Елизавета Кожевникова: «Уход Загитовой выявил главный гештальт российского спорта»
Год назад мы уже делали с Кожевниковой интервью о фигурном катании. Львиная его часть была посвящена Алине Загитовой — она тогда провалила чемпионат России, стала только второй на чемпионате Европы, и в общем, переживала не лучшие времена. До победы на чемпионате мира оставался месяц.
— В моем представлении, Алине сейчас действительно очень плохо, — сказала тогда Кожевникова. — Это или депрессивное, или суб-депрессивное состояние. Избавиться от хронического, зашкаливающего стресса малой кровью невозможно.
— Что тогда делать?
— Первое и самое главное — минимизировать стресс.
— То есть вообще не выступать и взять тайм-аут?
— Да. Взять продолжительный отдых, учиться жить по-новой. Нужно понять, что между понятиями «я» и «мой результат» нет знака «равно». Если я выступаю плохо, это не значит, что я плохая. На восстановление навыка получать удовольствие от самой себя и от жизни, думаю, уйдет минимум год.
Как мы теперь знаем, года у Загитовой не было. Она не стала брать тайм-аут, выиграла тот чемпионат мира, но теперь уходит с соревновательного льда, скорее всего, не на год или два, а навсегда.
Дети вроде Загитовой думают, что эмоции — это телячьи нежности
— Во время знакового выступления Алине на Первом канале невооруженным взглядом было видно, как тяжело Загитовой говорить. Почему она все-таки решилась на такой шаг?
— Представьте себя на ее месте: ей 17, она начинает проигрывать, и позади целая толпа более молодых спортсменок, у которых впереди еще три-четыре года эффективной карьеры. Это ситуация потери. Потери результативности, стабильности и вообще привычного уклада жизни. Если у человека есть внутренние ресурсы, он переживает эту утрату более или менее спокойно. Но давайте не будем забывать, что Алина начала заниматься спортом очень рано, в пять лет. Она из спортивной семьи: папа тренер, мама заточена на результат и посвятила себя карьере дочки. Для маленького ребенка это среда депривации, где он не может удовлетворить свои естественные потребности в любви, в привязанности, в заботе. Он видит мир небезопасным и людей вокруг — не поддерживающими, не теплыми.
— Почему вы ставите знак «равно» между спортивной семьей и семьей, где люди не поддерживают друг друга? Разве одно другому мешает?
— Конечно, родители Алину любят. Но это не делает среду вокруг нее более благоприятной. Она семь раз пыталась закончить с фигурным катанием, но ей не позволяли. Такие дети вырастают с идеей, что эмоции — это телячьи нежности. А ведь дети от пяти до 10-11 лет — это по природе очень эмоциональные создания. Только примерно с десяти лет ребенок эмоционально способен выдерживать нагрузку профессионального спорта. У него появляется осознанность и собственная мотивация. Если выход на профессиональный уровень происходит раньше, формируется около-нарциссическая структура личности. Это психология лишенца, когда человек вырастает с ощущением, что он сам по себе плох, и единственный способ доказать свою «хорошесть» — это показать результат.
— Для большого спорта такой человек, который не может жить без результата — это находка?
— До поры до времени — конечно. Не зря же Этери Георгиевна говорила, что для нее спортсмены — это материал, из которого она лепит звезд. Эмоции не нужны, нужно заткнуться и продолжать делать объемы. Если посмотреть на ее успешных воспитанниц, у всех них присутствует защитные механизмы — подавление эмоций и диссоциация. Но у медали есть обратная сторона: в момент максимального стресса спортсмен перестает чувствовать и координировать движения, получается много ошибок. Именно это произошло с Загитовой на чемпионате мира-2018. Похоже, на прошлогоднем чемпионате мира Этери сделала выводы и сумела обеспечить Алине по-настоящему теплую, безопасную, родительскую среду. Это бы работало и дальше, но в этом сезоне тренер переключилась на более молодых, а Алина снова ощутила себя лишенцем. Единственное место сейчас, где она может оставаться самой крутой, популярной и любимой — это шоу. Это единственный сейчас способ подпитывать нарциссический голод.
— Возможно, Загитовой стоило не прерывать карьеру, а сменить тренера, по примеру Евгении Медведевой? Тот же Евгений Плющенко открыто предлагал Алине сотрудничество.
— При условии, если она окружит себя заботливыми профессионалами, которые будут выполнять роль замещающего родителя — это возможно. Посмотрите, скажем, на Алексея Мишина: он теплый, эмпатичный, поддерживающий. Он умеет удовлетворять потребности своих спортсменов, не подавляя их при этом.
— Объясните разницу: есть Елизавета Туктамышева, которая никогда не участвовала в Олимпийских играх, и тоже далеко не самая юная фигуристка. Но при этом она выучила четверной прыжок и с большим удовольствием выступает, пусть и не всегда успешно. А Загитова — уходит.
— Все идет из детства. Если ребенок вырастает с ощущением, что без результата — он плохой, никчемный, то при потере эффективности выйти из этого состояния потом крайне сложно. А можно попасть в среду, где тренер фокусирует на процессе, а не результате. Тебя любят безусловно, даже если ты проиграл. Наверняка у Лизы после неудачных соревнований тоже проскакивают мысли из серии «какая я дебилка». Но она умеет с этим жить, абстрагироваться от них и идти дальше.
— Вы думаете, что следующее поколение учениц Тутберидзе — Трусову, Косторную и Щербакову — через несколько лет ожидает то же, что сейчас случилось с Загитовой?
— Конечно, это диктует механика психологических процессов. Много очевидных предпосылок, которые говорят о том, что развернуть историю уже нельзя.
Страна инвестирует в спортсмена немалые средства и должна получать бонусы долго, а не два-три года
— Почему фактическое завершение карьеры Загитовой развернуло такую ожесточенную войну между сторонниками и противниками группы Тутберидзе? Казалось бы, есть повод погрустить, сказать Алине «спасибо», но никак не поливать друг друга грязью?
— По сути, это война между апологетами «экологичного» спорта и сторонниками концепции «результат любой ценой». Ничего нового для России в этом нет. Это, пожалуй, главный гештальт нашего спорта, который наконец взорвался. Предпосылки к этому формировались все последнее время во многих видах спорта. Хороший пример — питерский велосипедный центр под руководством Кузнецова. У России масса медалей в юниорском и молодежном сегменте, но во взрослом спорте — полный провал. За последние 20 лет в мировом туре сейчас самое низкое представительство российских гонщиков. Их не хотят покупать, они плохие профессионалы. А по другую сторону баррикад были люди — тренеры, менеджеры — которые работают со спортсменами вдолгую, заинтересованные в их долгой и эффективной карьере.
— Что такое «экологичный» подход к спортивной карьере?
— Это тренер, который работает со спортсменом с учетом его возрастных особенностей. Если все правильно делается в детстве, то во взрослом спорте спортсмен нормально выдерживает нагрузки и стресс. И в общем, это история про патриотизм тоже. Страна инвестирует в спортсмена немалые средства и должна получать бонусы долго, а не два-три года. В противовес этому существуют «жадные» стратегии — нахватать ресурсов под быстрые результаты, а потом уже неважно, что. Форсированный в детстве атлет защищается от нагрузок. Допинг в данном случае — компенсация недотренированности.
— Что вы можете возразить на аргумент штаба Тутберидзе: Загитова выиграла за свою короткую карьеру столько, сколько многие и за десятилетия не смогли.
— Я не хочу переходить на личности, но подчеркну: желание получать быстрые результаты «неэкологичными» средствами в России было всегда и во многих видах спорта. Просто, скажем, в легкой атлетике это закончилось допингом и массовым отстранением, а в фигурном катании — уходом из спорта талантов в 17 лет. Но все это звенья одной цепи. А люди, которые работают вдолгую, теряют из-за таких чужих «жадных» стратегий деньги, результат и авторитет. Поэтому конфликт рано или поздно должен был произойти. И очень хорошо, что это случилось сейчас, через несколько дней после того, как нас отстранили на две Олимпиады. Возможно, честно ответив себе на вопрос, какую тренерскую стратегию мы выбираем, в дальнейшем мы захотим кардинально изменить систему.
— Понятно, что с допингом нужно бороться. Но зачем бороться с юными чемпионками Тутберидзе, которые приносят стране медали и славу?
— У меня нет ответа на этот вопрос. Уже третье поколение фигуристок, которые уходят в 16-17 лет, — это, наверное, хорошая статистическая предпосылка, чтобы государство заняло последовательную позицию. Если ранний форсаж формы разрешен в фигурном катании, то его надо разрешать и в других видах спорта. Тогда мы приходим к допингу и мировой изоляции. Либо, мы прекращаем травматизацию детей, в результате можем потерять позиции в некоторых видах спорта. Но взрослый спорт после 23 лет в целом становится чистым и результативным. Но посчитайте теперь медали Олимпиады в Пхенчане у России и у маленькой Швейцарии. У швейцарцев больше золотых, чем у нас. Тогда вопрос: а зачем мы это все делаем с собственными детьми?
