Последний штрих свободного художника
Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
В последний раз мы виделись два с небольшим года назад на катке “Хрустальный”, куда я приезжала брать интервью у Этери Тутберидзе. Столкнулись с Игорем на крыльце, перебросились парой дежурных фраз. “Как ты? – Да вот, помогаю ребятам и девочкам с прыжками. Думаю, уехать в Америку. Здесь денег не заработаешь, льда собственного нет, да мне он особо и не нужен. – Насовсем уехать хочешь? – А кто ж его знает? Надоест – вернусь….”
У него, впрочем, вся судьба была такой – парадоксальной. Как фигурист он был из тех, кого не причисляют к числу слишком талантливых и удачливых. Так считала даже тренер Пашкевича и очень близкий ему человек Марина Кудрявцева, которая, тем не менее, всегда подчеркивала, что более самоотверженного в работе спортсмена, чем Игорь, ей не приходилось встречать. У Пашкевича были довольно слабые голеностопы и для того, чтобы подкачать их, отец Марины изготовил специальную "приступочку", которую Игорь поставил дома в дверном проеме. И каждый раз, проходя мимо, делал упражнения, предписанные тренером. Но не сто раз в день, а в десятикратном объеме.
В результате Пашкевич стал первым фигуристом в мире, кто в своей произвольной программе безошибочно выполнил все тройные прыжки, причем пять из них – почти подряд, на четвертой минуте катания.
Произошло это на чемпионате мира-1997 в швейцарской Лозанне, куда Игорь приехал уже имея титул вице-чемпиона Европы-1996. Но новаторского построения программы (как и очень качественного ее исполнения) тогда не оценили. Система судейства была старой, где исполнение прыжковых элементов во второй половине программы не оценивалось отдельно, к тому же оценки за прокат выставлялись со значительным пиететом по отношению к признанным лидерам и странам, которые они представляли. А лидеров на том предолимпийском чемпионате хватало: Элвис Стойко, Тодд Элдридж, Майкл Вайсс, Алексей Ягудин, Илья Кулик, Вячеслав Загороднюк...
Пашкевич же как раз с того сезона прекратил выступления под российским флагом и начал соревноваться за Азербайджан. И стал в Лозанне всего лишь восьмым.
Завершив карьеру, он работал какое-то время тренером на Аляске, потом вернулся в Россию, где помогал всем, кто попросит. Работать в штате того или иного клуба не рвался, понимая, что на эти деньги банально не сумеет прокормить семью. Хотя много помогал тем, кто катался в группе Тутберидзе. Сначала Полине Шелепень, потом Юлии Липницкой, Евгении Медведевой. И все чаще, пользуясь старыми связями, уезжал на подработки в США, отправляя заработанные там деньги жене и дочери, которую безумно любил.
Семья, тем не менее, распалась. В таком формате вообще выживают очень немногие семьи. Наверное, это и стало той самой каплей, которая побудила Игоря принять предложение американского клуба и уехать в Майами работать на более продолжительный срок – по контракту. Хотя тот московский период вообще получился для Пашкевича тяжелым: у него умерла от рака мать, затем из жизни ушла сестра. Периодически в кругу друзей Игорь говорил о том, что обязательно увезет в Америку дочь, но сам, думаю, понимал, что этого не случится никогда: бывшая супруга повторно вышла замуж, ждала ребенка, словом, девочка росла в абсолютно полноценной и очень счастливой семье.
В Палм-Бич жизнь тренера вроде бы начала налаживаться. На катке, куда его пригласили, сложился неплохой коллектив соотечественников. Там работали Евгений Платов, Ольга Воложинская. Там же Игорь тренировал талантливого израильского одиночника Даниэля Самохина, ставшего неделю назад победителем юниорского мирового первенства.
На те соревнования в Дебрецен Пашкевич не ездил: по решению руководства израильской федерации его не включили в состав команды. По отзывам близких друзей, Игорь был крайне расстроен этим фактом, хотя и не подавал вида. Он вообще имел репутацию "пофигиста": внешне очень легко воспринимал любые невзгоды, никогда не позволял кому-то заметить, что страдает, или пребывает не в настроении. Наверное, поэтому Пашкевича всегда безумно любили спортсмены, с которыми он работал.
По этой же причине все, кто знал тренера при жизни, наотрез отказывались принимать версию о том, что Игорь мог сам захотеть оборвать свою жизнь.
Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения...
