Российский фигурист уходит от Плющенко и намерен выступать за Чехию. В его арсенале — пять четверных
Мало кого привлекают протоколы предсезонных стартов фигуристов в Европе, однако на неделе интересующиеся люди откопали результаты proverky vykonnosti сборной Чехии — и в них неожиданно появился россиянин Леонид Свириденко, который в прошедших сезонах выигрывал этапы Кубка России, ездил на чемпионат России, набирал 220+ баллов, выступая за питерский «Звездный лед», а еще весной представлял академию Евгения Плющенко. Причем обладал арсеналом из пяти четверных прыжков, но, как это часто бывает, самое сложное — собрать их в официальном прокате. Тем не менее по потенциалу Леонид вполне мог становиться российским сборником и ездить на этапы «Гран-при».
Корреспондент «СЭ» расспросил у 20-летнего петербуржца о чудесной телепортации и бравых похождениях в Чехии, претензиях к журналистам и работе в «Ангелах».
У меня с Розановым все хорошо
— Леонид, вас заметили в протоколах прокатов сборной Чехии. Получается, есть желание перейти в эту сборную?
— Да, такая возможность у меня имеется. Мне разрешила российская федерация съездить туда, но о переходе говорить рано, потому что это требует действий с моей стороны, федераций. Поэтому мы пока присмотрелись, обсудили наши возможности и будем думать, что делать.
— Вы тренируетесь сейчас с Сергеем Розановым?
— Да, был с ним на сборах во Франции и Италии, потом он уехал в Россию, а мне пришлось остаться, потому что в Чехию попасть из России затруднительно. Меня приняли в Энье, академии Young Goose, где работают Лоренцо Магри и Ангелина Туренко.
— Звучит дороговато. И все за свой счет?
— В Италии я жил у друга, в Чехии меня принял главный тренер клуба, в который я зачислился, за что я очень ему благодарен. А на сборах сами снимали квартиры, да.
— А в Европу так легко можно въехать?
— Честно, вообще думал, что не пустят. Потом думал, что придется сидеть карантины. Но все документы принимающая сторона сделала, и проблем не было.
— Из всего этого можно сделать вывод, что с «Ангелами Плющенко» кончено? Вы переходите в школу Розанова?
— Я только приехал в Россию, так что приезжаю сегодня в Москву — и узнаю все формальности. (Смеется.) Сейчас буду искать квартиру, кататься в Новогорске. У меня пока только адрес, так что я знаю, куда идти! Но вообще да, я тренировался с Сергеем Александровичем, все было хорошо, он решил перебраться, мне приходится делать то же самое.
— Ну почему, вы могли остаться в «Ангелах».
— Теоретически да, но мы все уже организовали по сборам, я полгода с ним работаю, привыкли друг к другу, пришли к взаимопониманию. Мне с ним комфортно. По новой налаживать процесс было бы тяжелее.
— Вы не ощущаете негатива вокруг Сергея Розанова? Елена Буянова довольно жестко о нем высказалась, и не под запись — не одна она.
— Безусловно, в какой-то мере это чувствуется. Но я привык составлять впечатление о человеке исходя из своего опыта. Меня не волнует, что происходит за рамками катка. Я не обращаю внимания на это.
Я не видел, чтобы Косторная «забивала» на рабочий процесс
— А с Плющенко вы как-то расставались, подводили итоги? Букеты, шампанское?
— Как такового прощания не было. Мы же полмесяца покатались в «Ангелах», а потом поехали в Европу. И уже там все произошло. А в России я только второй день.
— К Плющенко вы переходили от Олега Татаурова, и, как со многими переходами, там тоже прошло негладко. Удалось в итоге поговорить с тренером?
— Да, поговорили. Не сразу получилось, у нас обоих были напряженные графики. Я подошел к Олегу Станиславовичу в декабре, так получилось, что заболел коронавирусом и остался в Петербурге. Подошел, естественно, не сразу после заражения. (Смеется.) Думаю, мы взрослые люди и он меня понял. И надеюсь, обид нет.
— Не всегда было просто понять, кто кого тренирует в академии. Скажите, Плющенко был вашим тренером?
— Когда я только приехал и все катались в Москве, Евгений Викторович непосредственно участвовал в тренировках. После переезда в Горки я стал отдельно работать в группе Сергея Александровича, а он мог приходить, смотреть, подсказывать, но не более того.
— С вами в группе занималась Алена Косторная. Заранее извините, но можно спросить ваше мнение: почему из группы Розанова уходили те, кто переходил с ним или к нему? Тут и Александру Трусову можно вспомнить.
— Понятное дело, не могу залезть к ним в голову, это не мое дело. Может быть, что-то не устраивало, может, были моменты, которые устраивали больше в той группе [Этери Тутберидзе], и хотелось к ним вернуться. В «Ангелах» спортсменов меньше, внимание распределяется по-другому. И возможно, оказалось, что раньше было комфортнее.
— Были разговоры о том, что Алена «забивала» на рабочий процесс и могла не приходить на тренировки. Правда?
— Честно, я такого не видел.
Переход в другую страну — это не попытка кого-то перекупить или перетащить
— Главная мотивация возможного перехода в Чехию — сверхконкуренция в России?
— Само собой, это главный фактор. У нас очень много талантливых ребят, уровень высокий. Даже если ты показываешь хорошее катание, никаких гарантий нет. Тут можно сказать, что это спорт, но мне 20 лет, я думал о смене федерации и раньше, но вмешались обстоятельства, поступление в университет. И я считаю, переход для меня как спортсмена — благо. Карьера небесконечна, я хочу показать себя, свое катание, в том числе на международных стартах. Заработать себе имя, чтобы потом его использовать. Потому что иначе... все это не имело смысла.
— А чехи как на это реагируют? Зачем им какой-то русский со стороны?
— В целом меня приняли хорошо. У меня там даже друг, Жора Рештенко, катались с ним вместе у Евгения Рукавицына. Короче, не чувствовал никакого напряжения. Даже если кто-то был недоволен, он это не показывал. Но мне кажется, со всеми контакт хороший. С Матиасом Белохрадски мы вместе катались на сборах, да и другие ребята нормально отнеслись. Даже если есть претензии — они должны быть не ко мне. Я стараюсь только для себя. Чешский язык я буду учить, например, это необходимо.
— Просто, когда смотришь протоколы международных соревнований, там уже пять-шесть русских фамилий из разных стран. Не начнет ли беспокоиться ISU, что все превращается в чемпионат России и СССР?
— Мне кажется, это право каждого. Они могут усложнять правила переходов, это правда. Хотя уже сейчас его осуществить совсем не просто. Не нужно представлять это как попытку перекупить кого-то, перетащить. Вопрос в желании людей. Не вижу в этом проблемы.
— Федерация фигурного катания России правила как раз ужесточила.
— Да, так и есть. Без желания федерации путь закрыт. И далеко не всех, кто хотел бы перейти, отпускают. Поэтому я осторожен в своих оценках, есть возможность, но ничего не решено.
— Ваша сестра Полина может повторить ваш путь?
— Честно — я думаю, ее тоже можно перебросить. (Смеется.) Но ей посложнее, я все-таки сейчас в более сознательном возрасте, пусть все произошло и неожиданно, и быстро. Но я могу о себе позаботиться и давно уже веду самостоятельную жизнь, а ей пятнадцать, учеба в школе, а родители переезжать не планируют. Но и я появляться в Чехии буду, но рассчитываю кататься в Москве.
Самый идиотский вопрос от журналистов — «почему так получилось?» после неудачи
— Вы учитесь на факультете журналистики. Продолжаете совмещать?
— Да, но сложновато. Учебу и тренировки совмещать еще сносно. Но с переездом в другой город, работой над постановками других — совсем тяжко. Надо просто заниматься тайм-менеджментом. Слава богу, у меня дистанционное обучение, и никто не мешает мне приезжать только периодически. Мне даже помог тот коронавирус в декабре, я смог наконец-то закрыть учебу и практику.
— Наверняка с ребятами читаете статьи в интернете и иногда думаете: «Что за дичь они пишут?» У вас есть претензии к прессе, пишущей о фигурном катании?
— Нет, на самом деле. Единичные случаи, когда нарушаются правила этики. Но виноваты в этом и мы, спортсмены. Кто-то прессу вообще не очень любит, мол, вы хотите выяснить что-то плохое. Понятно, любую цитату можно исковеркать, но должен быть контакт, просто на взаимоуважении. Мы с журналистами друзья, спортсмены могут контролировать то, что выходит от их имени. И хайп для фигурного катания — это хорошо. Нужно любыми способами популяризировать свой вид спорта. Хотелось бы, чтобы это происходило на положительных новостях, а не склоках и войнах. Но я просто фильтрую такие новости и пропускаю.
— Продолжим сеанс обратной связи. Есть вопрос, который бесит и который, наоборот, стоило бы задавать?
— Я себя лучше знаю, конечно, и о многом мог бы себя спросить. Но самый дурацкий вопрос — это когда фигурист выходит с неудачного проката, а ему: «А вот скажите, почему же так получилось?» Самый идиотский вопрос.
— А что спрашивать? Веселить его, что ли?
— Можно спросить про ощущения, мысли, конкретные моменты из проката. Но «а почему вот так?» — это очень смешно.
— Не кажется ли вам, что журналистика в России становится неблагодарной и опасной? Учитывая многие события вокруг.
— Я скажу, что слежу за ними, и у меня, конечно, есть свое мнение, но думаю, мне как спортсмену не стоит его говорить. У меня другая работа, и мое мнение на данный момент уж точно ни на что не повлияет. Могу сказать, что в моем решении сменить страну социальная обстановка не играла роли. Хотя я понимаю, какие интересные возможности это открывает.
Пять четверных пока не ждать. Приехали новые ботинки — я убил ноги в кровь
— Вы еще и работаете над постановками для других. Кому поставили программы в этом сезоне?
— Все основные постановки я сделал еще весной и в начале лета. Если кто-то обратится, конечно, постараюсь найти время и буду рад. На сборах Бенуа Ришо дал мне поставить программу одной девочке. Ну и Евгений Викторович дал возможность поработать с ребятами из «Ангелов» — это Кирилл, Никита и Софья Сарновские. Своей сестре я поставил, думаю, у нас получились неплохие работы, хотя на них было около недели. Вчера вот заходил к ней на тренировку. И Саша Петров мне доверился, у него будут мои постановки, и мне кажется, довольно хорошие. Верю, что сезон у него сложится.
— У вас сейчас какая форма? Судя по чешским протоколам — неоптимальная.
— Пожалуй, да, но у меня было самое сложное межсезонье — я сменил ботинки, они приехали с опозданием, были негретые, и я убил ноги в кровь. Просто не мог на них приземляться, вставать на внутренние ребра. В итоге после этого поменял их на другую модель. Потом травма колена на ровном месте. Все-таки 20 лет, близится старость. (Смеется.) И на восстановление прыжков уходит больше времени. Но прокаты на тренировках у меня уже получаются. Произвольную я оставляю, но мы с Бенуа Ришо ее доработали, а короткая будет другая, ее поставили с Сергеем Александровичем.
— Пять четверных в программе ждать?
— Пока надо два-три делать, и, если будет получаться хорошо на соревнованиях, со всеми связками, можно набирать высокие баллы.
