Литераторы и журналисты первой половины XIX века часто были склонны впадать в необычайное краснобайство и морализаторство по любому поводу. Сказывалось тяжелое наследие века предыдущего, когда одно заглавие могло составлять полстраницы. При этом авторов, как правило, не смущало, что смысла во всем их творчестве часто было меньше, чем в одной шекспировской строке.

Знаменитый журналист и историк бокса Пирс Иган не просто не был в этом плане исключением, а даже шел несколько позади своего времени. Однако, когда в его эпохальном труде "Боксиана" речь зашла о Джоне Джексоне, завоевавшем титул чемпиона Англии в 1795 году, Иган превзошел и время, и себя.

Глава о Джексоне идет страница за страницей, а его имя едва упоминается. Иган пишет о чем угодно: сообщает свое мнение о молодых и предположительно не самых праведных годах того самого Шекспира, чью способность нагружать смыслом каждое слово он не усвоил, приводит целиком высокоморальные и не слишком высокохудожественные стихи некоего Уиндхема, а затем сообщает, что: "Жениться на женщине из-за ее красоты, это все равно, что съесть птицу за то, что она хорошо поет", но до Джексона дело все никак не доходит. (Если неким злопыхателям это напоминает творчество одного обозревателя по боксу газеты "Спорт-экспресс", должен сказать, что у Игана так продолжается ШЕСТЬ страниц. Мне до таких высот не подняться. Кроме того, я отвлекаюсь все больше на женщин, а покажите мне мужика, который не готов в любую минуту отвлечься на женщин, и я выскажу вам свои соображения о его сексуальной ориентации).

То ли в конце шестой, то ли в начале седьмой страницы Иган сообщает читателям, что рассказывать о таком человеке, как Джон Джексон, который весь одно сплошное достоинство, одна сплошная добродетель и один сплошной героизм – это, как говорил Карабас-Барабас в фильме о Буратино, "просто праздник какой-то", и начинает свою повесть. Одна причина такого словоблудия вполне понятна – Джексон на момент написания этой части "Боксианы" был жив и по-прежнему в моде. Но вторая приходит в голову, только когда ознакомишься с биографией Джексона. Как коллега Игана по ремеслу я вижу, что он, кроме всего прочего, просто "разгонял текст". Фактуры не хватало. Джексон для современников – фигура колоссального масштаба. Он чемпион чемпионов, гордость Англии, символ непобедимости и гроза морей, хотя во флоте никогда не служил. Но при этом он провел всего… три официальных поединка, и лишь один из них тянет на звание эпохального.

Однако для шестистраничного краснобайства Игана есть еще одна причина. Джексон относился к тем людям, которые всегда "в образе", и что бы они ни делали, при этом постоянно как бы любуются собой со стороны. Он держался с таким немыслимым достоинством, что в этом дал бы фору и верблюду, и индюку. Он много общался с представителями знати и гротескно имитировал их. Но современникам все это нравилось, и они прозвали его Джентльменом. Он так и вошел в историю как Джон Джентльмен Джексон. Или даже просто Джентльмен Джексон. Между тем, в своем главном бою этот джентльмен выкинул трюк, за который в приличном обществе можно было легко схлопотать канделябром по бакенбардам. И именно этот эпизод Иган пытается как бы авансом завуалировать, а о нем самом уже в свое время говорит вскользь. Мог бы – вообще бы не сказал, но об этом знали все, так что замолчать его было невозможно. Но история расставила все по своим местам. Сейчас, если речь заходит о Джексоне, первым делом вспоминают именно тот эпизод, о котором Иган не хотел говорить.

Но всему свое время, так что начнем сначала.

Джон Джексон родился в 1768 (по другим данным в 1769) году в Лондоне. Его отец был из фермерской семьи, и его братья так и остались в деревне, но сам он стал инженером и строителем, причем хорошим. Один из мостов, недалеко от устья реки Флит, который построил отец будущего чемпиона, современники считали особенно удачным.

Вполне возможно, что сын пошел бы по стопам отца и не стал бы ни чемпионом, ни Джентльменом, но бокс был очень популярен в стране, и Джон стал захаживать в то, что сейчас назвали бы секцией бокса, с той поправкой, что там не столько тренировались, сколько спарринговали. И вот здесь у совсем молодого парня обнаружили огромный талант. Надо сказать, что о его физической одаренности уже при жизни ходили легенды. Иган был уверен, что Джексон серьезно занимался гимнастикой. Честно говоря, я с трудом представляю себе, кто, где и как тогда занимался гимнастикой, так как в качестве вида спорта она не существовала. Ну не приседания же он делал! Видимо, мог крутить сальто и делать еще что-то в этом роде. А вот что известно совершенно точно, так это то, что он очень быстро бегал и замечательно прыгал. Следовательно, обладал большой взрывной силой.

Но все это сразу отошло на задний план, едва он занялся боксом. Здесь у него обнаружился такой талант, что на него сразу же обратил внимание большой знаток этого вида спорта, а также знаменитый игрок в крикет капитан Хенри Харви Эстон, один из колоритнейших персонажей той незаурядной эпохи. На тот момент, 1788 год, ему оставалось жить десять лет, а погиб он в Индии, уже будучи полковником, на дуэли, и вот он-то как раз был настоящий джентльмен. Не по прозвищу, а по жизни.

Началось все с того, что Эстон, чей полк тогда находился в Индии, заступился за одного лейтенанта перед двумя майорами, Пиктоном и Алланом, сочтя их поведение "нелиберальным". Что стоит за этой формулировкой, остается только догадываться, скорее всего, обычное хамство старших по званию по отношению к младшим. Эстон был их командиром, и конфликт носил служебный характер, так что они не могли вызвать его на дуэль, но майоры оказались ретивыми. Сначала Пиктон каким-то образом придал конфликту "частный" характер и вызвал Эстона на дуэль. Условия дуэли не вполне понятны из описания, но, так или иначе, первым нажал на спусковой крючок Пиктон. Пистолет дал осечку, что, однако, приравнивалось к выстрелу. Эстон в ответ выстрелил в воздух. Существует также версия, что в воздух выстрелили оба. Скорее всего, она не соответствует действительности, но в нее хочется верить, так как Пиктон прожил потом достойную жизнь, стал известным кавалерийским командиром и погиб при Ватерлоо.

Конфликт казался исчерпанным всем, кроме майора Аллана, которому позарез надо было доказать, что он никакой не "нелиберальный", а очень даже либеральный. Он тоже "переквалифицировал" свои претензии к Эстону из служебных в частные и вызвал его на дуэль.

Полковник снова счел ниже своего достоинства уклоняться, и вторая дуэль состоялась на следующий день. Аллан выстрелил первым. Все решили, что он промахнулся. Эстон навел свой пистолет на противника, прицелился, но не стал стрелять. Вместо этого он прижал руку с пистолетом к груди и подозвал секундантов. "Я ранен, - сказал полковник, - по всей видимости, смертельно, и я отказываюсь отвечать на выстрел, так как не хочу, чтобы кто бы то ни было мог сказать, что мой последний поступок в этой жизни был продиктован местью".

После этого Эстон сел на землю. Он умер только через неделю, которую провел в адских мучениях, но, как утверждают свидетели, без звука. История эта потрясла колониальные войска и была опубликована в рубрике "Новости из Индии" в журнале World за 1799 год, откуда без изменений перекочевала в книгу историка бокса Г.Д. Майлза.

Мне не удалось найти никакой информации относительно того, как повел себя майор Аллан. Думаю, он прожил долгую счастливую жизнь, считая, что ему не в чем себя упрекнуть. Вообще, благородство, конечно, хорошая штука, но оно не всегда уместно. Когда умиравший Пушкин послал кого-то из друзей на гауптвахту к Дантесу со словами, что он его прощает, тот развлекался с пришедшими его навестить кавалергардами. Слова Пушкина были встречены богатырским молодецким гоготом. Я это к тому, что, наверно, Эстону все-таки стоило выстрелить. Может быть, я смотрю на это дело с позиций дворняжьей морали нашего века, а может быть, нужно действительно избавляться от людей, которым легче убить хорошего человека, чем признать свою неправоту.

Но в 1788 году до этого печального конца еще было довольно далеко. Эстон увидел чрезвычайно талантливого Джексона и решил сделать на него ставку. Во всех смыслах.

В качестве первого противника ему был выбран Уильям Фьютерел (Fewterel) из Бирмингема, которого иногда также называют Фатрелл (Futrell). Сейчас от него осталось только "пол-имени", но тогда он пользовался большим уважением. На его счету было то ли восемнадцать, то ли двадцать боев, и во всех из них он одержал победы. Для своего времени он был почти гигантом и весил 230 фунтов (104 кг). Для сравнения – вес Джексона был где-то 88 - 89 кг при росте 182 см, и при таких данных он был одним из самых крупных боксеров своего времени.

Бой состоялся 9 июня 1788 года в местечке под названием Смиттам Боттом недалеко от города Кройдон. Всего там в этот день состоялось три боя, и это было крупным событием для того времени, на которое из столицы понаехало очень много народу, включая сливки общества во главе с принцем Уэльским. Видимо, от Джексона ожидали очень многого. И не ошиблись.

Подробного пораундового описания этого поединка не сохранилось. Он продолжался один час и семь минут и только Бог знает, сколько раундов, если только Он не сбился со счету. (Напомню, что раунд тогда продолжался до падения хотя бы одного боксера, и перерыв между раундами составлял 30 секунд).

Перед боем многие сомневались, что Джексон вообще сможет хоть раз опрокинуть такого гиганта хоть ударом, хоть броском. Однако Фьютерел (будем все-таки называть его так вслед за Иганом) оказался трусоват. Он впервые встречался с человеком, который не так уж сильно уступал ему в габаритах и обладал сокрушительным ударом. Если Джексону удавалось достать его с дистанции, то Фьютерел частенько падал, а упав, желал вылежать все, что можно. Свидетели говорили, что временами он вообще падал без удара, так что раундов было много, и часто они были достаточно короткими.

Наконец, Фьютерелу окончательно надоело играть в ваньку-встаньку, и он решил закончить бой. Джексон так понравился принцу Уэльскому, что тот через своего спутника подарил ему какую-то банкноту сверх гонорара. Очень многие тогда решили, что этот новичок имеет все шансы в недалеком будущем стать чемпионом Англии. Это действительно случилось, но значительно позже, чем думали – почти через семь лет, в 1795 году.

Александр БЕЛЕНЬКИЙ

(Продолжение следует)