Он один в истории трижды взял Олимпиаду, но дома в Москве его оставили без золота. Памяти величайшего советского легкоатлета

Голышак вспоминает

Я поражаюсь равнодушию. Отсутствию интереса. Короткой памяти.

Умер Виктор Санеев — человек из легенд. Звезда первого ряда из того еще, советского спорта. Когда до Олимпиад доезжали люди с феноменальным организмом и способностью выжимать из себя.

Артистическим языком говоря, Санеев — это «народный СССР». Не какой-нибудь «заслуженный». Таких, как Санеев, было немного. Не сверяясь с энциклопедиями, навскидку — Юрий Власов, Василий Алексеев, Валерий Брумель. Пожалуй, Попенченко. Карпов, Ященко, Скобликова, Латынина, Третьяк. Озорной гений Таль, который народу милее строгости Ботвинника.

Все это не просто великие чемпионы — к олимпийским медалям прилагался еще и образ. Что-то непередаваемое. У этих людей особенная тень.

Жаботинский выиграл, быть может, не меньше Власова — однако ж Юрий Петрович легенда на века. Богатырь номер один. Былины складывались про Власова. Детишки — да и взрослые — играли в него. Доехавший до Москвы Шварценеггер желал пожать руку Власову. Когда случилось — тряс долго, со значением. Чуть ссутулившись. А мог бы и поцеловать, склонившись на колени, — как целовала руку писателя Паустовского Марлен Дитрих...

Перехитривший Юрия Петровича на Олимпиаде в Токио Жаботинский остался большим чемпионом. Фигурой. Но не Власовым.

Укрась Госбанк СССР рубли отпечатанным лицом хоть Санеева, хоть Брумеля — никто в мире не удивился бы.

Да и зря не украсили, думаю. Лучше б Третьяк был на рублях — а не на канадском долларе. Как вышло на деле.

Из наших спортсменов русскую монетку украсил разве что Мальцев — да и то никчемную, коллекционную.

«Харламов где-то квасил, отправили на перевоспитание. Но когда позвали в «Спартак», Тарасов перепугался и вернул в ЦСКА«

Официант

К чему я это все? А вот к чему.

Санеев умер — и казалось мне: вот! Вот сейчас родина вспомнит! Потянется мемуарный километраж. Опомнятся, всплакнут с экранов старики, узнает молодежь — какой был герой! Какая судьба! Снимут фильмы, выйдут полосы в газетах. Откопают в красногорском архиве бобины с пленками — и узнает сегодняшняя Москва, какой атлет здесь жил.

День прошел, другой. Мелькнули заметульки столь скупые на эмоции и объем, что лучше б их не было вовсе. Значительнее проводить великого чемпиона тишиной — чем этот бездушный, пластмассовый бубнеж: «трехкратный олимпийский чемпион скончался в Австралии, где жил последние...»

Тьфу! Вы хоть представляете, что это — трехкратный олимпийский чемпион? Это космос! Это невозможно представить!

А можете себе представить драму: этот могучий, добрый, обласканный человек оказывается согнут жизнью так, что бросает все. Уезжает на край света — в Австралию. Где его знать не знают. Некоторое время работает чуть ли не официантом. Или что-то вроде. Это ли не сюжет для фильма?

Наверное, не сюжет. Слишком литературно. Кто пролистнет сценарий, скажет — «не-е-т, не бывает... Чтоб трехкратный — и официантом?! Нет!»

Впрочем, официантом он не был. Сверяюсь с редкими интервью Санеева — не был!

Был разносчиком пиццы.

Виктор Санеев. Фото Global Look Press

Кипиани

Санеев кажется фигурой настолько могучей, что сами спортсмены, участвовавшие в московской Олимпиаде, уверены годы спустя — это он был знаменосцем нашей делегации. Подводя под мысль основание:

— А знамя-то доверяли у нас нести только тем, в чьей победе не сомневались.

В Санееве, быть может, и не сомневались. Но знаменосцем стал значительный борец Балбошин. Случай уникальный — был знаменосцем на двух Олимпиадах, в 76-м и 80-м. Доехали к нему с коллегой Кружковым не так давно куда-то на московскую окраину, сели на крохотной кухоньке. Где и одному-то Балбошину тесно, сутулится. Рукопожатие у этого кряжистого деда и сейчас такое — косточки хрустнули, словно соленый огурец...

Но и без флага Советского Союза драма Санеева на московской Олимпиаде оказалась настолько яркой, выпуклой, что перекрыла прежние победы. Этой драме не нужны лишние штрихи.

Кто-то дозванивался в последние годы до его австралийского имения — великий Санеев отвечал дружелюбно. Чуть сдержанно.

С чего бы дозвонившиеся ни начинали говорить — а заканчивали одним: ведь подставили вас, Виктор Данилович, в 80-м?

Санеев усмехался — чего ждал, то и спросили. Ни опровергать, ни подтверждать версию не желал. Как-то мялся.

Вот точно с теми же мягкими, отстраненными интонациями реагировал на мои расспросы про олимпийскую боль 76-го Давид Кипиани. В сборную Лобановскому его навязали — Валерий Васильевич скрипнул зубами, но взял. А там уж, в Монреале, рассчитался Лобановский с ЦК — вытерев ноги о Дато. Который ни в чем не был виноват.

Не дал сыграть ни секунды. Даже в выигранном у Бразилии матче за 3-е место, при счете 2:0 — ну, выпусти! Позволь получить медаль!

Не дал.

В тот вечер бедняга Кипиани сидел на балконе и беззвучно плакал. Только плечи вздрагивали. Кто-то из приятелей по сборной утешал.

Ну не сюжет ли? Про все это я постаревшего Давида Давидовича однажды расспросил. А тот усмехнулся, отодвинул пепельницу. Даже приобнял меня:

— Друг мой!

Я обрадовался — вот сейчас будет рассказ.

Но вместо рассказа получил мудрость.

— Друг мой, кто должен был сыграть — тот сыграл...

«Сталин отдал приказ — и на «Динамо» арестовали человека, который нес взятку футболистам«

Алексеев

Олимпиада-80 еще ждет своего летописца. Сколько драм, сколько трагедий!

Как упустила золото футбольная сборная. Какой ужас случился со знаменосцем Балбошиным. Рассказывал нам: «Пронес я флаг, в «Лужниках» на церемонии открытия Сергей Павлов склоняется у меня над ухом. Произнес: «Николай, выиграешь золото — получишь орден Ленина». Думаю: «Елки-палки! Что ж ты под руку-то говоришь?» Ну и сглазил Сергей Павлович. На следующий день во второй схватке рву ахилл. Просто на ровном месте! Хотел соперника перевести в партер, выставил правую ногу назад, услышал треск — и ЦИТО вместо ордена Ленина...»

Сумасшедшая история случилась с Василием Алексеевым. Самым сильным человеком на планете. Сокрушившим все мыслимые рекорды.

Доехали когда-то к нему в Шахты. Накануне звонили — Василий Иванович обрадовался как родненьким.

— Братцы! Да что ж это делается-то — москвичи обо мне вспомнили! Приезжайте, жду! Прямо сегодня приезжайте!

— Сегодня мы не в силах, — заметил Кружков, поправляя очки указательным пальцем. — Нас Христо Стоичков ждет.

Стоичкова, словно циркового медведя, как раз выписал на несколько дней в Ростов затейливый Юрий Белоус.

— Ну завтра так завтра, — выдохнул с печалью Алексеев.

Расстались друзьями. Какой все же милый человек, подумали мы. Скорей бы завтра.

Виктор Санеев. Фото Global Look Press

Шарлатаны

Назавтра мы уже не были уверены, сам ли Василий Иванович с нами разговаривал.

Если и поздоровался — то через губу. Оглядел из-под косматых бровей так, что оторопь взяла.

Я протянул руку — она так и повисла в воздухе. Как написали бы прозаики 60-х, «бессильной плетью».

— Раз приехали — заходите... — зло выговорил Алексеев и отвернулся.

Взгляд Олимпиады Ивановны, супруги, тоже добра не обещал. Глядела, что и говорить, волком.

Скрывшись на кухне, выкрикнула оттуда:

— Бахилы, бахилы надевайте!

Корреспондент Кружков, надевший свежие носки в горох, помрачнел. Зря извел такую красоту. За бахилами-то не видно.

Впервые мы оказались в доме, где у порога короб с бахилами. Пока напяливали, Алексеев времени не терял. Слышим — зло предостерегает по телефону кого-то связываться с докторами. И с москвичами. А если доктор еще и москвич — все, пропащее дело. До смерти залечит.

— Упаси Господь с этими аферистами связываться! Конченые идиоты!

Мы вздрогнули и переглянулись. Будто речь про нас двоих.

— Я был в этой клинике!

Восклицательные знаки в речи Василия Ивановича становились все напористее.

— Через двадцать минут под задницу дали — так я быстрее самолета летел. А руководитель их — просто бандит!

— Много шарлатанов среди врачей? — попытался смягчить сердце штангиста я.

— Каждый второй! Если не из трех два! Два врача, оба пишут ядохимикаты. Противоречащие друг другу. Говорю: «Это не идет» — «Давай, жми...»

— Господи, — так и не отыскав по стенам икону, Кружков вкрадчиво перекрестился на телеграфный столб в окне.

— Да, да! — воскликнул Алексеев. — А вы что думали?!

Мы уж забыли, что думали. Листики с вопросами стали влажными в ладошках. Стоило сменить тему.

— Чикатило ведь ваш, шахтинский? — произнес я жизнерадостно.

— Да! — обрадовался вдруг Алексеев. — Наш парень!

«Это была гражданская казнь!» Гениальный шахматист чуть не стал врагом народа в СССР из-за 0:6 от великого Фишера

Отравление

Чуть оттаяв, Василий Иванович приоткрыл краешек души:

— А Москву я вашу терпеть не могу. Видел ее в одном месте. Имейте в виду.

Мы молчали, ожидая продолжения. Молчал и Алексеев. Подтянув резной стул, уселся на него словно на коня. Оперся на спинку могучими руками и подбородком.

Пауза становилась гнетущей.

— Штангу давно не поднимали? — грустно, не своим голосом уточнил Кружков.

— Она так меня достала, что и во сне гоню от себя. А наяву поднимал на Олимпийских играх, где меня отравили. 80-й год, Москва. Это добавляет любви к вашему городу.

— Это что-то новенькое. Как это — отравили?

— Да очень просто. Налили, выпил — и готов. Дураком стал.

— Кто наливал?

— Свои же тренеры. Перед выходом на помост говорят: «Пей настойку на алтайских травах, эликсир бодрости». Выпил — и потерял рассудок, полным дураком стал. Думаю: «Куда я иду? Зачем это надо?» Будто в перевернутый бинокль смотрю, штангочка такая ма-а-хонькая... А в висках бьет — будто молотком.

— Не подняли?

— 120 кило поднять не смог — а до этого 165 рвал в стойке.

— Когда отпустило?

— Как раз к банкету, после соревнований. Когда водкой залил.

— Знаете человека, который виноват?

— Я вообще до правды полгода спустя дошел — да они, сволочи, специально это сделали. А делалось все для того, чтоб освободить дорогу моему напарнику по сборной СССР. Ему надо было медаль отдать. Я, между прочим, пахал по системе Николая Алексеевича Некрасова.

— Это что ж за система?

— «До усмерти работаем, до полусмерти пьем». Самая передовая технология. И методика жизни. Рекомендую, пригодится в Москве.

— Чемпионом в 80-м стал Султан Рахманов. Разговаривали с ним на эту тему?

— Общались мы часто и подолгу — но ни разу об этом не заговорили...

Виктор Санеев. Фото Getty Images

Рост

Если драма Алексеева стала известна годы спустя, да и то мимоходом, — то о истории с Санеевым говорил весь мир. Ему тоже свои же помешали стать четырехкратным.

На сочинской Олимпиаде поднимаемся с тем же Кружковым на лифте в пресс-центр. Вдруг видим — на эскалаторе соседнем, спускающемся, Юрий Рост!

Тот самый Юрий Рост, на которого мечтаю походить, когда подрасту. Тот самый Юрий Рост, на которого смотришь — и стареть не страшно. Второй человек после Ильи Ильфа, который пишет и фотографирует в равной степени гениально. Терпеть не могу это слово — но когда гениально, тогда гениально. Простите, Юрий Михайлович. Я искренен в своих нелепых восклицаниях.

За неделю до того один из нас посмотрел «Линию жизни» с Ростом. Другой — «Школу злословия» с ним же.

Ну как было не напроситься на интервью? Бежим по эскалатору вверх, перескакиваем на соседний, догоняем!

Сели в том же пресс-центре. Простывший Рост ослабил хватку алого шарфа. Снял очки, провел ладонью по лицу.

— Только не надо фотографировать меня без очков, — предупредил устало.

Я мог бы ответить, что и Раневская просила когда-то его самого:

— Не вздумайте фотографировать мои валенки в углу!

Разумеется, Юрий Михайлович щелкнул так, что валенки подъели край кадра. Став его украшением. Прелестная фотография — Раневская, Неелова и валенки.

Но я послушал. Без очков не стал.

После, кстати, присмотрелся, какой техникой работает Рост. Чьи фотографии — бриллианты ХХ века. Так слушайте! Старенький-старенький объектив 70-200 с произвольно выезжающими хоботом. Облупившийся по краям, словно дачный холодильник. Какой-то Canon даже не предпоследнего поколения. А предпредпоследнего. Мой был значительно свежее.

Тогда-то я и задумался: возможно, секрет успеха не в технике, не в объективах. Важнее другое.

...Проговорили целый вечер. Пожалуй, это был один из лучших «Разговоров по пятницам». Уж точно — один из самых приятных для нас. Говорили бы и дольше, но Рост захотел кушать и принять что-то от кашля.

А беседа наша — словно колода из великих имен.

— Мне дороги несколько спортивных фотографий — прыжок в Барселоне, баскетболисты в Мюнхене. Разумеется, великий легкоатлет Виктор Санеев на московской Олимпиаде. Напечатай эту фотографию без текста — она потеряется. Как и текст без нее. Там потрясающая улыбка. В послевоенной культуре таких улыбок было две. У Джульетты Мазины в картине Феллини «Дорога». И у Санеева в 80-м. Только у Мазины улыбка, открывающая надежду. А здесь — закрывающая спортивную жизнь. У Вити просто отняли четвертое олимпийское золото в тройном прыжке!

— В Москве его засудили?

— Я снимал эти соревнования. На моем фотоаппарате видно, что Санеев в финальной попытке прыгнул дальше всех — 17 метров 24 сантиметра. Но еще раньше наши судьи натянули чемпионский результат молодому эстонцу Яаку Уудмяэ — 17,35.

— К чему?

— Перестраховались! Боялись упустить для страны золотую медаль. Вот за это я не люблю московскую Олимпиаду. Когда выяснилось про бойкот со стороны США, Канады, ФРГ, стало понятно, что мы наберем кучу медалей. Ну и зачем ловчить? Был ведь еще эпизод с поляком Владиславом Козакевичем. Помните?

— Смутно.

— Если он не берет высоту, олимпийским чемпионом в прыжках с шестом становится Константин Волков. Поляк разбегается — арбитры поднимают красный флажок. Следующая попытка — начинают ни с того ни с сего двигать стойку. Позор! Но Козакевич не дрогнул, успешно перемахнул через планку. Потом согнул руку в локте, показав известный жест. Фото облетело весь мир.

— Санеев-то все понимал?

— Разумеется! Любой профессионал знает, что реально, а что — нет. Эстонец сроду не прыгал так далеко. 17,35 — его личный рекорд, к которому он не приближался ни до ни после. А Вите я подарил свою книгу с этой фотографией. Там я все описал. Но в наших разговорах к теме Олимпиады-80 он никогда не возвращался. В мире спорта Санеев для меня вообще эталон такта и достоинства.

— Он давно работает в Австралии. Гостили у него?

— Не довелось. Витя живет там, где его любят. Открыл свою школу, учит детей прыжкам. А родился он в Сухуми, со временем перебрался в Тбилиси. Вот, кстати, история. У меня есть друг Гоги Харабадзе. Исключительный человек. Актер, писатель, озвучил текст Ветхого и Нового Заветов. Для этого ему понадобилось 50 компакт-дисков! Представляете, какая работа?! Гоги мне как брат. Я храню ключи от его квартиры, он — от моей. В августе 2008-го прислал мне письмо: «Никогда не думал, что твои самолеты будут бомбить мой дом...»

А в 80-е в Тбилиси пришли с ним на баскетбол. Видим, что охранник не пускает Санеева на трибуну. Витя — скромный, скандалить в жизни не станет. Уже развернулся, готов уйти. Тут Гоги вскочил и закричал на весь зал: «Как можно не пустить самого великого спортсмена, который родился в Грузии?! Это же Санеев, четырехкратный олимпийский чемпион!»

— Оговорился?

— Нет. Мы с Гоги называем Санеева только так — четырехкратный! Болельщики встали, зааплодировали. Он к нам подсел, опустил голову и тихо сказал: «Гоги, хочешь, чтоб я заплакал?»

**

Многое можно прибавить. Еще о многом рассказать. Но я не буду.

Спокойного сна, Виктор Данилович. Великий спортсмен ХХ века.

Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»:
«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии //
На этом легендарном московском стадионе били «Манчестер», «Севилью» и «Монако». Сейчас его крушат экскаваторы //
Русский Винни Джонс. Уникальный защитник «Локомотива» и «Спартака» — таких сейчас уже не делают //
«Играли так, что «Динамо» умоляло нас на ничью. В Киеве!» Не стало автора главной сенсации советского футбола //
«Это была гражданская казнь!» Гениальный шахматист чуть не стал врагом народа в СССР из-за 0:6 от великого Фишера //
«Трупов на Эвересте много. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца». Истории о самом известном путешественнике России //
«Положили бомбу в 131-й ЗИЛ — вывезли за город и взорвали...» Невероятные истории про русский футбол 90-х