, спокойно сидел.
— Яздани дал понять, что он руку травмировал в финале. А вы чувствовали во время схватки, что с ним что-то не то?
— Я до схватки еще смотрел на него — как-то он, не знаю... Двукратных олимпийских чемпионов не было в Иране, вот он мог бы стать. И как бы все считали, что я могу проиграть ему. Так-то я не считал, многие не считали — тренеры, которые знают меня, считали, что я могу выиграть у него. Я когда смотрел на него, он как-то не так... Или он всегда такой, просто я на соревнованиях его первый раз увидел. И когда он выходил на ковер, мне так показалось, что настроя, что ли, не было. Или он нервничал сильно из-за того, что хочет двукратным стать, я не знаю.
Эта травма случилась у него во время схватки со мной. Это не раньше случилось, не в первых схватках, вторых, третьих, четвертых. Это случилось где-то через 45 секунд, как началась схватка. Если честно сказать, я не почувствовал в нем такого, как другие говорят и как я смотрел на его схватки раньше, как он уносил их многих — одну руку пробивает и выталкивает. Как-то я не почувствовал эту левую руку его, которая сильнее, чем та, что травмировалась. Основная работа у него с ней.
Когда я там до этого всего планировал тактически, все говорили: откручивай его руку левую и 80% его борьбы заканчивается. Он всю свою работу начинает с нее. И выталкивает, и продергивает вниз, и еще что-то. Ну вся работа начинается с левой. И у него как-то травмировалась вторая. Как я знаю, она не выходила у него из плечевого сустава, а какие-то мышцы надорвались. Как я видел, иногда это место как-то сжималось, что ли. Отпускалось, сжималось, и это случилось за время схватки пять раз. А так в плане динамики он же такой темповой борец — я не почувствовал этого.
Уже после этой схватки я считаю, что я в хорошей форме могу у него выиграть. До схватки у меня было сомнений больше — я же не знаю, не почувствовал. Я смотрю, как он других ребят уносит, очень таких хороших ребят. Мне кажется, мне просто не подходит его [стиль]. Кто со мной борется, [с тем] мне легче бороться. Кто со мной стоит, кто такой крепкий, мне чуть-чуть с ними дискомфортно. Когда человек выходит бороться, растаскивает, контратакует, мне как-то интереснее с ним бороться. А вот раскрывать стоячего борца — чуть-чуть не так.
— Вы в одной атаке заработали шесть баллов. Технически помните, как это все было?
— Да, да. Эту вещь я много раз делал. Например, я в ногу прошел, не получилось — повалил налево и сидел. Когда я хотел его ногу правую поднять выше колена и захватить, там [надо] рукой захватывать. И многие делают так, что держат рукой, переходят на голову и хотят как-то положить или два балла взять, удержать. Но руками, я считаю, не нужно, надо ногами. Я хотел поднять ногу до колена, зацепить ногой, как на растяжку, и уже руками контролировать. Вот как я и хотел, так и сделал. Один, два, три раза по два балла я получил, и 7:1 счет. Но до этого момента была напряженная схватка, потому что 1:1 счет, мне дали пассив, оставалось две минуты, полторы, и вот эта ситуация. И уже после осталось 30 секунд, и он остановился. Не знаю, уже, наверное, подумал, что ничего не поменяешь.
— Вы говорите, что напряженная схватка. Я такое мнение слышал, что вы проявили благородство и могли бы завершить досрочно, но не стали.
— Да, досрочно я мог бы закончить схватку. Но я не видел в этом [смысла]. Зачем мне это делать? Напрягаться еще... Он стоит, я не могу нападать на стоячего. Если бы он дальше боролся, то и я дальше боролся бы, нет проблем. И большой счет был уже. Если бы два балла разница была, я не знаю, как боролся бы в тот момент. Но разница в шесть баллов — даже если он как-то меня на пятибаллку бросил, все равно я выигрывал 7:6. Поэтому не стоило там что-то делать.
— Когда вы визуализировали свой финал, вы именно Яздани представляли соперником?
— В основном да. Или Даурен Куруглиев, или он. Потому что до формирования сеток там уже было восемь «сеяных» борцов и восемь рандомных таких, тоже все хорошие. До этого я еще не понимал, куда попадет этот американец [Брукс]. И еще остальные ребята — там за Азербайджан парень есть [Осман Нурмагомедов], украинец один был, [Василий] Михайлов. Он тоже неплохой. И еще один был парень... А, грузин [Владимир Гамкрелидзе]. Вот эти четыре еще были такие неплохие, которые из «несеяных» борцов. Я не знал, куда они попадут. И уже когда все сформировалось, там с той стороны были сан-мариновский борец [Майлз] Амине, потом Яздани и Даурен Куруглиев. Я считал, что Даурен или Яздани могут попасть в финал. Были надежды на Даурена Куруглиева, потому что он уже один раз с ним боролся. И, как мы разговаривали до этого, он сказал, что можно у него выиграть. Я думал, он уже понял, как с ним надо бороться, но почему-то не пошло. Сначала он сделал четырехбалльный бросок, и потом что-то не пошло у него, как я понял. Амине тоже неплохой борец, но меньше всего было в голове, что он будет в финале.
«В Болгарии поздравляют, благодарят. Но есть и националисты»
— Вы как-то рассказывали, что часто такое бывает, что борцов подташнивает после схваток из-за перенапряжения. На Олимпиаде были такие случаи?
— Нет, у меня на соревнованиях не было никогда, чтобы меня тошнило. Было только на тренировках — от нагрузок. На тренировках намного серьезнее нагрузки бывают. Потому что ты полтора, два часа, три часа... Вечерняя тренировка у меня, когда я готовлюсь куда-то, три часа работы. И бывает схватка такая, когда тебе тренер дает программу, ты должен или загнать, или работать какому-то конкретно — в ногах, например, или на руках там. Вот в таких случаях, когда ты выкладываешься, бывает такое, что да, хочется вырвать или пойти в туалет — всякое бывает.
— До Олимпиады вы Вячеславу Абдусаламову рассказывали, что, даже если выиграете Олимпиаду, плакать по-любому не будете. А почему так категорично?
— Нет, не то что по-любому. Я так видел в голове, что я не плачу. Видел, что и плачу, конечно, но больше видел, что не плачу. Не знаю почему. Там зависит от схватки. Финальная схватка не была психологически такая, как полуфинал. Когда ты вытаскиваешь схватку, это более эмоционально. Вытащил схватку, какие-то приемы привел хорошие и от этого ты кайфуешь. А когда так выигрываешь — ну не так интересно. Если бы я в финале как с Аароном Бруксом отборолся, может, и заплакал бы.
— Болгария как-то отблагодарила? Может, какие-то были подарки? Например, Разамбека Жамалова наградили прилично и в Узбекистане, и в России.
— В Болгарии меня очень хорошо встретили в аэропорту, и очень много людей узнают на улицах — в столице самой и в других городах. Тоже они очень долго ждали эту медаль, 28 лет. Поэтому нормально, хорошо относятся. И премиальные тоже у них неплохие, но они чуть-чуть попозже дают. В Узбекистане легче с этим, а там надо чуть подождать. В общем, в целом все четко там в этом плане.
— Насколько ценят в Болгарии золотого призера Олимпиады?
— Очень ценят. Много кто пишет в комментариях. Поздравляют, благодарят. Конечно, есть кто не очень [одобряет] - такие националисты, всякие бывают. Везде они есть, им неприятно, что выиграл не чистокровный болгарин, а приезжий легионер. В спорте всегда так. В футболе есть очень много легионеров, еще есть где-то. Их [недовольных] очень маленькое количество, а в основном народ очень счастлив этому. И они очень рады тому, что появились такие спортсмены, как я, и еще ребята, которые могут помочь уже местным. Мотивацию могут дать или еще что-то. Я буду рад им помочь всем, потому что это то, что мне Всевышний дал — этот результат, успех. Я должен делиться этим — неважно, это в России будет или в Болгарии. Где я буду полезен, я это сделаю. Потому что умереть с этими знаниями неправильно будет. Это не будет справедливо с моей стороны.
— Вы сказали про недовольных, а вот мне интересно, можно ли представить, чтобы чистокровный болгарин сейчас взял и выиграл золото в вольной борьбе?
— Да, есть такие. Например, Валентин Иорданов. Честно сказать, очень интересный борец, легенда спорта. Он, получается, выиграл Олимпиаду в 96-м году, ему тогда было 35-36 лет, и он с тех пор поддерживает спорт в Болгарии, помогает финансово. Он уже очень состоятельный человек, есть бизнес везде — и в Америке, и в Болгарии. Обычно такие люди отходят от борьбы, занимаются другими делами, а он все время в спорте. Приезжает на чемпионаты Европы, чемпионаты мира, на Олимпийские игры, смотрит, потом премирует ребят тоже. Благодаря таким людям держится спорт, и есть очень много спортсменов хороших в Болгарии, просто финансирование слабое. Например, в СССР спорт был таким народным. Если ты выигрываешь Олимпиаду, ты представляешь страну.
— Национальный герой, грубо говоря.
— Да, в таком плане. У них это тоже было. [Болгария] считается борцовской республикой, легковесы у них были очень сильные в 90-е годы. В эти времена очень сильные борцы были. А сейчас из-за того, что финансирование уменьшилось, и ребятам не очень хочется заниматься вольной борьбой. Потому что жить же надо как-то. Просто как хобби уже не получается. Поэтому меньше людей ходят, меньше финансирования и меньше результатов. А так нет такого, что ребята слабее или сильнее здесь. Просто все зависит от того, насколько это рентабельно, если слово такое круто взять. Надо же семью кормить. Многие в Дагестане ребята оставляют борьбу, потому что никак не могут выйти из какого-то этапа. Нет заработка, оставляют ребята в 20, в 25 лет без какой-то отдачи от этого спорта. Переходят на бои, потому что там чуть более развито финансирование. И за это вот так, только так.
— А вы себе хотели бы в Болгарии жилье? Потому что там природа тоже отличная.
— Да, природа там очень интересная. Вот я даже сейчас 10 дней там провел. Из Софии четыре часа на машине — и ты уже около моря, Черное море там. И я был недавно там в одном месте. Не знаю, забыл город, там один очень такой влиятельный человек пригласил в гостиницу, отель. Там мы два-три дня провели. Очень красиво было, и отдохнули неплохо. Очень такое интересное место. Не надо далеко ехать, чтобы попасть на море или в горы.
Хотелось бы, конечно, квартиру, жилье. Просто так как есть уже паспорт Болгарии, и хотелось бы и там, и здесь чтобы было... Чтобы ездить, и семья чтобы видела разное. Я надеюсь, будет.
— А в каком городе хотели бы?
— Там разницы нет. В городах, где я был, это был Велико-Трново — очень красиво. В Софи тоже красиво, около моря тоже красиво. Даже не знаю, везде там нормально. Там климат, все похоже на Дагестан, где я живу. И море есть, и зелень. Мне вот больше в таких местах нравится.
— Я еще подумал про Сочи. Может, на Сочи тоже похоже?
— В Сочи тоже я был, но там как-то не так. Краснодар больше нравится, чем Сочи. Там как-то... Бывает такое — искусственное или уже как-то жизнь прошла там и более комфортно жить. Вот, например, возьмем Астану и Алматы. Астана — это как-то искусственно, быстро-быстро сделанный город. А Алматы — там уже с историей город, и там как-то более комфортно. Все в городе так стоит — как-то приятно для глаза. А в Астане вот такие огромные здания, например, стоят. Но ты ходишь, и как будто ты вот в Lego ходишь, не знаю, искусственно все. Ну не очень нравится.
— Я в Астане был — тоже такое впечатление создалось.
— Да, где вот быстро что-то строится для чего-то, всегда так бывает. В Астане тоже может быть красиво со временем. Мне в таких местах больше нравится, когда все уже комфортно сделано.
— В Болгарии как вам люди? Менталитет их.
— Подходит для россиян, для России. Вот если сравнить Германию, Францию, вот эти страны, там более как-то по-домашнему, в Болгарии. И в Молдавии тоже, если сравнить. В Молдавии, в Болгарии, где я был, так по-домашнему. У них питание похожее, как в России. Супы есть там, второе, первое, третье, десерты, вот это все. А в Германии у них питание вообще другое. Если бы не турки там, даже не знаю, что я ел бы в Германии. Очень сложно с этим.
— А как там питались?
— Мы сами, когда я в Германию ездил, конечно, мои друзья помогали, когда в гости я к ним ходил ужинать и еще что-то. А так в целом мы сами себе готовили. Я готовил суп, казах, мой друг, готовил макароны, там еще один парень, азербайджанец, тоже вообще вкусно готовил. Когда выступаем по контракту там, как клубный чемпионат, мы в одном доме живем и так такую систему сделали — кто-то готовит, кто-то убирает. Нормально.
«Комнаты в Олимпийской деревне были не такие уж комфортные»
— Как этот переход происходит, смена спортивного гражданства? Там нужно согласовывать с обеими федерациями?
— Да, например, Болгарии или какой-то стране нужен спортсмен, которого они хотят видеть в своей сборной. И они могут связаться со спортсменом, с тренерами или с кем-то. Или сам спортсмен уже ищет страну — тоже связывается, но, чтобы перейти, он должен получить разрешение у клуба или школы, где он числится в первую очередь. Потом уже идет регион и глава федерации вольной борьбы — он должен дать разрешение на переход. И потом там есть официальная сумма денег, которая должна оплачиваться стране, из которой ты выезжаешь, получается, и Объединенному миру борьбы. Ну если так сказать, 10 тысяч франков — это 5 тысяч франков, например, российской сборной и 5 тысяч франков — это официальная сумма перехода. Переход так происходит: сначала отправляем документ, просим об откреплении для спортсмена. И глава федерации решает уже. Должен глава федерации решить, Михаил Геразиевич Мамиашвили — он уже сколько лет в сборной глава федерации.
— Переговоры в вашем случае между федерациями были долгими, или все быстро решилось?
— С Федерацией России быстро решилось. Да, помогли люди тоже, и сам ходил к Михаилу Геразиевичу, объяснял ситуацию, что и как. Он меня понял, и вот так быстро решилось. Но сначала я переходил за Румынию, потому что не было понимания, какую страну. Потом как-то с общими знакомыми решили за Румынию. Там у них есть система борьбы, федерация есть, какая-то система сбора, еще что-то. И думали за них. Потом открепление сделал, но у них с документами не получилось. Обещали за шесть-семь месяцев, затянулось на два с половиной года, и то не был решен вопрос. И поэтому я решил сменить страну. Потому что ждать не было смысла, и если бы не получилось в Болгарии, я бы уже завершил карьеру. Такие были в голове планы. Болгария за шесть-семь месяцев решила вопрос.
— Если бы не Болгария, то мы бы так и медали этой не увидели?
— Да, и медали не было бы, и моего перехода. Я бы уже занимался другими делами, скорее всего.
— Вы говорили, что лет пять еще планируете выступать.
— Да, уже да. Так и было. Если я перехожу, я еще хотел побороться лет пять. Если нет, то я оставляю. Ну у меня в голове так было. Может, я передумал бы, но не знаю. Сейчас пока идет по плану.
— Ваш брат младший Рамазан тоже выступает за Болгарию. С ним тоже был весь этот процесс с трансфером?
— Да, но у него это было по другой причине. Был коронавирус, и федерации в рабочее время были одно время закрыты. Никто не работал, и из-за этого чуть затянулся на два года переход. Если бы не это, может быть, все быстрее прошло бы. Он уже принес сборной Болгарии бронзовые медали чемпионата мира, три медали с Европы. Тоже такой очень интересный спортсмен, интересный борец с красивой борьбой.
— Возвращаясь еще к Олимпиаде, интересно, в Олимпийской деревне как было все устроено? Как быт был устроен ваш?
— В Олимпийскую деревню вход по карточкам, всем раздают. Там были такие деревянные штучки, чтобы воду, всякие напитки можно было брать в аппаратах. Как я понял, есть такая база INSEP во Франции. Там все борцы, бойцы, боксеры тренируются. И там есть одно общее здание для питания и маленькие корпусы, где люди живут. Примерно похожее было — шесть или восемь отделений, там французская еда, мировая какая-то, халяльная была отдельно. Неплохое питание, я так считаю. Проживание — честно сказать, комнаты были не такие уж комфортные. Например, когда ты на чемпионат мира или на чемпионат Европы едешь, там выделяют гостиницы. Бывают в гостинице хорошие номера, а здесь были такие маленькие, там шкафчиков особо нету. В этом плане номера не такие комфортные были. И картонные были эти диванчики, кровать.
— Картонные?
— Картонные, да. Из картона были сделаны.
— Удобно было на них спать?
— Да, вообще без проблем. Спать нормально было. Я имею в виду, в комнате самой не было таких удобств. Не было шкафчиков, было какое-то, не знаю как сказать даже...
— Вешалка какая-то?
— Да, такая вешалка — разбирается, собирается. И чуть жарко — вентилятор там был, а кондиционера не было. Но, с одной стороны, может, хорошо, обычно из-за кондиционера можно заболеть.
— Номера были на одного человека?
— Нет, на двух. Где-то, может, и на трех было, не знаю. Мы были с борцом греко-римского стиля, Айк есть такой (Мнацаканян, тоже выступал за Болгарию. — Прим. «СЭ»). Он раньше меня боролся.
— Кстати, учитывая, что много общаетесь с болгарами, подучили язык?
— Еще нет, но он очень похож на русский, там есть много слов похожих. Надеюсь, до конца года выучу. Я думаю, нет проблем. Но македонский, болгарский — это один язык, как я знаю. И, я думаю, не будет сложности. Люди в Болгарии, взрослые люди, почти все знают и понимают русский язык. А вот молодые — не так уж хорошо. Но если там уже паспорт имеешь, я думаю, лучше знать язык. Как и в России, вот когда люди приезжают, получают гражданство, и без языка что здесь делать? Тяжелее жить. И английский надо знать.
— В Олимпийской деревне звезд спорта видели из других дисциплин?
— Вот Михаин Лопес — его видел. Потом из других видов спорта...
— Условно Леброн Джеймс.
— Леброна Джеймса не видел. Я видел его на церемонии открытия через телевизор, я не участвовал в открытии. Я только на церемонии закрытия был. Даже сейчас не вспомню, были там ребята.
— А вот что творилось в последний день? Потому что многие рассказывают, что там гулянки какие-то происходят, тусовки.
— Тусовок прямо не было, ажиотажа такого не было. Были там в углах где-то... Там эти корпусы были разбиты по странам, и каждая сторона что-то там отмечала чуть-чуть. У нас немного людей осталось в конце, вообще у нас в Болгарии ничего не отметили в конце. А там была Австрия или Австралия — вот у них внутри какой-то клубняк был, да. Японцы тоже что-то там отмечали чуть-чуть. Чуть-чуть было, но прямо сумасшествия я не видел.
«Приятно, что поставили на 6-е место в рейтинге вольников. Не считаю, что должен быть выше»
— Магомед, вы, возможно, видели, что «Ушатайка» путем опроса журналистов составила рейтинг топ-15 вольных борцов. Вы там на шестом месте после Жамалова, Угуева, Сидакова и Садулаева.
— На шестое место меня поставили, да? Приятно, очень приятно.
— А не считаете, что выше должны быть?
— Нет, не считаю. Они титулованные ребята. Садулаев — это вообще топ. Сидаков — топ, Угуев — топ. Это все люди, которые выиграли и мир, и Европу. Очень стабильные ребята. Это народ же выбрал, поэтому, значит, справедливо.
— А почему, например, Жамалов выше?
— Тоже очень зрелищный борец. Наверное, больше болельщиков у него, поэтому.
— Разамбек Жамалов провел, получается, пять схваток на Олимпиаде, а не четыре. Первая схватка у него была с Кадимагомедовым. Насколько это сложнее? Мало того, что пять схваток, так еще и с таким соперником.
— Не знаю, почему в этом весе так получилось, что больше 16 ребят. Изначально-то вроде 17 было, и там еще добавили одного. Не знаю, ну, я думаю, они привыкшие к этому всему. Потому что бывает и пять, и шесть схваток на соревнованиях. Конечно, это чуть-чуть сложнее, но иногда, наоборот, бывает легче. Например, первую схватку, как я и говорил, сложно сделать. А если ты первую уже сделал, вторая легче идет.
— Физической накопленной усталости нет?
— У них, я думаю, нету. Вот именно у этих борцов, таких как Разамбек, Кадимагомедов, они очень высокого класса. У них выносливость на высоком уровне. А у других, кто, например, бережет себе свои силы, может быть, это сказывается.
— Вы сейчас стали олимпийским чемпионом. Артур Найфонов считается первым номером сборной России. Как считаете, кто лучший борец в категории до 86 кг?
— В России? Не знаю, сейчас вот Ибрагим Кадеев выиграл чемпионат России. Тоже очень неплохой борец. Очень хорошо показал себя, на двух Россиях подряд выиграл — по молодежи, по взрослым. Он тоже неплохой. Просто в России выбрать одного не получится, потому что есть и другие ребята. Я посчитаю сейчас ребят, которые на этот вес очень хорошие: Артур Найфонов, потом Ибрагим Кадиев, Малик Шаваев, [Алан] Багаев неплохой борец, Ахмед Усманов, который перешел на 86. И еще есть один парень, но он травмирован уже два года — Аманулла Расулов. Тоже из молодых, который может себя хорошо показать. Ну самый стабильный Артур Найфонов, получается. Он заработал лицензию на Олимпийские игры и до этого стабильно выступает. Пока из всех них на 86 самый стабильный Артур Найфонов, но все может поменяться. Например, на Ярыгинском, который сейчас будет, станет ясно, что и как.
— Хотелось уточнить насчет лучшего борца из России в 86. Я имею в виду и вас, и других ребят, кто выступает за другие страны. Кто номер один?
— Даже не могу сказать, любой может выиграть. Даже из 16 человек, которые были на Олимпиаде, 8-10 человек очень серьезные. И в России тоже. Я могу им проиграть и у всех могу выиграть тоже. Очень сложно сказать просто, все на высоком уровне.