ДОСЬЕ "СЭ"
Анатолий Александрович РОЩИН
Родился 10 марта 1932 года в деревне Гавердово Рязанской области. Заслуженный мастер спорта по греко-римской (классической) борьбе. Олимпийский чемпион 1972 года. Серебряный призер Олимпийских игр 1964 и 1968 годов. Чемпион мира 1963, 1969 и 1970 годов. Серебряный призер чемпионатов мира 1962, 1967 и 1971 годов. Чемпион Европы 1966 года. Чемпион СССР 1962, 1963, 1967 и 1971 годов. Трехкратный победитель Спартакиады народов СССР. Двукратный чемпион СССР по самбо. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, медалями "За трудовую доблесть" и "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".
Среди множества спортсменов есть люди особой породы. Совершившие то, что никогда никому не удавалось. Рощин – из таких. Он единственный в мире борец, сумевший выиграть Олимпийские игры в сорок лет!
А еще Рощин замечательный рассказчик. Ему не надо задавать вопросов. Только слушать внимательно – и не перебивать.
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН БЫКА УКРОТИЛ
– Детство у меня, как и у всех мальчишек моего поколения, закончилось в июне 1941-го. Отец ушел на фронт, у мамы нас, ребятишек, четверо осталось. С десяти лет я начал работать в колхозе. Таскал мешки с зерном, возил на телеге корм, дрова. Меня даже медалью наградили – "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Жаль, батя об этом не узнал: в 42-м он погиб под Ржевом.
Я всегда был здоровым малым, и в деревенской жизни это, конечно, очень помогало. Помню, как-то в доме провалился погреб. А я возле железной дороги старые 12-метровые рельсы приметил. Вечером два из них сам погрузил на телегу привез домой и запихнул вместо сгнивших балок, восстановив погреб. Они до сих пор там лежат. Правда, маму при виде 11-летнего пацаненка с тяжеленным рельсом на плече чуть удар не хватил.
В тот же год дали мне в повозку двух молодых быков. Одному я ремень на шею закинул и вывел на прогулку – чтобы пообвыкся чуток. Внезапно бык побежал. Я упал, но повод чудом удержал в руках. Разозлившись, дернул его со всей силы так, что бык аж через голову перелетел, встал на ноги и замер. В дальнейшем он себя вел как шелковый.
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН "МОРСКИМ ОХОТНИКОМ" БЫЛ
– Из родной деревни я сначала в Рязань переехал, а чуть позже – в Москву Кем только не работал – электриком на ВДНХ, в мастерских по ремонту электромоторов, строителем, грузчиком. Когда подошел срок идти в армию, на флот напросился. Не смущало даже, что пять лет там оттрубить придется – такой тогда был порядок. "Зато отъемся", – думал я.
Год в Кронштадте отучился на минера, затем на Черное море собрались отослать, да форму сразу подобрать не смогли. (Немудрено, учитывая габариты Рощина. Рост – 194 см, вес – 120 кг. – Прим. А.К.) Брюки выдали – они мне по колено. Пока новую форму шили, всех ребят из моего учебного отряда отправили по разным уголкам страны, а меня решили в Кронштадте оставить. Определили матросом в дивизион "морских охотников". Мы барражировали на катерах Балтийское море, охраняли район от вражеских подводных лодок. Их, впрочем, со времен войны там не бывало.
Именно на флоте я основательно занялся борьбой. Влюбился в нее еще в Рязани, увидев однажды в цирке показательные выступления борцов. Как они красиво друг друга бросали, какие приемы проводили! Увы, в этом городе борьба не была развита, и первый раз на ковер я ступил уже в Москве. В спортзале общества "Труд". Вскоре, однако, забросил тренировки, поскольку не успевал на них с работы.
В 55-м году дивизион наш расформировали, катера пустили на патефонные иголки, а меня старшим боцманом оформили на тральщик. В мае вышли в море, вдруг радиограмма: "Навстречу вам буксир идет. Высаживайте Рощина со всеми шмотками, пусть возвращается в Кронштадт". – "А что такое?" – "Из Министерства обороны бумага пришла – в Москву его переводят, в ЦСКА".
Обрадовался, конечно. Мне бороться хотелось, а не морские узлы на палубе вязать. К тому моменту я уже регулярно выступал на первенствах Вооруженных сил по классической борьбе, на сборы ездил. В ЦСКА же на меня обратили внимание на чемпионате Союза, когда сборная Ленинграда обыграла в командном зачете Москву а я сенсационно победил Александра Мазура (первого советского чемпиона мира в тяжелом весе. – Прим. А.К.)
Честно говоря, сам от себя этого не ожидал. Силушкой-то Бог не обидел, а вот с техникой долго воевать пришлось. Гибкости недоставало. Ботинки зашнуровать – и то была проблема. И как я Мазура положил? Расстроился он, к слову жутко. Я к нему после схватки подошел. "Вы уж извините, – говорю, – что так получилось". "Да иди ты", – пробурчал он в ответ.
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН ВРАЧЕЙ УГОВАРИВАЛ
– Поселили меня в столице на армейской базе на Ленинских горах. Около трамплина. Зимой по льду через Москву-реку бегали за продуктами в деревню Голошино. Нынче на этом месте Лужники.
Начал я в ЦСКА с того, что стал чемпионом страны по... самбо. Вид спорта неолимпийский, поэтому на турниры армейскую команду набирали из борцов. Меня и снарядили. Всего недели две потренировался, тем не менее со всеми самбистами ухитрился разделаться.
А потом из-за серьезной болезни почти на три года оказался вне ковра. Мне удалили часть щитовидной железы. Врачи говорили откровенно: о борьбе забудь. Приводили в пример известных спортсменов, которые после аналогичных операций не сумели выйти на прежний уровень. Они потеряли скорость.
Долго меня по различным медицинским комиссиям таскали. Просил: не губите! Борьба для меня, что карты для картежника. В конце концов разрешили бороться. И хотя в ЦСКА на меня уже махнули рукой, это лишь подстегивало. Вообще-то по натуре я человек мирный, флегматичный. Но ежели заведусь, мне сам черт не страшен. Разорву! Такой сумасшедший прилив энергии чувствую, что лучше на пути не попадаться. Впервые понял это в одиннадцать лет – помните эпизод с быком? За счет подобного настроя я немало побед на ковре одержал.
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН ДВАЖДЫ БЕЗ ЗОЛОТА ОСТАВАЛСЯ
– Особенно запомнилось, как на чемпионате мира-63 я венгра Иштвана Козму одолел. Ну и громила это был, доложу я вам! Выше меня на десять сантиметров и тяжелее на полсотню килограммов. В дебюте схватки он украдкой от судьи прилично двинул мне головой по зубам. Это ничего, челюсть у меня крепкая. Бывало, смеха ради я в зале поясом обтягивал какого-нибудь парня и зубами поднимал от ковра. Или сам мог подтянуться на ремне и, обхватив его зубами, спокойно висеть...
Ну да я отвлекся. "Ты, стервец, заканчивай", – сказал Козме, благо он понимал по-русски. Но этот мадьяр снова боднул. А меня, как уже говорил, злить нельзя. Я рассвирепел, подхватил его и бросил через спину. Он улетел за пределы ковра. Едва поднялся, я его в другую сторону – шмяк, и до свидания. Козма всегда действовал грязновато. Лишь меня после того случая не трогал – побаивался. Вот только на двух Олимпиадах это меня не спасло.
Они получились словно под копирку. Оба раза я доходил до финала без поражений, но со штрафным баллом. А у Козмы, с которым сводила судьба в решающих поединках в Токио и Мехико, этого балла не было. То есть соперника устраивала ничья. Вдобавок его тренер дружил с президентом Международной федерации борьбы Миланом Эрцеганом: тот был из Югославии, но венгр по национальности. Так что симпатии судей были отнюдь не на моей стороне.
Шанс у меня был при единственном условии – если бы Козма шел в открытую борьбу. Он же уклонялся от нее, к себе не подпускал. Я к нему, он – за ковер. Пытаешься захват провести – убегает. И все ему как с гуся вода. Арбитры не реагируют, предупреждений за пассивность не дают. В итоге ничья. Козма первый, я второй. Две Олимпиады кряду! Обидно.
Кстати, в Токио в 64-м, на следующий день после финала, он подошел ко мне в Олимпийской деревне и протянул золотую медаль: "Забирай, она твоя. Ты был гораздо лучше меня. Если бы не судейство..." "Спасибо, Иштван, – ответил я, – но поезд уже ушел".
Несмотря ни на что, зла на него я не держал. Году в 70-м к какому-то празднику приурочили в Венгрии борцовский турнир. Я ехал и потирал руки: вот, думаю, сейчас встретимся с Козмой – нехай его народ поглядит, как он меня боится. На тренировку нашу венгры пожаловали в полном составе. Среди них и "мой" клиент. Увидал он, что я в порядке, и утром на взвешивание не явился. В зале потом столкнулись. "Ты чего?" – спрашиваю. "У меня ангина". – "Сачкуешь, гад. Так и скажи, что не хочешь со мной бороться". "Да, – опустил глаза Козма. – Посмотрел вчера твою тренировку и решил, что связываться не стоит".
В заключительный день турнира он неожиданно подошел: "Толя, приглашаю тебя в гости. С матушкой познакомлю, с родней". – "Финал закончится – я в твоем распоряжении". – "Договорились. Ладно, поеду к своим, скажу, чтобы стол готовили". Улыбнулся, сел в "ситроен" и уехал. Больше я его не видел. По пути домой машина Козмы врезалась в автобус. Спустя несколько дней он умер в реанимации, не приходя в сознание...
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН НЕМЦА НАПУГАЛ
– По совести говоря, после Игр-68 в Мехико я засобирался на покой. 36 лет – не шутка. К тому же кругом намекали: пора молодежи дорогу уступать. Меня эти разговоры сроду не задевали. Да ради бога! Однако, как посылают кого-то из молодых вместо меня на первенство мира или Европы, так баранка. А еду я – медаль в кармане.
И в этот раз та же история. Затянуло начальство старую песню про возраст. Плюнул я на все, целый год к ковру не подходил. Устроился преподавателем в ленинградский Военный институт физической культуры (ВИФК), в котором сам учился. Я уж и не планировал возвращаться, покуда не услышал от нашего спортивного министра Сергея Павлова: "Что, Анатолий, готов выступать в Мюнхене? А то некем тебя заменить". Надо, значит, надо. Забросил я портфель с лекциями и поспешил в зал.
На Олимпиаде борцовский турнир должен был начаться 6 сентября. Пришли мы на взвешивание и жеребьевку, а нам объявляют: соревнований не будет. Накануне ночью палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов.
Двух из них я знал. Это были борцы из Риги, эмигрировавшие в Израиль. Они погибли. А одному пареньку повезло. Я с ним еще на предыдущих Играх в Мексике познакомился. Играли на бильярде в Олимпийской деревне. Стрелок, родом из Свердловска. Маленький, худенький, в очках. "Как же ты уцелел в этой мясорубке?" спросил его через день после трагедии. "Я когда услышал в корпусе шум и стрельбу то, недолго думая, выпрыгнул в окно и убежал", – был ответ.
Большинство делегаций из арабских стран мгновенно покинули Мюнхен. К Советскому Союзу тоже претензии возникли, когда нашли автомат Калашникова, из которого стреляли палестинцы: мол, продаете оружие террористам... Сутки никто не мог понять, продолжится Олимпиада или нет. Говорят, решающее слово оказалось за премьер-министром Израиля Голдой Меир. "Наших спортсменов все равно не вернешь, – сказала она. – А чем провинились другие?"
Бороться на тех Играх было как никогда тяжко. После схваток я напоминал выжатый лимон. Не в возрасте дело – в аритмии, заработанной незадолго до отбытия в Германию. Причем по глупости.
Сидел на сборах, сгонял вес. Пробежка в горы, баня, массаж – все, как обычно. В субботу взвесился – 118 кг. То что нужно. И тут друзья из Ростова нагрянули. Поддался я на их уговоры отметить встречу. Крепких напитков не брали – шампанское, вино, пиво. Полтора дня куролесили. В понедельник встал на весы и глазам не верю – 131 кг! Вон сколько жидкости в обезвоженном организме скопилось! А на носу тренировка. Отборолся худо-бедно, и при обследовании врачи обнаружили аритмию.
В Мюнхене на меня, признаться, ставили не многие. Но главное, что я в себе не сомневался. Со временем в борьбе научился брать не голой силой, а хитростью. Наработал мышечное чутье и всем нутром, уже интуитивно, чувствовал, что противник будет делать. Его малейшего движения было достаточно, чтобы сыграть на опережение.
На Олимпиаде я выиграл у болгарина Томова и румына Долипски, завоевавших там соответственно серебряную и бронзовую медали. Оставался немец Дитрих. Мой ровесник, физически он был чрезвычайно силен. Неоднократный чемпион ФРГ по тяжелой атлетике, олимпийский чемпион по вольной борьбе, призер Игр по классической... На все руки мастер.
Сперва пронесся слух, что Дитрих, потерявший шансы на медали, отказывается со мной бороться и завершает карьеру Я насторожился: не ловушка ли? На взвешивании он появился, а на ковер и впрямь не решился выходить. Видимо, посчитал, что не имеет смысла карячиться. Мы ведь с ним давние соперники. Сколько ни боролись, Дитрих ни разу у меня не выигрывал.
Эта победа досрочно вывела меня на первое место. Теперь со спокойной душой можно было уходить.
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН НЕРВЫ БЕРЕГ
– Меня постоянно изводили вопросом: что же, дескать, помогало вам до сорока лет выступать? Объясняю. Спортсмен с годами не физические силы теряет. У него изнашивается нервная система! Прежде всего оттого, что его пихают на все соревнования подряд. И на каждом необходимо побеждать. Руководство не волнует будущее, ему немедля подавай результат. А надо аккуратно расходовать энергию, делать передышку. Я, к примеру, нередко пропускал второстепенные турниры, стараясь сконцентрироваться на подготовке к важнейшим стартам вроде чемпионатов мира и Олимпийских игр.
У меня было железное правило: возвращаюсь с соревнований – и непременно на природу Летом поохотиться, зимой порыбачить. Бродишь по лесу с полной выкладкой – рюкзак, ружье, патроны. С одной стороны, приличная нагрузка, с другой – никакого психологического напряжения. И на рыбалке я не просто с удочкой на берегу сидел. Брал лодку и наматывал на веслах за день десяток километров. Приезжаешь через недельку домой – вновь на ковер тянет. Вот и весь секрет моей спортивной "живучести".
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН ЖАЖДУ УТОЛЯЛ
– При этом аскетом меня не назовешь. В молодости, не скрою, выпить я любил. О спортивном режиме не слыхал, привык же, что в деревне после тяжелой работы мужики всегда пару стаканов самогона на грудь принимали.
Расскажу одну былинку. В 54-м из армии откомандировали меня на первенство Союза по самбо. Проходило оно в Харькове в кошмарных условиях. Душа нет, воды нет. В перерыве между схватками сунулся я в буфет, а там, как назло, исключительно вермут и портвейн. От безысходности покупаю бутылку вермута – большая она, зараза, 0,75, – и выпиваю из горлышка. Через час вызывают на ковер. Выигрываю. А жажда еще сильнее мучает. Я за второй бутылкой вермута шагаю. Осушил ее, иду на очередную схватку и снова побеждаю!
Соревнования закончились, и мы с приятелем пошли пообедать в ресторан. Он шампанское заказал, я солянку две свиные отбивные и бутылку водки. Разлить едва успели, как за соседний столик усаживается троица – тренеры из Москвы, представитель федерации. Приятель струхнул, а мне, матросу, чего терять? Приговорил я в одиночку пол-литра водки, потом и шампанское убрал. Нормально. Наконец эта троица не выдержала и направилась к нам.
– Молодой человек, – обратился ко мне один из тренеров, – нельзя столько пить! Я еще на стадионе наблюдал, как ты вермут глушил.
– Жажда мучила, а воды нигде не было, – оправдывался я.
– Нужно терпеть. Большой спорт и алкоголь несовместимы.
Тогда-то и взялся я за ум. Нет, на отдыхе, конечно, мог расслабиться, но перед соревнованиями и три дня после них ни капли себе не позволял. На охоте также практически не пил. Разве что спирта граммов сто пятьдесят. А то от водки у меня наутро голова болела.
Курить, правда, бросил только шестнадцать лет назад, похоронив из-за рака легких двух братьев, таких же заядлых курильщиков. К махорке и папиросам с военного детства пристрастились. Мы же сажали табак, который отцу на фронт посылали. Сначала его самому требовалось попробовать – крепкий или нет. Да и от голода выручал. Жрать охота, а покуришь махорку – вроде отпустило. Так и втянулся.
В сборной, разумеется, ругали. Я попытался бросить, но начал задыхаться на ковре. Как-то не выдержал, упросил тренера дать мне сигарету. Через пару минут была схватка. И так я здорово отборолся, что во всеуслышание заявил: "Все, буду курить". Об этом знали все – от массажиста до нашего главного спортивного начальника Николая Романова. "Пускай Рощин дымит, – говорил он. – Лишь бы не на глазах у ребят".
СКАЗ ПРО ТО, КАК РОЩИН В КИНО СНИМАЛСЯ
– Когда в конце 50-х режиссер Константин Юдин снимал кино "Борец и клоун", посвященное Поддубному и Дурову, он пригласил многих фактурных борцов. Мазур, скажем, играл "Черную маску", а мне досталась небольшая роль в массовке. С той поры борцы на "Мосфильме" подхалтуривали. Я еще снялся в эпизоде фильма "Хождение за три моря". Вместе с метателем молота из "Динамо" играли стражников царя Ивана III. Усищи приклеили – даже жена поначалу на экране не признала. Но с отъездом в Ленинград мой короткий роман с кино завершился.
После Олимпиады-72 мне предлагали возглавить сборную СССР, только я так устал от бесконечных сборов и разъездов, что хотел передохнуть. Опять пошел работать преподавателем в ВИФК. Был впоследствии вариант в ЦСКА. Начальник армейского клуба Табунов звал на должность главного тренера команды борцов и сборной Вооруженных сил. Тоже не поехал. В Москве я бы майором был, а в Ленинграде имел ставку подполковника и знал, что через пару лет полковника присвоят. В ЦСКА до этого звания дослужиться было бы куда сложнее.
Полковником в отставку и ушел, благодаря чему у меня хорошая пенсия. Плюс олимпийская стипендия, назначенная президентом Путиным, – на жизнь, словом, нам с женой хватает. С первой супругой я прожил более тридцати лет. Она умерла. Детей у нас не было. В 80-м женился второй раз. Игорь Никулин, бронзовый призер Олимпиады-92 в метании молота, – мой приемный сын. Игорька, впрочем, знал еще ребенком. Мы дружили семьями, и он мне как родной.
* * *
В 2006-м свой материал Александр КРУЖКОВ закончил этим абзацем:
Анатолий Александрович по-прежнему живет в Санкт-Петербурге. Здоровье, как водится, иногда пошаливает, но всю тяжелую работу дома и на даче он выполняет сам. "Привычка", – говорит. Ездит на охоту, каждое утро отжимается от пола 30 раз и гуляет с собакой, спускаясь пешком с четвертого этажа. Потому что лифта в его доме нет.