Анатолию Карпову - 65!
– С вашим изображением выпущено более двухсот марок. Нелепые попадаются?
– В КНДР напечатали марки, посвященные моему матчу с Корчным. На них мы с Виктором Львовичем здорово напоминаем корейцев. Африканские марки на золотой фольге тоже своеобразные. К примеру, бразильский гроссмейстер Энрике Мекинг там чистый негр. Да и я получился мулатом.
– Главный бриллиант вашей коллекции марок?
– В шахматной серии – кубинские, которые в 1951-м выпустили к 30-летию победы Капабланки над Ласкером. В двух вариантах – с зубцами и без зубцов. Вторые хранились в сейфе компании, которая печатала марки. Когда в 1979-м один из первых владельцев умер, сейф вскрыли и наткнулись на лист беззубцовых марок. Стоили 600 долларов. Для тех лет огромная сумма.
– Как достались вам?
– Испанскую федерацию шахмат долгие годы возглавлял мой приятель, страстный филателист. Незадолго до смерти предложил выкупить коллекцию. Там эти марки были даже в парах.
– Самый интересный путь, которым к вам пришла марка?
– Была история, после которой я стал знаменит в мире филателистов. 2000 год, Бельгия, аукцион. Кого-то на таких мероприятиях охватывает лихорадка, а я совершенно спокоен. Шахматы научили контролировать эмоции. Если что-то ушло по цене вверх – ну и ладно. Все иметь невозможно.
На этом аукционе неожиданно собралось много народу. Цены зашкаливали. В какой-то момент сообразил: из того, что намечал для покупки, осталось последнее почтовое отправление XIX века. Конверт чуть больше стандартного размера. Ага, думаю, уж здесь-то поборюсь. Постепенно отсеялись все, кроме бельгийского пенсионера. Бьется и бьется. Сдался, когда дошли до заоблачных 16 тысяч евро. У него просто не было столько денег. Да и я крепко переплатил от начальной цены, что мне несвойственно.
– Не прогадали?
– Вечером в гостиницу звонит приятель, организатор торгов: "Ходят слухи, ты купил что-то особенное?" – "Да нет. Бился с каким-то психом. Загнал меня…" – "Он не псих. Все дело в этом конверте".
И вот что выяснилось. На нем было 17 марок, одна отклеена. До того, как выставили на аукцион, конверт находился в известной коллекции бельгийского табачного магната. Первое описание датировано 1897 годом, когда не было фотографии. Отмечалось, что нет одной марки, а это почтовое отправление – самое дорогое в истории Бельгии. В пересчете на современный тариф – 365 евро. Вот 17-я марочка с конверта и лежала в кармане у пенсионера, который воевал со мной!
– Как он это понял?
– Он собирал первую эмиссию марок. Получил каталог, прочитал описание конверта, заинтересовался. Залез в свой альбом, где марки с этими номерами гашения. Одну приложил к контурам и по печатям увидел, что это она. Из Франции, где тогда жил, помчался в Бельгию на аукцион.
– Бедняга.
– Ну почему? Эту марку он продал мне в 50 раз дороже номинала. Стоит 60 евро, а я выкупил за 3 тысячи. Игра стоила свеч. Полный конверт мгновенно вырос в цене раза в два. На следующем аукционе в присутствии телекамер мы торжественно водрузили туда эту марку. Через сто с лишним лет, вместивших две мировые войны, уцелевшая марка нашла свой конверт!
– В какую же сумму оценивается ваша коллекция марок?
– Понятия не имею. В интернете мелькали цифры – 13 миллионов евро. Но как определили, если никто не знает точно, что у меня есть? Оценить всю коллекцию – работа сложная. Никогда этого не делал. Да и зачем? Марки не закладываю. Продавать не собираюсь. Развиваю коллекцию, получаю удовольствие.
– Для марок арендуете банковский сейф?
– Да. В Европе хранить удобнее, потому что коллекции постоянно пополняются. Но кое-что в Москве.
– Жене и дочке это интересно?
– Соне – не особо. У Натальи своя страсть – советский фарфор.
– Уже прикидывали, кому достанутся ваши бесценные сокровища после смерти?
– Нет. Пока об этом думать рановато. В любом случае шахматные и олимпийские серии дробить не стоит. Они лучшие в мире! Да, многое распродается по частям на аукционах, когда наследники равнодушны к таким увлечениям. Но уникальные коллекции нужно сохранять в семье.
– Была марка, которая от вас ушла и вы горько об этом жалели?
– Ни разу! Я бы никогда не выиграл столько турниров и матчей на первенство мира, если бы постоянно жалел об упущенных возможностях. Допустим, матч в Севилье с Каспаровым в 1987-м. Десять секунд больше – и я бы его обыграл, вернул бы звание чемпиона мира. Не говоря о том, что в финансовом отношении это стоило мне тогда 400 тысяч долларов. Если всю жизнь себя терзать, быстро расшатаешь нервную систему. Какой-то урок, безусловно, для себя откладываю, но сам факт стараюсь забыть.
– Откуда же при такой нервной системе взялась бессонница?
– Сказывались перегрузки, напряжение. Всякому шахматисту это знакомо. Правда, нынешнее поколение по части выносливости – слабаки. Наши марафоны им не снились. С Корчным я играл матч 110 дней, с Каспаровым – почти пять месяцев. Чемпионат СССР длился 42 дня! А сегодня даже матч на первенство мира в два раза короче.
– Что с вашей коллекцией шахмат?
– Есть парочка эксклюзивных комплектов. В СССР было постановление Совета министров – запрещалось что-то выпускать в единственном экземпляре. Минимум в двух. В середине 70-х на заводе в Вербилках к юбилею Брежнева сделали изумительные фарфоровые шахматы. В трех экземплярах. Один – Леониду Ильичу, второй – в заводской музей, третий – для меня.
После развала Союза они из музея исчезли. В семье Брежнева тоже не сберегли. Расспрашивал Чурбанова, бывшего зятя генсека, о том комплекте. Помню, отвечал, эти шахматы, но во время переездов то ли разбились, то ли затерялись. Так что мой экземпляр – последний. Похожая история и с другим комплектом.
– Фарфор?
– Арагонит. Было известно единственное месторождение этого поделочного камня – испанская провинция Арагон. И вдруг его случайно обнаружили в Балаково! В карьере, откуда вывозили щебень, чтобы проложить дорогу к атомной станции. Открыли мастерскую, выпускали вазы, сувениры. Потом сделали два комплекта шахмат. Подарили Брежневу и мне. Чурбанов сказал, что и этот комплект не сохранился. А мой – дома.
– Тяжелый?
– Не то слово! Сами шахматы увез с собой, а вот столик, который весил три центнера, доставили время спустя. Еле затащили по лестнице. Так и стоит на одном месте – сдвинуть нереально.
– Ваша мастерская, где из бивня мамонта собирают шахматы на заказ, еще существует?
– Не мастерская – салон. Пытались сотрудничать с китайскими косторезами, но им нет равных, когда надо что-нибудь повторить. Если же создаешь с нуля – наши мастера лучше. Работают тоньше, интереснее. За границей такие комплекты обычно делали из слоновой кости, но теперь введен запрет на ее торговлю. Из-за угрозы вымирания животных.
– Прошлой осенью вы побывали на открытии первого в России музея шахмат. Говорят, испытали потрясение, увидев фарфоровые шахматы серии "Мир животных. Север против Юга"?
– Это единственный в мире полный комплект! О нем никто не знал. Пока музей не открылся, все запакованные экспонаты лежали в одной из комнат Центрального шахматного клуба. Уникальная вещь хранилась в коробке из-под обуви. Пропала бы – не заметили. Не было даже описания! У меня лишь пять таких фигурок. У адвоката Добровинского было восемь или девять. Сейчас, по-моему, с коллекцией он расстался.
– Цена комплекта?
– По словам жены, специалиста по фарфору, отдельные фигуры продаются от 8 до 12 тысяч евро. Пешки – дешевле. Вот и считайте: 16 фигур, столько же пешек. Значит, не меньше 150 тысяч евро.
