В 13-м туре РПЛ «Тамбов» играл против «Динамо». На 60-й минуте удалили хавбека хозяев Гурама Тетрашвили. Он подошел к лежавшему на газоне Себастьяну Шиманьски и умышленно наступил ему на правую ногу. Потом КДК дисквалифицировал Тетрашвили на четыре матча. Когда они прошли, Гурам так и не вернулся в состав «Тамбова». Стало интересно, куда он пропал. Еще хотелось понять мотивацию его действий в эпизоде с Шиманьски. В начале года мы созвонились с Тетрашвили. Он все рассказал.
— Как отметили Новый год?
— На родине во Владикавказе. Как дети родились, всегда здесь отмечаем — в кругу семьи.
— Обычно футболисты куда-то ездят.
— Уже года три не выезжал с семьей на море отдыхать: то были проблемы с «Анжи», сейчас тоже какая-то скомканная концовка вышла. До последнего не понимал, что и как у меня будет с «Тамбовом».
— «Матч ТВ» писал, что вы разорвете контракт с «Тамбовом» из-за задолженностей по премиям. Это правда?
— Не видел этой информации, да, частично правда. Объясню развернуто: все началось после красной карточки в игре с «Динамо». Все видели тот момент, когда я наступил на ногу Шиманьски. На следующий день у нас была восстановительная тренировка, ко мне подошел главный тренер Первушин и говорит: «Гурам, мы с тобой перестаем сотрудничать». Принял это, попросил свои документы и зарплату, которые мне должен клуб, он отправил к спортивному директору Худякову. Позвонил Павлу Борисовичу, спросил, как мы будем решать вопрос. С учетом того, что убрать меня — решение клуба, руководство должно предлагать свои условия. Он сказал, чтобы я не кипел, что чуть позже все решим.
В последнее время играл с сильной болью в ноге. Поэтому предложил Худякову, чтобы меня отпустили в Москву на медосмотр. КДК дал четыре матча дисквалификации, а до конца первой части сезона оставалось шесть игр. Поэтому договорились, что примем решение по будущему зимой.
Поехал в Москву, сделал МРТ, оказалось, что я месяц играл с переломом лодыжки. Никто об этом не знал. Никогда не жаловался, что у меня что-то болит. Начал восстанавливаться. До Нового года прошел курс реабилитации и приступил к тренировкам.
Последние недели 2020 года звонил Павлу Борисовичу, чтобы понять, как мы действуем, что с финансами, но он не брал трубку. Закипел, обратился к юристу и написал в клуб претензию на расторжение контракта. На следующий день мне позвонил главный тренер Сергей Саныч (Первушин. — Прим. С.Т.), поблагодарил за работу, сказал, что наш разговор в силе и меня в команде больше не будет. Без проблем, все понимаю, я слишком эмоциональный игрок, просто хотелось все сделать по-человечески. Но Худяков не брал трубку, и я подал заявление на расторжение контракта.
— Что происходит сейчас?
— У клуба есть месяц, чтобы погасить задолженности. В ином случае контракт может быть расторгнут в одностороннем порядке.
— Знаю, что вы даже не тренировались с командой в последнее время.
— Да, из-за повреждения, о котором уже рассказывал. Три или четыре матча отыграл на обезболивающих. Выходил на поле с распухшим «галиком».
Травмировался в игре с «Арсеналом». Бил по мячу, а сзади подкатился кто-то из соперников. Думал, просто растяжение, а оказалось, перелом лодыжки. Не хотел на этом акцентировать внимание, но нога беспокоила, поэтому попросил сделать МРТ.
— Как за несколько недель в клубе не смогли обнаружить перелом лодыжки?
— Наверное, моя вина, что не сделал сразу МРТ. Подумал, что ничего страшного. Хотел играть, помогать команде.
— Вернемся к истории с удалением в игре с «Динамо». Вы ожидали такую реакцию? Почему тренер так отреагировал?
— Я скромный человек. Можете это увидеть по моему Instagram. Вообще могу его удалить, не люблю публичность. После игры по всем каналам об этом говорили. Мне все начали писать.
После игры зашел в номер, включил телевизор: «Тетрашвили совершил сумасшедший поступок». Для меня это был тяжелый момент. Не то, что я это сделал, а то, что это так массово разлетелось. Большой удар. А о том, сколько игр я пропущу, уже и не думал.
Много зависит от того, как ты это подаешь публике. Ко всем профессиям отношусь с уважением, но комментатор матча очень эмоционально отреагировал на тот эпизод. Он кричал: «Какой поступок! Что он сделал». Как будто я Шиманьски топором зарубил в прямом эфире. Понятно, что это было некрасиво, но комментатор еще и так подал эту ситуацию, что она приобрела дополнительный окрас.
Мне много нехороших вещей писали в Instagram. Даже супруге писали. Наверное, у таких людей свои проблемы в жизни, и они ищут любой повод, чтобы отвлечься. Только кто-то ошибется, и они, как гиены, как животные, сразу набрасываются. Не ответил ни одному человеку. Каждый может высказывать свое мнение, но кто ты такой, чтобы говорить какие-то неприятные вещи моей супруге о моих детях, о моей семье?
То, что произошло на поле, касается только меня и Шиманьски. Я же не желал ничего плохого болельщикам «Динамо», да и ему самому, была реакция на его поведение! Это футбол, на поле всякое бывает, не справился с эмоциями. Никто не имеет право комментировать меня и мою жизнь, потому что они не знают, какой я на самом деле.
— Вы записали видео с извинениями, где просите прощения у всех, кроме самого Шиманьски. Почему?
— В этой ситуации пострадавшим оказался только я. У него все хорошо, он подскочил сразу, со здоровьем все нормально. Спровоцировал одно удаление, другое, а его команда победила. За что я перед ним должен извиняться? За то, что он всю игру падал? Когда спросил у него, зачем это делает, он мне что-то прокричал на польском. Сказал ему: «Я тебя сейчас так ударю, ты реально упадешь». Ну, просто не успел немножко. Эмоции раньше захлестнули.
— Понял вашу мотивацию, но ведь было ясно, что это вызовет агрессию. Может, стоило принести хотя бы штатные извинения?
— Всегда все делаю от души, делаю искренне. Не хотел делать что-то для кого-то. Не собирался извиняться и не стал этого делать. Что было, то было.
— То есть даже сейчас не считаете нужным перед ним извиниться? Тот эпизод на поле выглядит странно...
— Согласен, выглядит некрасиво. Но лично перед ним не считаю нужным извиняться, объяснил почему. Он меня реально вывел. Нашего футболиста удаляют, а Шиманьски отворачивается и «хи-хи, ха-ха» делает.
Не хочется оправдываться, но мне кажется, все в совокупности привело к такому исходу. То, что команда проигрывала, у самого игра не шла, удаление партнера, не платят зарплату, непонятно, что вообще будет с командой. Когда не все гладко, тебя рано или поздно замкнет. Видимо, это и случилось.
— В том видео вы извинились перед командой, болельщиками, а также перед своей мамой. Почему сделали на ней акцент?
— Это уже не первое удаление. Бывали красные за жесткие стыки, удалили в конце прошлого сезона за то, что высказался в адрес судьи. После игры мне бывает стыдно звонить маме, потому что она смотрит все матчи, очень переживает. За ту карточку с «Уфой» она меня отругала. У нее давление поднимается, плохо начинает себя чувствовать. Потом долго восстанавливается.
Но во время игры ты об этом не думаешь. А когда уже выходишь со стадиона, вспоминаешь: «Блин, мама там, наверное, с ума сходит».
После матча с «Динамо» она позвонила в слезах и спрашивает: «Ну, почему опять ты? Зачем тебе это надо? Зачем ты ищешь справедливость там, где ты ее не найдешь?» Говорю: «Мам, ну, такой я человек. Так вы меня воспитали, что ищу эту справедливость там, где ее не найдешь». Ей тяжело даются такие эпизоды, поэтому хотел перед ней извиниться.
— Можете ей запретить смотреть матчи?
— Без шансов. Она будет смотреть игру, что бы ни случилось.
— Несмотря на все последствия и шумиху, вы считаете, что наступить на Шиманьски — это поиск справедливости?
— В какой-то степени да. Хотел до него донести, что он не прав. Просто форма, в которой это было сделано, оказалась неправильной. Это моя ошибка.
Он — хороший игрок, не имею ничего против него. Просто я такой футболист, который всегда бьется до конца и никогда не симулирует. Не было у меня за карьеру мысли — упасть, чтобы сопернику желтую дали или красную. Всегда рублюсь, пока позволяет здоровье. В этом сезоне была игра с «Ротором», мне на 12-й минуте в игровом эпизоде ударили локтем в глаз. Чувствовал, что глаз начинает заплывать, а в конце тайма игроки подходили и спрашивали, вижу ли я, что вообще происходит. В раздевалке меня начало тошнить, один глаз уже не видел. Понял, что дальше уже не смогу играть. И хоть кто-то об этом говорил? Комментаторы или кто-то еще? Никто.
А тех, кто падает после каждого столкновения, я не перевариваю. Мой организм их не переносит. Я — полная противоположность таким игрокам. Посчитал, что удаление нашего футболиста было несправедливым, поэтому хотел объяснить Шиманьски, что он ведет себя неправильно. Он начал рычать, орать. Понятно, что ничего хорошего он мне не ответил. Все, у меня закипело. Подумал: «Сейчас убью его» (смеется).
— Еще в том публичном обращении вы сказали: «Я не крыса». Почему именно эта фраза?
— Потому мне начали писать, что я поступил, как крыса.
— В Instagram?
— Да, это, по ходу, была какая-то запланированная акция болельщиков «Динамо». Сначала написал один парень: «Ну, все, сейчас тебе ***». И понеслось: крыса, не крыса.
Знаю себя, меня знают мои близкие, я никогда ничего не делал, чтобы так называли.
Все меня знают в команде. Гурам на поле и Гурам в жизни — это два разных человека. Наверное, мне вне футбола не нужны эти эмоции, я их оставляю на поле. А в жизни считаю себя добрым человеком для своей семьи, близких и друзей. Понятно, что для всех хорошим быть невозможно. Но агрессором меня никто не называл.
— Как команда отреагировала, что из-за этого эпизода вас фактически убрали из клуба?
— Подошел к ним и сказал, что меня, скорее всего, будут убирать, а они: «Ты чего? Мы пойдем за тебя просить к тренеру, к Худякову».
— А в итоге?
— Я поехал лечиться, наступила пауза. А сейчас в итоге многие ребята могут уйти, так что в этом нет никакого смысла.
Хочется по-человечески завершить историю с «Тамбовом». Хорошие времена здесь были. Мы были одним целым: команда, тренерский штаб, руководство. Хоть мы добирались на матчи на оленях, собаках и поездах, но на это даже внимания не обращали. Все просто бились.
— Что сейчас с задолженностями?
— По зарплатам не такие большие долги. Последний раз дали за сентябрь, по-моему. То есть должны еще за три месяца. Но те деньги, которые нам давали в последнее время, находил сам Худяков. От Тамбовской области с лета не было поступлений.
За прошлый сезон должны много. Это премии, какие-то личные договоренности и бонусы за сохранение места в РПЛ. Не знаю, как для кого, но для меня это приличная сумма.
— Все знают, что в «Тамбове» небольшие зарплаты. Какая ситуация у вас?
— Могу сказать за себя. Все думают, что игрок из РПЛ очень богатый, у него есть все. Что он — не потерпит пару месяцев без зарплаты? В «Тамбове» очень небольшие оклады — на уровне команд ФНЛ, претендующих на повышение.
На еду, конечно, хватает. Но у меня не самая приятная ситуация. Сначала в «Анжи» недополучил приличную сумму. Потом я в Белоруссии играл ради погашения ипотеки. Спасибо Александру Витальевичу Григоряну и Худякову, которые взяли меня в «Тамбов» и вернули в РПЛ. Первое время все было идеально, все вовремя. Но с момента начала пандемии пошли разговоры, что будет тяжело.
Хочется получить честно заработанное. Я бился за эту команду, получал в голову, в глаз, в ногу, губил свое здоровье, а в итоге приходится обращаться за помощью к юристам. Должна быть справедливость.
— Ипотеку в итоге закрыли?
— Я ее продал (смеется). Не потянул.
— Где была квартира?
— Когда только ушел из «Тосно» в «Анжи», присмотрели квартиру в Питере. Нам очень понравился город, хотели в дальнейшем там остаться. Подумал, что зарплата позволяет, стабильность есть и взял ипотеку. Только оформил, а деньги вообще перестали платить. Там была приличная сумма ежемесячная. Продал машину. В конце 2018 года расторг контракт с «Анжи», но в январе 2019-го должен был вернуться. Однако из-за технических причин меня уже не смогли заявить, поэтому поехал в белорусский «Гомель».
— Почему в итоге продали ипотеку?
— Квартира была дорогая — около 9 миллионов. Вложил только 2 с половиной миллиона — как первый взнос. По сути, просто вернул все деньги, которые были вложены.
— Сейчас есть где-то своя квартира?
— Только во Владике.
— Что с вашим будущим? Писали, что у вас появились варианты в Казахстане...
— Есть человек, который подыскивает там команду.
— Есть вариант остаться в РПЛ?
— Может быть, сейчас кто-то узнает, что я ухожу из «Тамбова», и заинтересуется. Но до сегодня таких вариантов не было.
— В Осетии набирает ход «Алания». Попасть туда, наверное, мечта для любого местного?
— Конечно! С самого раннего детства отец водил меня на матчи «Алании». Для меня это что-то особенное. На стадионе у меня всегда мурашки шли от атмосферы. Собиралось по 30 тысяч человек на трибунах. Родился в этом городе, если бы сыграл за «Аланию», испытал бы настоящий кайф.
— Не зовут?
— Нет. У них сейчас ставка на молодежь. Смотрю их матчи, там много перспективных ребят. А со старым Гуриком никто не хочет связываться (смеется). Хотя здоровья еще хватает.