Феномен Тихонова
Феномен Тихонова – тема, благодатная, колосистая не только для газетного столбца, но и для научных монографий, и для исследовательских диссертаций. Докопавшись в поиске ее корней до земного ядра, удастся, наверное, понять и природу людской любви к футболу в целом, вообще. Выявить механизмы фотосинтеза его энергии в человеческие организмы, индуктивно определить, наконец, почему именно он, футбол, и только он, единственный на белом свете, наделен способностями будоражить миллионы сердец по всей длине экватора, объединять народы от полюса до полюса и влиять на их жизнь и суть.
Всеобщие – в границах отдельно взятого государства – любовь и уважение к Тихонову неоспоримы. У любого, даже самого ярого спартаковского антагониста, спроси – и услышишь в ответ: от "Спартака" меня мутит и корчит, но Тихонову – респект с поклоном! А почему так? Откуда все идет?
Поверхностное толкование обычно сводится к бытовой прозе: он никогда не щадил себя, каждую игру проводил, как последнюю, бился за свою команду в кровь, вел за собой, забивал решающие голы, да и человек хороший. Только это ничего не объясняет. Полным-полно было в "Спартаке" и бомбардиров, добывавших ему меткими ударами титулы и кубки, и бойцов-самоотверженников, и харизматических личностей, и вожаков, готовых без раздумий накрыть собой амбразуру. И выдающихся футболистов – не перечесть. А кумиром, "нашим всем" стал неброский парень с левого фланга.
Не знаю, как вам, а мне первым делом, когда произносят фамилию Тихонова, на ум приходят не голы, хотя их, особенно в ближние углы, запомнилось немало. Не хет-трик "Виллему" в Лиге чемпионов и не штрафной от "Силькеборга", отбитый им в нигматуллинском свитере, даже не золотая переигровка с "Аланией", где он вел за собой "пионеротряд" Ярцева – а доверчивый, светлый взгляд и лучезарная, во весь рот, улыбка. И только потом – хет-трик, штрафной, переигровка, пионеротряд, голы в ближние углы…
Одним лишь обаянием, разумеется, вечную любовь не завоюешь. Феномен Тихонова, наверное, в том и заключается, что все его футбольные старания и успехи дополняли образ "парня с нашей улицы" – он и в армии служил обыкновенной, а не в каком-нибудь СКА, и в футболе начинал с самых низов, и в "Спартак" пришел, можно сказать, пешком, среди толпы, а не прилетел волшебником на вертолете, не состоял в звездных когортах, обильно пополнявших в те годы красно-белый состав, – и на поле делал все с той самой искристой улыбкой. Из него буквально выплескивалось наружу удовольствие от игры за "Спартак" – почти детское, бесплатное, от души. И когда он лез в зубодробительные стыки – а лез он в них ежеминутно, и когда носился, не сужая огромных глаз, от ворот до ворот, успевая за минуту выбить мяч с линии своих и загнать в чужие, и когда брал на себя принципиальную ответственность, от которой тоже никогда не отлынивал, – чувствовалось, что от всего этого он безмерно счастлив, что все это он готов и рад повторять бесконечно, не жалуясь на боль и не филоня от нагрузок. И улыбка, такая же щедрая, как самоотдача, неизменно сопровождала все его шаги и движения.
Другие делали то же самое, но иначе. Кто-то благодаря необычайному таланту парил по-над полем, и все им удавалось влет, отчего порой казалось – вполноги. Кто-то, и это не скроешь, воспринимал игру как работу, тянул ее бурлацкой лямкой, закусив губу. Были и грозные, несгибаемые воины, и внешне, и внутренне заточенные на битву – такие обычно завоевывают почет и боевую славу, но не любовь. А Тихонов, чей тяжеловатый бег и рабоче-крестьянская техника мгновенно избавляли наблюдателей от ложных подозрений в его особой одаренности, просто отдавал футболу, "Спартаку", игре все, что мог отдать в эту конкретную минуту. С той же доброжелательной твердостью и сердечной решимостью, с какой отдают последнюю рубаху или бросаются на помощь в прорубь и в пламя пожара.
А публика очень чутка и отзывчива к таким проявлениям. И не влюбиться в Тихонова, такого прямого и настоящего, яростного, мужественного и одновременно доброго – я даже не постесняюсь написать: русского – она, умеющая ценить честь и честность, попросту не могла.
