Считается, что первым громким допинговым скандалом в истории отечественного спорта стала дисквалификация на Олимпиаде-1996 за бромантан четырех наших спортсменов — пловцов Андрея Корнеева и Нины Живаневской, борца Зафара Гулиева и легкоатлетки Марины Транденковой. Всех их удалось отстоять в суде, но дело получилось громким. Однако это все произошло уже после распада СССР. Между тем корни наших допинговых проблем, безусловно, ведут еще в советские времена. Слухи затрагивают первые десятилетия после Великой Отечественной войны. Однако известно об этой стороне нашего спорта очень мало, и отделить факты от вымыслов необычайно сложно.
Однозначно можно утверждать, что на официальном уровне в СССР стимуляторы и стероиды в спорте категорически не приветствовались. При каждом удобном случае подчеркивалось, что в этом состоит ключевое отличие наших атлетов от буржуазных. «Применение допинга на соревнованиях, широко распространенное за границей, всегда вызывало отрицательное отношение советских спортсменов, — писала газета «Советский спорт» в 1947 году. — Известно, что регулярное применение искусственно возбуждающих средств, большей частью ядовитых, вредно сказывается на здоровье и сокращает срок спортивного расцвета. Для нас допинг поэтому принципиально неприемлем».
Патриарх отечественного спорта, бывший глава Национального олимпийского комитета Виталий Смирнов постоянно подчеркивает: в нашей стране никогда не было никаких тайных и явных государственных допинговых программ, подобных тем, что осуществлялись в ГДР. В последнее время периодически всплывают некоторые документы на этот счет, но они не дают повода говорить о системном характере проблемы. При этом нехорошие истории с применением запрещенных препаратов с советскими спортсменами, конечно, все равно приключались. И спортивному руководству страны (а также спецслужбам) о них было прекрасно известно.
Советские тренеры и функционеры прекрасно знали о фантасмагории допинга, в которую начиная с 1970-х погрузился весь мировой спорт высших достижений. И, видимо, отдавали себе отчет, что без фармподдержки на топ-уровне достойных результатов не показать. Но при этом из-за тотального дефицита лекарств в стране возможности национальных сборных в применении новых разработок были сильно ограничены. Во всяком случае в вопросах стероидов восточные немцы и американцы двигались на несколько шагов впереди.
Основные достижения СССР на этом поприще были политическими. Так московская Олимпиада-1980 стала единственной с начала тестирования на допинг и до наших дней, где не зафиксировано ни одной положительной пробы. Как такое оказалось возможным в эпоху невероятного распространения стимуляторов, стероидов и гемотрансфузии? Есть две основные версии, почему так вышло. Первая: проверки оставались крайне несовершенными. Обмануть контроль можно было элементарно: например, если перед тестированием выпить несколько литров подсоленной воды (как делали спортсмены из ГДР), либо раствора лимонной кислоты (это советский способ).
Вторую версию в свое время озвучил бывший врач нашей сборной по тяжелой атлетике Сергей Сарсания. По его словам, незадолго до Игр-1980 заместитель председателя Спорткомитета СССР Виктор Игуменов по дружбе пригласил в гости главу медицинской комиссии МОК Александра де Мерода. Вместе они порыбачили на Байкале и там «решили вопрос». В итоге все пробы участников московской Олимпиады якобы вылили в Яузу безо всяких последствий для испытуемых. Причем Яуза здесь не метафора. Неподалеку от набережной этой московской реки располагалось здание Всесоюзного научно-исследовательского института с функционировавшей при нем олимпийской антидопинговой лабораторией.
Впрочем, не исключено, что все это — байка. Например, точно известно, что отец-основатель современного допинг-контроля Манфред Донике после завершения Олимпиады-1980 увез в свою Кельнскую лабораторию целую коллекцию невскрытых контрольных проб Б участников Игр. И потом с помощью этого ценного биоматериала создал революционные методики определения запрещенных препаратов. Получается пробы никуда не вылили? Как бы то ни было, уклон в «решение вопросов» у наших спортивных руководителей ярко проявился уже в те времена, и в будущем подобная стратегия еще выйдет боком нашему спорту.
Во всех западных работах по истории допинга говорится, что вина за проникновение в спорт стероидов лежит на Советском Союзе. Американцы считают, что впервые тестостероновые препараты сборная СССР использовала на летней Олимпиаде 1952 года, и якобы именно этим объясняется ее фантастический успех на первых для себя Играх. На самом деле мотивация наших спортсменов на тех соревнованиях действительно зашкаливала. Как известно, Сталин разрешил поездку в Хельсинки только после гарантий триумфального выступления советской команды. И, надо полагать, ради выполнения этой задачи спортсмены и тренеры были готовы на все. Тем более что допинг пока не запрещали и тестирование отсутствовало.
Однако документов или признаний ветеранов, подтверждающих версию с «русскими стероидами» в 1952 году, нет. Единственным свидетельством является байка, озвученная американским спортивным врачом Джоном Зиглером, которого считают отцом знаменитого стероида дианабола. Этот специалист был фанатом тяжелой атлетики и очень заинтересовался прогрессом сборной СССР, неожиданно составившей в Хельсинки серьезную конкуренцию лидерам — команде США. Пытаясь выведать секрет соперников, Зиглер на чемпионате мира 1954 года в Вене якобы подошел к советскому коллеге и выяснил, что наши штангисты массово принимают тестостерон.
Можно ли верить Зиглеру? Ведь речь в его рассказе идет о событиях, имевших место через год после смерти Сталина. В Советском Союзе тогда отлично помнили о политических репрессиях и обвинениях в измене родине. Все сторонились иностранцев, а в составе любой делегации, выезжающей за границу, находился «политрук», строго следивший за поведением своих подопечных. Можно ли представить, чтобы в такой ситуации наш врач дружески болтал с американцем? И не просто болтал, а делился с ним методиками подготовки спортсменов? Подобная версия кажется абсолютно нереальной.
Как же было на самом деле? Зиглер в 1950-х вместе с известным культуристом Джоном Гримеком совершенно точно тестировал анаболический препарат дианабол (метандиенон) швейцарской фирмы Ciba. С подачи легендарного тренера Боба Хоффмана этот стероид был включен в программу подготовки команды штангистов из США к Олимпиаде-1960. Причем сделали это официально — препарат был одобрен Национальным управлением по контролю за качеством медикаментов. Правда, в Риме американцы проиграли сборной СССР в одни ворота (одно золото против пяти). Но, возможно, именно на тех соревнованиях на стероидные методики конкурентов обратил внимание капитан советской сборной Аркадий Воробьев.
В будущем Воробьев станет главным тренером наших штангистов и одним из сторонников применения стероидов спортсменами из СССР. Вариант с копированием американских допинговых технологий в Советском Союзе выглядит намного правдоподобнее «байки Зиглера» хотя бы потому, что фармацевтическая индустрия никогда не была сильной стороной отечественной экономики. В отличие от балета или космонавтики, здесь мы точно не находилась на передовых позициях. Научная сторона оставалась на уровне, а вот производство лекарственных средств долгое время отставало.
Дефицит готовых медицинских препаратов был огромным — их приходилось закупать в Восточной Европе и даже в Индии. Например, сборная СССР по тяжелой атлетике, по свидетельству врача команды Сергея Сарсании, использовала анаболик неробол венгерской компании Gedeon Richter. И навряд ли в таких условиях могла полноценно участвовать в «стероидной гонке» с более продвинутыми американцами. Хотя на Олимпиаду-1968 советские спортсмены точно прибыли во всеоружии — об этом говорил и Сергей Сарсания, и другие очевидцы тех событий.
Первый публичный допинговый скандал с участием советского спортсмена произошел еще в 1976 году на зимней Олимпиаде в Инсбруке. В пробе знаменитой лыжницы Галины Кулаковой был обнаружен эфедрин. Этот психоактивный алкалоид получил большое распространение в спорте в 1970-х в качестве альтернативы запрещенным амфетаминам. Сама спортсменка заявила, что виноваты капли от насморка. Якобы накануне она простудилась на тренировке, врачи дали ей лекарства, но при этом «недоглядели». Нагнетать скандал в МОК не стали — Кулакова была лишена бронзовой медали в гонке на 5 км, после которой сдала положительный тест. Но затем продолжила выступление на Олимпиаде. Впоследствии легендарная лыжница многократно заявляла, что не согласна с наказанием.
Не исключено, что «дело Кулаковой» было как-то увязано МОК с инцидентом вокруг положительной пробы хоккеиста Геннадия Цыганкова. Этого советского защитника уличили в самом начале Игр-1976, но тут же реабилитировали. Врач нашей команды Олег Белаковский доказал: ранее медицинскую комиссию проинформировали, что Цыганкову после сотрясения мозга прописан некий «стимулятор, улучшающий кровообращение». Название лекарства публично не озвучено до сих пор, но Федор Раззаков в книге «Российский хоккей: от скандала до трагедии» упоминает «разрешенный препарат гемалон».
Почти наверняка это ошибка, поскольку сейчас под таким названием продается иммуноглобулин, а в 1976 году подобных лекарств просто не было. И вообще, в середине 1970-х спортсменов ловили исключительно на наркотических субстанциях. Так в хоккее к Играм в Инсбруке были известны минимум три случая наказания за эфедрин. А на самой Олимпиаде попался капитан сборной Чехословакии Франтишек Поспишил, но уже на кодеине — еще одном лекарстве с наркотической составляющей, — которое якобы применялось хоккеистами ЧССР от кашля на фоне эпидемии гриппа.
В 2016 году бывший главный врач сборной СССР по легкой атлетике Григорий Воробьев (эмигрировавший в 1990-х в США) в интервью The New York Times сообщил, что советские спортсмены применяли допинг как минимум с 1970-х годов. Однако организованный характер этот процесс не носил: атлеты приходили к доктору за советом, а потом покупали запрещенку самостоятельно: в советской аптеке или выменивали у иностранных соперников. Воробьев не отговаривал от стероидов, но советовал применять их «в минимальных дозах».
Впрочем, о допинговых экспериментах советских легкоатлетов (и не только их) было известно и без откровений врача-эмигранта. В 1978 году на чемпионате Европы в Праге попались на анаболике ретаболиле и были дисквалифицированы сразу четыре представителя нашей сборной — толкатель ядра Евгений Миронов, метатель копья Василий Ершов, а также многоборки Надежа Ткаченко и Екатерина Гордиенко. В том же 1978-м в нашем спорте была зафиксирована смерть на соревнованиях — тоже, возможно, на фоне приема допинга.
На чемпионате страны по шоссейному велоспорту в Каунасе в ходе командной гонки стало плохо Григорию Радченко. По дороге в больницу этот гонщик скончался. По официальной версии — от сердечного приступа. Но, судя по симптомам, истинная причина была в приеме амфетаминов на фоне жары и обезвоживания. Есть еще версия, что Радченко перед гонкой сделали инъекцию стрихнина прямо в сердечную мышцу и не рассчитали с дозой.
Покойный ныне доктор Сергей Сарсания в своих интервью подробно говорил об использовании допинга в советской тяжелой атлетике и в хоккее. Этому сильно помогло то, что производство отечественного метандростенолона в конце концов было налажено на заводе «Акрихин» в Московской области. Причем в огромных количествах — к середине 1980-х предприятие производило более двух тонн стероидов в год. В основном, конечно, для медицинских целей, но лекарство стало таким доступным, что иногда использовалось советскими гражданами за границей в качестве валюты.
Будущий информатор ВАДА Григорий Родченков в статьях для журнала «Легкая атлетика» в 2012-м сообщал, что во времена позднего СССР западные спортсмены с удовольствием приобретали у советских коллег «метан», который они называли «рашн файв» (стероиды выпускались в форме таблеток по 5 мг). Предприимчивые атлеты из сборной СССР экспортировали стероиды в личных вещах — это был неплохой бизнес, учитывая, что у нас в стране упаковка метандростенолона стоила два рубля, а на Западе ее можно было продать за 10 долларов.
Контрабанда допинга в итоге плохо закончилась для звездных штангистов Анатолия Писаренко и Александра Курловича. Когда в 1985 году в аэропорту Монреаля в их багаже обнаружили стероиды, обоим «курьерам» грозила тюрьма. Уголовного дела удалось избежать, заявив о том, что препараты предназначены для личного применения. Но это грозило уже спортивными санкциями. Так что Федерация тяжелой атлетики СССР лишила провинившихся званий заслуженных мастеров спорта и выписала им двухлетнюю дисквалификацию.
При столь простом доступе советских спортсменов к запрещенке гарантировать что-либо стало совершенно невозможно. Скорее всего, именно поэтому в середине 1980-х Советский Союз вслед за ГДР ввел «выездное тестирование» атлетов. Допинговых скандалов наши спортивные руководители не хотели и пытались предотвратить их таким не самым корректным способом. Родченков утверждал, что во время Олимпиады-1988 «внутренние проверки» осуществлялись на борту лайнера «Михаил Шолохов», который был пришвартован в порту Пусан. Однако других подтверждений этому факту нет.
Между тем еще в конце 1970-х среди советских руководителей стала набирать популярность точка зрения о том, что наших спортсменов специально пытаются обвинить в использовании запрещенки, чтобы очернить Советский Союз. Жертвой параноидального подхода в 1984 году стала знаменитая бегунья на средние дистанции Татьяна Казанкина. На соревнованиях в Париже в 1984 году руководитель делегации запретил ей идти на допинг-контроль, назвав его провокацией. Итогом такого демарша стала дисквалификация спортсменки на 18 месяцев.
Однако в целом, если сравнивать с допинговыми разоблачениями в других странах в этот период, Советский Союз вплоть до «бромантанового дела» не был на ведущих ролях в данной сфере. Не исключено, что это стало результатом качественного «внутреннего тестирования» или «решения вопросов». Но нет оснований говорить об укоренившейся в то время в отечественном спорте «допинговой культуре». Именно поэтому попытка включить в «План восстановления» в World Athletics Всероссийской федерации легкой атлетики" в 2021 году фразу о том, что применение допинга советскими спортсменами «считалось необходимым требованием и существовало в течение нескольких десятилетий» в нашем спортивном сообществе вызвало шок.
Последним допинговым инцидентом в истории советского спорта стала положительная проба фигуристки Марины Климовой на чемпионате Европы-1991 в Софии. Тест показал абнормальное соотношение тестостерона и эпитестостерона, что тогда считалось свидетельством употребления анаболиков. Все были в полном недоумении, не понимая, зачем стероиды фигуристке. Однако затем выяснилось, что болгарская лаборатория, уличившая нашу спортсменку, не имеет аккредитации МОК. Пробу Б вскрыли уже в Кельне, и она оказалась отрицательной. В итоге Климову оправдали, и она продолжила карьеру.
Ну, а финальным аккордом можно считать случай с Сергеем Тарасовым на Зимней Олимпиаде 1992 года. Перед стартами в Альбервилле советский биатлонист чуть не умер после того, как ему из-за ошибки врача случайно перелили кровь конькобежца Андрея Минцева. Советский Союз к тому времени уже распался, и официально Тарасов представлял Объединенную команду. Однако понятно, что за два месяца никаких перемен в нашей сборной произойти не могло, и по факту это еще была команда СССР.
Есть свидетельства, что в советском спорте занимались гемотрансфузией и после запрета этого метода в 1985 году. В частности, активно перенимался финский опыт — наши северные соседи переливали кровь ради улучшения результатов чуть ли не с 1930-х. Особенность этого метода в том, что его невозможно вычислить через допинг-тестирование. Единственный вариант — поймать нарушителей с поличным или найти у них оборудование для гемотрансфузии. Увы, в случае с Тарасовым мы получили иное доказательство — критические ухудшение состояния здоровья спортсмена.
Отторжение чужой крови началось через десять минут после начала процедуры. Пульс биатлониста участился до 200 ударов в минуту, и он потерял сознание. Всю Олимпиаду в Альбервилле Сергей провел во французском госпитале на грани жизни и смерти. Причем, согласно официальной версии, Тарасов не нарушал антидопинговых правил, а просто отравился привезенными из дома грибами. Спортсмен похудел на десять килограммов, у него выпали ногти, волосы и слезла кожа. Однако жертва врачебной ошибки не просто выжил, но и вскоре сумел возродить свою спортивную карьеру.
В целом допинговых историй о советском периоде нашего спорта, конечно, немало. И глупо утверждать, что наши атлеты во времена СССР всегда в этом плане были безупречны, а наши чиновники умели предотвращать любые допинговые скандалы. Но факт в том, что начиная с 1950-х отечественный спорт стал частью мирового и использовал более-менее схожие методики, в том числе и в части фармацевтической подготовки к соревнованиям. Лидерами в применении новых препаратов мы тогда точно не были по совершенно объективным причинам. Правда, и своих ошибок в допинговой сфере признавать очень не любили. Но и в этом мы мало чем отличаемся от западных коллег.