"СЭ-Воскресенье" продолжает публиковать исторический цикл Александра БЕЛЕНЬКОГО о боксерах эры "голых кулаков".

(Продолжение. Начало в номерах "СЭ-Воскресенье" от 31 марта , 7 апреля, 14 апреля и 21 апреля)

У боксера-комсорга и тренер должен быть настоящий коммунист. У Крибба так и было. Ну, в некотором роде.

В когда-то легендарном советском фильме "Первая перчатка" 1946 года выпуска весь из себя положительный тренер по боксу заходит в зал с таким видом, как будто он тут всех сейчас одарит конфетами, и поет такую песенку:

Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка,
Умейте выжидать, умейте нападать.
При каждой неудаче давать умейте сдачи,
Иначе вам удачи не видать.

Я сильно сомневаюсь, что капитан Барклей пел что бы то ни было подобное. Но если все-таки он пел, то слова его песни должны были быть именно такими, а вот мелодия не сладенькая, как в фильме, а какая-то очень-очень живодерская.

Все, кто достаточно продолжительное время занимался каким-то видом спорта, знают, что среди тренеров попадаются настоящие изуверы. Делятся они в основном на две категории: тех, кто издеваются над своими учениками, отыгрываясь за собственную неудавшуюся спортивную карьеру, и тех, кто экспериментирует прежде всего над собой. Последние выполняют все те упражнения, что и их несчастные подопечные. Например, когда все кандидаты в чемпионы уже попадали с турников и валяются на полу бездыханные, наставник все продолжает и продолжает подтягиваться: сто тридцать один, сто тридцать два, сто тридцать три… двести шестьдесят четыре... Кто с такими тренировался, у тех по прочтении последнего абзаца уже начались судороги в мышцах от одних воспоминаний.

Вот капитан Барклей и был чем-то в этом роде. Кстати, напомню, что это тот самый человек, которому Пирс Иган посвятил свою "Боксиану". Мы уже как-то говорили о нем, но я все-таки вкратце напомню о его спортивных подвигах.

Капитан Барклей происходил из древнего шотландского рода, из которого вышли среди прочих и российский генерал-фельдмаршал Барклай-де-Толли, и основатели известного банка "Барклайз". Он был всего на пару лет старше Крибба, то есть в 1805 году, когда они познакомились, ему было всего 26 лет, но Том, как и все боксеры, с великой почтительностью взирал на капитана снизу вверх. И дело здесь не только в социальном положении капитана и в том, что тот был его работодателем, хотя, конечно, и в этом тоже. Главная же причина была в том, что Барклей был лидером и командиром по своей природе. Тот, кто служил в армии, наверняка сразу вспомнит ребят, многие из которых и силой особой не отличались, но почему-то их слушались.

Итак, Барклей был даже не фанатиком, а изувером тренировки. Больше всего на свете он любил ходить и ставил в этой области рекорды, от которых у его современников сигары изо рта падали.  На момент знакомства с Криббом Барклей успел:

в 1801 году пройти 110 миль (177 км) за 19 часов 27 минут, то есть со средней скоростью чуть более 9 километров в час. И этот страшный человек еще сетовал, что почва в тот день была мягковата после дождя, а то бы он прошел еще больше;

в 1803 году он прошел 64 мили (103 км) за десять часов, то есть со средней скоростью около 10,3 км в час;

в 1805 году он прошел 72 мили (116 км) между завтраком и ужином, по всей видимости, довольно ранним.

В общем, умел человек найти место подвигу. Сотни таких молодцов - при условии, что их мысли удалось бы направить в верное русло, - хватило бы для строительства коммунизма не в одной отдельно взятой несчастной стране, а во всем мире.

Когда Барклей не ходил пешком, он тренировался в боксерском зале, а когда не делал ни того ни другого и еще не проводил время на скачках, служил в своем полку. Пехотном, разумеется. Таких людей просто нельзя отдавать в кавалерию, так как там они замучают лошадей, заставляя их с собой соревноваться.

Однако, как и всякому прирожденному тренеру, Барклею было мало издеваться только над собой. Требовалось, чтобы кто-то страдал рядом с ним, пусть и не с таким упоением, как он сам. Видимо, в Криббе капитан сразу разглядел идеальную жертву и занялся им всерьез.

Надо сразу сказать, что интерес Барклея к Криббу не был совсем уж бескорыстным. Как и чуть ли не все тогдашние богатые аристократы, он был игроком. Очень много ставил на себя самого во время своих сумасшедших "заходов". Ставил на лошадей и на людей, то есть на боксеров, и он решил, что, как и в тех случаях, когда он ставил на самого себя, с боксерами надо брать дело в свои руки, если хочешь добиться гарантированного результата.

Возможно, что Барклей решил сам подготовить боксера к бою еще задолго до встречи с Криббом. Надо было только найти такого человека, который не убежит из зала, если заставить его тренироваться с тем же рвением, что и он сам. Задача была не из легких. Тогдашнее представление о том, что такое тренировка боксера, разительно отличалось от нашего. Понимали, что курить и пить в последние недели перед боем, пожалуй, не стоит. Ну, от женщин надо держать подальше какое-то время, чтобы злее были. Спарринговать побольше, конечно, но только в перчатках. Вот, собственно, и все, а многие не делали и этого, и едва ли не самой "популярной" причиной смерти среди боксеров был цирроз печени.

Видимо, в Томе Криббе Барклей увидел что-то такое, что побудило его им заняться. Том был очень спокойный и за пределами ринга совсем не агрессивный парень. К боксу он относился как к работе, и понимал, что эта работа налагает на него кое-какие ограничения. Между боями он не напивался и не буянил, был учтив и вежлив со всеми. Пусть ему не хватало какой-то индивидуальной яркости, которой в высшей степени были наделены такие его современники, как Джем Белчер или Голландец Сэм, зато на него можно было полностью положиться. Ему, скажем, можно было дать задание отжаться десять тысяч раз и уйти из зала, зная, что он не последует за тобой, едва ты захлопнешь дверь, а будет отжиматься до победного конца. В общем, это был классический надежный спортсмен из тех, из кого, как уже говорилось, в советских сборных любили делать комсоргов и которых товарищи по команде часто не слишком жаловали.

Однако Барклей был не из тех, кто дает задания и уходит. Он показывал личный пример, что само по себе вызывает уважение, а у таких трудяг, как Крибб, особенно. Сам бы он, конечно, никогда не стал так измываться над собой из одной любви к искусству, но ему было легче это делать, когда он видел перед глазами такой пример, а он его видел постоянно.

Что касается капитана, то он не мыслил жизни не только без издевательств над собой и другими, но и без риска. Вот и с Криббом он захотел рискнуть, но не очертя голову, а очень обдуманно. Он решил выпустить его против экс-чемпиона Англии Джема Белчера.

Это был очень просчитанный риск. Белчер, к тому времени потерявший глаз во время игры, напоминающей теннис, был далек от своей лучшей формы. Он на два года уходил с ринга, а в 1805 году вернулся и проиграл своему другу Хену Пирсу, которого когда-то сам протежировал, и очень тяжело это переживал. При этом Белчер сохранял популярность и веру своих болельщиков. Он должен был стать фаворитом в бою с Томом Криббом, и на этом можно было здорово заработать.

Вроде бы все было просчитано и обсчитано. И все равно чуть не сорвалось.

(Продолжение следует)

Александр БЕЛЕНЬКИЙ