На Олимпиаде-1996 российский пловец Андрей Корнеев считался претендентом на золотую медаль на дистанции 200 метров брассом. Это была его коронная дистанция. До этого на чемпионате Европы 1993 года в Шеффилде уроженец Омска завоевал на 200-метровке бронзу. А два года спустя, на континентальном первенстве в столице Австрии, взял долгожданное золото. Да еще добавил к этому золотую медаль в комбинированной эстафете 4 по 100 метров. Они вместе с Владимиром Сельковым, Денисом Панкратовым и Александром Поповым не только опередили мощных венгров, но и установили тогда новый рекорд Европы.
Олимпийский успех Корнеева в Атланте одновременно стал и самой большой его неудачей: в борьбе за золото Андрей тогда проиграл касание. Лидировал вплоть до последних метров дистанции, но на финише уступил двум венграм — Карой Гюттлеру и Норберту Роже. «В 1996-м не смог показать то, на что способен, — подготовка получилась скомканной. На чемпионате России в конце апреля был вторым, но, поскольку не выполнил отборочный норматив, мне сказали, что отбираться придется еще раз. В итоге через полтора месяца я все-таки выполнил норматив, проплыв на коммерческом турнире с лучшим временем сезона в мире, а вот подготовиться к Играм за оставшееся время уже не успевал — просто удерживал форму. В Атланте ведь вообще никто не понял, каким образом я третьим стал. Все контрольные тренировки сводились к тому, что в лучшем случае попаду во второй финал», — вспоминал потом в одном из интервью Корнеев.
А потом начались неприятности. Допинговый скандал разразился 28 июля 1996 года — в самый разгар Олимпиады и прямо на следующий день после теракта в Олимпийском парке. Представители МОК сообщили, что тесты Корнеева, выигравшего бронзу в плавании на 200 м брассом, а также бронзового медалиста в категории до 48 кг российского борца Зафара Гулиева и велосипедистки Риты Размайте (Литва) дали положительный результат на наличие в организме бромантана. 30 июля тот же препарат нашли у российской пловчихи Нины Живаневской, а 1 августа — у бегуньи Марины Транденковой.
Всего, по сведениям тогдашнего вице-президента Олимпийского комитета России Александра Козловского, дисквалифицировали семерых россиян. Но часть из них еще не успела выступить, и их фамилии так и остались неизвестными. «Русские прекрасно знают, что виноваты. На мой взгляд, бромантан, бесспорно, можно считать допингом. В любом случае я готов пообещать, что окончательное решение по этому делу мы примем до закрытия Игр», — заявил глава медицинской комиссии МОК Александр де Мерод, когда слово «бромантан» стало звучать во всех олимпийских новостях.
Пугало для антидопинговых служб
Атланта-1996 — последняя Олимпиада, проходившая без участия Всемирного антидопингового агентства (ВАДА), до создания которого оставалось еще три года. При подготовке к Олимпиаде-96 препарат под названием «бромантан» был рекомендован наукой спортсменам всех федераций и всех стран. Причем за год до Игр, когда антидопинговая служба МОК стала находить «неизвестное вещество» в моче спортсменов (не только наших), российские представители предъявили медикам всю необходимую документацию по бромантану. Возражений не последовало.
Однако за 15 дней до Олимпиады в Атланте бромантан внезапно внесли в запретный перечень. Было выявлено, что препарат обладает еще и психостимулирующим действием. Кроме того, он маскирует употребление стероидов: все стандартные допинг-процедуры, которые практикует МОК, оказывались на фоне приема бромантана неэффективными.
«В иерархии страшных допингов у международных экспертов бромантан находится на верхней позиции. Но не потому, что он очень активен и эффективен, а потому, что про него много слышали. Таинственный военный препарат, и, видимо, из-за него русские так хорошо и выступают в разных видах спорта. Но медицинских данных о какой-то уникальной эффективности этого препарата, конечно же, нет. По последним данным, он никак не действует. Это скорее легенда, чем препарат. Что не мешает ему быть таким пугалом для антидопинговых служб», — говорил бывший руководитель антидопингового комитета России Николай Дурманов.
Спортсмены стали осторожнее. Перед Олимпиадой большинство из них перестали принимать стимуляторы либо разработали специальные методики, позволяющие употреблять допинг, но не попадаться на допинг-контроле. Но все-таки бромантан стал запрещенным препаратом.
Вердикт МОК
После начала скандала в Атланте Россия привлекла к делу американского адвоката и начала убеждать МОК, что официального уведомления о запрете бромантана не получала. Анатолий Колесов, руководитель рабочего комитета по подготовке к Олимпиаде в Атланте, сообщил следующее: «Решение о запрете на бромантан до нас довели только тогда, когда дисквалифицировали наших спортсменов, так что это была чистейшей воды провокация. Российские фармакологи вообще не считают бромантан наркотиком. Кстати, показательный момент: официальное подтверждение на бумаге о запрете на применение бромантана мы получили только в конце 1996 года».
Финальное заседание проходило 4 августа — в день закрытия Игр. Главным экспертом стал профессор Мерсерского университета доктор Холбрук, который, изучив свойства бромантана, признал, что, с одной стороны, он может считаться средством, способным улучшить результат спортсмена, но, с другой, не нашел доказательств, что российские атлеты применяли его с какой-либо иной целью, кроме укрепления иммунной системы организма.
Суд принял во внимание, что МОК не уведомил вовремя о введенном запрете на препарат. К тому же сыграло роль, что сам препарат не дает видимого преимущества в состязаниях. И было учтено, что спортсмены принимали препарат еще до того, как он был внесен в список запрещенных.
Допинговое дело в Атланте закончилось для России абсолютным триумфом. Спортсменов не только не стали дисквалифицировать, но и сохранили завоеванные медали. На состоявшейся в этот же день церемонии закрытия тогдашний президент Международного олимпийского комитета Хуан Антонио Самаранч впервые не сказал, как это случалось на всех предыдущих Олимпиадах, что это были лучшие Игры в истории.
Новые медали
После ОИ-1996 Андрей Корнеев продолжил выступать на высшем уровне. На чемпионате Европы 1997 года в Севилье он стал вторым на своей коронной дистанции 200 м брассом, уступив полсекунды белорусу Александру Гудкову. Также в составе российской четверки во второй раз выиграл комбинированную эстафету 4х100.
В том же году он стартовал на чемпионате мира на короткой воде в шведском Гетеборге и принес в копилку российской сборной серебро на 200 м брассом, уступив только все тому же Гудкову. Хотя сам спортсмен остался недоволен своим выступлением.
«Мне сложно плавать в 25-метровом бассейне, я — деревянный. Вы обратили внимание, как, например, плавает немец Марк Варнеке? Он как рыба-мутант — большой, но чрезвычайно подвижный. Если, скажем, Варнеке последнего гребка немного не хватает, чтобы идеально вписаться в поворот, он просто мгновенно делает еще один. А я так не могу — организм сопротивляется.
Самое обидное, что по скорости я опережаю и Варнеке, и всех остальных, но проигрываю повороты. Поэтому высокий результат может быть, лишь когда они сами собой получаются идеально. То есть когда нахожусь на пике формы...» — сокрушался Корнеев.
В 1998-м он стал победителем Игр доброй воли. 28 марта 1998 года установил мировой рекорд на 200-метровке брассом на короткой воде — 2 минуты 07,79 секунды, который продержался почти два года и был побит другим россиянином — Романом Слудновым. Корнеев тогда был награжден медалью «За заслуги перед Отечеством» II степени.
Два года спустя Корнеев закончил карьеру. «Я ушел потому, что в 2000-м не отобрался на Олимпиаду. На чемпионате страны был вынужден сняться с финала: в полуфинальном заплыве у меня вылетело колено. Доплывал на руках, прошел в финальную восьмерку, но понимал, что еще раз проплыть дистанцию уже не сумею», — объяснял Корнеев.
Болезнь
Однако после завершения карьеры он столкнулся с куда более серьезным соперником — болезнью. «Все началось очень банально. С изжоги, которой у меня никогда раньше не возникало. Я тогда сделал гастроскопию, получил рекомендации врача по питанию и рецепт на таблетки для улучшения пищеварения, прошел весь курс, но это не привело ни к каким изменениям. Ощущения становились все хуже», — вспоминал Корнеев.
Он лег на обследование в госпиталь Дзержинского в Балашихе, после чего врач, проводивший ультразвуковую диагностику, предложил ему показаться другим специалистам. «Попал я в ЦНИИ гастроэнтерологии. Там обследовали все, что только можно, неоднократно брали кровь на онкомаркеры — не определили ничего. Единственным методом, который оставался, была лапароскопия — мне предложили хирургически вскрыть брюшину и посмотреть, что происходит внутри. Я сразу согласился на операцию», — говорил Корнеев.
Врачи были в ужасе. Помимо уже кровоточащей язвы там обнаружилась и опухоль, и множественные метастазы. Диагностировали рак четвертой степени.
«Наверное, таким образом мне просто указали на то, до какой степени неправильно я жил раньше. У меня ведь до болезни были три серьезные аварии, из которых я вышел без последствий. В одной из этих аварий погиб человек. Хотя и не по моей вине. В другой раз я чуть не улетел вместе с машиной в Яузу — чудом удержался на шоссе. Третья случилась, когда я заснул за рулем перед перекрестком. Снес две машины, а мой автомобиль раскрутило, и остановился он в сантиметрах от столба, который по всем раскладам должен был ударить в самый центр водительской двери. Все это, как я понимаю, были знаки — остановиться, задуматься, что происходит. А я продолжал гнать себя дальше», — вспоминал Корнеев в одном из своих последних интервью.
2 мая 2014 года Андрей Корнеев скончался в возрасте 40 лет. Последние месяцы он страдал от тяжелой стадии рака. К сожалению, правильный диагноз был поставлен слишком поздно, и несмотря на то, что спортсмен мужественно боролся до последнего дня, победить болезнь он не смог.
Его приемная дочь Алена, которую Корнеев воспитывал с ее первых лет, написала у себя в дневнике: «Моя любовь, моя гордость, мой папочка! Как же жаль, что теперь нельзя лишний раз тебя обнять, поцеловать, посмеяться с тобой! Ты дожил до моего дня рождения, до дня рождения брата, до собственной свадьбы и венчания с мамой, до Нового года, Рождества, Пасхи, своего дня рождения... До маминого не хватило чуть-чуть. Я знаю, ты старался. В последний день ты мне улыбался. Я не знала, что он будет последним, но рада, что запомнила тебя с улыбкой. Самая большая вещь, о которой я сожалею, — что у нас с тобой не одна кровь на двоих...»