Антон Бабиков: "В сборной нет явного деления на первых и вторых"
Считать прошедший сезон полноценным с точки зрения выступлений за сборную двукратный чемпион Европы Антон Бабиков отказался наотрез. Заметил на этот счет:
– Я и в позапрошлом сезоне, можно сказать, был в сборной, выступал в Кубке IBU и даже участвовал в этапах Кубка мира. Просто на старт выходил всего два раза – в спринтерских гонках в Рупольдинге и Нове Место. А пять этапов проехал запасным. Разница того сезона и прошедшего лишь в том, что год назад в рамках Кубка мира у меня получилось не два старта, а три. Плюс четыре – на мировом первенстве в Холменколлене.
– Но есть ощущение, что вы становитесь сильнее, выносливее?
– Пока все ощущения слишком незначительны, чтобы о них говорить. На мой взгляд, самая большая проблема для юного спортсмена – это стабильность. Если чувствуешь, что на том же Кубке мира ты готов показывать стабильный результат, это и есть сдвиг, о котором можно говорить уже серьезно и к которому все мы стремимся. Если же говорить о каких-то отдельно взятых выступлениях, многие юниоры достаточно сильны, чтобы показать высокий результат на каком-то этапе. Тот же Йоханнес Бё, например: он выигрывал этапы Кубка мира, когда ему было всего 20 лет. Но и у него не получалось сразу добиться стабильно высоких мест. Если говорить обо мне, то я действительно начинаю чувствовать, что готов показать стабильный результат. Если мне будут давать такую возможность, разумеется.
УСПЕЛ ПОГАСИТЬ СВОИ АМБИЦИИ
– Я правильно понимаю, что вы считаете себя юным спортсменом?
– Нет, но многие, знаю, считают именно так. Дело ведь не в возрасте, а в стаже. Кто-то способен раскрыться в 17 - 18 лет, а к двадцати пяти быть уже олимпийским чемпионом, мне 25, но многоопытным я точно пока не являюсь.
– Каково это – присутствовать вместе с основной сборной на этапах Кубка мира, но при этом не выходить на старт? Необходимый и ценный опыт или ощущение безысходности?
– Какой-то опыт ты, безусловно, приобретаешь. Просто ехал я на те этапы, не подозревая, что буду сидеть в запасе. Рассчитывал, что где-то мне дадут возможность стартовать. Так же – запасным – я поехал на чемпионат мира в Контиолахти и могу сказать, что эта поездка точно не была напрасной в плане опыта. Я смотрел там даже не на то, как бегут другие, понятно же, что бегут очень быстро, а на то, кто и как себя ведет перед стартом. Не только на стадионе, но даже просто за завтраком: жили-то мы все в одной гостинице. Но в целом было непросто. Периодами накатывали не самые веселые мысли: да, это все может быть очень интересно, но они-то бегут, а ты смотришь на это со стороны. Даже потренироваться толком не можешь.
– Почему?
– Потому что негде. График соревнований плотный, постоянно то старты, то пристрелки, то официальные тренировки, а далеко не каждый стадион соседствует с туристическими трассами, где ты можешь покататься, никому не мешая. С другой стороны, во всем этом был, безусловно, и положительный момент: я так долго на всех смотрел, что в следующем сезоне уже совершенно отчетливо представлял себе, чего хочу и как ради этого нужно тренироваться.
– Ощущение, что настоящая жизнь проходит мимо, пока вы сидите и смотрите на других, было сильным?
– Такого ощущения не было, поскольку я ассоциирую свою жизнь не только с биатлоном. И никогда не считаю, что делаю что-то зря.
– Считается, что наиболее сложный этап в жизни любого биатлониста-юниора это адаптация на взрослом уровне. Когда вы впервые попали на этап Кубка мира, испытывали какие-то особенные чувства по этому поводу?
– Первый раз я бежал в Рупольдинге, а это совершенно особенное место, не сравнить с другими этапами. Не успеваешь дойти до старта, а уже встретил массу болельщиков, многие из них хоть и иностранцы, но неплохо говорят по-русски и далеко не всегда лестные слова, так что на тебя просто обрушивается волна чужой энергии. Плюс – бегут все сильнейшие. Хотя мне, наверное, было полегче, чем другим. Я все-таки попал во взрослый биатлон человеком, успевшим в какой-то степени "погасить" свои амбиции.
– Это еще почему?
– Потому что не достигал каких-либо серьезных высот в юниорском спорте. Не становился чемпионом мира, чемпионом Европы. Те, кто там выигрывают, начинают гореть мыслью побыстрее выйти на взрослый уровень. Причем каждый, как правило, уверен: вот сейчас как приду, как всем задам… Я же никогда не имел повода так думать. Шел к результату очень небольшими шажками, что-то получалось, что-то нет, и я вполне отдавал себе отчет в том, что никто меня ни на каком взрослом уровне не ждет. Просто в тот период у нас в регионе была довольно интересная команда. Уже завершил карьеру Максим Чудов, остались только молодые ребята, не было никакой "дедовщины".
ОТДЫХАТЬ ЖЕЛАНИЯ НЕ ИСПЫТЫВАЮ
– В одном из интервью вы сказали, что Чудов всегда был для вас неким ориентиром и даже кумиром. Почему он, а, допустим, не Бьорндален?
– В моем детстве еще не так сильно был развит интернет, соответственно информация о каких-то иностранных звездах была не слишком доступна. А Максим, как и я, из Уфы. На него можно было посмотреть, увидеть, как он тренируется. Кроме этого, я видел Максима в различных жизненных ситуациях, и для меня он – пример прежде всего человека, а уже потом – спортсмена. Бьорндален же был скорее абстрактной фигурой. Ну да, великий гонщик.
– Многие до сих пор считают за честь пробежать рядом хотя бы на этапе эстафеты.
– В эстафете я и сам всегда счастлив пробежать свой этап рядом с сильным соперником, не обязательно Бьорндаленом. Я просто хотел сказать, что мое личное отношение к тому или иному спортсмену определяется не только тем, насколько великих спортивных высот он достиг.
– Вы со своими коллегами по группе Андрея Падина чувствовали в прошлом сезоне хоть какую-то заочную конкуренцию с теми, кто тренируется в группе Рикко Гросса?
- Конкуренция в нашем виде спорта есть всегда. Просто в прошлом году все мы однозначно были второй командой. Поэтому вообще не было каких-то выраженных мыслей, что мы должны у команды Гросса выигрывать. У меня, допустим, был ряд неплохих результатов на Кубке IBU, но это совершенно не означает, что я мог бы занимать такие же места на Кубке мира.
Если говорить о наших двух командах, в этом году, как мне кажется, силы подравнялись. Соответственно и ситуация несколько изменилась – нет столь явного деления на первых и вторых. Но тут ведь дело в том, что любой сильный спортсмен должен понимать: наша главная задача – бороться с соперниками на этапах Кубка мира. То есть бороться за страну, а не друг с другом в рамках одной сборной. Да и потом, если я хочу быть в основном составе, какая конкретно для меня разница – бороться с Поварницыным, который, как и я, тренируется у Падина, или с Матвеем Елисеевым из группы Гросса?
– Что вам чаще приходится делать – то, что должны, или то, что хотите?
– Мне повезло: пока это совпадает.
– Довольны своим нынешним состоянием?
– Да. Никогда еще не подходил к “первому снегу” с таким чувством внутренней уверенности. Мы очень легко встали на лыжи, хотя в предыдущие годы процесс адаптации к лыжной технике после роллеров шел у меня тяжеловато. Если раньше после летней подготовки всегда хотелось отдохнуть, сейчас я такого желания вообще не испытываю. Надеюсь, это самочувствие удастся сохранить до первых стартов.
– С чем вы связываете столь позитивные изменения?
– Возможно, все дело в том, что вся команда молодая, и мы быстро адаптируемся, быстро "перевариваем" нагрузку. Все прекрасно понимают свои задачи, и даже когда работа тяжелая, это приносит моральное удовлетворение: ясно же, что легкая работа никогда не приведет к желаемому результату.
ИЖЕВСКОЕ ОРУЖИЕ НРАВИТСЯ БОЛЬШЕ
– Знаю, что нынешний главный тренер сборной Александр Касперович, с которым вы когда-то работали в юниорской команде, был активным противником того, чтобы позволять спортсменам целый день ничего не делать. Сейчас выходные дни у вас бывают?
– Смотря где. Сбор в Рамзау короткий, всего 12 дней, поэтому мы работали без выходных. Все лето тренировались с одним выходным в неделю. У Касперовича мы действительно работали без выходных, ну так и нагрузки в юниорской сборной были полегче – не сравнить с нынешними. Нам, честно говоря, в том возрасте и не нужен был полный отдых. Я до сих пор, бывает, в выходной день начинаю что-то делать. Невозможно же целый день лежать в кровати.
– Стрелять вы предпочитаете из отечественного оружия?
– Да. И всю свою спортивную жизнь из него стрелял. Когда был совсем мальчишкой, возможности выбирать не было. В последний год своих юниорских выступлений попробовал стрелять из "Аншютца" – у нас как раз тогда образовался свободный ствол, – но он оказался не очень высокого качества. Другими словами, не случайно был свободным. Ижевское оружие мне нравится гораздо больше: оно достаточно качественное, надежное, не ломается боек, можно легко самому все разобрать при необходимости. Так что переходить на "Аншютц" не планирую даже теоретически.
– После каждого старта биатлонисты обычно досконально изучают протокол гонки. Какой из показателей для вас наиболее важен?
– Я бы сказал, что это очень распространенная ошибка, весьма свойственная тем, кто обсуждает гонки на интернет-форумах: брать какой-то один показатель и на его основании начинать делать далеко идущие выводы. Любой профессиональный спортсмен всегда обращает внимание на все пункты в совокупности, чтобы понять, что повлияло на тот или иной показатель. Можно, заглянув в протокол, обозвать спортсмена "пешеходом", а на самом деле ему просто не повезло бежать в самой последней группе по полностью разбитой трассе. Или у него не ехали лыжи – просто потому, что у него нет хороших топовых лыж. Причин может быть множество.
– Если говорить о стрельбе – есть какое-то оптимальное время, которое не стоит пытаться сокращать на рубеже?
– Опять же, зависит от множества факторов. Если Мартен Фуркад знает, что его положение в гонке позволяет не спешить на рубеже, он, уверяю вас, никогда не станет спешить. Если говорить обо мне, то работы по улучшению стрельбы, как и хода, – непочатый край. Стоя я стреляю за 22 секунды, лежа за 27, и поскольку процент стрельбы у меня высокий, пока нет крайней необходимости пытаться стрелять быстрее. Нужно еще много работать над качеством. Хотя в контактной гонке могу рискнуть. В биатлоне одно время было всеобщее увлечение – отстрелять на тренировке рубеж как можно быстрее и заснять это на видео. Тот же Бе за девять секунд стрелял, многие другие. Мы тоже пробовали. Но такое нельзя превратить в систему. Хотя всего двадцать лет назад считалось, что стрелять быстрее двадцати секунд невозможно в принципе. Но Симон Эдер начал, и сейчас так стреляют все.
– На каком пульсе вы предпочитаете стрелять?
– На высоком, но не на максимальном. Когда пульс достигает максимального уровня, это передается в мышцы, и тебя трясет всего от макушки до пяток.
– А страшно вам на дистанции хоть когда-нибудь бывало?
– Конечно. Страх обычно накатывает в ситуации, когда знаешь, что нельзя промахнуться. Естественно, все мы прежде всего настраиваемся на то, чтобы сделать на рубеже правильную техническую работу. Но все ведь живые люди. Идешь, допустим, лидером, ну и как тут не думать о том, какой может оказаться цена даже единственного промаха? Много чего в голову лезет в этот момент.
– Самую странную и неожиданную мысль вспомните?
– Во время последнего чемпионата Европы я из последних сил бежал заключительный круг, дышать было уже совсем тяжело, и кто-то закурил на трассе. Как же я того человека проклинал, убить был готов. Но до финиша добежал – на третьем месте.
Рамзау – Москва
