«Гаврилов подошел к Феде и сказал: «Высоцкий не приедет. Он сегодня умер...» Репортаж Голышака о кино и Черенкове
Слеза Кружкова, платок Львова
Фильм закончился. Я долго сидел молча — время встать и уйти, а я ежился, сидя в кресле. Хотелось смотреть еще и еще. Кажется, не мне одному — крошечный, совсем камерный зал кинотеатра «Москва» желал того же. Все вокруг меня сидели в таком же молчании. В жизни Черенкова столько всего было после чемпионского 1987-го — где же все это? Давайте-ка вторую серию!
Я заметил, как обозреватель «СЭ», бывший пресс-атташе «Спартака», автор двух книг с Ринатом Дасаевым Александр Львов вытянул из кармана платок размером с дивизионное знамя, промокнул влажные глаза. Оглянулся смущенно: никто ли не видит?
Эх, Львович! Да все сейчас копошатся в карманах. Ищут платочки. У тонко чувствующего коллеги Кружкова запотели очки от нахлынувшего. Вот-вот капнет чистая крупная слеза.
Кто-то робко захлопал. Тут-то все и ожили. Довлатов написал бы — «я аплодировал так, что остановились новые часы».
Нет, часы не остановились. Но, видит бог, ладоней я не жалел.
Виктор Гусев: «Здесь настоящий Гаврилов!»
Вчитываться в титры оказалось довольно толковым занятием. Открываются замечательные подробности — что музыку к фильму (всю или частично) написал долларовый миллиардер, человек из списка Forbes Сергей Шишкарев. На его деньги, собственно, все и было снято, но этим-то меня не удивить. Но вот музыка!
Да и то, что один из послов фильма — Георгий Тамазович Джикия — тоже факт яркий.
Убедившись, что высохла подступившая в середине картины слеза, я вышел из зала. Почти столкнувшись в полумраке с добрым товарищем Виктором Гусевым.
— Как кино, Виктор Михайлович?
— Великолепно, — громким шепотом ответил он. — Два раза было близко к слезам, ком стоял. На старости-то лет... Великолепно показан футбол! А персонажи какие?
— Какие?
— Что Бубнов, что Гаврилов — просто потрясающие. Вот как сыграть Гаврилова? А здесь настоящий Гаврилов! Федя просто вылитый. Забываешь, что это актер. Манера бега как у Черенкова, поднимает руку точно как он. Это не так просто, у Федора не было в этом смысле какой-то очевидной особенности, за которую можно было бы зацепиться. Бесков тоже грандиозный. Я даже думаю: вообще, мог бы кто-то сыграть кроме Фоменко эту роль? Вот в «Легенде № 17» Меньшиков играет Тарасова. Он абсолютно не похож, но доносит образ. А здесь человек и играет, и похож на Бескова. Посмотрите на голы!
— Голы здорово сделаны?
— Это же абсолютно точное попадание. Не помню мяч головой киевскому «Динамо». Но вот гол Феди французам воспроизведен абсолютно точно. Как и мяч на «Маракане».
— Ну и память у вас.
— Вообще-то я матчи с участием Черенкова не комментировал — пришел на телевидение в 1993-м. Как раз в этот год он закончил с футболом. Но общались на матчах ветеранов. А старые игры я комментировал для хроники, поэтому все отложилось. Словом, от фильма колоссальное удовольствие. Смотрел на одном дыхании. Очень быстрые два часа!
— Мне жалко, что ничего нет про 89-й, 90-й. Такие драматичные для Черенкова.
— У меня ощущения недосказанности нет. На чем-то фильм неизбежно должен оборваться. В ленте про Харламова тоже ни слова про гибель. Точка поставлена очень вовремя что там, что здесь. Я не представляю, что буду сейчас вспоминать и о чем думать, добираясь до дома. Но точно знаю — никакого желания пролистывать справочники: а не ошиблись ли в какой-то сцене? За то, что создали, простится любая ошибка...
Маленький большой
Пока Виктор Гусев добирался домой во Внуково (кстати, на улицу Виктора Гусева, имени собственного деда), я спешил на предпоследнюю электричку с Ярославского вокзала. Возвращался домой, проезжая мимо той самой Тарасовки, которой так много в фильме. Как и электрички, которыми возвращались футболисты 1970-1980-х, показаны очень выпукло.
Я хмыкнул, вспомнив как в картине футболист Бубнов ловил в переполненном вагоне убежавшую у кого-то свинью. Отложив в сторонку журнал «Коммунист». Я-то знаю, в подмосковных электричках тех лет возможно было все. Но поверят ли юные?
Зашел в вагон — и вот она, прекрасная разношерстная толпа. Кто с гармонью, кто в шинели с оторванным лацканом...
Поверят! А не поверят — пусть проверят!
Я отыскал место у окошка — и вспоминал Федю, народного футболиста. Мой Федя — особенный. Не такой, как у вас.
Мой Федя смущенно расписывался на программке, отыскав чистый квадратик в самом углу. Другие футболисты подмахивали программку на ходу, размашисто. Где написалось — там и написалось. Но не Федор.
Его автограф я мысленно сравнил с тем, который увидел в фильме — и снова аплодисменты снимавшим. Все точно — и аккуратные буковки, и завитушка на конце.
Мой Федя отдавал такие передачи, что мне хотелось крикнуть на весь стадион диктору Валентинову: «Да скажите же вы, с чьего паса забили!»
Мой Федя сам забивал с нулевого угла «Кельну» на выезде — и плевать, что гол этот ничего не решил. Сдулись 1:3.
Мой Федя ошарашивал чем-то непостижимым «Аталанту», бойкую команду. Итальянцы в морозной Москве не знали, куда деваться, — и вратарь сносил собственного защитника...
Мой Федя был в еще большем отчаянии, чем я, когда «Спартак» оказался размазан великой командой «Стяуа». Ни до, ни после в 1980-х я не видел «Спартак» таким жалким, безнадежным. Увидев, как горюет Федя после 0:3, я вдруг успокоился...
Мой Федя, уже бородатый, за год-другой до кончины вдруг начинал горячо рассказывать что-то про английские стадионы — я слушал, улыбаясь. Знаете, о чем думал? А вот о чем — «какой же он маленький»...
Маленький большой человек. Любимец моей юности.
Письмо от Лэкетуша
Я помнил, как желал разбить телевизор после программы «Время» в 1990-м — когда объявили состав на чемпионат мира. Феденьки в нем не оказалось. Я ненавидел в этот момент всех причастных к новости — и диктора, и Валерия Васильевича, и проклятый экран.
Фотографию моего Феди печатал за год до того еженедельник «Футбол». Черенкова признали футболистом года — и снимок вышел восхитительный. Чувствуется рука Игоря Уткина, большого мастера. Маленькая дочка Настя идет по гимнастическому бревну — справа поддерживает папа, слева — красивая мама.
Федю мы с Сашей Кружковым как-то затащили в старую нашу редакцию на улице Красина — и впервые в компаньоны к нам напросились все, кто мог напроситься. Большой квадратный стол облепили корреспонденты всех отделов. Фотографировались с Федором даже охранники — ни до, ни после такого не случалось.
Из того интервью Черенкова выяснилось, что автомобиль у него еще недавно был. Но кому-то подарил.
Прочитав все это, кто-то из персональных поклонников подарил Черенкову новую машину. Но и на ней Федя ездил недолго — опять кому-то передарив...
Мой Федя совсем молодым оказался на Троекуровском кладбище — и я могу поверить во что угодно: что рядом, голова к голове, лежит Вася Кульков. Что неподалеку — Валентин Гафт и Виктор Понедельник. Но вот что здесь Федя — нет, не принимаю. И не верю.
Как-то на годовщину столкнулся у могилы с Дмитрием Градиленко, бывшим защитником «Спартака». Тот дважды становился чемпионом страны — в одном составе с Федором Черенковым.
Разговорились, Дмитрий улыбался воспоминаниям:
— Как-то сидели мы на зимних сборах то ли в Голландии, то ли в Германии. Перед сном отправились прогуляться. Я, кто-то из молодых и Черенков. И вдруг Федор говорит: «А вы знаете, что надо есть кокос?»
— Зачем?
— Мы тоже поразились: «Зачем?» Мы знать не знали ни про какие «Баунти». А Федор отвечает: «Очень укрепляет в смысле мужской силы...» Он год отыграл во Франции и все это, неведомое советским людям, прояснил. Я тоже на всю жизнь запомнил.
— У меня до сих пор перед глазами гол «Кельну» с нулевого угла. Не представляю, как Черенков его забил.
— Да, 1989 год, поздняя осень... А я помню другой момент. Тогда в Тарасовке часто дубль играл против основы. Как-то выхожу с дублерами, отвечаю за Родионова. Присматриваю за Федором, вся игра через него. Он смотрит в одну сторону, к Родионову даже голову не поворачивает. Я обернулся в другую сторону — кому ж он собирается отдавать? Тут же мяч оказался за моей спиной, Сергей Юрьевич вышел один на один и забил гол. Вынимай. Я и сейчас не могу понять: как же так?! На одну секунду расслабился!
— Вы с Черенковым легко перешли на «ты»?
— Когда я только попал в команду, заходил в спартаковский автобус, который отходил от Сокольников, не спереди — сзади! Сразу забивался в дальний угол, чтоб никто меня не видел и не слышал! Едва ли я мог в то время сказать Черенкову «ты». Да и вообще вряд ли мог сам завести с ним беседу. Черенков был для меня каким-то нереальным человеком.
— У того «Спартака» были матчи, после которых ветераны могли жестко высказаться. Выездной со «Стяуа», например, — и три мяча в воротах Дасаева.
— Лэкетуш с Хаджи разрывали...
— Ваш левый край, между прочим.
— В том-то и дело! Надо мной потом не ветераны смеялись, а мои одногодки — Мостовой и Шалимов. Говорили: «Град, подойди на вахту, тебе письмо пришло». — «От кого это?» — «Да Лэкетуш написал...» А Федор не издевался, нет. Не помню не то что выговора, а даже повышенного тона с его стороны.
Вся та спартаковская жизнь для меня сейчас будто сон. Было, но не со мной. Вот пересматривал недавно матч с «Глентораном» в Кубке чемпионов. Тогда спартаковская форма потерялась, дали какую-то чужую. Не помните?
— Что-то припоминаю. В черной играли?
— Черно-красная в шашечку! Кажется, Федор тогда забил. Вот это помню. Как играл — тоже помню. Но ощущение, будто происходило в каком-то параллельном измерении.
Старостин и кольца
...Я чуть было не проехал Клязьму, собственную остановку. Следующую после Тарасовки. Фильм про Черенкова меня поразил в самое сердце, увел в какие-то неведомые дали собственной памяти.
Поразил фильм даже не тем, что классно показан футбол — чему удивлялись и Георгий Джикия, и Александр Головин, и Валерий Карпин.
Они специалисты, им виднее. Меня изумила правдивость в мелочах — вроде зеленого «Мерседеса» Бескова. Или вид из окна его кабинета в Тарасовке — я был в этом кабинете, когда занял его уже Олег Романцев. Все помню. А Высоцкий — какой же он замечательный в этом фильме! Реалистичнее, чем в другом нашумевшем кино. Все понимают каком.
Я потрясен артистами — и предположить не смел, что Фоменко столь хорош будет в образе Бескова, а из Щербакова выйдет такой очаровательный Старостин. Пусть и с двумя кольцами на правой руке — чего я, пожимавший Старостину руку, никак вспомнить не могу. Пустой чай с сушечками — помню. Опухшие по-стариковски суставы — помню. Колец не было!
Ну и украшение любого фильма — Сергей Мигицко. Первый актер сегодняшней России. Это будет грандиозно — за какую бы роль ни взялся. Я не выдержал, набрал Сергею Григорьевичу в Питер, на всякий случай представившись.
— Кто ж не помнит старика Голышака! — мне показалось, искренне обрадовался Мигицко. — А где это вы успели посмотреть фильм?
— Закрытый показ в кинотеатре «Москва».
— Ого! — воскликнул Сергей Григорьевич.
Я зачем-то добавил:
— С видом на Красную площадь.
— Обалдеть! Приезжайте ко мне в Питер, приглашу к себе в театр. Действительно получилась роль? Вы не шутите?
— «Получилась» — не то слово...
Бубнов и свинья
Попутно я узнал много нового — никогда бы не подумал, что Черенков и Высоцкий встречались, общались. Невероятно!
Слово «невероятно» я готов употреблять без устали как самое подходящее. Как играла молодежь! Этот фильм, полагаю, даст путевку в большую кинематографическую жизнь чудесному мальчишке Александру Новикову. Просто король эпизода, новый Сергей Филиппов. Если не Филиппов, то Крамаров. Футболиста Бубнова сыграл изумительно. Александра Викторовича попробуй еще передай — чтоб вышло хорошо, а не карикатурно. Карикатурно-то и я вытяну.
Я узнал в толпе Новикова, подошел:
— Это же вы играли Бубнова?
— Я, — чуть смутился Новиков.
— С самим Александром Викторовичем общались?
— Пока нет. Думаю, все впереди. Но творчество его изучил все — начиная с 2011-го. Книжку прочитал, все ролики пересмотрел. Даже хронику смотрел. В фильме «Невозможный Бесков» Бубнов присутствует в большом количестве. Было откуда черпать информацию.
— Я все ждал, что Бубнов в фильме захохочет как умеет. Но так и не дождался.
— Мы все-таки снимали не сериал — некоторые моменты сокращались, вырезались. Надо было уместить путь Черенкова в два часа. А чтоб не терялся накал драмы, от чего-то отказывались.
— Хорошо, не ушла сцена, как Бубнов в электричке ловит свинью. Настоящему Александру Викторовичу, полагаю, это особенно понравится.
— Самый тяжелый для меня эпизод!
— Почему это?
— Раскрою тайну. Свиней было две. Животные уставали, снимали дубль за дублем... Целый день работаем — под вечер свинья уже не хочет никуда бежать! Даже витамины не помогают!
— В чем сложность снять?
— Был подвох — мы работали в едущей электричке. Можно было снимать, только когда лес за окном. Как начинают мелькать дома, останавливаемся и ждем. Свинья резво пробежать никак не хочет. Под вечер все сникли, решения нет. В одном конце вагона лежит одна обессиленная свинья, около другого тамбура — вторая, дублер... Вдруг дошло — это же мальчик и девочка! Надо одну пустить за другой. Девочка побежала, пустили пацана — и тот, визжа, устремился за ней! Все, стоп, снято. Мне потом три ночи снились вопли этой свиньи. Как руки ни отмывал, несколько дней пахли поросенком.
***
Я не мог уйти из кинотеатра «Москва», не дождавшись режиссера Николая Акелькина. Надо пожать руку, поздравить. Чуть-чуть поговорить о прекрасном.
— Мы делали фильм с любовью, с душой, — улыбается Николай.
— Это чувствуется. У меня ощущение большой удачи. А у вас?
— Скоро узнаем, как его смотрят. Будет ли жить фильм после проката. Вот это и будет ответом на все вопросы. Два с половиной года жизни посвящено фильму. Мне сложно быть объективным. Но вижу уже сейчас, после двух закрытых показов для футболистов сборной и журналистов, — люди выходят с влажными глазами!
— Была сцена, которая не давалась? Снимали и переснимали?
— Была одна футбольная сцена, которую я хотел снять одним кадром. Возможно, это режиссерская блажь. В начале фильма Федя играет за ДЮСШ против ФШМ. Нам хотелось показать, как разыгрывается мяч, Федя грудью скидывает под удар. Снимали одним кадром.
— Это сложно?
— Не то слово. 22 игрока на поле. Передача должна отдаваться туда, куда нужно. Потом идет большая диагональ на грудь. Футболист должен принять мяч. В это время между игроками на высокой скорости летает железная машина...
— Ох.
— Да, опасная вещь. Тут спасает только слаженная работа всей команды. И все равно — сделали дублей 15. Не получалось! То машинка опоздала, то передача пришла не на грудь... Но получилось в конце концов здорово, действительно без склеек — сцена одним кадром.
— В какой-то момент вы поставили точку. Перед вами лежит часов двадцать отснятого материала. Надо резать по живому. За какую сцену до сих пор больно, что она не вошла?
— Да, есть такая сцена. Гаврилов сообщает во время Олимпийских игр Черенкову, что умер Высоцкий. Это было потрясением для Федора Федоровича. Думаю, полуфинал со сборной ГДР он и не смог сыграть на своем уровне из-за этого потрясения. Все ведь случилось 25 июля, в день рождения Федора Федоровича!
— Вот это да.
— Кстати, после этого никогда день рождения Черенков не праздновал. Сборная СССР тот полуфинал проиграла. А Черенков, между прочим, на Олимпиаде-80 забил половину голов сборной. Сцена была снята так: Черенков ждет приезда Высоцкого в Олимпийскую деревню. Приготовил два билета на матч для Владимира Семеновича. Тут подходит Гаврилов: «Высоцкий не приедет». — «Почему?» — «Он сегодня умер...» По-актерски было сыграно очень круто. Но пришлось убрать эту сцену.
— Занимала много времени?
— Дело даже не в этом. Решили — мешает динамике развития сюжета. Интересно, но немного затянуто.
— Счастье для режиссера — работать с такими артистами?
— Это фантастика. Я бесконечно счастлив. Я еще не родился, когда Борис Васильевич Щербаков играл замечательные роли. С детства его помню. Мне было лет 12, когда заслушивался бит-квартетом «Секрет» с Николаем Фоменко. Сейчас в голове не укладывалось, что все эти люди будут у нас на съемочной площадке! Такие артисты приходят — и заполняют своей энергетикой, обаянием все вокруг.
— С Бубновым вы попали тоже замечательно. Хоть артист совсем юный.
— Саша пришел в первый день проб — и сразу подкупил искренностью, раскованностью. А главное — огромным желанием получить роль. Это чувствовалось: «Я заберу эту роль, я ее сыграю!» Потом мы смотрели разных «Бубновых» — понимая, что играть будет Саша Новиков. У него большое будущее. Я удивлен, что он еще не звезда российского масштаба.
— На Троекуровское к Федору ездили после съемок?
— Вот история: когда была дата смерти Федора Федоровича, мы как раз репетировали первое свидание Черенкова с женой. Их танец. Мне показалось это символичным — в день ухода человека репетируем что-то большое и светлое. Любовь против смерти. Я и актерам об этом сказал. Все работали по-особенному!
— Сцена удалась.
— Мне тоже так показалось.
— Когда-то Ролан Быков снимал фильм по Гоголю. Была череда мистических накладок, но Быков реагировал спокойно: «Значит, он этого не хочет». В смысле — Гоголь. У вас мистики хватало на съемках?
— Черенков для меня — фигура из детства. Любимый футболист. Когда возле спартаковского стадиона поставили памятник Федору, мы с женой сразу туда отправились и сфотографировались. Я думать не думал, что когда-то буду снимать про Черенкова фильм. А вот как все повернулось. Мистика это или нет?
