«Тренер говорила: не хочешь работать — уходи из зала!» Честный рассказ гимнастки Лилии Ахаимовой
Два года назад Ахаимова вместе с Викторией Листуновой, Владиславой Уразовой и Ангелиной Мельниковой принесла сборной России сенсационное золото Олимпиады в Токио. В этом квартете уроженка Владивостока являлась самой старшей, и у нее за плечами была очень извилистая карьера. Сейчас 26-летняя гимнастка завершила выступления на топ-уровне и откровенно рассказывает о тех трудностях, которые ей пришлось преодолеть ради главной победы в своей жизни.
В какой-то момент гимнастика стала для меня каторгой
— Начнем с простого. Как ты пришла в гимнастику? И сразу ли тебя взяли?
— Все началось с художественной гимнастики. Туда меня привели родители, когда мне было пять. Просто чтобы заниматься каким-то спортом. На тот момент они не знали, что во Владивостоке есть спортивная гимнастика. Я сразу не полюбила «художку». По своей природе я негибкая, во мне больше физической силы. И в какой-то момент тренер сказала, что я больше подхожу для спортивной гимнастики. Так я попала на пробное занятие, и мне сразу понравилось: все прыгают, кувыркаются, весело. Вышла довольная.
— Не пожалела, что осталась?
— Я вообще не помню, чтобы я плакала на спортивной гимнастике или на что-то плохо реагировала. Единственное, я в группу пришла позже всех. Из-за этого отставала, но быстро догнала. Через полгода состоялись соревнования по ОФП между группой, так я десять раз подтягивалась. Складочку, мостик и продольные шпагаты спокойно делала, а вот поперечный так мне и не поддался, хотя всю жизнь растягивали. Тренироваться было в наслаждение.
— Когда наступил момент, что тебе перестало все легко даваться? Ты его помнишь?
— Очень хорошо помню. Всегда с удовольствием бежала на тренировки. Мама или папа забирали меня из детского садика, и я была такая счастливая, что не буду есть полдник, который ненавидела. Однажды мне в саду разбили голову камнем. Мальчик кидал и случайно в меня попал. Вызвали родителей, поехали зашивать. Я каждый день просилась в зал, и чуть ли не через два дня с перемотанной головой делала кувырки. Настолько мне нравилось. В 11 лет как раз я тогда первый взрослый выполнила.
Помню 2008 год, я готовлюсь к своим первым крупным соревнованиям — «Дети Азии». И за неделю до стартов делаю соскок с брусьев. Легкий, выполняла его до этого спокойно, но тут допускаю техническую ошибку, и во время полета ударяюсь ногами о верхнюю жердь. И всё — у меня появился такой дикий страх, что я перестала отпускать руки. Просто стояла в стойке, потом зажмуривала глаза и сжимала жердь, вместо того чтобы отпустить. Тренер говорит: «Один раз ударилась, ничего, пробуй снова». А я не могу. От испуга случился психологический сбой.
Тренер сначала пыталась как-то помягче со мной общаться, уговаривать, найти подход, но элемент я так и не восстановила. Тут я ее понимаю: до соревнований все меньше времени. Помню, везет меня папа к семи утра на тренировку в машине, мне холодно, я вся трясусь, забилась между передним и задним креслом в проходе, жмусь к стенке и думаю: «Хоть бы мы не доехали, я не хочу делать этот соскок». В итоге я поехала тогда без соскока. Это был первый большой страх, и после него все пошло под откос. Я вернулась с соревнований, где выступила очень хорошо. Мне было очень стыдно, что я делаю элемент семилетнего ребенка. Но хуже то, что эта проблема перешла на другие снаряды. Я стала бояться делать сальто на бревне, прыгать, да просто всего стала опасаться. Естественно, тренеру это не нравилось. А я не знала, как мне ей объяснить, что происходит в моей голове. С этого момента гимнастика стала для меня каторгой.
— Как тебе удалось перебороть этот страх и стать олимпийской чемпионкой?
— Я не избавилась и по сей день от момента, когда ты идешь на элемент, а потом резко передумываешь. «А может, сейчас остановиться?» — эта мысль в голове была постоянно на тренировках при каждом подходе к элементу. Мне это мешало на протяжении всей моей 20-летней карьеры. На соревнованиях еще полегче, потому что там зрители, судьи, атмосфера и я понимала, что вне зависимости от мыслей — я по-любому сделаю. Так было и на Олимпиаде — знала, что бы ни случилось, выполню. Но тренироваться — это был ад. Каждый раз, перед каждым подходом на брусьях, голос внутри говорил: «Не отпусти руки».
Я потом выучила другой соскок, и то же самое. Или разбегаюсь на прыжок, быстро очень бегу, а сама думаю: «Остановись». И вот мне за 20, я в сборной, а все продолжается. Тогда я взяла за правило, что во что бы то ни стало не останавливаюсь. Понимала, что если еще пару раз тормозну, то больше не смогу это перебороть. Это очень сложно психологически, когда ты стоишь перед снарядом и говоришь себе: «Какие бы мысли в моей голове сейчас ни были, я должна сделать».
— Обращалась к психологу с этой проблемой?
— Я недавно окончила РМОУ, и там у нас были лекции с известным врачом Николаем Котеленковым. У него три высших психологических образования, в том числе и спортивная психология. Благодаря ему я поняла, что зря к психологу я не ходила. Мне кажется, что из-за своих проблем я не выдавала на соревнованиях максимум. Практически никто не знал о моих психологических проблемах. Наверное, только мой первый тренер из Владивостока, потому что к 15 годам я практически перестала тренироваться, и у меня с ней случился разлад.
Из-за страха я стала во время элемента в воздухе зажмуриваться, и все чаще приземляться на голову. Чем чаще я падала, тем больше во мне рос этот страх. А в зале у нас — ни поролоновой ямы, ни батута, мат один лежит, но приземляться на него больно. Тренер говорит — делать элементы, а я не могла из-за страха. В итоге она стала выгонять меня с тренировок. Прихожу на следующий день, а она мне: «Помнишь, что ты вчера не сделала? Иди и делай это задание». Получалось, что на тренировке я могла шесть часов простоять на одном месте.
— Тренер не понимала, что тебе нужен психолог?
— Тренер — нет, а вот родители в какой-то момент поняли. Я сама ни с кем не делилась. Родители отвели меня на три сеанса к врачу. Я очень радовалась, что смогла этой женщине рассказать все. Она тогда меня поднаправила. Я приходила в зал и сама пыталась восстанавливать легкие элементы. Тренер гонит на тяжелые, а я мечтала, чтобы тренировка не состоялась. Я перебарывала себя. Поэтому мне эти три похода к психологу очень сильно помогли, но ненадолго.
Мечтала, чтобы эта школа просто закрылась
— Как же ты после этого случая не поняла, что надо работать с психологом?
— Я была маленькой. Мне никто не сказал, что спортивный психолог — это хорошо. Уже в осознанном возрасте я об этом задумывалась, года за два до Олимпиады. Но только думала, и не более того.
— Конфликт с первым тренером случился именно из-за этой психологической травмы?
— Она пыталась найти ко мне подход, но когда мне было около 14, ее терпение иссякло. Она просто говорила: «Не хочешь делать? Не делай». И тогда я могла просто проболтать всю тренировку с девочками, могла пойти в раздевалку, посидеть там, потом отправиться в магазин, купить сухарики. Появилась апатия к тренировкам, хотя я еще пыталась что-то сама делать, потому что характер у меня упрямый. Мне стоит сказать: «Ой, да Ахаимова даже соскок с брусьев сделать не может». Я иду, зажмуриваюсь, и делаю с первого раза. Хотя даже не тренировалась — просто чтобы доказать. Мы сначала ругались с тренером. Она даже не пыталась понять, почему я не могу сделать. Дошло до того, что я перестала тренироваться, меня не брали на соревнования. Хотя я могла бы выступать с легкой программой. В 2011-м я умудрилась выиграть первенство школ Дальнего Востока. То есть я даже без нормальных тренировок была на уровне.
— Как ты перебралась из Владивостока в Санкт-Петербург?
— Несмотря на то что с родителями я почти ничем не делилась, вокруг гимнастического зала очень много людей. Все видели и слышали нашу ругань с тренером. Помню, идем мы из школы с подружкой, и я ей говорю: «Смотри, через час меня выгонят». Так и получалось. Это было обыденностью.
И тогда мои родители нашли выход — сложный и не каждый на такое пойдет. Они предложили переехать в Санкт-Петербург. Наверно, в Москву было страшновато на тот момент. Я была в шоке, и сразу согласилась. У меня тогда еще были жуткие проблемы с самооценкой. Мне казалось, что плохо абсолютно все, что меня все ненавидят, считают плохим ребенком с ужасным характером. И тут родители предлагают переезд в Питер и спрашивают, буду ли я там тренироваться? Конечно! Еще во мне играло желание доказать, что я не говно.
Родители решили ехать на машине. Я очень удивилась, географию же уже изучала, знала, где Владивосток, а где Питер. Долго им не верила, пока не настал тот день, когда квартира была продана и мы сели в машину. Тренеру просто сказали, что переезжаем. Никаких выяснений отношений не было. В какой-то степени я даже благодарна всем неприятным ситуациям. Они помогли моим родителям принять верное решение. Иначе так и осталась бы кандидатом в мастера спорта, потому что условий для подготовки мастера просто не было.
— Кто, помимо родителей, поддерживал тебя в этот период жизни, а кто был против?
— Многие мне говорили, что в 15 лет восстановиться уже нереально и плюс у меня ужасный характер и никто не будет со мной работать. На тот момент мне уже не хотелось заниматься гимнастикой, но сама не могла признаться себе, что надо уходить. Поэтому хотела, чтобы школа закрылась. Это здание бывшего китайского театра, и мы до сих пор боремся, чтобы там построили нормальный зал. Но я там недавно была, и она до сих пор стоит! (Смеется). Девочки-подружки не обижались, что я уезжаю. Просто говорили: жаль, что мы вместе больше не будем тренироваться и веселиться. Историй из детства много, иногда собираемся и вспоминаем. Например, как мы на соревнованиях голодали, и я бегала по чужим комнатам и просила еду. Это можно долго рассказывать.
Огромная мотивация что-то доказать
— Твои родители прямо героические люди — все бросили и переехали...
— Согласна, что они герои. Тогда мне было 15, и я не очень понимала, от чего они отказываются. У них была хорошая работа, мы жили в отличной квартире, в которой только-только сделали классный ремонт. Все родственники и друзья жили во Владивостоке. Не каждый пойдет на такое ради будущего своих детей. Плюс моей сестре тогда исполнилось всего семь лет, и она должна была пойти в школу. Я лет в 18 только начала все это осознавать. Они никогда меня не заставляли, не говорили, что я должна. После переезда я ни разу не услышала, что теперь я им обязана. Они просто рискнули и дали мне возможность реализовать себя.
Мы еще в дороге смеялись, что жить будем в палатке на Дворцовой площади. Ехали 12 дней, через всю Россию, останавливались у родственников, день провели на Байкале. Эта поездка — что-то незабываемое. Буду помнить ее всю жизнь. И потом, когда у меня начались сложные периоды в спорте, я всегда думала о том, как поступили родители, и что я не имею права подвести их. Родители — мой самый главный мотиватор в жизни. Как действовать и идти вперед, рисковать и не бояться. Благодаря им я знаю, что такое семья, и что это не просто слова.
— Они быстро нашли работу, квартиру?
— За несколько месяцев до нашего отъезда папа поехал в Санкт-Петербург, нашел мне спортивную школу. Так же нашел место для младшей сестры, встретился с президентом Федерации спортивной гимнастики Санкт-Петербурга. Она посоветовала, к кому пойти. Так я вместе с сестрой оказалась в Центральной школе олимпийского резерва. Родители какое-то время снимали квартиру, а потом смогли купить свою. В целом все сложилось хорошо.
— Как тебя встретили в новой спортивной школе? Как тренер относился?
— Меня сразу взяли на летние сборы. Там я очень старалась, чтобы поняли, какая я хорошая. Работала с тренером младшей сестры. И вот тогда она увидела, что я боюсь залезть на брусья, удивилась, но уговорила. Взяла за руку, подержала на снаряде. В поролоновой яме двойное сальто перевернула. Предлагала свою помощь, я доверилась и пробовала. Плюс у меня была большая мотивация. Я с таким азартом стала восстанавливать все элементы и быстро набрала форму. Хотя во Владивостоке мне говорили, что я не восстановлюсь, ведь в 15 лет многие заканчивают с гимнастикой. И что характер у меня ужасный. И что способных детей в Петербурге полно и я никому не нужна. Вернулась со сборов, стала работать со своим тренером, и встретили меня очень хорошо. Я все впитывала, сразу стала учить новые элементы. Взяли в команду на первенство России.
— Встретила там своего тренера из Владивостока?
— Я знала, что она там будет. Прошло месяца три после нашего отъезда. Я в команде Санкт-Петербурга, хотя во Владивостоке ходили слухи, что меня никуда не взяли. На соревнованиях поздоровались. Как будто бы все хорошо, но оставалось недопонимание. Я не могу говорить о ней плохо, потому что благодаря ей я стала гимнасткой. У нее закалился мой характер. Во мне была огромная мотивация что-то доказать. И на этой мотивации я еще десять лет проработала. Сейчас я не могу сказать, что она моя вторая мама, потому что не было коннекта. Но я благодарна за спортивное воспитание. Можно всю жизнь обижаться, а я все равно благодарна.
Два года на базе
— А с тренером из Санкт-Петербурга у тебя какие отношения?
— Сначала я тренировалась у Тамары Николаевны Ятченко и Виктора Николаевича Гавриченкова. У них я пробыла четыре года в Центральной школе. С Тамарой Николаевной даже ездила на озеро Круглое. Меня вызывали в сборную, но я оставалась в резерве. В какой-то момент меня перестали приглашать — наверное, решили, что ничего из меня не выйдет. Я мало выступала, съездила на соревнования в Бразилию, выступила хорошо, но дальше никуда не брали. На чемпионат Европы я даже не мечтала попасть.
А я каким-то шестым чувством понимала: если хочу на Европу и мир, мне нужно быть на Круглом. В тот момент там постоянно находились Вера Иосифовна и Александр Васильевич Киряшовы. И мой тренер просто попросила их за мной присмотреть. Тем более они тоже питерские, свои.
На тренировках я выкладывалась на миллион процентов. У меня была одна из самых сложных акробатик, но каждые полгода на чемпионате страны что-то происходило. Приезжаю готовая и занимаю восьмое место. У меня истерики, слезы... Кричу, что гимнастика — не мое и пора заканчивать. Тут и родителям прилетало. Потом опять готовлюсь, готовлюсь, бац — четвертая, и все по кругу. А еще же травмы.
После Рио-де-Жанейро я два года жила на спортбазе. Не выезжая на крупные турниры, потому что меня не брали, но тренировалась. В итоге Вера Иосифовна и Александр Васильевич так доприсматривались, что я попала на чемпионат Европы и стала чемпионкой. И тут до меня дошло, что из присмотра надо выходить и переводиться к этим тренерам в Пушкинскую школу Санкт-Петербурга. С 2018 года я уже стала их спортсменкой. Тамара Николаевна тоже нормально это восприняла — понимала, что фактически я с ними и тренируюсь постоянно.
Я иду к тренерам, говорю, что все, каждый раз одно и то же, что мне уже 19, пора уходить. Они просят не принимать решений на эмоциях, и я снова остываю и начинаю готовиться. Наступает 2016 год, попадаю в финал. Но из-за того, что я неистово тренировалась, у меня воспалена надкостница. Да так, что мне больно ходить. Я начинаю есть обезболивающие по четыре таблетки и понимаю, что они не помогают. Выхожу на разминку и не могу разминаться, потому что боль адская. Спрыгиваю с помоста, сижу, держу руками голову. А до выступления полторы минуты осталось.
Не могу решиться сняться с соревнований, стою под помостом, мажу руки магнезией, а сама думаю: «Что делать? Как сейчас выступать?» Загорается зеленый свет, надо выходить. Думаю: «Ладно, сейчас руку подниму и уйду с помоста». Встаю в начальную позу. Зазвучала музыка. А там через четыре счета уже надо разбегаться и делать акробатику. Думаю, сейчас упаду, и меня унесут с ковра, но я хотя бы попробую. Я делаю разбег, а тело-то все на автомате уже выполняет, кручу в воздухе два бланжа и приземляюсь как вкопанная, идеально.
У меня темнеет в глазах, я ничего не вижу, а через восемь счетов вторая диагональ уже. И у меня осознание: «Неужели я это вытерпела?» Диагоналей всего четыре. Я разбегаюсь, чувствую адскую боль, но понимаю, что могу ее терпеть. Включился автомат, снова все сделала и снова идеально приземлилась. Опять двигаюсь и думаю: «Если я две диагонали выдержала, то может, и третью затащу?» Выполняю третью диагональ и снова идеально приземляюсь. Тут до меня доходит, что если я четвертую так же сделаю, то могу быть в лидерах. Я сейчас вспоминаю, и у меня мурашки. А тогда мне было пофиг уже. Бегу, делаю, идеально приземляюсь и выигрываю этот финал.
И тут меня вызывают на сбор на Круглое. Три недели до Рио, понятно, что туда я не еду, но сбор должна отработать. А у меня ноги болят нестерпимо, но нужно работать вместе со всеми. Сборники для меня — это просто какие-то роботы. Люди, которые подряд делают тяжелейшие комбинации. Я со всеми прохожу эти тренировки, в том числе контрольные. Все получают экипировку, а я думаю: «Хочу домой!» Они едут на Олимпиаду, я смотрю их по телевизору и четко осознаю, что вот только-только вместе с ними готовилась. И тогда я поняла, что очень хочу поехать на Игры.
Бегала в магазин, ныкала продукты
— Отношения внутри сборной команды. Какие они?
— Прямо дружбы, наверное, нет. Но никогда никто никого не подставлял. Когда я попала в команду, то там тренировались лидеры — Алия Мустафина, Маша Пасека, Ксюша Афанасьева. Они всегда меня, младшую, поддерживали, подсказывали. Мы дни рождения вместе справляли. Не хочу называть фамилию, девочка со мной одна тренировалась. Я ей говорю: «Как ты думаешь, что мне нужно сделать, чтобы попасть на чемпионат Европы?» А она мне отвечает: «Даже не знаю, но у тебя точно не получится». Но меня это еще сильнее мотивировало. В сборной я жила в одной комнате с Дашей Спиридоновой (Нагорной), и мы круто сдружились. В спорте мы никогда не были конкурентами, потому что она была брусистской, а у меня прыжковые элементы. Мы дополняли друг друга в команде.
— Есть ли в гимнастике проблемы с питанием? Расстройство пищевого поведения?
— Первый тренер очень мало кормила нас на соревнованиях. Мне всегда не хватало еды — втихаря бегала в магазин и ныкала продукты. Первое время в Питере я была в шоке, что тренеры не следят за тем, что ты ешь. На первый сбор с новой командой я не взяла с собой еду, чтобы не подумали, что я обжора. И тут девочки в поезде достают быстрорастворимую лапшу, курицу, сладости. И спокойно выходят из купе, заваривают эту лапшу. Начали меня кормить. И говорят: «Знаешь, откуда мы тебя знаем? Ты когда приезжала на соревнования из Владивостока, бегала к нам в номер, еду просила». Вот я себе авторитет заработала (смеется.).
Как у меня в детстве было: растущий организм требует еды, а запретный плод сладок. После соревнований и сборов я обжиралась так, что не могла дышать. Долго перенастраивалась, и уже после сборной наладила отношения с питанием. Считаю, что ребенку надо просто объяснять. Вот моей сестре никто никогда не запрещал есть, и она сама умеет все контролировать. А меня ограничивали, и в итоге я срывалась и наедала еще больше.
— А как в сборной ты понимала, что можно и сбросить немного?
— Мне просто было тяжело попу свою в воздухе переворачивать. Жизнь заставляла, потому что надо было тренироваться. Ты чувствуешь и начинаешь себя ограничивать. А потом случались срывы и переедала. Однажды улетела на отдых на неделю, и привезла на себе четыре лишних килограмма. Тогда не представляла, как буду шевелиться. Мне было так тяжело. Я сразу села на диету.
— Что для тебя означает это слово «диета»?
— Так как сейчас я не тренируюсь в сборной, то я себя никак не ограничиваю. Всегда плотно завтракаю. Сейчас лето, поэтому в моем рационе много фруктов и овощей. Стараюсь не злоупотреблять сладким. Но если я очень хочу, могу съесть и мороженое, и пирожное. После завтрака могу весь день заниматься делами, а на ужин взять тарелку пасты с салатом. В сборной запрещала себе есть сладкое, на обед и ужин — курочка без гарнира с салатом. Много воды пила. Шоколада хотелось просто жутко. Я иногда днем могла съесть целую плитку. Сейчас я вообще не понимаю, как так можно.
На подиуме благодарила всех, кто прошел со мной этот путь
— На различных соревнованиях у вас всегда разные, красивые купальники. Существует ли гимнастическая мода?
— Понятно, что должно быть и красиво, и удобно. У нас всегда была своя швея во Владивостоке. На тот момент купальники были красивые и современные, а сейчас я на них смотрю и думаю: «Какой ужас». Мы всегда договаривались, что рукав должен быть три четверти, потому что это удобно. Сделаны эти рукава должны быть из сетки, чтобы все дышало, и купальник был легким. А по цвету, количеству страз и составу ткани есть какие-то параметры. Мне кажется, в сборной у нас в этом плане все было классно.
— Что касается твоего личного имиджа. У тебя был разный цвет волос. Сейчас остановилась на блонде?
— Я никогда не была ни розовой, ни зеленой, так что я тот еще экспериментатор. Многие говорят, что я носила рыжие волосы, но на самом деле это просто такой оттенок. Гораздо больше меня волнует то, что у меня кудри, а я всегда хотела прямые. Поэтому подсела на ботокс для волос и стабильно его делаю. Теперь у меня пожизненно будут прямые волосы, чему я несказанно рада. Крашусь в блонд, потому что мне кажется, что это освежает.
— Твои первые мысли, когда вы стали олимпийскими чемпионками?
— Когда оценка высветилась на табло — однозначно, шок. Не думала, что мы можем выиграть, так как этого не случалось очень много лет. В истории России никогда не было золота в женском командном многоборье. Когда мы стояли на пьедестале и слушали прекрасного Чайковского, то я мысленно благодарила всех тех, кто прошел со мной этот путь. Особенно — Александра Васильевича Киряшева, потому что он ушел из жизни меньше чем за год до Олимпиады. А это был тот человек, с кем у меня было максимальное взаимопонимание в спортивном зале. Он мог сказать пару слов, но именно они меня мотивировали, он меня чувствовал. Думаю, это дар к тренерской работе.
Вот эта история про соскок, о которой я рассказывала. Я знала, что это только мои проблемы. И я всегда делала вид, что мне не страшно. И тут он мне говорит: «Лиль, я знаю, что ты боишься». Я говорю: «Как? Я же молчу и делаю». А он отвечает: «Я просто вижу. Давай помогу». Он давал мне кучу подводящих, разговаривал со мной. И в какой-то момент я поймала себя на мысли, что этот таракан в голове есть, но я не боюсь. Несмотря на то что тренера больше нет, я верю, что он рядом, видит и слышит меня. Когда мне было тяжело перед Олимпиадой, я просто открывала нашу переписку в вотсапе, и читала то, что он писал мне и как настраивал.
— Как ты думаешь, почему мужская спортивная гимнастика популярнее женской?
— Мне кажется, потому что ребята не боятся рассказывать обо всем на публику. Никита (Нагорный) снимал влог на Олимпиаде. А мы, девочки, держим все в себе, ни на что не отвлекаемся. В голове только спорт, и все. А мальчишки более раскрепощенные. Я не снимала, потому что боялась, что это плохо скажется на результате. Это опять какие-то стереотипы. Но ведь если ты показываешь, снимаешь, то людям это интересно, ведь у каждого спортсмена свой путь.
— После золота в мужском командном многоборье было сложнее или проще выходить к снарядам? Они ведь выиграли прямо перед вами.
— Лично мне это придало воодушевления. Хотелось повторить их подвиг. Мысль, которую я посылала в космос: «Офигеть, как это круто, и хочется так же». Мальчики нас поддерживали, но они вернулись в Олимпийскую деревню очень поздно. Вошли в комнату, а от них прямо прет победная энергетика. Мы подержались за их золотые медали, а они пожелали нам так же красиво победить. Но мы не ставили себе планку выиграть. Ребята были чемпионами мира, а мы — нет. Планка была сделать четко свое.
— Ты дружишь с Дашей и Никитой Нагорными. Есть ли какие-то знаковые моменты, связанные с ними?
— Как минимум то, что нас свела жизнь. Даша — моя лучшая подруга. Я из Владивостока, она — из Новочебоксарска, и тут мы сошлись. Почему мы дружим? У нас всех одинаковое понятие жизненных целей и ценностей. Они во многом схожи.
Помогла бабушке заделать ямы во дворе
— Твое депутатство. Как ты туда попала и что делаешь на этом месте?
— Мне поступило предложение от главы Пушкина. Это город, где я много лет тренировалась, и за который выступала. Что такое политика, я тогда не понимала и никогда с этой сферой не соприкасалась. Согласилась, потому что мне было интересно попробовать. Я в это вникла. «Единая Россия» — на данный момент лучшая партия, и вопроса про другую партию просто не стояло. На протяжении трех месяцев у нас были различные мероприятия в Пушкине, встречи с избирателями. Это общественная нагрузка, я муниципальный депутат и зарплату не получаю. Мне просто небезразлична судьба города, за который я выступала.
Раз в месяц я или моя помощница ведем прием избирателей. Приходят люди, жалуются на то, что их не устраивает в городе, я все записываю, формирую и передаю в нужное ведомство. В основном меня касаются вопросы спорта. Еще не прошло года, как я являюсь депутатом. И если появится какой-то масштабный спортивный проект, то я готова погрузиться в него с головой. Так же участвую в общественной жизни города вместе с остальными депутатами, которых еще 19 человек. Спортсменка я одна, а еще и самая молодая. Но я понимаю, что для такого маленького города я имею статус и могу влиять на то, чтобы город развивался и в нем становилось лучше и комфортнее жить.
— У тебя есть статистика, скольким людям ты уже помогла и какие вопросы решила?
— Статистики еще нет. Но уверена, что она будет по итогам этого года. Все, что касается спорта, направляется на меня. Но серьезных вопросов я еще не решала. Однажды ко мне на прием пришла бабушка и спрашивает: «А вы не знаете, депутат сегодня придет?» Я говорю: «Здравствуйте, меня зовут Лилия Игоревна, буду готова принять вас через две минуты». Она мне: «Это вы депутат?!» У нее был вопрос про то, чтобы заделали ямы во дворе. Она в возрасте, и с палочкой тяжело передвигаться. Я съездила на эту улицу, увидела проблему. Все благополучно решилось, ямы заделали. Плюс бабушка мне объяснила, что ее окна перекрывают разросшиеся деревья, не дают солнечному свету поступать в квартиру. Я это тоже передала руководству, но с деревьями сложнее. Не все можно вырубать, потому что это экология. Но этот вопрос тоже решается.
— Как ты сама относилась к спортсменам в политике до того, как стала депутатом?
— Никогда об этом не задумывалась. Но есть заблуждение, что все спортсмены тупые. Дескать, зачем им вообще идти в депутаты? Но депутатство же есть на разном уровне. Одно дело, когда ты муниципальный, а другое — федеральный.
— Обращалась к Светлане Хоркиной за советом?
— Советовалась с ней: идти или не идти. Она сказала попробовать, ведь я могу быть полезна городу. Потому что есть и статус, и возможности. Сказала, что если возникнут вопросы, то я всегда смогу ей позвонить.
— Был ли какой-то хейт после того, как тебя избрали?
— Видела несколько сообщений из серии: «Куда ты лезешь?» Старалась не заострять на этом внимания. Может, человек не знает, какая я. Может, день неудачно у него сложился. Много активностей выкладывали через ВК. Там был негатив, но я в соцсети редко захожу. Меня в любом случае это не зацепило, так как большинство людей проголосовали за меня. Если я вам не нравлюсь, то голосуйте за другого. В чем проблема? Тем, кто отдал за меня голос, — спасибо. Благодарю их за доверие. Всегда будут недовольные.
— Если за депутатство ты не получаешь денег, то на что ты сейчас живешь?
— Президентская стипендия как олимпийской чемпионке и то, что удалось скопить с призовых.
— Есть ли какие-то планы, которые воплощаешь в жизнь прямо сейчас?
— У меня есть предложение, связанное с большим спортивным проектом, но пока не могу озвучивать всех тонкостей.
— И напоследок, что на личном? Твое сердце свободно?
— Ох... (выдыхает.) Мое сердце абсолютно свободно и ждет того человека, с которым мы будем на одной волне. С одними ценностями, и с которым мне просто будет хорошо.
Лилия Ахаимова
Родилась 17 марта 1997 года во Владивостоке.
Олимпийская чемпионка (2020) в команде.
Серебряный призер чемпионатов мира (2018, 2019) в команде.
Чемпионка Европы (2018) в команде.
Победительница Универсиады (2019) в команде.
