"Есть идея прыжка в Гималаях..." Памяти Валерия Розова

– Ваша жизнь полна рекордов. А был ли рекорд по количеству часов без сна?

– Такие рекорды ставил студентом, готовясь к экзаменам. Действительно ночи не спал. Иногда бывало во время восхождений. Я же много лет занимался профессиональным альпинизмом.

– Мы в курсе.

– Вот там приходилось работать по двое суток без сна. Последний раз – в 2008-м. Мы лезли на Серро-Торре, это Патагония. Граница Аргентины и Чили. Вкалывали 45 часов без остановки.

– Как выдержали?

– Вы точно из "Спорт-Экспресса"? Не из медицинского журнала?

– Так преодоление – наш главный интерес. У каждого свои секреты.

– Нет у меня секретов. Если говорить об альпинизме – важнее всего сохранять адекватность восприятия в условиях стресса.

– Тогда расскажите: как люди вроде вас отмечают 50-летие?

– Банально. С утра пораньше прыгнул.

– Так мы и думали. Откуда и куда?

– Со скалы. Это был особенный прыжок. Вообще-то я прыгаю уже 25 лет, но ни разу не случалось в день рождения!

– Почему?

– Родился 26 декабря. То холодно, то ветер. А тут в Альпах катался на лыжах с семьей. Погода – чудесная! Как не прыгнуть? Вечером приехали друзья. Праздновали, гуляли.

– Как-то мы пришли к Федору Конюхову. Говорит: "Мне необходима конкретная сумма, чтоб воплотить такую-то идею". Сколько и на что сегодня нужно вам?

– Есть идея прыжка в Гималаях. Мировой рекорд по высоте над уровнем моря. Прошлый рекорд мой же – в 2013-м прыгал с северной вершины Эвереста, 7220 метров. Год спустя отправился на разведку в Гималаи. Нашел отличное место, еще выше.

25 октября 2016 года Розов установил мировой рекорд, совершив самый высокий в мире бейс-прыжок с Чо-Ойю, горной вершины в Гималаях на границе Непала с Китаем, шестого по высоте восьмитысячника в мире (высота – 8201 м). Точка прыжка составила 7700 м над уровнем моря. Он провел в свободном падении 90 секунд и закончил прыжок на леднике, на высоте 6000 метров. Перед совершением прыжка Розов самостоятельно поднялся на гору: это восхождение длилось три недели.

– Намного?

– Метров на пятьсот. Для серьезных гор – расстояние огромное. Это дорогая экспедиция.

– Цифру назовем?

– Зачем нервировать народ? Тем более, цифры плавают. Одно дело – спортивная экспедиция, подъем на гору. Другое – прыжок. Логистика сложнее и дороже, профессиональное фото и видео. Дополнительные расходы, немалые! Сумма людям ничего не скажет – только вызовет реакцию: "Ну и запросы…"

– Когда готовы сокрушить рекорд?

– Да хоть сейчас. Либо осенью. Гималаи – это же весенне-осенние сезоны. Но сами видите, что с рублем творится. В условиях кризиса первое, что урезают – реклама, маркетинг. Проекты вроде моих.

– Вы нашли новую точку для рекорда. Это предел?

– Я уверен – есть точки для прыжка за 8 тысяч метров! Пока не могу ткнуть пальцем в карту: "Вот здесь" – но предполагаю, где. Труднодоступное место. Малейшая ошибка в логистике – и становится очень опасно. Идея классная, но отклика не находит.

– Может, это интервью растопит спонсорские сердца.

– Разве что в заголовке пропишите: "Срочно поможем нашему Бэтмену – и новый рекорд у России в кармане!" Между прочим, ни один из моих проектов в больших горах никто не повторил. Они уникальны.

АМПУТАЦИЯ

– Шрам на руке – память о чем?

– О собственной бестолковости. Во Франции хотел прыгнуть с радиоантенны. Попал под напряжение.

– Знаменитый случай – когда ваше тело выдержало 3 тысячи вольт?

– Ну да. Вы увидели шрам, а эти ожоги у меня по всему телу. Справа налево. Одну ступню разорвало, кроссовок расплавился. Ногу искромсали, два пальца ампутировали.

– Зачем же вы на антенну полезли?

– Нынче это неактуально – люди прыгают в горах, куча вариантов. А прежде бейсером ты считался, если прыгнул со всех фиксированных объектов. BASE – аббревиатура. Buildig – здание, Antenna – антенна, Span – арочные перекрытия, мосты, Earth – земля. Мне как раз нужно было закрыть букву "А".

– Что за антенна?

– Довольно известная. Я был во Франции на соревнованиях. Местный бейсер проконсультировал, как правильно перелезать через трехметровый забор с колючей проволокой, где охрана… Позже звонил в больницу: "Валера, забыл предупредить – с забора надо сразу перепрыгивать на лестницу! Не касаясь земли!"

– Как вовремя.

– Вот-вот. А я перелез, оделся, приготовился, взялся за лестницу. И все. Трясло долго. Свои движения никак не контролировал. Потом упал плашмя – но был в сознании. Ощущение, что стал стеклянным. Помню мысль: сейчас рассыплюсь…

– Вы были один?

– Втроем. Просто я первый схватился. Крикнул: "Скорее назад". Успел перемахнуть обратно через забор – и отключился. До дороги меня уже тащили.

– Как же уцелели?!

– Был низкий ток – при высоком напряжении. Это спасло. Еще повезло, что удар пошел не слева направо. Не через сердце, оно не останавливалось. А могло.

– В больнице провели четыре месяца?

– Два. Когда страховка закончилась, выгнали. Какие-то деньги были, друзья скинулись. Приехала жена, месяца полтора в Марселе снимали комнату. Мотался с костылями на перевязки. Очень тяжело заживало. Одна за другой пересадки кожи, пять операций…

– Лицо не пострадало?

– Нет. Зато разрезали скальп – брали тонкую мышечную ткань для пересадки на подъем ноги. Чаще берут с задницы – но тогда бы добавились полсантиметра. Пришлось бы носить ортопедические ботинки.

– В итоге все хорошо?

– Ноги практически одинаковые. Если не считать отрезанных пальцев.

– Вас это как-то ограничивает?

– Конечно! Сразу поставило крест на спортивном скалолазании. Я это дело любил. Стопа потеряла чувствительность. Нога толчковая, с нее прыгаю. Года два адаптировался к новым ощущениям.

– Люди, попавшие в переделку с током, открывают в себе неожиданные таланты.

– Об этом мне рассказывали. Я ждал-ждал – не случилось…

– Как сложилась судьба старшего брата, который вас и заразил любовью к горам?

– Трагично. В конце 80-х у альпинистов модно было летать на парапланах. Появились "спортивные купола". Площадь маленькая, купол эллипсоидный, верткий. Мы их купили – но хотелось использовать не только как средство спасения. Ведь парашютный спорт на 90 процентов – то, что делаешь во время свободного падения. До открытия парашюта.

– Это понятно.

– Здесь же есть возможность получать удовольствие еще и от полета на куполе. Ты сильно его разгоняешь, дергаешь за задние стропы и долго летишь вдоль земли, переводя скорость с вертикальной в горизонтальную. Это выглядело так необычно, что всех увлекло. Хотя технически были не готовы. И брат разбился. На "низком" развороте врезался в землю.

– На ваших глазах?

– Да. Я был внизу. Давайте без подробностей, это тяжелейшая для меня история.

– Многие после такого бросили бы прыжки.

– Почему? Если ваш товарищ погиб в автокатастрофе – больше за руль не сядете?

– Но ездили бы по-другому.

– Я тоже стал прыгать по-другому. Парашют для меня был уже образом жизни. Не бросишь… Кстати, об аварии. Я привык к скорости, все мелькает. Из-за этого долго воспринимал автомобиль, как компьютерную игру. Гонял, перестраивался из ряда в ряд, даже если никуда не спешил. Принципиально не пристегивался – вот была какая-то дурь! Однажды приятель выезжал с аэродрома на проселочную дорогу. Скорость – километров сорок в час. Нелепое столкновение, не пристегнут, удар грудной клеткой об руль.

– Умер?

– Вскрытие показало – остановилось сердце. С того дня нет водителя аккуратнее, чем я. Ремень, никаких "шашечек". Теперь понимаю: не пристегиваться – то же самое, что лезть в горы без веревки!

– Образно.

– Ладно, по скале можно – если позволяет уровень мастерства. Но без веревки идти по леднику с засыпанными трещинами – голая дурь! Потому что от тебя ничего не зависит. Наступишь на снежный мост, провалишься – и погиб. Таких случаев в горах – тысячи за год.

 

Федор Конюхов: "Эверест завален трупами"

ЭВЕРЕСТ

– Через какие ошибки вы прошли, когда впервые покорили Эверест?

– Я прыгал с высоты 7220. Непосредственно на вершину не поднимался.

– И не хотелось?

– Не то, чтобы не хотелось… Есть альпинизм высотный. А есть технически сложный – восхождения по стенам. Лично мне всегда нравился второй вариант. К тому же в ту пору восхождение на Эверест стоило 65 тысяч долларов. Эти ж деньги надо найти, правильно?

– Логично.

– Не скажешь: "Я еще на вершину мечтаю зайти. Накиньте полтинничек…" Я не хочу искать на это деньги! Надрываться, зарабатывать, чтоб поставить галочку – "был на вершине Эвереста". А нынешние коммерческие восхождения с кислородом меня как альпиниста не привлекают.

– Правда, что каждый подъем на Эверест – удар по здоровью? Люди начинают хуже соображать?

– Да.

– Теряется память?

– Однозначно. На головной мозг этот подъем действует. Даже после высоты в 7 тысяч я потом два-три месяца набираю форму. Не спортивную – просто возвращаюсь к нормальному самочувствию! Но большой спорт вообще не приносит здоровья. Хоть на лыжах бегаешь, хоть на Эверест ходишь. Это самоистязание. За пределами ресурсов организма.

– Кто-то из альпинистов нам рассказывал – был поражен количеству трупов на Эвересте. Вы их видели?

– Нет. Трупы лежат ближе к вершине – 8300 и выше. Есть "красная зона". Вы же смотрели фильм "Эверест"?

– Да.

– Там много правдоподобного. Разве что поведение героев иногда странное – ходят расстегнутые, говорят обычным голосом, не кашляют… Да лагерь выше 6 тысяч напоминает туберкулезный госпиталь!

– Ничего себе.

– Все кашляют, харкают, еле двигаются. А в "Эвересте" еще какую-то дискотеку устраивают. Но в целом – точно передано… Так я о том, почему тела с большой высоты не спускают. Люди физически не в состоянии! Рельеф такой, что тащить неконтролируемое тело нет возможности. Это делается с помощью веревок. Знаете, как?

– Нет.

– Навешиваешь веревки, организовываешь спуск, страховку. А маршрут длинный! Одно дело, идти своими ногами. Другое – вешать веревки каждые 50 метров. Если не успел вернуться за день, у тебя "холодная ночевка".

– Что это?

– Ночевка без бивуачного снаряжения. Ни палатки, ни примуса, ни спальника. На 99 процентов – смерть. Для всех.

– К разговору о "туберкулезном госпитале". Помним, как вы прыгали с ангиной.

– 2004-й, Пакистан. Вот задумайтесь: вы больны, с температурой. А надо выполнять физическую работу.

– К происходящему интерес не утрачивали?

– Важно было продержаться 2-3 дня. Высота не такая уж серьезная, около 6 тысяч. Но моментально развивается воспалительный процесс. Особенно легочные болезни на фоне инфекции. Боялся, что меня окончательно накроет, ангина пойдет вглубь. Товарищ ватными палочками счищал мне нарывы в горле… Ну а прыгать-то – облегчение!

– Удивительно.

– Ты мгновенно телепортируешься в базовый лагерь. Это же лучше, чем двое суток тяжелой работы по спуску.

– Николай Валуев нам сообщил: "Существует огромное количество трусливых боксеров". А вы встречали трусливых альпинистов? Или парашютистов?

– Мы часто обсуждаем эту тему. Альпинисты хорошего уровня никогда не стесняются произнести: "Мне страшно", "боюсь вот этого склона", "что-то камни плохо летят"… Это нормально! Страх твой союзник – никто из себя героя не строит. Глуповато выглядело бы.

– Вам случалось от чего-то отказываться, прислушавшись к внутреннему голосу – лишь потому, что "камни не так летят"?

– Был у меня проект. Отыскал точку в горах, невероятно сложную. Прыгал я уже в вингсьюте. Костюм-крыло – знаете о таком?

– Весь мир знает, Валерий.

– Это по сути настоящее крыло – с верхней и нижней оболочкой, воздухозаборниками. Но стропы дергаю не под ним, а меня помещают внутрь крыла. Управляю полетом, перекашивая собственное тело. Ногами, руками, как угодно. Но нужна вертикальная часть.

– Зачем?

– Тогда костюм наполнится воздухом, будет планировать по горизонту. А здесь вертикальная часть была очень короткая, дальше начинался рельеф. Я был жутко изможден на фоне альпинистского восхождения, не находил сил собраться. А главное, у сына день рождения.

– Отказались?

– Всеми правдами и неправдами, сославшись на ветер, невозможность качественно снять прыжок, еще что-то… Перенес на следующее утро. Чтоб не испортить сыну праздник, если что-то пойдет не так.

– Утром прошло удачно?

– Раз мы с вами сидим и разговариваем – конечно! Я что, напомнил вам барона Мюнхгаузена?

– Боже упаси. А что за место?

– Не скажу. Люди, которые были со мной, до сих пор не знают, из-за чего лишний день провисели на скале.

ЛАВИНА

– Часто у вас ситуация уходит из-под контроля?

– Для этого достаточно крошечной ошибки. Даже в рядовых прыжках, которые могу совершить в Альпах по несколько раз за день, поднимаясь по "канатке". Прежде в альпинизме практиковали разборы несчастных случаев. Сидели, вспоминали – кто что сказал, кто возражал, почему не вышли на связь. Всё-всё-всё.

– Что выяснялось?

– 99 процентов – человеческий фактор. Камень с неба не прилетал, всегда был виноват человек. В парашютном спорте не так подробно, но тоже разбирают. Существует fatality-list. Те же выводы: "переоценка своих возможностей", "неправильное использование снаряжения в данной ситуации". Не говоря уж про неправильную укладку.

– За последнее время – вышедшие из-под контроля ситуации?

– Если не брать личную жизнь, ха… Мы ведь говорим про экстремальный спорт?

– Исключительно.

– Пару лет назад в Альпах полез туда, куда лезть не стоило. Смотрел на склон и думал: не надо! 31 декабря, полпятого вечера. Я уставший, пора домой. Все уже спустились, накрыта праздничная поляна – а мне приспичило отметиться.

– Ну и?

– Новый год встречал в больничке, на растяжке. Оскольчатый перелом бедра со смещением. Трудно заживает. Прыгать-то я начал скоро, а хромал почти два года. Знаете основную проблему спортсменов?

– Что за проблема?

– Навыки и психологическую уверенность из своего спорта переносишь на другие виды активности. Я постоянно тренируюсь, прекрасная координация. Но в лыжах – не профессионал! От самонадеянности выскакивают детские ошибки.

– У ваших ошибок были последствия?

– Как-то прыгал с довольно простого места. Не учел сильный ветер, выбрал новую, сложную линию. Часто ты создаешь предпосылку – и включается цепь необъяснимых мелких невезений.

– Так что стряслось?

– Открылся нормально – но произошла закрутка строп. Не дотянул до полянки. Ветер сдул в горную реку. Я чуть не утонул! Минут пятнадцать барахтался в ледяной воде, окоченел.

– Любой начнет паниковать.

– У меня хорошая психологическая подготовка. За плечами огромный набор внештатных ситуаций, в которых уже побывал. И мощные порывы ветра, и закрутка строп, и спуск по обледенелым скалам… Для кого-то все это экстрим – а для меня естественная среда обитания. Стандартный набор действий. Тяжело, когда опасность приходит мгновенно. Вот здесь ты на грани жизни и смерти. Психика может не выдержать. Если сорвался в горах или идет лавина – есть минимальный шанс, что тебе повезет. Но если летишь к земле со скоростью 200 километров в час – шансов ноль. Понимаешь: "Вот и все…"

– У вас такого не было.

– В реке были как раз такие мысли. Тянет вдоль берега. Купол ушел под воду и влечет за собой. А он громадный! Я из последних сил хватаюсь за какие-то ветки, они крошатся, руки в крови. Чувствую – пальцы уже не слушаются. Не сжимаются. Я не в состоянии бороться. Вместо того, чтоб мобилизоваться, мозг дает команду умереть: "Расслабься, через пять секунд все закончится…"

– Как спаслись?

– Чистая случайность – купол сам по себе зацепился за корягу. Если б не это – утонул. Я ослабил натяжение строп, выбежал на берег. Стоял полчаса, обняв ствол, отогревался. Кроме себя, винить некого.

– Почему?

– Элементарная ошибка. В бейсовых системах нет запасного парашюта. С собой носишь "стропорезы". Острый крючкообразный нож, одним взмахом – вжих! – отсекаешь стропы. Освобождаешься, если где-то повис. Я выронил его за пару дней до прыжка – и плюнул.

– Будь нож с собой…

– …проблема решилась бы за десять секунд!

– Вы верующий человек?

– Я крещеный, православный. Свечку могу поставить. Но с церковью у меня отношения сложные.

– Как считаете, для чего вам была дана эта история?

– Не представляю. Стараюсь не копать глубоко. У меня подобных историй несколько. Как у всех работавших в горах.

– Чужая история в горах, которая вас потрясла?

– Анатолия Букреева. Жаль, мы не были знакомы лично. В 90-х он был очень известной фигурой среди европейцев. Затем несправедливое отношение американцев, выпустивших книгу. Его обвинили в том, что ушел от группы, не участвовал в спасении. Хотя к той не имел отношения. Никто из гидов этого не делал, а Букреев несколько раз поднимался на 200-300 метров от лагеря, спасал людей… В 1997-м погиб под лавиной в Гималаях.

– Самая нелепая гибель профессионального альпиниста на вашей памяти?

– Да всякая гибель – нелепая! Когда я, молодой, впервые сталкивался со смертью друзей и знакомых, испытывал шок. Но еще удивительнее была реакция людей вокруг: "Ты посмотри, что он сделал! Кто так поступает?" Это воспринималось как инцидент, не более. То есть, пока жжешь – ты герой. Если где-то убрался, всё: "Кто ж так делает-то?"

– Вы жизнь кому-нибудь спасали?

– Конечно. Как любой альпинист, который участвовал в спасработах.

– Вас лавина миновала?

– Никогда не попадал. Есть у меня товарищ, переживший две лавины. Первый раз откопали. На второй успел дернуть кольцо – за спиной был рюкзак с надувной спасательной подушкой. Она выталкивает тебя наверх.

– С такой подушкой лавины не страшны?

– Шансы на выживание увеличиваются. Но лавина перемолоть может запросто. Ударит о камни. Или об дерево. Снег утрамбовывает собственной массой. Через десять секунд он превращается в бетон! Ты откапываешь лавину, которая пять минут назад остановилась. Приходится разбивать! Попробуй не задохнуться, оказавшись внизу! На сайтах встречаются советы "делать плавательные движения"…

– Ирония у вас в голосе. "Плавательные" не помогут?

– Если снег тяжелый – не сдвинешься. Тебя несет.

Полностью "Разговор по пятницам" с Валерием Розовым – по ссылке