Александр Хютте: "Я боролся не против страны, а против тренера"
– Хакерская группировка Fancy Bears, ранее взломавшая базу данных Всемирного антидопингового агентства (ВАДА), добралась и до вашей переписки с ИААФ. Вы подтверждаете ее подлинность?
– Да, у меня действительно была переписка с ИААФ, состоящая в общей сложности из нескольких сотен писем. Я хочу попросить прощения у ребят, чьи фамилии якобы упоминались в моих письмах. Подлинные там только имена спортсменов, которые тренировались со мной у Зухры Верещагиной и про которых я могу говорить с каким-то знанием дела. Все остальные имена – включая тех, кто якобы употреблял остарин, или, например, Павла Тренихина, – это подделка, я их никогда не называл. Текст писем не соответствует действительности. Я не могу знать, как работают спортсмены у других тренеров. Хочу внести ясность в этом вопросе – я говорил только про собственную группу.
– Судя по всему, вы обратились в ИААФ в попытке сократить срок собственной дисквалификации?
– Нет, главной целью было даже не это. Я боролся изо всех сил против своего бывшего тренера – Зухры Верещагиной. Я патриот своей страны и ни в коем случае не хочу ни в чем ей навредить. Но, считаю, именно из-за таких людей, как Верещагина, наши легкоатлеты сидят во временном отстранении и пропустили Олимпийские игры. У нас нет системы употребления допинга, но есть отдельные "тренеры", которые тянут за собой вниз всех остальных. Я не хочу, чтобы Верещагина работала дальше и продолжала использовать свои методы. При этом я не пытаюсь, как Степановы или Андрей Дмитриев, устроить революцию. Наверное, меня тоже можно назвать информатором, но это несколько иное, чем у тех, кто был до меня.
УПОТРЕБЛЯТЬ ДОПИНГ В РОССИИ – ЭТО КАК КУРИТЬ ТРАВУ В ОФИСЕ ГОСНАРКОКОНТРОЛЯ
– Давайте начнем с начала. Когда и при каких обстоятельствах вы попали к Зухре Верещагиной?
– Я пришел к ней в группу в 2014 году. До того я бегал 100 и 200 метров, хотя изначально специализировался на 400 метрах и всегда стремился именно к этой дистанции. В группе Верещагиной, где было много сильных бегунов на круг, я надеялся побыстрее освоиться и сменить специализацию.
– Вас что-то насторожило в методах работы нового тренера?
– Раньше все вопросы помимо тренировок, вроде закупки медикаментов, спортивного питания и тому подобного, я решал самостоятельно. Зухра сказала, что отныне моя задача – это качественно тренироваться, а все остальное она берет на себя. При этом мы целый год жили на российском сборе. А употреблять что-то запрещенное, находясь в России, – это, извините, примерно как курить траву в офисе Госнаркоконтроля. К тебе в любой момент могут без предупреждения прийти допинг-офицеры и взять пробу, ты же у них как на ладони. Но меня удивило, что почти за год допинг-контроль у меня не брали ни разу.
– Но в какой-то момент допинг-офицеры все-таки к вам пожаловали?
– 22 мая 2015 года к нам в Сочи приехали офицеры из международной компании IDTM. Я был в списке тех, у кого они должны были взять пробы. Я подтвердил свое имя, подписал протокол и, на самом деле, уже даже успел бы сдать пробу, если бы буквально за полчаса до этого не был в туалетной комнате. И тут мне стали поступать эсэмэски от тренера, которая говорила, что сдавать допинг-контроль нельзя ни в коем случае. Я спросил: "Что же мне делать? Они тут, я уже все подписал". Она ответила: "Убегай".
– Как это физически можно сделать? Подраться с офицером и выпрыгнуть в окно?
– Нет, зачем? По правилам, пока не сдам пробу, я могу делать что угодно, просто допинг-офицер должен следовать за мной. Я пошел на завтрак, а там по лестнице быстренько ушел.
– В тот же день произошел и анекдотичный случай с Максимом Дылдиным, который уверял допинг-офицера, что он вообще не Дылдин, а другой человек?
– Да, так и было. Тут надо еще знать, как выглядит Максим – в татуировках, внешность очень характерная. Допинг-офицер его снимает на камеру и спрашивает: "Вы не Дылдин?" Тот говорит: "Нет". Стали спрашивать людей вокруг, я подтвердил, что это Дылдин. Потом еще в моей переписке с ИААФ затрагивалась эта тема, им нужно было подтверждение.
– Возвращаясь к вашей истории, в итоге вы все-таки вернулись и пробу сдали. Зачем?
– Верещагина сказала, что я должен сдать пробу. Может, она надеялась потом как-то договориться, я не знаю. Но я понимал, что в любом случае такой побег от офицеров – это гарантированные четыре года. Когда в итоге моя проба оказалась "грязной", я был просто в шоке. За все годы моей профессиональной карьеры ко мне не было никаких вопросов, а тут меньше чем за год с ней – и такое! Я никогда ничего не принимал помимо того, что давала тренер. Считаю, что она украла у меня мечту. К тому же из-за давления с ее стороны с эсэмэсками и последующим побегом я стал героем доклада Ричарда Паунда, писал объяснительные... Зачем мне все это? Я всего лишь мечтал честно тренироваться и выступать.
НА ПИСЬМА ИЗ CAS Я ПРОСТО НЕ ОТВЕЧАЮ
– В какой момент вы решили напрямую написать письмо в ИААФ?
– Когда стало известно о положительной пробе, я остался вообще один на один с проблемой. Пропустил сроки вскрытия пробы "Б", тренер и прежняя группа перестали отвечать на звонки и заблокировали меня даже в соцсетях. Из федерации со мной никто не связывался. Тогда я написал письмо тогдашнему исполняющему обязанности президента федерации Вадиму Зеличенку. Объяснил, что готов признать вину, но делал все, что говорила тренер, и готов поделиться информацией о ней. Потом я написал Михаилу Бутову (на тот момент генеральный секретарь ВФЛА. – Прим. "СЭ"). Он отреагировал, сказал, что примет к сведению. Писал еще Паркину (нынешний исполнительный директор ВФЛА. – Прим. "СЭ"). Параллельно я связался и с ИААФ, так как понимал, что это чуть ли не единственный мой шанс что-то изменить.
– В этой переписке вы говорили только о себе или информировали и о других нарушениях, происходивших в сборной?
– Наверное, больше 90 процентов писем были о моей собственной ситуации. Они спрашивали разное: были там шприцы или не было, есть у меня эсэмэски от тренера или нет, и тому подобное. Естественно, никаких угроз с моей стороны в адрес ИААФ там и близко не было. Не знаю, зачем это написали.
– Слушания в Спортивном арбитражном суде по вашему делу уже были?
– Еще нет. У меня нет адвоката, и на письма из CAS я просто не отвечаю. Заседание уже не раз переносилось из-за этого, последняя актуальная дата – 30 апреля.
– Чем сейчас занимается Зухра Верещагина?
– По моей информации, она продолжает тренировать. И это самое печальное. Таких людей в сборной России быть не должно.
