На декабрьском чемпионате России два ученика Алексея Николаевича Мишина попали на пьедестал. Евгений Семененко впервые стал чемпионом страны, Елизавета Туктамышева спустя восемь лет выиграла медаль. Мы поговорили с Алексеем Николаевичем в необычном формате — сравнили карьеры Жени и Лизы с художественными произведениями. Профессор не любитель стандартных вопросов, так что такой стиль общения пришелся ему по душе.
— На какое художественное произведение похожа карьера Лизы Туктамышевой?
— В своей жизни я не только много читал, но и очень много написал. Я себя больше отношу к категории писателей, чем читателей. Думаю, что в жизни Лизы были ситуации, которые могли быть описаны фрагментами таких противоположных произведений, как сказка «Маша и три медведя» и роман Льва Толстого «Анна Каренина». Вот такой диапазон — когда-то все просто и легко, как у Машеньки, которая пришла, сломала стульчик, распотрошила кровать и убежала через окошко. А были и моменты, сравнимые по накалу и уровню страстей с событиями, которые происходили в «Анне Карениной». Сначала ушел из жизни папа Лизы, и они остались с мамой и сестрой одни. Потом были взлеты и патологическая череда отборов на Олимпиаду. События эти действительно полны трагизма. Сегодня, когда открылись некоторые неизвестные до этого детали ситуации, связанные с отбором на последние Игры, все это приобретает еще более наполненный страстями характер.
— Если взять прошедший чемпионат России, то скорее «Каренина» или «Маша и три медведя»?
— Для этой ситуации я еще не подобрал произведения. Я не знаю до конца дальнейших планов Лизы в ее жизни. При одном развитии событий — одно произведение, при другом — иное. Я бы не хотел, чтобы повторялись ситуации в вышеперечисленных произведениях.
— Лиза продолжает расти в плане программ — ее произвольная заставляет многих переживать очень глубокие эмоции.
— Спасибо Илье [Авербуху], который поставил эту программу для шоу, посвященного творчеству Игоря Крутого, более года назад. Мне думается, что именно сейчас душевное состояние Лизы стало полностью соответствовать тому, что вложили в эту программу Авербух, Крутой и тот коллектив, который работал над этой постановкой. Когда первоначально ставилась программа, Лиза с ее рейтингом на тот момент стояла на раскаленной сковородке совершенно босиком. Такая была ситуация.
С тех пор Лиза в своем понимании себя в спорте стала совершенно другим человеком. Это дало нам возможность тренировать ее таким образом, который наиболее подходил в данный момент ее исторического развития. Тот нетрадиционный метод, с которым мы подходили к тренировкам, может показаться странным. Но на самом деле — ничего странного. Например, уйти с прогона произвольной программы в день соревнований — это вообще вызов. Подобное мной было опробовано уже давно, начиная с Леши Урманова и Жени Плющенко и заканчивая Лизой Туктамышевой в том числе. Непросто найти в истории фигурного катания такой подход к подготовке к старту.
— Лиза после произвольной программы говорила, что эта бронза для нее ценнее, чем серебро восемь лет назад. А для вас?
— Для меня, может быть, тоже. Говоря откровенно, Лиза еще никогда в своей спортивной жизни не была готова к соревнованиям так, как к этому чемпионату России. Меня волновало только одно — чтобы Лиза смогла сохранить то самообладание, которое она показывала на предыдущих стартах в этом сезоне. Лиза была хороша до этого турнира, уверенно каталась на сборе в Новогорске перед отъездом. Я думал, что если она сделает то, что может, то место должно быть очень высоким.
— Когда Лиза сдвоила флип в произвольной, у вас не было мысли, что с этого момента все может пойти наперекосяк?
— После двойного флипа я не расстался с уверенностью в высоком месте. У меня не было паники.
— Что дальше после того, как прошел главный старт сезона?
— Чтобы продолжить развитие затронутой вами темы, скажу, что я приступил к чтению новых литературных произведений. Хочу подобрать третье, идея которого будет соответствовать дальнейшей жизни Лизы. При этом отбираю произведения, в которых финал — счастливый.
— Давайте продолжим наш экскурс по литературным произведениям. Где бы вы нашли аналогию с тем состоянием, которое сейчас присуще Жене Семененко?
— Вы знаете научно-фантастический роман «Голова профессора Доуэля»? Едва ли не лучший фантастический роман эпохи советской литературы. Жизнь Жени в большой степени теперь связана с медициной. Я его воспринимаю как голову на стеклянной подставке, которая не может говорить, но общается с окружающими посредством мимики глаз. Все остальное опущено в некий раствор, поддерживающий жизнь головы. И по мимическим сигналам его глаз я в этот раствор что-то подливаю. Причем голова сигналит: «Мне некогда, давайте быстро кислоты! А теперь быстро основания! Затем добавьте соли!» А еще — череда тяжелейших травм. Серьезное сотрясение мозга на шоу в Петербурге, результат которого мог оказаться плачевным не только для фигурного катания, но и для нормальной жизни вообще, надрыв связки коленного сустава на шоу в Куршевеле, рецидив этой травмы в финальной позе на прокатах, скрытый ковид накануне прыжкового турнира... Вот ситуация, в которой голова профессора Доуэля оказалась в руках профессора Мишина, его супруги и хореографа Татьяны Прокофьевой накануне чемпионата России.
— Женя за последний год изменился — стал увереннее, взрослее. Вы отмечаете это?
— Прежде всего Женя созрел философски. Время и работа позволили ему превратиться из ловкого подростка в зрелого артиста. Неудивительно, что любители нашего вида спорта нередко номинируют его на звание секс-символа фигурного катания. Говоря серьезно, Женя усовершенствовался во всех ипостасях, которые крайне необходимы фигуристу высокого класса. Для меня, например, в этом есть одна удивительная вещь — эта метаморфоза произошла каким-то революционным образом. Он открыл в себе большое артистическое дарование во многом, потому что стал катать программы, в которых он видел себя как героя. Это и «Адажио» Альбинони, и его корейские мотивы, в которых он выступает не только как исполнитель, но и как хореограф. Воспроизвести такой ремейк, как в произвольной, — тоже метод самосовершенствования. Боюсь сглазить, но скажу, что технически он стал лучше кататься, лучше вращаться и лучше прыгать.
— Иногда бывает так, что можно окончить вуз, практически не бывая на парах. На наших глазах есть примеры. Женя же много времени посвящает учебе. Вы в свое время окончили сложный технический вуз и при этом реализовались в спорте. Он берет с вас пример? И не обидно ли, что он не посвящает все свое время фигурному катанию?
— Ирина Роднина как-то относительно карьеры Лизы Туктамышевой сказала: «Я в 30 лет стала олимпийской чемпионкой». Это правда. Но времена меняются — я пришел в секцию фигурного катания в 1956 году, когда мне было 15 лет, и стал заслуженным мастером спорта. Нельзя переносить события и ситуации, которые характерны для разных исторических срезов. То, что можно было в 56-м году, нельзя сделать сейчас. Тогда я пришел во Дворец пионеров имени Жданова на полуботинках на резиновой подошве и прикрученных к ним лезвиях-«фигурках». Неправильно переносить те жизненные обстоятельства в нашу эпоху. Тут и до 20 непросто продержаться в топе, когда соперницам по 13-15 лет.
Говоря в принципе, я приветствую, когда у моего ученика или ученицы есть другая сторона жизни. Могу с уверенностью сказать, что эта вторая сторона жизни, например учеба или серьезное увлечение чем-то, позволяет ему или ей не только быстрее овладевать искусством на льду, но и легче переносить те трудности и испытания, которые неминуемо встречаются на пути любого серьезного спортсмена.
Как вы сказали, я сам окончил очень серьезный технический вуз. И при этом не имел никаких поблажек или льгот. Те ситуации, которые были характерны для спорта и высшей школы в 60-х годах, прямолинейно переносить на сегодняшний день тоже не совсем верно. Говоря про Женю — я встречался с руководством вуза, в результате этого была сформирована схема обучения, при которой ему удается совмещать: с одной стороны, успешно сдавать экзамены, с другой — заниматься фигурным катанием, которое у него в безусловном приоритете. Конечно, пропуски занятий не позволят сделать из Жени настоящего Врача (Алексей Николаевич подчеркнул, что нужно использовать именно такое написание слова. — Прим. «СЭ»). Можно быть неважным фигуристом, но нельзя быть плохим врачом. Разумное решение вопроса мне видится в увеличении срока обучения, что, в принципе, одобрено руководством вуза с тем, чтобы и врач получился отличный, и то короткое время, которое отдано человеку для спорта, было бы использовано максимально рационально.
— Многие ваши ученики развиваются не только в фигурном катании, но и в других сферах. У Лизы — множество проектов, в том числе гуманитарные и благотворительные, Женя учится в медицинском, Миша — выпускник магистратуры университета Лесгафта, Глеб завершает среднее физкультурное образование и готовится к поступлению в вуз. Как вы к этому относитесь?
— Я произошел из семьи, где мама, папа и сестра окончили университеты. Отец был преподавателем теоретической механики и математики высшей школы, там же преподавали русский язык и литературу мои мать и сестра. Все мое детство прошло в рассказах о том, что они читали. У сестры в университете тогда преподавали очень яркие личности, она попала в среду высокоинтеллектуальных людей. Эта среда и общение в семье и создали для меня какую-то основу, чтобы я, например, стал впоследствии очень легко писать монографии, учебники, методические пособия. В последние годы собственноручно написал мемуары. И в жизни, и в общении со спортсменами стараюсь искоренить дух примитивизма. Стараюсь говорить об истории, литературе и их героях. Познание вообще обогащает человека как личность.
— Вы всегда напоминаете и подчеркиваете, что важным специалистом в тренерском штабе Жени является ваша жена Татьяна Николаевна...
— Когда-то моим основным учеником из юных был Петя Гуменник. Он соревновался и с Женей, и Женя тогда в основном проигрывал. Петя вообще был звездой. Думаю, не скоро повторится такой рекорд — он по два раза выиграл «Мемориал Жука» по младшему и по старшему возрастам. Конечно, способный мальчик. Но жизненные коллизии сложились так, что наше предпочтение осталось на стороне Жени, и большой вклад Тани в том, что она терпеливо продолжала его тренировать, верила в него несмотря на серьезные травмы, которые преследовали его в подростковый период. Уже это стоит многого.
— Не вызывает ли у вас беспокойство то, что в какой-то момент занятия в вузе не позволят ему достичь максимального для него результата?
— Очевидно, что по тем результатам, которые он показывает, характерной для него манере, с которой он занимался в школе и учится сейчас в меде, — надо быстро сдать, надо потренироваться, прибежать-убежать... В этом есть какой-то драйв. И с какой-то стороны он мне импонирует. Это не тупая долбежка и бесчисленные повторения одного и того же. Но это до некого предела, когда критическая масса занятий в вузе и тренировок на льду превысит некий параметр Q. На сегодняшний день он справляется.
Одно из направлений, которому Женя хочет себя посвятить, — томография в ее различных интерпретациях. Хочу заметить: в мире найдется очень много молодых людей, которые чувствуют себя созданными для этого раздела медицины, но очень мало тех, которые так же талантливы, как он, в фигурном катании. Осмелюсь провести рискованную аналогию: можно было Александра Сергеевича Пушкина выучить на архитектора или определить его в Академию художеств. Любуясь его набросками в рукописях произведений, мы находим там интересные оригинальные зарисовки. Конечно, можно было бы сделать из него художника, но это было бы ошибкой.
В начале интервью я ответил на вопрос, с каким произведением хочется сравнить нынешнюю жизнь Жени. Чтобы подобрать новое произведение, созвучное его дальнейшему пути, книги выбираю с полки с фантастикой.