Голос бокса, которого больше нет...
Когда-нибудь, возможно, люди вообще забудут, как пишутся слова «профессиональный бокс» и «комментирует Владимир Гендлин». Но пока — нет. Не сейчас.
У бокса есть история — и есть память. По крайней мере, у тех людей, которые составляют основное ядро, костяк всей сегодняшней аудитории этого спорта. Многие из них уже не молодые, за тем, что происходит в боксе, не следят, но иногда покупают билеты на шоу, ходят с друзьями и семьей, но этот голос они помнят. Голос, истории, вообще стиль, в котором он комментировал. Это для них было и надолго останется эталоном. Слова «комментирует Владимир Гендлин» стали знаком качества. Боксеры, о которых он рассказывал, становились кем-то более значимым, чем все прочие. Он умел их всех сделать персонажами.
Четко понимая, что и как происходит в боксе, владея материалом так, как никто другой в то время, он выбирал для показа вещи, которые нельзя назвать заурядными, и боксеров тех, кто мог становиться персонажами, а не просто спортсменами. Главное, он заставлял зрителя воспринимать бойцов и спорт иначе, иногда оживляя даже совсем серых, усиливая определенные черты характера, дорисовывая яркие детали.
Для Владимира Хильевича, каким я его помнил, Рой Джонс вместе с Оскаром Де Ла Хойей были центральными и самыми любимыми персонажами. На этом строилась целая мифология, довольно субъективное восприятие через призму выбора определенных боев и часто очень субъективных оценок. Более комплиментарно, чем Владимир Гендлин, говорить про Роя Джонса мог только сам Рой. И это, кстати, причина, по которой Рой Джонс-мл. для российского зрителя продолжает оставаться кем-то значимым, ближе и роднее, чем многим фанатам бокса за океаном.
Соглашаться с Гендлиным было не обязательно. С ним можно было спорить. Сначала ругаясь с телевизором, затем не соглашаться уже при личной встрече. Причем в силу воспитания, опыта и знания людей он имел такт не говорить то, о чем думал на самом деле.
Я имел возможность что-то с ним обсуждать, и иногда мне даже казалось, что чье-то мнение имеет для него значение. Затем пришло осознание того, что он прошел бокс от спортсмена (пусть и не великого) до менеджера, функционера бокса. Он знал многих, и многие знали его, а в боях это значит, что ты можешь не иметь возможности рассказать то, как все было на самом деле. Смещая акценты, меняя ритм повествования, он тогда рассказывал о другом, не менее интересном.
В США в разное время были в боксе Говард Косселл, Ларри Мерчант, и в ММА за его небольшую историю тоже есть такие персонажи, как Джо Роган, без голоса которых нельзя представить определенную эпоху и временной промежуток.
Денис Лебедев о смерти Гендлина: «Ему нет равных»
У нас Гендлин был единственным в своем роде, он был первым, и его путь нельзя повторить. Он фактически привез нам бокс из-за океана, научил многих его понимать, заразил своей любовью. И поэтому тот бокс, что он показывал, никогда не сравнится с теперешним. Он более блеклый, скучный, и такое ощущение, что у всех сегодняшних героев масштаб личности не тот.
«Самая основная задача комментатора — не мешать смотреть. Если видишь, что надо что-то объяснить тем, кто смотрит, объясни и умолкни. Зрелище само за себя говорит». Эта цитата Гендлина на его странице в Википедии, казалось, должна что-то объяснять — но нет. Это такой трюк, маленький обман.
Валуев о Гендлине: «Всегда относился к нему с уважением»
Комментатор имеет право молчать, когда он уже погрузил зрителя в сюжет, научил сопереживать героям, тогда зрелище и начинало с тобой разговаривать. У Владимира Гендлина не было «особо удачных» или «легендарных» репортажей, это просто был отдельный мир, как книга, которую можно было открыть с середины и читать, мало что понимая.
Это объясняет то, почему большая часть аудитории не слушает других комментаторов, не воспринимает их голос и знания, да и не хочет следить за спортом. Вместе с этим и сегодняшний бокс настолько другой и отличается от прежнего, что и рассказывать о нем нужно по-другому. У меня есть уверенность, что Гендлин точно бы смог и многие бы любили сегодняшний бокс, а не тот из 90-х, если бы там звучал его голос. Интересно только, с какими интонациями, с какой иронией он бы об этом говорил и о чем бы предпочел помолчать. Последнее, наверное, самое интересное.
