23 августа, 00:15
Вдова футболиста Сергея Мандреко Инга в интервью «СЭ» рассказала о его последнем дне. Мандреко умер в 2022 году после несколько лет болезни — у него был боковый амиотрофический склероз.
— Вот за что такому парню — столько мучений?
— Эта болезнь — просто шесть лет ада...
— Понимаю.
— Вот спросил бы меня сейчас Бог: хочу ли я быть рядом с больным Сережей и сейчас? Ответила бы: да! В конце от него осталось 30 килограммов, одни глаза. Последний год провел уже в специальном доме для угасающих людей.
— Хоспис?
— Это не совсем хоспис. Роскошные условия. Я не справлялась, с ума сходила. Попробуйте представить, что это такое — ежедневно человека мыть, чистить, надевать носки, класть, поднимать, кормить с ложки... Каждый день — одно и то же!
— Он уже не говорил?
— Да, уже не разговаривал, только мычал. Это было психологически невыносимо... Шесть лет, изредка выходя из дома! В тот момент я бросила учить немецкий, не общалась с друзьями, скверно выглядела. Сережа уже растворялся, от него ничего не оставалось. Но глаза — его, те же самые! Я понимала, что вот-вот настанет последний момент. Это казалось самым страшным. Я просила Бога, чтоб не позволил мне увидеть эту секунду.
— Не увидели?
— Увидела. Сергей умирал у меня на руках. Мне казалось, я схожу с ума. Сергей уходил в больнице, но я присутствовала при этом.
— В то утро знали, что именно сегодня все закончится?
— Нет. Не предполагала. Когда сил совсем не оставалось, уже думаешь: скорее бы все закончилось... В ту же секунду ужасаешься этой мысли, отгоняешь ее: «Нет, нет, пусть живет дольше!» Это большое испытание для тех, кто рядом. Каждый человек, который ухаживал, прошел через такое. Винишь себя за эти мысли не время спустя, а сразу, как только мелькнет. Это не описать словами.
— Не чувствовали, что Сергей сам хочет уйти поскорее? Прекратить страдания?
— Он хотел жить до последней секунды! Я ему благодарна за эти шесть лет. Чего не было, того не было — ни разу он не заплакал. Кто-то впал бы в депрессию — но не мой Сережа. Он порой жестоко надо мной издевался, требовал ухода. Это обычная история, как мне рассказали, — больной начинает манипулировать. Мог приказывать: ты должна делать вот это! Но слез я не видела ни разу. Никогда не произносил — я, мол, такой несчастный.