ДОПИНГ

С внедрением в профессиональном спорте системы биологических паспортов антидопинговая кампания обещает выйти на принципиально новый уровень. И не исключено, что в 2012 году всех нас ждут новые разоблачения.

Сергей БУТОВ

Громкое "дело Клаудии Пехштайн" - пятикратной олимпийской чемпионки из Германии, обвиненной в употреблении допинга, - могло бы стать рядовым допинг-случаем, которым в современном спорте стало трудно кого-либо удивить. Однако было в этом деле "но", перевернувшее для многих представление о современных возможностях антидопинга. Легенда конькобежного спорта была дисквалифицирована, не сдав за двадцатилетнюю международную карьеру ни единой положительной допинг-пробы! Конечно, для всех это был шок.

О так называемых биологических паспортах впервые заговорили еще в 2008-м, когда их единолично принялся внедрять Международный союз велосипедистов, потрясенный глубиной проникновения допинга в велоспорт. Уже тогда многим стало очевидно, что за такими паспортами будущее профессионального спорта, потому как само их внедрение косвенно свидетельствовало о недостаточной эффективности традиционного допинг-контроля в борьбе за чистоту спорта.

В конце 2009-го к программе официально подключилось WADA, а в 2010-м на новые рельсы перешло и большинство национальных антидопинговых организаций. 2011 год ушел на сбор проб крови, сформировавших эти самые паспорта. Наступивший 2012-й, по всей логике, должен показать спортивному миру эффективность их применения. Если это так, то "дело Пехштайн" - только начало.

* * *

Что это такое - биологические паспорта? Мы решили познакомить читателей "СЭ" с принципами их действия. Думается, многое станет понятно из интервью одного из руководителей РУСАДА Александра Деревоедова и статьи спортивного врача Хельсинкского университета Сергея Илюкова.

Кровяной допинг получил распространение после Олимпийских игр в Мехико в 1968 году. Те Игры проводились на высоте выше 2000 м, и с этим было связано падение результатов спортсменов в циклических видах спорта. Причем результаты оказались настолько ниже ожидаемых, что заставили спортивных ученых обратить внимание на связь высокогорья и работоспособности организма спортсмена, а затем и прийти к открытию эргогенного (то есть повышающего работоспособность) воздействия кровяного допинга.

Существует множество разновидностей кровяного допинга. Переливание крови - как собственной, так и донорской, применение стимулирующих эритропоэз препаратов (EPO, CERA, генные препараты EPO нового поколения, пептидные EPO-миметики, активаторы генов EPO и так далее), искусственные переносчики кислорода типа перфлуорокарбонов. Все они представляют собой вызов для антидопинговых организаций.

Список препаратов, с помощью которых спортсмены могли мошенничать, сужался по мере развития антидопинга. Кровяной допинг, тогда еще в виде гемотрансфузий, был запрещен в 1985 году. Это случилось сразу после Игр в Лос-Анджелесе, где сборная команда США по велоспорту публично приписала свои успехи переливанию крови. Несмотря на введенный запрет на донорскую кровь, первая жертва обнаружилась только в 2004-м, когда был разработан тест, обнаруживающий переливание чужой крови. Первым попался олимпийский чемпион Сиднея в велогонке с раздельным стартом Тайлер Хэмилтон из США, впоследствии признавшийся не только в гемотрансфузии, но и в применении ряда запрещенных препаратов.

В начале 2000-х годов был введен тест на EPO, в дальнейшем постоянно совершенствовавшийся. В середине прошлого десятилетия был доработан тест и пересмотрены критерии положительной пробы в отношении переливания чужой крови, что в период между 2007 и 2009 годами привело к повальным дисквалификациям спортсменов, в том числе российских, в ряде видов спорта. Но прямое допинг-тестирование оказалось не единственным эффективным способом борьбы с допингом.

Из приведенного графика видно, как в течение декады упало количество подозрительных изменений параметров в крови профессиональных велогонщиков. Прежде всего это связано с работой антидопинговых организаций. Нельзя не отметить, что одновременно с этим выросла безопасность самих спортсменов и ожидаемо снизились результаты скорости прохождения элитных горных этапов на "Гран-турах", вроде восхождения на Альп д’Юэз во время "Тур де Франс". Теперь, когда разработка биологического паспорта ведется полным ходом, допинг-контроль обещает выйти на новый уровень. Эффективность новой системы еще предстоит оценить, но одно можно сказать уже сейчас: арсенал средств у махинаторов стал значительно скуднее.

Говоря о паспорте крови, необходимо отметить, что его прототипом еще в 1990-е годы выступило правило недопуска атлетов к соревнованиям при завышенных показателях гемоглобина. Это было крайне актуальное правило ввиду отсутствия достоверных тестов. На практике проблема заключалась в том, что препарат, при помощи которого искусственно повышалась концентрация гемоглобина и эритроцитов, выводился из организма в короткие сроки, а вызванный его применением эффект оставался. Таким образом, соревнования пытались оградить от совсем уж бесстыдных случаев злоупотребления запрещенными препаратами, когда гемоглобин в крови спортсмена зашкаливал. При этом, естественно, следует помнить о людях, чей уровень гемоглобина повышен от природы, что явилось для многих поводом получить от международных федераций так называемое терапевтическое исключение.

Система паспорта крови основана на регулярном ее заборе у спортсменов и анализе кровяных параметров. К последним прежде всего относятся гемоглобин, эритроциты и ретикулоциты. Именно с этими компонентами крови связаны такие формы допинга, как эритропоэтин и гемотрансфузии. Повышение уровня кровяных телец и содержания гемоглобина в них приводит к повышению функции транспорта кислорода с кровью к мышцам, следовательно, и к росту работоспособности.

Огромное разнообразие факторов, влияющих на картину крови, диктует практику абсолютно индивидуального подхода. Сперва закладывается база данных под каждого спортсмена, входящего в пул тестируемых, и мониторинг строится в сравнении с этими данными.

Мониторинг опирается на изменения ряда показателей (далее пойдет речь только о самых основных параметрах). В норме количество ретикулоцитов, молодой формы эритроцитов, находится в диапазоне 0,5-1,5 процента от общего количества красных кровяных телец, однако может выйти за рамки без исключительных на то причин. При введении крови извне организм ощущает "достаток" эритроцитов, при этом количество натуральных ретикулоцитов спортсмена падает. Однако введенная извне кровь также несет свои ретикулоциты, что компенсирует потерю натуральных, и в результате может вообще не повлиять на кровяные параметры паспорта (если смотреть только абсолютные величины ретикулоцитов).

При заборе крови спортсмена с целью последующего переливания в качестве допингового средства (как правило, это делается во внесоревновательный период после приема микродоз эритропоэтина) организм временно ощущает недостаток крови. Это стимулирует новообразование крови, в результате чего растет концентрация ретикулоцитов.

Аналогичные изменения происходят с гемоглобином, где при заборе крови гемоглобин падает, а при переливании - резко возрастает. Все эти манипуляции с переливанием совершаются, как правило, с кровью самого спортсмена во избежание побочных реакций отторжения (подобные случаи не столь редки и могут привести к больничной койке) или возможного заражения заболеваниями, переносимыми с чужой кровью.

К анализу гемоглобина и ретикулоцитов, лежащему в основе мониторинга биологических паспортов, был выработан так называемый OFF-score, или stimulation index (индекс стимуляции), который представляет собой соотношение гемоглобина к ретикулоцитам. При постоянном отслеживании индекса можно заметить, когда спортсмен производит как забор (он сопровождается падением гемоглобина и ростом ретикулоцитов), так и обратное переливание крови (рост гемоглобина и падение ретикулоцитов).

Можно долго рассказывать о паспорте крови, но ничего не может быть нагляднее самого паспорта - он перед вами. Данный паспорт лег в основу исследования моих коллег из Германии, в котором симулировался тренировочно-соревновательный цикл манипулировавшего кровью спортсмена. Цикл был рассчитан на 42 недели, и в ходе него у спортсмена было взято 10 проб крови.

Глядя на паспорт, даже не специалист в антидопинге может увидеть, как между 4-м и 5-м заборами произошел спад гемоглобина со 139 до 127 гр/дл, при этом количество ретикулоцитов возросло с 0,84 до 2,01. Соответственно изменился и OFF-score. Взятая кровь (это тоже наглядно демонстрирует паспорт) была перелита между 7-м и 8-м заборами крови, где гемоглобин резко вырос, а количество ретикулоцитов упало. Эти данные также отражены и в OFF-score.

Сергей ИЛЮКОВ

Примеры биологических паспортов см. на фото

Перед вами - два примера биологического паспорта, впервые предоставленных для печати специалистами РУСАДА.

Верхняя и нижняя линия в паспорте означают референсное значение данного спортсмена, рассчитанное из его личных показателей: расы, пола, веса и др. Линия по центру графика - реальные показатели крови данного спортсмена. Количество точек в графике равняется количеству взятых у него допинг-проб.

Разница между паспортами заключается в том, что если на левом графике реальные показатели не выбиваются за пределы референсного значения, то на правом это происходит несколько раз. Это - сигнал о том, что существует риск применения запрещенного препарата или метода.

В настоящий момент РУСАДА использует два показателя паспорта крови - уровень гемоглобина (HGB) и OFFS (OFF-score - индекс стимуляции). Два других показателя - ретикулоциты (RET %) и ABPS (аномальный профиль крови) используются для сбора информации, хотя они, как правило, подтверждают показатели гемоглобина и OFFS. При этом ABPS наиболее стабильный показатель состояния крови спортсмена, колебания в котором без влияния извне довольно редки.

Александр Деревоедов: "Мы на пути к первой дисквалификации"

ПАСПОРТ НЕ ИЩЕТ СУБСТАНЦИЮ

- Что такое биологический паспорт?

- Сразу хочу подчеркнуть: это не документ гражданина с фотографией, а набор информации о биологических параметрах организма спортсмена. В настоящий момент под биологическим понимается паспорт гематологический, то есть паспорт крови. Но не за горами введение стероидного и эндокринных паспортов, что завершит общую структуру.

Пока же, повторяю, мы отслеживаем состояние гемоглобина и других показателей крови спортсменов. Как всем уже известно, EPO можно ловить только несколько дней. А переливание собственной крови вообще тяжело обнаружить. Тут-то и приходит на помощь паспорт - он позволяет разработать для спортсмена "легенду": что и в какие сроки происходило в прошлом с его организмом.

- Почему вы пока работаете только с кровью?

- Если показатели гемоглобина находятся в одном диапазоне, то показатели, к примеру, стероидного метаболизма - в другом, много более широком. Следовательно, обнаружить там отклонения намного сложнее. Хотя разговоры о введении стероидного паспорта идут с пекинской Олимпиады, его разработка продолжается до сих пор.

- А эндокринный паспорт?

- Это определенный набор параметров, характеризующих гормональный спектр. Данный паспорт в основном направлен против гормона роста, выявить который в ходе прямого допинг-контроля довольно проблематично. Во всяком случае, гораздо проще это сделать по косвенным критериям, как раз с помощью паспорта. Вокруг него пока тоже идет обсуждение, по большей части кулуарное. Хорошо, если он будет внедрен к сочинской Олимпиаде.

- То есть биологический паспорт станет своего рода медицинской картой спортсмена?

- В каком-то смысле. Человеческий организм ведь работает по принципу обратной связи, где практически все гормоны связаны друг с другом по цепочке. Добавление даже одного такого гормона извне искажает цепочку целиком, и вред здоровью просто неизбежен. При этом работа над паспортом принципиально отличается от традиционного, привычного для всех прямого допинг-контроля тем, что мы не ловим субстанцию. Она нам в данном случае неинтересна.

- А что интересно?

- Мы выявляем последствия применения запрещенной субстанции либо запрещенного метода. Причем сроки выявления существенно дольше, чем в ходе прямого тестирования. Собственно, одна из функций паспорта и заключается в том, что с его помощью можно вычислить оптимальный срок для прямого тестирования.

Допинг применяется по-разному, зачастую длинным курсом, когда определенный препарат вводится неделями и даже месяцами. Путем мониторинга и сбора информации мы можем строить прогноз о том, как именно запрещенная субстанция использовалась. И в нужный момент выявить ее путем прямого тестирования. К слову, именно так действовали некоторые международные федерации по отношению к российским спортсменам. К ним приехали за пробами с конкретной целью - найти. И нашли.

Вторая карательная, скажем так, функция паспорта состоит в том, чтобы использовать ряд его показателей для дисциплинарных мер. Самый громкий пока случай - "дело Клаудии Пехштайн".

- Которое, по мнению многих, открыло новую эру антидопинга.

- Это была одна из первых попыток использования паспорта для преследования спортсмена, хотя и там была масса спорных моментов. К примеру, большая часть проб, взятых у Пехштайн, относилась к периоду до введения правила WADA о биологических паспортах (то есть до 1 декабря 2009 года. - Прим. С.Б.). Выход из ситуации нашли, объявив, что те тесты использованы для информации, но не для применения санкций. И в доказательную базу их не включили.

Впрочем, и тех, что включили, оказалось достаточно. Я знаком с решением CAS по этому делу, читал объяснения самой Пехштайн, и знаю, насколько последовательно эксперты WADA "убирали" все ее доказательства.

- Мне кажется, с положительной допинг-пробой спортсмену пока что иметь дело проще - в конце концов, есть прямой факт нарушения. Другое дело, когда какие-то люди в белых халатах выносят наказание человеку, не сдавшему ни одной положительной пробы. Именно так преследование по паспорту сейчас выглядит со стороны.

- Ключевое значение имеют все-таки отклонения в паспорте, а не то, как это выглядит со стороны. Международные федерации еще в начале 2000-х по заданию WADA стали собирать пробы крови, создавая банки данных по каждому спортсмену. Их анализ в течение многих лет лег в основу так называемой адаптивной модели, отклонение от которой за пределы статистической достоверности может свидетельствовать о применении допинга.

Ведь как это работает на практике? Мы получаем показатели и просто накладываем их на модель. Когда видим значительные отклонения, у нас есть основания считать, что спортсмен что-то использовал. Дальше в дело вступают эксперты и сам спортсмен, который предоставляет свои аргументы. Эксперты работают анонимно, без прямого общения со спортсменом. Более того, они даже не знают, чьи материалы к ним поступили: это просто набор тестов и некое объяснение спортсмена.

Эксперт может посчитать это объяснение исчерпывающим. Но может и не посчитать. И тогда этого достаточно для вынесения дисквалификации, потому что под экспертом я подразумеваю не простого гематолога в больнице, а специалиста уровня доктора наук, желательно сертифицированного WADA.

- Можно ли сказать, что введение паспортов крови означает признание традиционного допинг-контроля недостаточно эффективным?

- Без сомнения. Паспорт и введен для того, чтобы повысить эффективность.

- Тогда насколько совершенна система паспортов?

- Она несовершенна, как и любая другая система, включающая большое количество данных, а также участие людей и приборов. До сих пор каждый новый случай преследования по паспорту требует очень серьезной работы со стороны антидопинговой организации и экс-пертов, от которых ждут профессионального, непредвзятого анализа. Причем любые сомнения, это мое глубокое убеждение, должны трактоваться в пользу спортсмена.

Мы многократно проверяем все данные. Выясняем малейшие детали, вплоть до того, в каких условиях бралась подозрительная проба, и так далее. И если мы принимаем решение дать делу ход, то это, как правило, обоснованная и очень взвешенная позиция.

- Выходит, один из минусов паспорта заключается вот в чем: пока вы "выцеливаете" допингера, тот может успеть выиграть чемпионат мира с Олимпийскими играми. Поэтому прямой допинг-контроль должен сохраняться в прежнем объеме.

- Не только поэтому. Соревновательный контроль ощутимо отличается от внесоревновательного. К примеру, бессмысленно искать бета-блокатор у стрелка во время сборов. Препарат действует короткий срок и эффективен только во время соревнований. Значит, и ловить его нужно во время соревнований.

Ну и, безусловно, иметь дело с прямым допинг-контролем любой антидопинговой организации пока также проще. Ведь запрещенная субстанция, найденная в организме, - это прямое доказательство.

В РОССИИ ИСЧЕЗЛО ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ К АНТИДОПИНГУ

- Почему в России как минимум на год опоздали с внедрением паспорта?

- Не могу сказать, что мы сильно опоздали. Пионерами внедрения паспортов были международные федерации, в первую очередь Международный союз велосипедистов. Но если говорить о национальных антидопинговых организациях, то РУСАДА однозначно в первой пятерке. Мы сейчас находимся на стадии сбора материалов. Имеем по 3-4 теста на каждого спортсмена уровня сборной в циклических видах спорта, то есть в тех, где паспорта крови эффективны.

- РУСАДА объявила, что за 2011 год собрала 20 тысяч проб. Замечательно, что вы не скрываете цифры, вот только непонятно, 20 тысяч - это много или мало?

- Очень много. Для примера - в 2010-м было 15 тысяч. В 2012-м снова соберем 20 тысяч. Не исключено, что мы первая в мире антидопинговая организация по количеству собранных проб.

- В прошлом году было 102 случая положительных допинг-проб у российских спортсменов. Опять-таки, это много или мало?

- На самом деле случаев было 118. Цифра 102 была обнародована в тот момент, когда мы не получили еще всех решений дисциплинарных комитетов в федерациях. Для сравнения, в 2010-м положительных проб было 98.

- Какова стоимость забора одной пробы?

- 8 тысяч рублей. В Европе стоимость колеблется от 200 до 250 евро. В Америке это порядка 400 долларов.

- Сколько проб необходимо для преследования на основании показателей паспорта?

- Не менее пяти. Лучше от пяти до семи.

- Сколько проб в год требует паспорт спортсменов уровня Усэйна Болта, Петтера Нортуга или Ольги Зайцевой?

- Чтобы сформировать паспорт, необходимо четыре-пять проб, собранных с определенным интервалом и желательно в разных условиях - во время отдыха, на сборе, на равнине, в горах и так далее. Дальше идет добор проб, от трех до пяти в год. Так создается картина паспорта, в котором любое отклонение будет особенно наглядно.

- Какова доля проб крови среди тех 20 тысяч, что вы собрали в 2011-м?

- 2,5 - 3 тысячи.

- То есть можно говорить о том, что на данный момент вы формируете паспорта крови у 700-800 российских спортсменов?

- Приблизительно.

- Когда ждать первого случая дисквалификации по паспорту в России?

- Мы на пути к нему. Почти наверняка это произойдет уже в 2012-м. Никуда в этом вопросе не торопимся, лучше лишний раз подобрать пробу, чем бросаться кого-либо в чем-либо обвинять. Но, увы, отдельные паспорта уже требуют анализа со стороны экспертов.

- Сбором проб для паспортов занимаются исключительно специалисты РУСАДА или, скажем, врачи сборной тоже?

- Любую информацию от врачей мы с удовольствием включим в паспорт, но собирать пробы они не имеют права. Да это и странно выглядело бы с точки зрения конфликта интересов. Не у нас, так у других появились бы подозрения, а правильно ли тот или иной врач забрал пробу и у того ли, кого надо. Кровь - не моча, это ткань. С ней надо уметь работать. Поэтому мы не можем позволить неаккредитованному персоналу собирать пробы для паспорта.

Мы поступаем так. У нас есть соглашение с одной медицинской организацией, сотрудников которой обучили стандартной процедуре забора крови в рамках допинг-контроля. Но чтобы не отвлекать их на оформление бумаг, с ними едет инспектор РУСАДА.

- РУСАДА иногда критикуют за то, что вы караете, но не занимаетесь профилактикой нарушений, что в вашем арсенале одни "красные" карточки.

- У нас есть и желтые карточки, так называемые флажки. Когда спортсмен не предоставляет или некорректно предоставляет информацию в систему ADAMS - это явный флажок. Три таких прокола в течение 18 месяцев ведут к дисквалификации. Профилактикой нарушений, если вы имеете в виду не образовательные программы РУСАДА, а нечто иное, мы тоже занимаемся. Можем приехать к спортсмену домой без предупреждения. Или несколько дней подряд приезжать к одному и тому же - для тонуса. Или пообещать, но не приехать.

Это нормальная схема антидопинговой работы, не мы одни этим занимаемся. Мы ведь заинтересованы не в том, чтобы поймать, а чтобы спорт был чистым. Если уж ловим, значит, спортсмены сами виноваты.

Я вам больше скажу. Нам порой приходится сталкиваться с проблемой морального выбора. Представьте, что по показателям крови очевидно: у спортсмена был период, когда он применял нечто запрещенное. Но в последнее время все в норме, спортсмен испугался, одумался. Как с этим быть? Начинать преследование или закрыть глаза?

- Трудный вопрос. Но, мне кажется, гораздо важнее то, как вы в РУСАДА на него себе отвечаете.

- Я бы сказал, что все зависит от дальнейшей динамики. Малейший новый всплеск обязан стать для нас основанием для вынесения спортсмену санкций с учетом прежних показателей. Вместе с тем не хочется гоняться за человеком, вставшим на верную дорогу. Вы ведь знаете, как зачастую применяется допинг в России - когда спортсмен не самый в этом виноватый.

- Вы учитываете и такие вещи?

- Стараемся учитывать. Видите ли, момент наказания в спорте никогда не был главным. По-настоящему принципиальны вопросы воспитания и сохранение здоровья. Допинг - это мошенничество, допинг - это плохо. Но если человек исправился, если он выиграл по правилам, я не согласен с теми, кто считает, что каждый хоть раз нарушивший должен получить по заслугам вне зависимости от обстоятельств. Во всяком случае, не убежден в этом. Главное, чтобы спортсмены не забывали: есть антидопинговые организации, в том числе и зарубежные. К счастью, случаев, когда россиян ловят за рубежом, с каждым годом становится все меньше.

- Согласен. И все меньше по-настоящему громких, резонансных разоблачений. Легкомысленное отношение к антидопингу в России, наконец, преодолено?

- Наши сборные по некоторым видам спорта резко изменили свое отношение к этому вопросу, поменяли идеологию. Исчезло пренебрежение к антидопингу. Это видно по открытости, по отсутствию страха перед процедурой допинг-контроля. Ну и по результатам этого контроля, разумеется. Как только Министерство спорта стало жестко высказывать свою позицию по этому вопросу, федерации прониклись и больше от нас не отмахиваются: дескать, вам это нужно, вы и занимайтесь.

Ну и общественное мнение вокруг проблем борьбы с допингом, как мне кажется, серьезно изменилось. Нас перестали в прессе представлять как врагов.

Сергей БУТОВ