«Фигуристка может быть кумиром миллионов, но все равно думать, что она толстая и некрасивая»
После трагической гибели 20-летней фигуристки Екатерины Александровской тема насилия в детском спорте зазвучала с новой силой. Впервые высказалась открыто участница Олимпийских игр 2018 года Мария Сотскова — одна из самых успешных российских фигуристок своего поколения. Спортсменка, которая поехала на Олимпиаду, то есть добилась недостижимого для абсолютного большинства ровесниц результата.
— Со стороны мы успешные, здоровые и, что хочется отметить, красивые и стройные, — написала Сотскова в соцсетях. — Но не для нас самих, мы себя видим под призмой того, что нам внушали всю жизнь — толстая, ленивая, ни на что не способная, ничего не добившаяся (чтобы нос не задирала). Спасибо, что я с детства была очень уверенная в себе, с высокой самооценкой и сейчас я смогла сохранить хоть немножко любви и уважения к себе, иначе выбили бы все без остатка. Я всю жизнь в спорте прожила с четким осознанием того, что все вокруг в меня вкладывают столько сил, столько времени, а я никогда не оправдываю их надежд, всегда недостаточно хороша. Я всегда извинялась перед родными, тренерами и зрителями, всегда мне было стыдно за себя.
Пост Сотсковой горячо поддержала Наталия Большакова — художник по костюмам с мировым именем. В ее костюмах выступали фигуристы Климова и Пономаренко, Грищук и Платов, Анисина и Пейзера, Бестемьянова и Букин, и многие другие. Сейчас Большакова живет в США и сотрудничает, помимо фигуристов, со сборной России по синхронному плаванию. Практически все последние победы российские синхронистки одержали в купальниках ее дизайна.
Историю с насилием Большакова знает изнутри: на примерках дети и тренеры зачастую раскрываются с такой стороны, какую никогда не поймает объектив камеры. А еще, у Наталии есть возможность сравнить: как устроена работа с юными спортсменами в разных странах, и к чему в итоге она приводит.
В цивилизованной стране за рассказ о подзатыльниках тренера отстранили бы от работы
— Примерно неделю назад меня возмутило интервью бывшего хореографа из группы Этери Тутберидзе (Виктора Адоньева. — Прим. «СЭ»), который открыто рассказал, что дает детям подзатыльники, — рассказала Большакова. — Мол, а разве можно работать какими-то иными методами? В цивилизованной стране такого человека, как минимум, сразу же отстранили бы от работы. Я с уверенностью заявляю, что иначе работать можно! Много лет сотрудничаю с российской командой по синхронному плаванию, которая показывает феноменальные результаты. Но невозможно себе представить, чтобы, например, Татьяна Данченко кого-то била или обзывала. Ей этого просто воспитание не позволит.
— Вы писали, что во время примерок костюмов приходилось брать на себя роль психотерапевта. Вам, наверное, рассказывали очень впечатляющие истории?
— Меня всегда поражало, когда приходит девочка — кумир миллионов — и при этом она уверена, что толстая и с плохой фигурой. Такую длину нельзя, потому что толстые ноги, такой фасон — из-за толстой попы... И это ведь вбивают в головы даже самым худеньким девочкам! Мне приходится по тысяче раз повторять: ты красивая, ты замечательная, ты можешь носить любые костюмы, и если даже что-то не будет смотреться, то проблема не в тебе, а в неудачном костюме, а ты сама по себе прекрасна. Бывают исключения — например, Татьяна Навка. Вот этот человек от природы уверен в себе, но таких очень мало, особенно среди одиночниц. Откуда это идет? Потому что тренер многократно и при всех унижает девочку. И она начинает верить его словам больше, чем отражению в зеркале.
— Как эта система устроена на Западе? Сейчас полыхают скандалы в Великобритании, в США — то есть насилие над детьми — явно не чисто российская история.
— По моим ощущениям, в США сейчас все в этом отношении максимально строго. Тренеры, особенно мужчины, боятся слово сказать или лишний раз дотронуться до спортсменки. Чуть что — сразу обвинение в харрассменте. Если тренер скажет девочке, что она жирная, он завтра же не будет работать. И это правильно! Здесь катаются самые разные дети, и полненькие в том числе. Каждый человек по-своему прекрасен, и никто не сказал, что, если у тебя есть двигательный талант, потом ты не сможешь добиться результата. И скинуть вес, если надо, но уже собственным, взрослым решением. В России же проблема в том, что советская система подготовки осталась, а люди-то поменялись. Когда я начинала работать в 1986-м, мы все были так воспитаны: ходить строем, не выделяться, слушать чужие указания. Но теперь совсем другой мир, дети общаются в соцсетях, видят разные примеры. Но почему-то думают, что никак иначе обращаться с ними нельзя. Ужас еще и в том, что, закончив карьеру и став тренерами, они продолжают работать со своими учениками точно такими же методами, от которых страдали сами.
— Какой выход?
— Я работаю уже 35 лет, и много думала на эту тему. Нигде в фигурном катании нет такого финансирования, как в России. Нигде дети уже с первого-второго класса не бросают школу ради спорта. Нигде нет такого количества талантливых тренеров. И при этом только недавно, при Этери Тутберидзе, у нас начались успехи в женском одиночном катании. Почему так? Да потому что девочки выходят на лед как на казнь. Они боятся, что их отругают, они не оправдают надежд — все, о чем писала Маша Сотскова. А американки выходят, чтобы показать, какие они прекрасные и талантливые. В этом вся разница.
— Почему тогда стали выигрывать девочки Тутберидзе?
— Потому что они еще дети! Я никогда с ней не работала, но могу предполагать, что все проблемы у ее спортсменок начинаются как раз с приходом пубертата. Через этот период человека нужно аккуратно провести, то есть подготовить к временному спаду, научить любить себя в новом теле. А ему вместо этого со всех сторон твердят: если у тебя выросла толстая попа — жизнь закончена, ты никому не нужен. Отсюда и широко распространенная история, когда в юниорах россияне выигрывают все подряд, а во взрослом спорте куда-то пропадают.
Идея с трансформацией платья как у Щербаковой появилась еще в 1980-х
— Вам приходилось кардинально менять имидж спортсменам?
— Конечно, так происходит очень часто. Бывает, что я даже предлагаю: давай я сделаю так, как я вижу, а если тебе не понравится, потом переделаю за свой счет. Хотя для меня это может обернуться месяцем бесплатной работы, но это того стоит. Человек начинает верить в себя, видеть себя совсем в другом свете. Ведь девочка может жутко переживать даже из-за каких-нибудь ста лишних граммов. Бывало, что у меня падали в голодные обмороки прямо во время примерки. Видимо, дети выкладываются на тренировке, а потом, не покушав, едут сразу на примерку — и вот результат.
— Кто принимает окончательное решение насчет костюма — каким он будет?
— В США — ребенок вместе с родителями, и при желании они могут спросить совета у тренера. Но последнее слово — за ребенком. В России же все решает тренер. И это, я считаю, тоже один из видов психологического насилия над детьми. Во всяком случае, над девочками — большинству мальчиков все равно, в чем выступать. Но для девочки важно выходить на лед в том, что ей нравится, что она сама для себя выбрала. А тренер ее даже не убеждает, а заявляет в безапелляционной форме: ты будешь кататься в этом, и точка. Считается, что тренер знает лучше, но почему так? Тренер лучше знает, как ставить прыжки или шаги, но разве костюм — это его специализация?
— Если тренеру нравится тот или иной фасон, получается, что все его спортсменки начинают кататься в похожих платьях?
— Скорее даже так происходит, потому что один дизайнер делает костюмы для всей группы. А если девочка хочет отличаться, не быть как все? Выхода нет. На костюмы выделяются государственные деньги. Однажды ко мне пришли спортсмены — не буду называть фамилий — которые претендуют на высокие места, получают хорошую зарплату. И сказали: «Нам выделили на костюмы по тысяче долларов. Вы можете уложиться в эту сумму?» Я стала объяснять, что за такие деньги костюм будет с минимумом отделки. Предложила им добавить по 500 долларов из своих. То есть на два костюма за сезон человеку нужно было добавить тысячу долларов. После минутной паузы мне заявили: «Нет, это нас не устраивает. Делайте без отделки». И это говорит человек, который собирается бороться за медали. При этом я не сомневаюсь, что он легко потратит ту же тысячу долларов на какую-нибудь брендовую сумку.
— Как вам идея с трансформацией платья во время программы, которую воплотила в прошлом году Анна Щербакова?
- Это не новая идея. Мы делали такой костюм еще в конце 1980-х с Ирой Романовой (бронзовый призер чемпионата СССР в танцах на льду. — Прим. «СЭ»). Причем идея принадлежит самой Ире. Она вообще очень творчески подходила к созданию костюма, приходила со своими эскизами и в итоге получила высшее художественное образование. Это к вопросу о гармоничной личности.
Так что в платье-трансформере прорыва нет, люди просто вспомнили хорошо забытое старое. Я считаю, что премию за лучший костюм сезона заслуженно получила американская танцевальная пара Мэдисон Чок и Эван Бейтс. У них костюмы очень высокого уровня с художественной точки зрения, они ассоциативные и стильные. Есть платья, которые сделаны хорошей портнихой, а есть настоящая дизайнерская работа. Вот у американцев явно второй случай.
— Вам нравится, как изменилась внешне после переезда в Канаду Евгения Медведева?
— Однозначно — да. Мне вообще нравится все, что происходит с Женей. Пройдя всю эту жесткую диктатуру, она смогла сохранить в себе личность. А это в условиях российского фигурного катания почти нереально. Слова Маши Сотсковой и Бетины Поповой это только подтверждают. Я, кстати, помню Бетину, делала ей платье для программы «Кармен». Пришла красивейшая девчонка, при этом убежденная, что она толстая и ей ничего не идет. Ну как так? Кто ей это вообще внушил?
Самым дорогим порой оказывается костюм, который выглядит очень просто
— Что создать сложнее — платье для фигуристки или купальник для синхронистки?
— С точки зрения изготовления, наверное, платье. Но если подумать о раскрытии идеи, то тогда работать с купальником максимально сложно. Используя минимум средств, с огромным количеством ограничений (например, нельзя делать рукава), нужно создать такой костюм, который был бы не просто красив, а передавал образ. Мало что-то нарисовать на ткани и сверху засыпать это камнями. Нужен цельный образ, а еще необходимо сохранить пластику линий, подчеркнуть достоинства фигуры...
— Какие костюмы вызывают у вас максимальное раздражение?
— Те, которые сейчас в тренде в художественной гимнастике. В костюме должны быть линии, пропорции... В художественной гимнастике этого нет: все костюмы сделаны по одной выкройке, в них нет пластики, переходов, даже вырезы стандартные. Вроде как если оголить бока, то гимнастка будет смотреться худее. А добиться того же самого другими средствами нельзя? При всем обилии камней и стразов, с дизайнерской точки зрения это смотрится очень дешево. За редким исключением — например, красивые костюмы были у Маргариты Мамун.
— Кого вы считаете образцом стиля в фигурном катании?
— Очень стильно всегда выглядела Юна Ким. Маша Сотскова выделялась, хотя там нестандартная история. Ее мама копировала кутюрные платья, то есть переносила модели люксовых брендов на лед. Это не считается хорошим тоном, все-таки используются чужие идеи. Но сделано все было со вкусом и смотрелось красиво.
— Сколько в среднем стоит дизайнерское платье?
— Примерно полторы тысячи долларов. Дальше все зависит от материала, объема работы и так далее. Но за камни, за мишуру я денег не беру, мне это неинтересно. Порой самым дорогим оказывается костюм, который выглядит очень просто. Но это дорогая простота, которая стоит больших денег. И именно такие платья выбирают большие чемпионы. Вкус ведь тоже надо воспитывать с раннего детства.
