Статьи
«Если бы Стрельцов согласился играть за «Динамо» — его не посадили бы»
Это интервью Валерия Рейнгольда никогда не публиковалось. Мы делаем это сегодня, на девять дней со дня кончины известного форварда.
«Кто забил? Да вот, баранчик рядом со мной лежит»
— Над вами же сам Игорь Нетто как-то шефство брал?
— Прилетаем в Алма-Ату за два дня до игры. Нетто подходит к Николаю Петровичу (Старостину. — Прим. И.Р.) и говорит: «Валерку — ко мне в номер». — «Он же с Юрой Севидовым!» — «Никаких Юр. Эта шпана начнет играть в карты. Ко мне его!»
И вот я первый раз попал в нему в номер-люкс и обалдел. Он меня за руку водил в буфет в гостинице — да везде. Ребята хохочут. Ну а что мне делать? Вышли играть — я забил. У «Кайрата» была банда такая — грубияны страшные, били нас потрясающе. Володе Маслаченко, помню, голову пробили. И я там на 10-й минуте забил, а потом бодались еще 80 минут и выиграли — 1:0.
В три часа ночи Нетто позвонила жена, актриса Оля Яковлева. Она спрашивает: «Игорь, кто забил?» Он отвечает: «Да вот, баранчик со мной рядом лежит». Это он любя, конечно. У него все были баранчики. Но иногда были бараны. И совсем другим тоном.
В перерывах Игорь говорил редко. Только когда уже игра совсем не идет, он мог сказать: «Ну что, бараны, играть не умеют, кого набрали в команду!» А его Николай Петрович успокаивал сразу: «Кого взяли, с тем и играй, Игорь. Не хуже тебя и не лучше тебя. Это «Спартак»!»
За пределами поля — нормальный, вежливый, культурный. В общем, золотой мужик. В футболе — зверь! Разорвать мог любого и не любил проигрывать страшно. Но через десять минут остывал и становился совсем другим. Интеллектуал потрясающий. Здорово играл в шахматы, чуть ли не на уровне мастера спорта...
За Нетто мы всей командой ходили, просили, чтобы Симонян его из команды не отчислял, когда Игорь неправильно себя повел в перерыве матча с «Торпедо». Выступали те, кто постарше — Маслак, Гиля. И Нетто оставили. Он отдавался игре до конца, пахал как ишак.
Недаром около 11 лет Игорь был капитаном сборной. Когда у человека такая самоотдача, он может материться сколько угодно — все это будут нормально воспринимать. Потому что футболисты сами выбирают себе лидера, никто им этого не навяжет. Какой бы говнистый ни был у него характер.
— Играя в одной команде с Нетто, вы называли его по имени-отчеству?
— Это закон! Кроме Игоря Александровича — еще Анатолия Михайловича Ильина, спокойного, уравновешенного и очень скромного человека, которого считаю своим учителем. Вообще, всем этим людям поколения олимпийских чемпионов, спартаковцам до мозга костей, кланяюсь до земли.
Я счастливый человек, что успел поиграть в команде с такими людьми. Для меня это великое счастье. Стоять рядом с ними — уже почетно, не говоря уже о том, чтобы что-то выигрывать на поле! Они все любили «Спартак» в себе, а не себя в «Спартаке». И за «Спартак» готовы были в костер броситься.
Вот только мы после матчей ехали в семьи, а Нетто — в никуда. То Яковлева сидит в ресторане ВТО, то еще где-то задерживается. Личная жизнь у Нетто не сложилась. Может, поэтому он рано ушел из жизни. Хотя Ольга попала в театр за счет него. Потому что Игорь играл в «Спартаке», а знаменитые актеры и режиссеры были его болельщиками.
— Нетто никому в команде не рассказывал, что у него родной брат Лев по политической статье сидел. Об этом стало известно только в 90-е годы.
— А они с Левой долго не общались. Это Лева его пожалел и пошел на то, чтобы взять к себе жить в последние годы. В игровые годы и после них Игорь был занят женой и футболом. С футболом у него все сложилось здорово, а в жизни — беда.
— Почему у Нетто не сложилась тренерская карьера?
— Такие люди не могут быть тренерами, потому что слишком много копают под себя. Думают, что эти все не так делают, как он сам бы сделал. А они так не умеют! Игорь пробовал работать — в Африку ездил, в Азербайджан. Но дело еще было в его характере.
Он страшно не любил несправедливость. И мог поставить на уши начальство, от которого зависел. Рассказывал мне: «Валер, в Баку невозможно тренировать — одни ... (дураки), в футболе ничего не понимают». В Ярославле мог послать директора завода. Честный, кристально честный во всех отношениях. Таких людей мало — и они страдают, мучаются. Сами не понимая, что делают не так.
— Но с детьми любил работать, и Игорь Шалимов, помню, был ему очень благодарен.
— Ну а как не быть благодарным — оказаться в руках такого человека? А как Нетто обожал всех животных, как кормил дворняг, которые жили в Тарасовке! Говорил: «Они несчастные, бедные, ты-то в кровать пойдешь спать, а они где будут?»
— За ветеранов с Нетто играли?
— Много. Его 60-летие вместе праздновали. Женька Ловчев ему тогда машину подарил — новый «Москвич», иномарок не было еще. Сделали в честь Игоря турнир по мини-футболу в Лужниках с участием трех команд. В одной — Нетто, Маслак, Крутиков, Логофет, Севидов, Гиля и я, в другой — Черенков, Гаврилов, Хидиятуллин, Ярцев, Дасаев, третья — французский «Ред Стар», который мы 6:1 разделали.
А потом был концерт очень приличный во Дворце спорта, который тот же Ловчев организовал. В ресторане я подсел к Игорю, а у него слезы текут. Он говорит: «Меня не будут больше за ветеранов брать». Отвечаю ему: «Игорь, пока ты жив, мы на руках тебя на поле вынесем!»
— Потом у него уже был Альцгеймер, а он еще с вами на ветеранские матчи ездил?
— Да. Я много раз в то время жил с ним в номере. Забирал у него все деньги, чтобы он их не потерял, отдавал уже в Москве. Женька ему говорил перед игрой: «Выйди на пять-шесть минут». Нетто: «Хорошо». А потом с поля уходить не хотел, посылал, когда просили.
— Вы и со Стрельцовым за ветеранов играли?
— И много. Классный парень! Кстати, Эдик сам говорил мне, что, играя за «Торпедо», болел за «Спартак». Он был лучший футболист мира. И, если бы играл на чемпионате мира в Швеции, еще неизвестно, выиграла ли Бразилия ЧМ-58.
Власть Стрельцова захотела посадить — и посадила. Ничего там не было. Каждому в нашей среде известно, что дай он согласие еще до судебного процесса играть в московском «Динамо» — все вопросы были бы сняты, а дело — закрыто. Но он сказал «нет». Что ж, нет так нет. Со всеми вытекающими.
Трагедия была еще в том, что умер директор ЗИЛа Лихачев, очень влиятельный человек. Был бы он жив — ни за что не позволил бы, чтобы Эдик сел. Подставили его. Вообще, не пойми что творится в нашем отечестве. Сами себе плохо делаем, а потом жалеем.
— Кому было сложнее в заключении — Стрельцову или Севидову?
— Я общался с обоими — и понял, что Эдику. Юрка моментально нашел со всеми общий язык, его приняли и воры в законе, и другие заключенные. А Стрельцов поначалу повел себя немножко неправильно, и его немножко побили. Но потом все устаканилось.
— Нравится мне корень этого слова. Можете вспомнить, как ярко и небанально распивали с товарищами по «Спартаку»?
— Выиграли 6:1 в Ростове за четыре тура до конца чемпионского сезона. 6:1 — у команды, где играли такие люди, как Понедельник! Приезжаем ночью в аэропорт — рейс откладывают. Что делать? Ребята отправляют меня к таксистам: «Иди, ты шустрый». А тогда с напитками плохо было, и через таксистов вопрос можно было решить.
Так таксист оказался нашим болельщиком. Открыл багажник — а там пол-ящика шампанского. И говорит: «Берите все бесплатно!» Я Севидова зову, других, и мы это шампанское из горла дуем. Самолет опять откладывают, шесть утра. Выпили, садимся в аэропорту, вытягиваем ноги... Старостин идет — а он же непьющий. «Юра, устал?» — интересуется у Севида, который дубль сделал. — «Очень, Николай Петрович!» — с трудом выговаривает Юрка.
Наивный Николай Петрович подходит к Симоняну: «Смотри, Никита, как ребята устали. Даже ноги вытянули». — «Николай Петрович, какое устали? Да они же пьяные в дупель!» — «Как? Вот заразы! Я же только что с ними разговаривал!»
— Поколение олимпийских чемпионов всегда сидело в ресторане «Арагви». Вы — тоже?
— Нет, мы ездили в Новые Черемушки. У нас друг там работал директором шашлычной. Кабинет для нас был всегда открыт.
Академик Келдыш просил для Севидова расстрела
— Молодой Севидов был парень дерзкий?
— Еще какой. У Нетто же все в игре должно было через него крутиться, тогда все молодцы. А начало атаки у нас обычно было простое. Маслак (Владимир Маслаченко. — Прим. И.Р.) очень здорово, сильно и точно выбрасывал мяч. Он метров на 40 бросал его на фланг Крутикову, тот пасовал Нетто — и пошло-поехало. И однажды против «Торпедо» Крутиков, у которого была сумасшедшая скорость, смотрит на Игоря — но не отдает, а как рванет с мячом в свободную зону! Нетто орет: «Лохматый, ты куда бежишь?!»
Крутиков бежит, потом отдает Хусаинову. Гиля видит свободную зону справа, обыграл кого-то — и как рванул туда! Теперь Нетто уже ему кричит: «Отдай!» со всеми возможными в такой ситуации словами. Мы с Севидовым хохочем, хотя игра серьезная. И тут мяч доходит до штрафной, Гиля пасует Севидову — и тот с места левого инсайда бьет в штангу. Все по делу, здорово дошли до ворот.
И тут, когда Севид не забил, Нетто орет на него: «Ты, пижон! Глиста!» И тут Юрка разворачивается и посылает его на три буквы, назвав еще и старым. Приходим в раздевалку, выиграли. И тут Игорь говорит: «Николай Петрович, не могу с этими больше играть. Меня Севидов на ... послал».
Старостин выслушал его и спокойным голосом говорит: «Слушай, Игорь, ну мы же выиграли матч!» — «А вы что, считаете, что если мы выиграли, то меня на ... посылать можно?» — «Если тебя каждый раз Севидов будет посылать, а мы будем выигрывать, я это только приветствую!» Игорь орет теперь уже на Старостина: «Вы такой же ... (дурак)!» Все смеются, включая самого Николая Петровича.
Или вот еще традиционная история. День игры. К нам в дверь стучатся. Все уже позавтракали, зарядку сделали, и Игорь Александрович орет в коридоре Тарасовки: «Никита, что за дела? Кого набрал? Чего эти пижоны спят?» А время — 10 утра, и мы реально спим. До двух ночи разбирали, как нам играть против «Торпедо», на нервах все.
Старостин и Сальников ему говорят: «Игорь, успокойся, да они без зарядки выйдут и «Торпедо» обыграют, оставь ты их в покое. Ну, выйдут в 12 часов, побегают». — «Вы их распустили, Николай Петрович». Глаза открываем, сонные, выходим. Севидов — Нетто: «Ну что ты орешь, спать не даешь?» Выходим на улицу, вся команда смотрит. Я как рвану через все поле, чтобы он успокоился! Севидов опять к Нетто: «Пока ты рот разинул — он уже на той трибуне».
— Нетто был строже любого тренера?
— Расслабляться не давал. И на самом деле был прав — на зарядку люди до 9 утра все-таки должны выйти, нечего храпеть. А мы были молодые, не понимали этого.
— Дело Севидова могло закончиться иначе, чем десятью годами заключения?
— Только если еще хуже для Юрки. Академик Келдыш вообще просил расстрела. Могли поменять статью и дать «вышку» за преднамеренное убийство. В Советском Союзе если уж расстреливали директора Елисеевского магазина — что угодно могло произойти. А здесь первый человек страны по ракетному топливу!
Это же секундное дело. Старый академик Рябчиков вдруг решил перейти дорогу на Котельнической набережной. Два телохранителя рты разинули, а Юрка не среагировал и со светофора рванул...
Хотя умер-то Рябчиков не от того, что Севид на него наехал. Сын академика, болельщик «Спартака», в Тарасовку приезжал к нам и говорил, что умолял мать простить Юрку — ведь отец скончался не от полученных травм, а от разрыва сердца во время операции. С анестезией переборщили.
— Сам Севидов признавал, что за девять часов до трагедии он пообедал с коньяком...
— Да, Юрка поддатый был. Мы с халтуры приехали. Получили в тот день в клубе хорошие деньги. Офис «Спартака» тогда располагался на Красносельской. В Брянске сыграли товарищеский матч при полном стадионе, «окно» у нас в чемпионате было. Там нам прилично заплатили, но перечисление сделали по срочной почте через клуб.
Приезжаем в Москву, нам говорят: езжайте в «Спартак» — получите деньги за эту товарищескую игру и премиальные за последние победы в первенстве Союза. Получили много, и Юрка говорит: «Поехали, погуляем». Отвечаю: «Не могу, меня жена ждет, уже договорились». В итоге они поехали с Володей Янишевским. Доездились...
— В те времена ведь премиальные давали в зависимости от посещаемости матча?
— Высчитывалось так. Если в Лужниках 25 тысяч зрителей и больше — это полный сбор. То есть в случае победы мы получаем сто процентов премиальных — 72 рубля с копейками. Проигрыш и ничья — ноль, хотя я застал еще два года, когда за ничью 30 процентов платили. А если на стадионе меньше 25 тысяч — в зависимости от того, сколько. Например, при 18 тысяч получали 61 рубль.
— Мог Севидов после выхода из заключения вернуться на прежний уровень лучшего снайпера «Спартака»? Стрельцову-то удалось, он два раза подряд стал лучшим футболистом СССР.
— Конечно, мог. Он и хотел продолжить карьеру в «Спартаке», но его Симонян не взял. Может, им со Старостиным сверху так сказали. В результате Юрка пошел к отцу в «Кайрат», и они вышли в высшую лигу, а он забил больше всех. Тогда он играл на прежнем уровне.
— А правда, что игрокам «Спартака», и вам в том числе, запрещали писать письма Севидову в зону?
— Да, КГБ запретил. И когда вначале писали, там читали и предупредили — чтобы больше, ребята, такого не было.
— Правда, что, если бы не прошлое Севидова, то при его понимании футбола после окончания карьеры ему дали бы гораздо больше шансов стать хорошим тренером?
— Юра был тренером, еще когда играл! Все видел, все понимал. А в том, что не получилось с тренерской карьерой, сам виноват. В какой-то момент пошел во все тяжкие, начал немножко неправильно вести себя в бытовом смысле. Хотя тренировал рязанский «Спартак», ярославский «Шинник», другие команды.
При этом был очень справедливым и честным человеком, мог подойти к любому первому секретарю обкома и поставить вопрос ребром. Это многим не нравилось. Рядом с ним не было человека, который мог бы ему подсказать, как себя вести в качестве главного тренера — там повежливее, тут подипломатичнее. А футбол он понимал потрясающе, секретов в нем для Севидова не было. Это, конечно, от отца пошло, от Сан Саныча.
— Почему-то Севидов представляется любителем западной жизни.
— Так и было. Все время мурлыкал Луи Армстронга, Фрэнка Синатру. Балдел от них, пластинки с Запада тащил. «А тебе, — говорил он мне, — только Лидию Русланову слушать». Еще Гиля Хусаинов обожал джаз и блюз.
Правильно Симонян меня отчислил. Немножко зажрались мы!
— Как вас в 25 лет угораздило уйти из «Спартака»?
— Но я и начал рано — в 18. И эти годы провел с большой пользой — по одной медали каждого достоинства, два Кубка... В первых еврокубковых матчах команды в истории отдал две голевые Юрке Семину. Есть что вспомнить. Может, недоиграл года два в «Спартаке», зато оставил хороший след в Воронеже и Ярославле. Недавно вот ездил в Ярославль — народ меня встречал и целовал. Великое счастье, когда люди тебе пишут: «Спасибо за все». В Москве пять команд — люди разбалованные. А там — одна. И они все очень хорошо помнят.
— Вас вместе с Семиным, Дикаревым и Корнеевым отчислили из «Спартака» в октябре 1967 года после матча в Алма-Ате с жесткой формулировкой «для оздоровления коллектива».
— Ну да, потому что мы там на повышенных тонах разговаривали, и Никита Палыч нас отстегнул. Тренер всегда прав, но это потом понимаешь. К Симоняну за то отчисление у меня нет никаких вопросов. Он как был принципиальным, порядочным, честным человеком, так им и остался. Где-то мы не добежали, недоработали, но амбиций было много. Вот и было принято такое решение. Ребята рассказывали, что Николай Петрович пытался ситуацию сгладить, но не получилось.
— Решение было чисто футбольным? Никто не обвинял вас в сплаве какой-то игры?
— Чисто футбольным. Года два не встречались, а когда увиделись — обнялись, и все в порядке. На обиженных воду возят. А то, что мы сделали вместе, осталось с нами навсегда. Сейчас мы в отличных отношениях.
Думаю, что Симонян правильно сделал. Потому что надо было что-то менять. Команда просела, немного зажралась — в том числе и мы, наверное. А через два года после нашего ухода выиграла чемпионат. Значит, тренер был прав.
— Почему в самом сочном футбольном возрасте отправились в первую лигу, в воронежский «Труд»?
— Вначале я ушел в ЦСКА. И поиграл бы там, если бы не порвал ахилл. Всеволод Бобров сказал мне: не дай бог после этого ты не заиграешь, и я, мол, не хочу, чтобы ты, перейдя из «Спартака», оказался лишним. После этого звали в «Зенит», в «Шахтер», но внутри что-то щелкнуло — не хотел играть против «Спартака» в высшей лиге. И уехал в Воронеж.
Семин после нас попал в московское «Динамо» и заиграл на хорошем уровне. А мне Логофет много раз говорил: вернись, тебя возьмут с удовольствием. Но я уже считал, что добился всего, чего мог добиться как футболист. Скорость начала падать, то, что раньше давалось легко, стало получаться с гораздо большим трудом. Зато обыграл в Воронеже «Спартак» на Кубок!
— Причем в чемпионском для спартаковцев 69-м. И вы стали автором единственного гола.
— Два дня играли, с переигровкой! У «Спартака» вся будущая чемпионская основа была — Кавазашвили, Логофет, Папаев, Калинов, Хусаинов, Осянин, Ловчев... Женька все время плачется, когда вспоминает: «Ну как?!» «А просто, — говорю, — Жень: взял и ударил».
Я играл против Логофета, и он меня поволтузил. Ноги недели две болели — обработал Генка их хорошо. А после игры подошел ко мне и сказал: «Иди, извинись перед Симоняном. Тогда с нами уедешь и вернешься в команду». Ответил: «Никуда не пойду, мне не за что извиняться». Самолюбие еще било через край.
— Сейчас жалеете?
— Нет. Как Воронеж гулял после той победы! Страшно вспомнить! Дошли потом до четвертьфинала и проиграли будущему победителю, «Карпатам» из Львова.
Надо освободить Карпина и назначить Тихонова!
— Какие соперники для «Спартака» 60-х были самыми принципиальными?
— «Торпедо» и киевское «Динамо». Но за пределами поля — дружили, с теми же хохлами. Никакой злобы ни у нас к ним, ни у них к нам не было. Тот же Лобан (Валерий Лобановский. — Прим. И.Р.) был очень хорошим мужиком. До последнего дня с Генкой Логофетом дружил. И Базиль (Олег Базилевич. — Прим. И.Р.) тоже — да все хорошие ребята! Но футбол вещь такая, что, когда политика вмешивается, и на него рикошетит тоже.
— Как, по-вашему, возродить настоящий «Спартак»?
— Первое — Карпину надо освободить пост главного тренера. Он должен понять, что в «Спартаке» себя исчерпал. Не говорю про то, что он кончился как тренер. Посмотри годика полтора-два со стороны, съезди в Испанию, наберись побольше опыта и терпения, не будь злым, получше разговаривай с журналистами...
Меня возмущает такая вещь. Почему «Спартак» играет на ножах против ЦСКА, «Зенита» — но не в каждом матче? Почему вразвалочку выходит против «Крыльев», «Волги»? Читаю Карпина: «Я не могу настроить команду. Они сами должны себя настраивать!» Да после таких слов ты должен немедленно подать в отставку, если ты мужик! Как это — не можешь настроить? Как это — проигрываешь «Мордовии», когда очки позарез нужны, чтобы в Лигу чемпионов попасть?! Играют как попало!
— А кого вы видите на месте Карпина?
— Тихонова. Надо рискнуть. Да, опыта у него мало, но он есть. Голова у Андрея светлая, парень уравновешенный, разговаривает и мыслит по-футбольному. Юрка Семин с чего в «Локомотиве» когда-то начинал? В таком же возрасте почти. И чего достиг.
Считаю, что надо Тихонову дать карт-бланш. Как в свое время Симоняну и Романцеву. А главное, что требуется от хозяина клуба — не дергать. Дать два года спокойно делать команду и выполнять все просьбы по футболистам. Вот тогда «Спартак» возродится!
Для меня главное, чтобы «Спартак» не чемпионом один раз стал, а в футбол играл! Вспоминаешь Гаврилова, Черенкова, Дасаева, Хидиятуллина, более ранние поколения — все играли комбинационно, красиво, в средний и короткий пас. Не в колхоз, как Игорь Александрович (Нетто. — Прим. И.Р.) говорил.
А что такое нынешний «Спартак»? Абсолютно нулевая команда, которая потеряла все, в том числе уважение к зрителям. У нее вообще нет лица! Для меня это самое страшное. Они не знают, что надо на поле делать. Во главе с тренером, конечно. Да, Карпин играл с Мостовым в Испании, и он хочет перенести это на «Спартак». Но, милый мой, это делается очень осторожно. Ты же все испоганил! Деревня такая, что иной раз смотришь и думаешь: «Боже мой!»
Тот же Веллитон был — да сплыл. Ну не может человек прийти в команду, приносить пользу громадную, два года подряд становиться лучшим бомбардиром в России, не в последнем в Европе первенстве — и вдруг сдуться. В чем дело?
— В чем?
— В отношении. Карпин называет Ловчева дворником и говорит, что тренером «Спартака» надо назначить Рейнгольда и Бубнова. Что ты меня подначиваешь? Мне иногда говорят: «Что ты критикуешь?» Да потому что у меня душа болит!
Ты кто такой, Карпин? Ты играл в «Спартаке» три года, а я — восемь! Какое право ты имеешь называть Ловчева, лучшего игрока Советского Союза, дворником? Есть кинохроника, как играл Ловчев и как — ты...
Или не могу сравнить мастерство Карпина с Гавриловым — это небо и земля. Но каждому свое. Если бы на поле было 11 Гавриловых, тоже не было бы «Спартака» — кто-то и бегать должен, и подавать снаряды. И ведь к тому же Карпину на кривой козе не подъехать. Тренеры и футболисты — одно целое, ребята! Зачем вы строите из себя павлинов?!
— Помню, как-то вас с Евгением Ловчевым и Александром Бубновым не позвали на традиционные предновогодние посиделки спартаковских ветеранов, которые организует клуб.
— Меня сначала не позвали, а потом перезвонили и все-таки позвали. Я узнал, что звать нас запретил Карпин. Смотрю на эти вещи очень просто — не позвали, и ладно. А потом позвонил не Вячеслав Егорович (покойный ныне глава спартаковских ветеранов. — Прим. И.Р.), а Жора Ярцев. Я ответил: «Приеду, конечно. Чтобы ребят увидеть, потому что люди каждый день из жизни уходят». Столько эмоций, когда с ними общаешься!
Все они в один голос говорят мне: «Ты молодец». Мне приятно от них это слышать, ни один не сказал, что я горожу какую-то чушь, когда даю интервью. Мы-то многие, мол, не можем так откровенно говорить, потому что работаем, а ты просто красавец. Вот помните какой скандал был с Веллитоном и Акинфеевым?
— Как не помнить.
— Так вот, виноват во всем там был сам Акинфеев! Ты куда полез, Игорь? Ты уже полевой игрок! Ну, боролись в воздухе. Симонян со мной спорить начал, когда я приехал к нему в федерацию. Была борьба. Я говорю: «Никита Палыч, сколько раз Маслак или Яшин покидали штрафную? Но они же успевали! Почему Акинфеев не успел?» — «Валер, ну он ему в бок врезал». — «В какой бок? Никуда он ему не врезал. Столкнулись, упали, и он приземлился на синтетику на больное колено. Вот и «кресты». А Веллитон тут при чем, милый мой!
Я в той ситуации сначала вообще не за Акинфеева, а за Веллитона испугался, что такая махина из него грелку порванную сделает. Но Игорь расслабился. Он вообще, знаете, пижончик. Да, талант, реакция страшная. Но некоторые мячи вообще не тащит, провожает мяч взглядом.
А вот когда Дикань пошел на Кержакова, и тот ему коленкой засадил — тут было не специально. В этом моменте не виню ни вратаря, ни нападающего. Чисто футбольный эпизод...
— Как объяснить, что почти все поколение «Спартака» 60-х так рано ушло? Может, это следствие того, что оно росло в послевоенные годы?
— Нет. Мне все-таки кажется, что это неправильный образ жизни. Многие мои друзья, видимо, хотели догнать жизнь. То, что они упустили в молодости из-за сборов, режима и так далее, они решили компенсировать, когда закончили с футболом. Сколько людей из-за водки раньше срока ушло из жизни! Из всего чемпионского состава 62-го года остались Сережа Рожков, Володя и Борис Петровы, Толя Коршунов и я...
...Теперь нет и Рейнгольда. И его удивительные, колоритные истории, лихая бескомпромиссность, пусть даже часто и ошибочные, но кристально честные оценки — все это осталось в прошлом.
Будем помнить.
